Он выл. В этом звуке не было ничего человеческого. Он выл, как зверь, загнанный, больной, беспомощный. В этом вое было всё: жалоба, мольба, вопль умирающего и просто истерика. Он выл без всякой надежды на спасение, просто от того, что по-другому уже не мог выразить свои чувства. Человек, живущий на чужом огороде в полусарайке-полутепличке, чётко осознал – начинаются настоящие холода, а это значит, что его жизнь заканчивается. Сложная, запутанная, временами никчёмная, временами светлая, но всё равно – жизнь.
Зима в этом году не торопилась в их края, и он получил временную отсрочку своей участи. Хотя жить в доме со стеклянной крышей и стенами было холодно, но пока не наступили морозы – терпимо. Пусть с кашлем, сотрясающим всё его существо, пусть вечно дрожащим от холода, но жить… Жить… А была ли она кому-то, и в первую очередь ему самому, нужна эта жизнь? Пару дней назад он, наверное, сказал бы, что нет. Но когда смерть замаячила совсем рядом, жить ему нестерпимо захотелось, только как выжить в морозы в стеклянном, выстуженном сарае он не представлял. Ужас и породил тот самый жуткий вой, от которого вставали дыбом волосы прохожих, чей маршрут лежал мимо садовых участков…
Только, видать, судьба была ему выжить и в этот раз. Один из «добытчиков» металла, промышляющий по заброшенным и сезонно-пустующим дачам, услышав странный звук, пошёл прямо на «него». Не иначе Ангел-Хранитель Степана его сюда привёл.
– Ты чего мужик? – почти заботливо спросил нежданный гость заросшего бородой, закутанного в старые куртки «хозяина» сарайки со стеклянной крышей.
– Жить охота, а помирать приходится. Холода наступают. Замёрзну напрочь, если крысы раньше не сожрут – обнаглели эти твари в последнее время. Видать, от зимы озверели… Живые существа, понимаю. Но не могу больше терпеть, как они по мне ночью бегают, загрызть норовят.
Он помолчал, потом добавил, глядя с надеждой на вошедшего:
– Хоть бы прибил что ли кто… Долбанул по башке…
Мужик не отвечал, тогда Степан продолжил, глядя в пустоту, говоря словно самому себе:
– Или из леса забрал… Может, ещё поживу, если Господь даст…
– Долбать не буду, не дождёшься, я не по этому делу. С Богом своим сам разбирайся. А наводку, куда податься можно – дам. Иди на Щёлковскую, это конечная синей ветки. Знаешь?
– Знаю.
– Там волонтёры каждый день с горячими обедами стоят. Старшая у них Юля. Говорят, помогает таким, как ты, баба добрая. Всем – не всем, не знаю. По-любому попробуй. Пошел я. Холодно у тебя, околеть можно. Мне ещё «поработать» нынче надо.
«Ангел» в виде спеца по металлолому исчез в снежной дымке, а Степан еле дождался следующего утра. Всю ночь он мерил шагами сарайку, чтобы не заснуть и напрочь не замёрзнуть. Он добрался до Измайловской как раз в то время, когда сюда приехали волонтёры и подтянулись те, кто рассчитывал получить бесплатную еду. Без труда «вычислив» старшую – немолодую женщину с уставшими серыми глазами, он подошёл к ней и начал с места в «карьер»:
– Помогите с работой. Дома нет, денег нет… Жить хочется… Может, в какой монастырь трудники требуются?
Внимательно глядя на «новенького», зашедшегося в этот момент в застарелом кашле, Юля ответила:
– Попробую. Но ничего не обещаю. Переночевать можете в наших комнатах. Там и душ, и парикмахер…
Через три дня Степан стоял около автобуса, отправлявшегося в один из маленьких, но важных городов центральной России, рядом с которым находился скит известного всему православному миру монастыря. Он рассказывал историю своей жизни и, хотя не смотрел на Юлю, но по тихим судорожным вздохам понимал – она плачет. У него не было желания вызвать жалость волонтёра, да и вряд ли они ещё раз увидятся, просто она спросила, а он почему-то решил «вывалить» всё…
В автобус прошла высокая женщина с сыном-подростком. Степану показалось, что она не обратила никакого внимания на него с Юлей, но когда стал пробираться на своё место, находившееся, как выяснилось через проход от них, то уловил взгляд соседки в красном пальто. В нём сквозило недоумение – с каких пор в приличный автобус стали пускать бомжей? Хоть и был Степан выбрит, подстрижен, одет во всё чистое и вполне приличное, всё равно человека, жившего как и где попало, было видно издалека. Она не стала выказывать эмоции по поводу такого соседства, вероятно решив, что вряд ли человека без определённого места жительства запросто пустят в автобус. Может, она вообще о нём не думала, просто Степану так показалось из-за обострённого ощущения отталкивающего к себе отношения. Он покосился на соседку – та, закрыв глаза, откинулась на спинку сидения, вероятно, уснув, сын тоже спал, положив голову ей на плечо.
