Русская песня
В. К.
Помнишь, друг,
Как в родимом краю
Запевали застольем, бывало?
Подтяни мне,
А я – запою,
Как в родимом краю запевали.
Ты подтянешь,
А я – разойдусь,
Подголоском рванусь,
Замирая, –
Чтоб живая услышалась Русь
В этой песне из нашего края!
Чтоб ударила крепче вина
Буйной удалью,
Чёрной кручиной.
Нам, как матерь, –
навеки она –
С колыбели до часа кончины.
И душа перед ней не вольна –
Вместе с песней далёко уходит,
И слезой закипает со дна,
И любовью,
И мукой исходит...
Здравствуй, родина!
Здравствуй, родина!
В звоне метельном
Или в шуме летящей листвы
С вятским чоканьем
чудоКотельнич –
Град районный,
ровесник Москвы.
От перрона опять по порядку,
Только брызнет,
искря, гололёд:
Слева –
в прятки играется Вятка,
Справа –
поле за полем пойдёт.
Разбегутся дорожные знаки
от смертельного свиста колёс.
И в пространстве летящего мрака –
ощущение белых берёз!
Глянешь соколом,
плечи расправишь –
Что нам в жизнито надо,
мой друг:
Наша родина, слева и справа,
и распева родимого звук!
Но уже впереди – ты запомни! –
Золотое свеченье взошло.
Это брезжит моё Чистополье –
В чистом поле родное село...
Возвращение
Не всё летатьсвистать по белу свету,
Повороти
К родному сельсовету.
Ведь лучшее лекарство от тоски –
Дохнуть дымком отеческой сторонки,
Деревни попроведать –
Жаворонки
Иль, скажем, Подволочную, Гвоздки.
В медвежьих дебрях
их не всяк приметит,
Но, словно возле солнышка планеты,
Рассыпались
они вокруг села.
У нас в округе
этих деревушек –
Как у хорошей девушки частушек, –
И в каждую
Дороженька пошла.
И чуть не в каждой –
воротить бы юность! –
Не сох ты на гулянках,
пригорюнясь, –
Рвалась гармонь на правое плечо.
Забудешь ли те первые вечёрки,
Всю в лепестках черёмухи девчонку...
И посегодня сердцу горячо!
И потому – кому другому долог,
Ну, а тебе
любой не страшен волок:
Семь вёрст – не крюк
по стороне родной.
Но председатель говорит колхозный:
– Окстись, дружок!
Проснулся ты, да поздно.
Из деревень тех нету ни одной.
Всегото их осталось тричетыре.
Кто – вот как ты же,
в городской квартире,
А кто – в селе.
И что там ни пиши,
Тут волком взвоешь,
коль не посторонний,
Как будто бомбой ахнули нейтронной:
Дома стоят, народу – ни души...
Ну, что ж не скажешь,
грамотен и боек,
В масштабе, мол, великих
новостроек,
Что за печаль – какието Гвоздки.
Но ты не чужд ещё
земле родимой,
И боль беды,
беды непоправимой,
И боль вины
Берёт тебя в тиски.
***
Долго тянутся леса.
Комары кусаются.
На опушкеразвертушке
Волок расступается.
На угоре колокольня,
Кладбище.
А дальше сплошь
За селом за Чистопольем
В чистом поле ходит рожь.
За селом за Чистопольем
Проливные плещут льны –
Или это синим полем
Небеса отражены!
На приволье, в чистом поле,
Будто крыльями взмахнёшь:
Тут тебе Четыре воли –
Выбирай, какую хошь!
Здесь родился,
Здесь я рос.
В Чистополье от берёз
На душе светло,
как в детстве,
Горькорадостно до слёз…
В деревне ночью
Родное всё до одуренья!
Но как по кладбищу идёшь.
У телевизоров деревня
Московский смотрит охмурёж.
Луна блуждает в полумраке.
Могильно улицы тихи.
Молчат, как мёртвые собаки,
И не горланят петухи.
Со всех сторон обняв округу,
Затихли чуткие леса.
Зайти бы, что ли, в гости к другу,
Да не зайдёшь, мой друг спился.
В полупогашенных окошках
Мерцает дьявольский огонь.
И не слыхать живой гармошки.
Любил мой друг играть в гармонь.
Да что теперь! И мы не вечны.
Но смерть легка в родном краю.
Приду домой. Затеплю свечку
И поминальную налью.
Самоидентификация
Вятским рос ты или пермским,
Брянским иль сибиряком –
При мышлении имперском
Остаёшься русаком.
Но в славянском океане
Потерялся русский след:
Есть в России россияне.
Россияне.
Русских нет.
Слово «русский» под запретом.
Не с кем душу отвести!
Русский я.
Я буду третьим.
Где двоих ещё найти?
Памятники
Гранит и бронза, гипс и мрамор —
Не прихоть памяти людской.
В живом порыве гений замер —
И время замерло с тоской.
В руке Господней не старея,
Не признавая счёт веков,
Порой подшучивает время
Над суетой временщиков.
Всем верноподданным — спасибо!
