Если бы да кабы…
Больничная палата в терапевтическом отделении, куда меня определили, – как раз напротив холла. В палате я один, моя койка возле двери, и я хорошо слышал, о чём беседовали две пожилые санитарки, присевшие передохнуть от напряжённой дневной суеты на диван возле стола дежурной.
Разговаривали о детях. На темы вечные, истрёпанные. Мол, дети забывают позвонить, редко наведываются, хотя и живут почти рядом. Автобусом – не более получаса езды, а маршруткой – и того меньше. А если нежданно и посетят родительский очаг, то долго не задерживаются. Ссылаются на неотложные дела, на бесчисленные проблемы.
– Потом, когда помрём, быть может, спохватятся и пожалеют нас, да поздно будет, – произнесла с огорчением одна из женщин.
– А может, мы сами такими были? – вздохнула в ответ другая. – Не раз обижали родителей, а сами просто не замечали этого за своими заботами. Мы не замечали, а родители нас не попрекали, только печалились да дожидались от нас участия и сердечности. Вот вернуть бы время! Взгляда бы с родителей не сводила, день и ночь лаской их одаривала!
Женщины помолчали, потом поднялись с дивана и разошлись по своим рабочим местам.
Я достал из тумбочки общую тетрадь в потёртом переплёте, стал её перелистывать.
Дневниковые записи принадлежали моей старшей сестре Фросе, которая проживала за тысячи километров от меня, умерла в прошлом году. Мы виделись редко, общались письмами и по скайпу.
Смерть Фроси не была для меня неожиданностью: она тяжело болела. Однако ни разу не пожаловалась на жизнь, сообщала, что окружена заботой. Особенно тепло отзывалась о дочери Марусе и внучке. Маруся со своей семьёй жила на одной улице с мамой, и я не сомневался, что моя сестра Фрося обласкана вниманием родных и близких людей.
Откуда у меня общая тетрадь? Её мне прислала Маруся, вложив в посылку между книгами по здоровью, которыми я снабжал сестру, надеясь, что она воспользуется советами знаменитых лекарей и ещё на долгие годы поддержит своё здоровье.
Понятно: книги Маруся решила мне возвратить. Но зачем прислала мне тетрадь с личными записями Фроси? На память о сестре? Возможно. Дневниковые записи, как ничто другое, раскрывают внутреннюю сущность человека, решившего, как на исповеди, выложить на бумагу свои мысли и чувства, рассказать о своих радостях и огорчениях.
Фрося вела записи нерегулярно, но тетрадь была почти заполнена. С кем, в котором часу и о чём разговаривала по телефону, кто заходил в гости, какой интересный фильм посмотрела по телевизору, десятки рецептов, описания лекарств – это и многое другое можно было найти на исписанных мелким почерком страницах.
Среди обилия разнообразной информации, криком души, набатом, звучали слова отчаяния, в которые мне не хотелось верить. Сестра меня уверяла, что изнежена родными, а тут, в тетради, писала совершенно обратное:
«Плохо себя чувствую. Целый день прождала дочь. Обещала, что с утра зайдёт, но так и не зашла. Не могу к ней дозвониться. И у внучки телефон отключен. Неужели у них самих что-то случилось?»
На следующей странице:
«Сама позвонила дочери, не удержалась… И получила на орехи: мол, потревожила поздно, хотя на часах 22.30. Понятно, устала, но зачем на мне злость срывать? Очень досадно».
Через несколько страниц:
«Внучку не видела более недели. Скучаю по ней. На звонки отвечает, что занята. И чем там занята? И зачем ей купили смартфон? Даже ко мне придёт – не до общения, уткнётся в телефон да на кнопки нажимает».
Чуть далее:
«Позвонила дочери, но опять не вовремя. А мне очень плохо, таблетки не могу найти. Как ей теперь звонить? Боюсь. Ой, как стыдно, что болею и нуждаюсь в помощи!»
Я горько вздохнул и захлопнул тетрадь. Ах, милая Фрося!.. И зачем ты уехала далеко от родительского дома? Знал бы я, что тебе плохо! Я бы писал тебе чаще. Я бы общался с тобой по скайпу каждый вечер. Да и съездить к тебе раз в год во время отпуска – не было бы для меня затруднительно. Почему мы, люди, начинаем дорожить кем-то или чем-то, когда потеряем кого-то или что-то?