Степан с интересом стал смотреть в окно. Попутешествовать в своей жизни ему пришлось не мало, но в тех краях, куда он сейчас ехал, бывать не приходилось. Поэтому ему все было интересно – городки и поселки, «проезжавшие» мимо, лес, который теперь, когда он сидел сытый, и в тепле, вызывал у него восхищение красотой, а не чувство страха, голода и одиночества.
После остановки, во время которой соседи отправились в придорожное кафе, он увидел, как они, уже сидя в автобусе, крестили еду и, судя по сосредоточенному взгляду, читали молитву. Когда пирожки были съедены, соседи углубились в свои гаджеты: сын достал планшет, а мать – сотовый телефон. Степан подумал, что сейчас самое время заговорить и обратился к женщине:
– Вы, как я понял, люди верующие.
Женщина отвлекалась от телефона и вежливо улыбнувшись, ответила:
– Стараемся.
– Вы можете помочь другу? – так же улыбнувшись, спросил Степан.
Соседка в красном пальто слегка смешалась, но через несколько секунд, взяв себя в руки, так же вежливо ответила:
– Если смогу, конечно, помогу.
Степан протянул ей карманный молитвослов, у которого страницы были оторваны от корешка – слишком много ему пришлось «вынести» за время скитаний хозяина, это вообще было чудо, что он сохранился хотя бы в таком виде.
– Вот, почините, пожалуйста, я не знаю, будет ли у меня возможность это сделать самому.
– Конечно, конечно, спасибо, – женщина аккуратно положила молитвослов в дамский рюкзачок, а сын перекрестился и снова уткнулся в планшет, с экрана которого громко вещал герой популярного сериала.
– Сделай тише, ведёшь себя безобразно! – одёрнула женщина сына, но тот, то ли не услышав, то ли сделав вид, что не слышит, продолжил наслаждаться сериальной музыкой.
Мать сделала попытку вырвать из рук отпрыска громко «распевающий» планшет, но она не увенчалась успехом. Соседка зашипела:
– Или выключай или сейчас заберу и совсем не получишь до нового года!
Сын, пробурчав в ответ что-то типа: «Ага, щас!», всё-таки сделал звук чуть тише и, отвернувшись от матери, демонстративно приложил гаджет к уху.
Степан жестом подозвал женщину, и когда та наклонилась к нему через проход, сказал:
– Не дёргай его, угрозами ничего не добьёшься, лучше по-доброму скажи – понимаю, что хочется музыку послушать, но давай сделаем так, чтобы слышали только мы, а не весь автобус, некоторые спят, зачем людям мешать. Видно же, что пацан у тебя не глупый и пока ещё не наглый. Смотрю только, не общаетесь вы, каждый в своей «игрушке» сидит. Плохо это… Я вот тоже так сына потерял… Правда, ему уже двадцать три было.
У соседки приподнялись удивлённо брови.
– Потерял, потерял и ты потеряешь… Уже теряешь. Из-за телефонов этих, планшетов, компьютеров, фонов-монов… Мой в институте учился, последний год до диплома оставался, уже и работу неплохую нашёл… И тут, как у вас говорят, «завис» в компьютере… То ли игрушки, то ли общение в сети затянуло, то ли всё вместе… Не знаю… Год с женой пытались его образумить, думали – диплом напишет, а он только в компьютере сидел… Пропал парень… Через год сказал ему – всё! Не хочешь учиться – иди, работай, хватит на шее сидеть…
Степан замолчал, вспомнив сына, его улыбку, удивительно синие глаза. Андрея иначе как, красавчиком, никто никогда не называл. Родители думали – от невест отбивать придётся… А он, как засел в интернете, так никто ему не стал нужен – ни девушки, ни учёба, а на красный диплом шёл. Соседка молчала, выжидательно глядя на собеседника, потом решила прервать затянувшуюся паузу:
– И как всё разрешилось? Институт всё-таки окончил?