Вновь обретя державный сан,
В Иркутске внемлет звон Транссиба
Царь русский —
Третий Александр!
Был строй, казалось, неизменен.
Проходят годы — не века, —
И сумрачно взирает Ленин
На адмирала Колчака!
***
Где ж та удаль, что шла, подбоченясь,
Где ж те песни, что чудились мне?
Почему, как последний лишенец,
Прохожу я по отчей земле?
Почему на земле этой древней
Торжествует попрежнему зло?
Так же грабят и гробят деревню,
Так же грабят и гробят село!
Те же древние страхи и страсти –
Как бы завтра вконец не пропасть.
Так же рвут горлопаны на части
Трижды клятую пахарем власть.
Об утратах почти не жалея,
Постою у старинной межи.
Ничего нет на свете милее
Безыдейного шелеста ржи!
Фронтовик
И соседи давно уж не рады –
Снова сдвинулся Ванька, дурит:
Он костёр разжигает в ограде
И кричит: «Севастополь горит!»
Урезонивать Ваньку без толку,
В этот час его лучше не тронь.
В белый свет он палит из двустволки
И орёт: «Батарея, огонь!»
Он крушит что попало, неистов,
По команде: «В атаку! Вперёд!» –
Разобьёт подчистую фашистов,
Севастополь России вернёт...
Успокоится,
Баньку истопит.
Но друзей вспоминая, твердит:
«Севастополь родной,
Севастополь…
Слышишь, друг, –
Севастополь горит!»
Моление Даниила Заточника
А ты, как пальцы не топырь,
Не сыщешь слов, как выстрел, точных:
– Не потка в потках нетопырь –
Ах, брат мой, Даниил Заточник!
Так и послышалась из тьмы
Веков живая перекличка —
Ведь поткой в детстве звали мы
Любую маленькую птичку.
…Скажу, к Молению склоняясь:
Все Даниил в пределах старых –
Не бережёт холопов князь,
И волчья сыть в его боярах.
Одно и то же каждый день
Увидишь ты везде и всюду:
Богатства блуд и похабень,
И честь, подверженная блуду…
Я дружно с потками живу.
Теперь уже без обезлички
Я поток ласково зову:
Снегирь, воробышки, синички.
Они расклёвывают грусть
Моей семейной крупорушки.
– Эй, налетайте! – я смеюсь –
От нищих есть койчто в кормушке…
Вдеревне
В России царствует разруха,
И к ней привычная давно,
Как Богородица, старуха
Глядит в забытое окно.
В старинных стенах прокопчённых,
Уже давнымдавно одна,
Она детей своих учёных
Перебирает имена.
Ты встретишь взглядом
Лик иконный
И оправдаешься с тоской:
Не прирастает старый корень
На почве новой, городской.
Но ты приехал, не за тем ли,
Чтобы понять, как дальше жить?
Хмель
Так обвил
Телеантенну,
Как будто хочет задушить!
***
Не село, а поселение,
Не народ, а население.
И зовут нас – ну, не грустно ли? –
Россияне, а не русские.
Деревеньки все повымерли.
Помню каждую по имени.
И от колоса до колоса
Не слыхать на поле голоса.
Там веселые, с иголочки –
Самосевом сосны, ёлочки.
Эх, гармошка красномехая!
Раньше шлобрело да ехало.
Но опять на те же грабли мы –
И раздеты, и ограблены.
И под вздохи наши тяжкие
Самогонка льётся с бражкою.
И уходит население
В небеса на поселение.
***
Жёлтый блеск молодого жнивья
Посреди августовского поля.
Русь, Россия,
Отрада моя,
Небывалая песня и доля!
Только ветер твой мерил простор,
Где сливается с небом дорога.
И в груди не проходит восторг,
Не стихают любовь и тревога.
Это, видно, осталось в крови
От славянских задебренных былей –
Чтоб мы помнили земли свои,
Берегли,
устрояли,
любили.
Чтоб на самой последней меже,
Перед взглядом родного простора,
Совестливой сыновней душе
Не услышать глухого укора.
Матёра
Валентину Распутину
Прислушайся к душе – она ещё живая,
Она не умерла в разврате и вине.
Саму себя храня,
Саму себя скрывая,
В молитвенной она страдает глубине.
Там тайная страна.
Там Русь – твоя Матёра.
Славянами, как встарь, заселена она.
Сияет солнце там средь вечного простора,
И недругам она на откуп не сдана.
Сияет солнце там
И, взгляд куда ни брось я,
Ухожена земля, куда ни обернусь.
Под колокольный звон качаются колосья,
И молятся в скитах святители за Русь.
Пусть нынче на Руси
Пиры справляет Нерусь,
И сатанеет зло, наглея всё сильней, –
РоссияРусь моя,
В тебе я не изверюсь –
Ещё восстанешь ты во всей красе своей!
Не сломлен русский дух!
Ты, в нём найдя опору,
Сама распорядись державною судьбой!
Прислушайся к душе,
Открой свою Матёру.
Проснись, родной народ,
И стань самим собой!