Я вспомнил родителей. А уделял ли я им достаточно внимания? Так хочется встретиться с ними, поговорить, поделиться радостями, получить совет, но родителей уже нет в живых. Смотрят они на меня с любовью и ободряюще с фотографий в альбоме… Однажды, в детстве, мама попросила меня прополоть грядки в огороде, но мне очень хотелось поиграть с ребятами. И я убежал на улицу. Потом мне совестно было посмотреть маме в глаза. Я до сих пор не могу простить себе тот проступок. Пустячный случай, казалось бы, так нет – осадок на душе на всю жизнь.
В больничном коридоре послышались знакомые шаги, и в палату ко мне зашли жена и внучка Танюшка.
Когда я отведал их угощений, жена покосилась на тетрадку в потёртом переплёте.
– Звонила Маруся, – сказала. – Плачет по матери… Я не могла её успокоить, сама разрыдалась. Жалко Фросю, замечательная она была… С Марусей так и не поговорили. Только плакала да причитала: «Если бы мама была жива, я бы для неё…» Грустно…
От двери послышалось:
– Если бы да кабы во рту выросли грибы, тогда бы был не рот, а целый огород.
– Танюша! – взорвался я, уставившись на внучку, которая, кружась по палате в известном только ей танце, невозмутимо напевала, как мне показалось, обидную и нелепую песенку.
Жена успокоила меня:
– Ребёнок ещё… Подурачится и перестанет… – и добавила: – Я заберу тетрадь домой, чтобы ты меньше тревожился… Мне стыдно за Марусю. И потому, что с дневниками матери легко рассталась. И потому, что не удосужилась их прочитать… Я бы так поступить не смогла…
– Не читала, – согласился я с женой. – Иначе, зная содержание записей, не прислала бы нам тетрадь…
Через несколько дней я поправил здоровье и выписался из больницы.
Подошёл к дому, а навстречу внучка со слезами на глазах.
– Малыш пропал, – заявила. – Совсем пропал…
Оказывается, пёс куда-то исчез ещё два дня назад, но мне об этом не говорили – боялись, что расстроюсь, а это на здоровье скажется.
С Танюшкой я обошёл все ближайшие улицы, расспрашивая прохожих. Заглянули в парк и на рынок. Окликая собаку, облазили все кусты вдоль ручья за нашим огородом. Когда-то Малыш уже пропадал, и я случайно наткнулся на него именно здесь, в лозняке. Он безмолвно лежал, положив голову на передние лапы, и едва переводил дух. Заметив меня, только вильнул хвостом, в глазах были тоска и печаль.
Я дважды приносил его домой, но каждый раз, отказываясь от воды и пищи, он, как только я отвлекался по своим делам, возвращался обратно. Помню, долго сидел рядом с ним и плакал, не зная, чем ему помочь. Но к радости всей семьи наш любимец вскоре поправился и уже через два дня звонко лаял на надоедливую сороку во дворе.
– Хоть бы Малыш был жив! – повторяла Танюшка, когда мы возвращались после напрасных поисков, когда за ужином делились своими предположениями. Мне почему-то казалось, что он опять позарился на лакомый с виду, но напичканный отравой, кусок мяса. Жена посчитала, что Малыш попал под одну из машин, которые прожогом носятся по улицам. И лишь Танюшка надеялась, что пёс или заблудился, или где-то загулял с собратьями, и обязательно вернётся. Наш безобидный пёс не представлял никакой опасности, а потому мы не держали его на привязи, предоставив ему полную свободу.
– Бабушка, можно, я не буду есть сосиску, а оставлю её Малышу? – попросила Танюшка.
– Ешь, внученька… Я не пожалею ему и две сосиски. Самые большие, самые жирные…
– А я сделаю ему на зиму новую будку, – не удержался я. – Просторную, утеплённую… Был бы он жив!..
Малыш объявился через два дня. Где он был, какая история с ним приключилась – мы, конечно, не смогли выяснить. Да и совсем не об этом мой рассказ.
Мы увидели пса возле нашего дома, когда возвращались из магазина с покупками.
Малыш с радостным визгом бросился к нам.
– Нашёлся! – Танюшка, раскинув руки для объятий, кинулась к Малышу. Но пёс увильнул в сторону и опрометью бросился к хозяйке. Та поставила сумку на землю, чтобы протянуть руки, но Малыш увернулся от неё и ринулся ко мне. Я попытался схватить его, но он и от меня уклонился и вновь рванулся к Танюшке. Пёс растерялся, не зная, кому же первому отдать предпочтение! Как он нам радовался! Как он по нас соскучился!..