– Какое там, – махнул рукой Степан, – академ взял, потом ещё один, два года прошло, он не учился и не работал. У нас с женой стычки начались, и я, грешник, не выдержал, ушёл… Мы всей семьёй с Украины уехать собирались, уже всё готово к переезду было, а тут мне сын заявляет: «Не поеду и всё!» Жена с ним осталась… Разошлись мы… Я один уехал. Всё ей оставил, а собирались домик купить, как в скиту жить… и место присмотрели под Муромом, там такая красота, тишина, радость… Она потом, правда, приехала ко мне, я уже гражданство получил, и ей помог сделать… А дальше она меня за дверь выставила… Но я на неё зла не держу. Книги мои у неё остались, она их всё редактировать пыталась, я не давал, теперь, наверное, дорвётся, – он невесело усмехнулся, – книги я всё-таки неплохие писал, историю хорошо знаю, да и вера была. Мне коллеги в университете говорили, тебе, Степан, уже докторскую писать надо, а ты всё кандидатскую никак не закончишь. А я и не хотел заканчивать – зачем? Живого в этих научных работах ничего нет, их для себя делаешь, а книга – она живая, она людям нужна… Я, когда здесь совсем припёрло, по электричкам свои книжки продавал… представляешь, покупали?! Правда, потом как кризисы начались – перестали, только календарики ещё брали православные, молитвословы карманные иногда могли купить, а вот книги – перестали.
– А сын как же? Он где?
– Андрюшка-то? – Степан вздохнул, – говорят, работает где-то, не по специальности, конечно. Он в полиграфическом учился, друзья его, ребята с курса, уже свои типографии пооткрывали, а у Андрея хоть и ума – палата, а куда сейчас устроился, даже не знаю, кем – тоже не знаю… Хорошо, хоть где-то работает. Упустил я его, упустил… А всё компьютер. Смотри, мать…
Степан с соседкой помолчали.
– Вот дочка, Валентина, она, молодец, хорошо отучилась везде, крепко на ноги встала. Замужем, дитё, внучек у меня, Витька, растёт, пять лет уже… Валюшка она женина, я её удочерил, когда мы с Анной поженились, девчонке тогда четыре года было, она отцом меня считала, звала «батей». Я так считаю, что всё-таки смог её в люди вывести, хотя проблемы свои были. Лет в шестнадцать подружка у неё появилась, Лизка, не нравилась она мне, я как чувствовал – не доведёт она мою Вальку до добра. Запретил им дружить. Так она всё равно тайком с ней встречалась. У Валентины косища русая, глаза синие, огромные, красивая девка выросла, умная, книги читала. Чистая… Однажды Лизка эта за ней зашла – на дискотеку звала, я её за дверь выставил, но моя всё равно умудрилась за ней увязаться, пока меня дома не было. Вернулся – сердце не на месте, пошёл туда, а на мою Вальку уже кодла напасть готовится… Ну я-то ведь мужик здоровый тогда был, всех расшвырял, дочку забрал, как её трясло бедолагу… С тех пор она ни с Лизкой, ни ещё с кем ни на дискотеки, ни в компании не бегала. Сидела дома, книжки читала, вышивала, со мной не ругалась.
Замуж неплохо вышла, только через пару-тройку лет задурил он, Макс-то, муж её… Витюшка маленький был совсем, годик ему, а Макс «шырнётся», и ему на всё наплевать. Валентина потерпела-потерпела, потом собрала сына и ушла, квартиру сняла. Максу сказала – или завязываешь, или нас больше не увидишь. Полгода сама работала и Витьку воспитывала, кормила, одевала, от нас помощи не брала – гордая, знала, что нам брак не очень нравился, ну, и хотела ещё, что б муж знал – одни они с Витькой, осознал чтоб, что нужен дитю-то. Представляешь, завязал. Он ведь её, правда, сильно любил и сына тоже. Не смог без них. Колоться перестал, к жене вернулся. Валька, молодец, помогла ему не сорваться, когда они сошлись… Я Макса ругать не стал – сам в молодости так же чуть семью не потерял…
Степан, слегка скосив глаза, увидел удивление в глазах соседки, которое она из вежливости не стала выражать словами и, словно отвечая на незаданный вопрос, продолжил:
– Да… Было дело. Пить я не любитель был, но к травке как-то пристрастился. Сначала, вроде ничего было, весело даже… Дальше – больше, чего-нибудь «потяжелее» захотелось. Анна приходит домой, а я в полной отключке валяюсь на полу, рядом шприц… Еле откачали… Когда из больницы домой вернулся, тут меня как молния пробила – ради чего я теряю все? Жену, семью, жизнь? Ради травы? Таблеток? Кайфа сомнительного? Короче, смог себя в руки взять, слава Богу… Видать, Он и помог… Держит ещё меня, грешного зачем-то на земле…
Степан опять замолчал, глотнул воды из бутылочки, заботливо сунутой волонтёром Юлей в сумку и продолжил:
– Валя, дочка, хорошо живёт, работа у неё, дом красивый, машина хорошая, какой марки не знаю, я в этих новомодных не разбираюсь – большая такая, солидная. Со мной, правда, не общается – зачем ей отец-бомж. Ну, это понять можно. Плохо, что и мать не жалует – неудачниками нас считает… И в гости не зовёт, и так не встречаемся. Внука мне видеть очень хочется, я б его в шахматы научил играть… Витюшка, когда последний раз встретились, подбежал ко мне, обнял и говорит: «Деда, я тебя люблю, только маме не говори, ладно?!» Я на Валюшку зла не держу, слава Богу, смог её на ноги поставить, да она и сама девка серьёзная, всего добилась: семья, работа, молодец! Всё надеюсь, может, свидимся ещё, если человеком опять стану…
Степан неожиданно протянул соседке большой пирожок, который купила ему перед автобусом Юля:
– Возьмите! Я от души! Представляете, за эти несколько дней так отъелся, что совсем есть не хочу… Может, конечно, ещё от нервов аппетита нет… В новую жизнь всё-таки еду… В каких только передрягах не бывал, вроде ко всему привык, думал, спокойно перенесу… Не получается. Потрясывает маленько… Возьмите пирожок, если не брезгуете, конечно.
– Не брезгую, но не возьму – вам нужнее, неизвестно когда вы ещё есть будете. Это мы домой возвращаемся, а вам ещё дорога предстоит, поэтому не возьму! К тому же у него – она мотнула головой в сторону сына, – пицца есть, да и остановка скоро будет, если сильно есть захотим – ещё купим, – с улыбкой, но твёрдо возразила она. Степан не стал больше делать попыток вручить ей пирожок, а сам механически принялся его жевать, не чувствуя вкуса, видимо, правда, сильно нервничал.
– Детей терять нельзя… Иначе они могут и не вернуться… Я никого не виню – сам до такой жизни дошёл, чего себя выгораживать… Говорят, Анна моя, она меня на десять лет старше, жениха себе нашла, но оно и хорошо, одной тяжело… Может, хоть сейчас всё у неё наладится?.. Дай Бог, конечно. Когда она мою сумку с вещами выставила, я понять никак не мог – за что она? Но, видать, было за что… Бог ей судья… Я тогда комнату снял, через месяц с гриппом свалился… Позвонил ей, привези лекарств хоть каких, трубку бросила. Хозяйку попросил подождать с оплатой, а она меня тут же с квартиры «попросила», говорит, раз денег нет на съём – уходи. А больной ты или здоровый – не мои проблемы. Мне тогда девчонки из магазинчика соседнего здорово помогли… Они мне разрешили у них греться – не гнали на улицу. Но я не наглел, постою, отойду в тепле малость, и выйду – у них там проверки всякие, зачем людей подводить? Увидят хозяева, что бомжа приветили, уволить могут, а работу не так-то легко найти. Видок у меня, конечно, тот ещё был… Тапки домашние, куртка старая, стою, трясусь – температура высоченная. Но понимал – выходить на улицу надо. Один раз – чувствую – уйти надо, не спокойно мне как-то. Только на улицу вышел, хозяева подъехали. Вовремя я, а то бы девчонкам досталось, а они хорошие – меня ещё и подкармливали – вермишель пакетную заваривали. Дай Бог им здоровья. Ночевал в подъездах разных, чтоб не маячить в одном месте.
Потом знающие люди подсказали – где пожить можно бесплатно. Я, где мог, подрабатывал, конечно, то разгрузить, то поднести. В вагончике у меня хорошо было, уютно даже. Потом в нём Катя появилась – она на тридцать лет меня младше была, а что пережила за свои двадцать шесть, не передать… И ножом девку резали и жить негде было, и с ворами сошлась. Я к ней, как к дочери относился… Отогрелась она душой… Да и я другим с ней стал – не то, чтобы прежним, но всё ж совесть проснулась… А через полгода она под поезд попала…
Соседка от неожиданности отшатнувшись от Степана, посмотрела на него расширившимися от ужаса глазами.