Мы подошли к калитке.
Кто-то позвонил по сотовому Танюшке.
– Ой, Малыш, погоди, – она отстранила от себя собаку. – Да, Даша, я дома, – закричала подружке. – Приходи!.. Я прямо сейчас достану прибор для плетения, – внучка, опередив меня, забежала во двор и заскочила на крыльцо. – Дедушка, открывай дверь скорее!.. У тебя ключи?..
– Уймись, Малыш! Уймись! – цыкнул я на пса. – Тебе нельзя в дом! – и схватился за голову. – Да как же я забыл, что сегодня футбол по телевизору?! Неужели матч уже начался?..
Наступил вечер. Я не находил себе места, досадуя, что проиграла любимая команда. Жена готовила ужин на кухне. Танюшка пошла проводить подружку.
– Дедушка! Бабушка! – прибежала она с улицы всполошенная. – Малыш опять пропал! Нигде нет…
– Да куда он денется? – отмахнулся я. – Крепко уснул от усталости, вот и не отзывается...
– Он обиделся на нас, – обронила девочка.
– За что?.. Не выдумывай, – усмехнулся я.
И вдруг, словно током меня прошибло! Да как же так! Когда Малыша искали, то крепко печалились, без конца твердили, что если вернётся, гораздо лучше будем к нему относиться… А сами вот, занялись своими делами, а про обещания и позабыли… Если бы да кабы….
Лекарство от страха
Ко мне на две недели привезли шестилетнюю внучку. Жил я один, а потому сразу почувствовал праздник. Мы сходили в ближайшую рощицу за грибами, поплавали на лодке и порыбачили, а потом взяли в библиотеке хорошие книжки с картинками.
Поздним вечером, когда укладывались спать, внученька высунула нос из-под одеяла и встревожено спросила:
– Дедушка, а ты дверь закрыл на засов?
– Спи, – успокоил я девочку. – Ничего страшного не случится.
– А вдруг?.. Вот в нашем доме, в городе, грабители залезли ночью в соседскую квартиру… Страшно как!..
Я погладил внучку по головке, улыбнулся.
– Ты, правда, не боишься? – вытаращилась она на меня. – Мы же крепко уснём, и не услышим, как кто-то зайдёт…
– Пусть только попробует! Такой каши отведает!..
Девочка прыснула в кулачки.
– И ничуточки не страшно? – удивилась она.
– Не страшно, – я поправил на ней одеяло. – Ты же со мной…
– Де-душ-ка, – девочка вскинула бровки. – Я же совсем ещё маленькая…
– Ну, и что? – ответил я. – Мало ли что маленькая…
– Ты шутишь?..
– Ни капельки…
И я рассказал девочке историю, которая случилась со мной давным-давно, когда я только начал учиться в школе.
– Я жил с мамой в одном селе, а наша бабушка – в другом, соседнем. Наши сёла разделяли два ручья, между которыми расстилался широченный луг.
– И вы ходили в гости друг к другу?
– Да, очень часто…
– Ты, конечно, собирал бабушке букетик цветов…
– Нет, внученька, на том лугу цветы не росли…
– Почему? Не может быть!..
– Луг заболотился, зарос лозняком. Нам приходилось шагать по тропке, которая петляла между кустов… А в дождливую погоду там только в сапогах и можно было пройти – по лужам и грязи…
– Мрачное место, – передёрнулась внучка. – Лягушки да пиявки под ногами… Как в царстве Кощея…
– Ну, не совсем… Порхали мотыльки, щебетали птицы… Какие-то невзрачные цветочки попадались…
– Ну, хоть так…
– Мне, вообще-то, нравилось там… Но только днём… А ночью – лучше не заходи… В темноте в собственной комнате не пройдёшь, не наткнувшись на что-либо… А на местности и подавно – не ведаешь, куда шагаешь, под каждым кустом страхи мерещатся…
– А зачем ночью на луг ходить?
– Просто так ходить – и не за чем… А по делу – хочешь не хочешь, а надо… Пока мама поможет бабушке по хозяйству, уже сумерки наступают… Сама знаешь, осенью вообще рано темнеет.
– И часто ходили в потёмках через луг?..
– Часто…
– Так можно б было у бабушки переночевать…
– Ну, иногда ночевали… Но у самих дома было хозяйство, да и мама рано на работу вставала…
Внучка притихла.
– Ты уснула? – спросил я.