– Я два дня рыдал… Остановиться не мог… Стыдно сказать, роптать начал… На Бога… Это я-то, который книжки духовные писал… А там покатилось – и подворовывать начал, и пить – чтоб от холода и мыслей спастись – вроде как легче становилось, забывался… Ещё что было говорить не буду – противно… от самого себя тошно… Страшно… А через несколько месяцев в вагончике моём ещё одна… появилась. Обрадовался, дурак старый, думал хоть немного Катюшку заменит… А эта разбитная девица, не иначе как оттуда (он опустил глаза вниз) прибыла. В общем, в одно не прекрасное утро остался я без всех документов, денег и вещей, только те, что на мне были, не украла… Когда её найти попытался, избили меня так, что три дня валялся без памяти… Потом вагончик мой сожгли, чтоб не выпендривался, значит. Так вот и оказался в лесу… Нашёл сарайку со стеклянным потолком заброшенную. Стал помаленьку её обживать. Паренёк ко мне прибился… Большой такой на внешность, а глупый – с родителями поругался, из дома ушёл… На что жить будет, где – ни о чём не подумал. Спрашиваю – чего умеешь? Ничего, говорит… С друзьями весело время проводил, а работать не пробовал. И девушка его бросила – на что он ей такой, никчёмный?.. Знаешь, пока жили рядом, изменился он… Книжки я ему читал, какие ещё у меня оставались в сумке, деваха их не тронула, они ей без надобности – не продашь… рассказывал много ему, о жизни говорили… Неделю назад он пошёл и на работу вдруг устроился, радовался как дитя… Вчера плакал навзрыд, обнимал меня, не пущу, говорит, как я без тебя? Ты мне как батя… Я ему говорю: чудак-человек, помру я здесь. Когда прощались, сказал – через полгода приеду, погляжу, как живёшь! Чтоб без пития, с работой, и обязательно с девушкой помирился. Обещал… Ты до самого конца едешь? – неожиданно спросил он соседку.
Та кивнула утвердительно и в свою очередь поинтересовалась:
– А вам куда?
– Мне в скит монастырский, по дороге с вами, только я ведь первый раз в этих краях, точно не знаю, где это.
– А. Я поняла. Мне больше другой монастырь нравится, он, правда, подальше и паломников мало, скромный, но там очень хорошо, спокойно, благодатно. А почему вы именно этот выбрали?
– Это не я выбрал, это меня туда определили. Я, когда понял, что смерть пришла, так завыл, что мужик, промышляющий металлом, не смог мимо домушки моей пройти. Адресок подсказал, вот я у волонтёров и оказался, попросил работу. Юля, старшая у них, это с которой мы возле автобуса стояли, сказала, предложу тебя в скит, они просили помощника им прислать, но возьмут ли – не знаю. Я ночью просить стал – если Ты меня на земле оставил, помоги человеком стать, в скит хочу, от прежней жизни уйти, – Степан закрыл глаза, заново переживая тревожное ожидание последних ночей и закончил, – представляешь, Юля мне вчера говорит – я в скит семерых предлагала, а взяли тебя одного… А ты говоришь – «выбрал»…
Автобус остановился. Соседка с сыном забеспокоилась:
– Мы к городу нашему приехали. КП уже, вам, наверное, выйти раньше надо было, а я не подумала...
Степан занервничал, но тут из стареньких, «жигулей», припаркованных недалеко от «колючки», вышел коренастый, невысокий мужик и направился прямиком к нему.
– Ты в скит?
– Да.
– Садись, поехали, а то мы уже подмерзать начали, тебя ожидаючи.
Соседка неожиданно перекрестила Степана и ободряюще улыбнулась ему.
– Смотри, мать, не упусти сына-то, – помахал он ей на прощанье и забрался на заднее сиденье машины. Человек из леса ехал в другую жизнь…
Юридическая компания «KORGAN» https://korgan-zan.kz/contacts/ осуществляет деятельность по следующим направлениям: представительство интересов юридических лиц по корпоративным и экономическим спорам, участие в разрешении трудовых и брачно-семейных споров физических лиц; оформление недвижимости; регистрация и ликвидация бизнеса; оформление лицензий и разрешений и т.д. Специалисты компании имеют огромный опыт и всеохватывающие знания. Предлагаются консультации по любым вопросам, связанным с законодательством и его нарушением. Любой юридический вопрос может быть решён специалистами фирмы.
Комментарии пока отсутствуют ...