– Да нет, – ответила. – Тебя слушаю.
– Когда мы уходили от бабушки, та всякий раз тревожилась за нас, но мама спокойно и весело отвечала: «А мне не страшно. Я не одна, со мною сын».
Внучка подкатилась ко мне под бок, обняла меня ручонкой.
– Она, правда, не боялась? – спросила. – Или тоже шутила, как ты со мной?..
Я покачал головой.
– Нет, она не шутила… Да и я, дружочек, над тобой не подтруниваю…
– Но какой прок от малышни?..
Я не стал отвечать на вопрос.
– Однажды, – продолжил, – мне одному пришлось возвращаться домой…
– Ночью? В темноте? И бабушка тебя отпустила?..
– От бабушки я ушёл ещё засветло. Ходу-то через луг – полчаса, не больше…
– Заблудился?..
– С ребятами заигрался на краю села. Оглянуться не успел, как сумрачно стало.
– И вернулся бы к бабушке…
– Я побоялся, что заругает…
– Позвонил бы маме, она бы и встретила… Или тоже испугался, что ругать будет?..
– Тогда, миленькая, сотовых телефонов не было… Мама думала, что я у бабушки заночевал, потому за меня не волновалась… А бабушка, в свою очередь, понадеялась, что я уже давно дома…
– И…
– Я пошёл…
– Не испугался?
– А что оставалось делать?..
– Было страшно?.. Расскажи…
– Не помню уже… Давно это было… Сначала, конечно, жуть обуяла… Кромешная тьма, ничего не видно… Потом глаза привыкли, стал различать кусты, тропку под ногами…
– Я б одна не пошла… Я недавно ужастик смотрела… Знаешь, деда, как страшно!.. И что дальше?..
– Вдруг, слышу…
– Что?..
– Шорох чуть в стороне…
– В кустах?..
– Нет, в траве…
– И что это было?..
– Ёжик… Я сразу догадался, что это он шуршит… Кинулся с тропки и успел его схватить…
– Но он же колючий!..
– В иголках… Немножко меня исколол…
– А почему не убежал?
– Не знаю… Он просто свернулся в клубок… Когда я осторожно подсунул под него руку, он и развернулся у меня на ладони…
– Расскажи, какой он?.. Я только на картинке ёжика видела…
О ежах я совсем недавно читал в журнале. Девочка с интересом слушала, а потом спросила:
– Ты его отпустил, или домой принёс?..
– Домой…
– Наверное, молочком угостил?..
– Попотчевал... Мы спать улеглись, а он всю ночь по дому из комнаты в комнату шаркал…
– А мы можем поймать ёжика?..
– Ну, если встретится….
– Ой, дедушка, а как же ты через луг прошёл?.. Я представляю, как тебе страшно было!..
– И ничего не страшно…
– Почему?..
– Я же не один был…
– А с кем?.. Неужели, ребята тебя догнали и провели через луг?..
– Не ребята…
– А кто же?..
– Ёжик…
– Не смеши, дедушка… Опять шутишь?
– Представь, миленькая, ёжик фыркал, сопел, перебирал лапками… Я разговаривал с ним, и все ужасы ночи куда-то отодвинулись… Я не заметил, как прошёл по шаткому мостику через первый ручей, как шагал между кустов лозняка, как ступил на хлюпкий мосток через другой ручей…
– Правда?..
– Конечно, правда…
– Я всё поняла, дедушка! – девочка приподнялась в постели. – Получается, что я сейчас для тебя как тот ёжик для тебя в детстве и как ты для мамы в те годы…
– Выходит, что так…
– Извини, дедушка… Я ведь, честное слово, подумала, что ты надо мной потешаешься, – она опять улеглась и прикрылась одеялом. – И всё же, знаешь, закрой дверь на засов. На всякий случай…
Мы весело провели две недели. Я ни разу не запирал дверь на ночь, и даже распахивал окно на улицу в палисадник, чтобы в комнате, где мы спали, не было душно.
За девочкой приехали её родители. Вечером я проводил гостей на поезд, посидел на крылечке, посмотрел телевизор.
Укладываясь спать, я запер дверь, плотно закрыл на шпингалеты окна. Я долго не мог уснуть, прислушиваясь к звукам во дворе и на улице… Может, там кто-то ходит? Не те ли грабители, что месяц назад забрались к одинокому пенсионеру через четыре дома по соседству?.. И опять обострилась навязчивая мысль: «А не завести ли мне котёнка?».