Максим Горький в XXI веке / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Для России XXI век начался за десять лет до астрономического миллениума. Однако не потому, что она шла впереди планеты всей в экономической, политической, идеологической и других составляющих государственного развития, а потому, что в 1991 году она предала социалистическую идею и вернулась на ущербный кривой путь дикого капитализма – «бесстрастного слуги жёлтого дьявола, жадного золота». Ещё о нём Максим Горький говорил так: «Зло жизни, он не стесняется своей ролью, он цинично откровенен в своих действиях и, нагло говоря грохотом машин «всё моё!», равнодушно развращает людей, искажает жизнь» (статья «Заметки о мещанстве», 1905г.). Именно идея социального равенства, при которой возможны великие дела от индустриализации, культурной революции, военной победы над фашизмом, до освоения космоса, была предметом художественных и общественных чаяний писателя Максима Горького. Он в полной мере осознавал, что великие дела рождают великих людей, при произнесении имён которых хочется сказать: «Человек – это звучит гордо!»

С самых первых своих рассказов Максим Горький весомо заявил, что его религия – Человек с большой буквы. Вспомним романтичных героев начинающего писателя: Макар Чудра, Лойко Зобар, Радда, Данко со своим горящим сердцем, ведущим людей к свету из тёмного лесного царства. И таких людей Горький не находил в буржуазной России, в духовном смысле напоминающую душную, предгрозовую иссохшую от жара капитализма степь, жаждущую освежающего дождя. «Народ по природе смелый и предприимчивый, он долго ничего не мог сделать своими крепкими руками, туго связанный бесправием; неглупый он был духовно бессилен <…>, смелый он двигался медленно и безнадёжно, ибо не верил в возможность вырваться из плена…».

«Красивые – всегда смелы», но такие были только в сказках. И эту сказку взялся приближать к реальности молодой писатель Максим Горький. Позднее, присматриваясь, прислушиваясь к людям из народа, он понял, что они есть, эти красивые, гордые и сильные люди, как его Сокол, но они задавлены гнусной действительностью, социальной несправедливостью, при которой им – нужда и тяжкий труд, а жестоким их гонителям – все блага, возможные на свете.

Максим Горький был первым из высоких умов, кто на стыке XIX и ХХ веков художественными средствами заговорил об эксплуатации людей труда и необходимости их коллективного сплочения. Стефан Цвейг в своей речи к 60-летию М. Горького резонно подметил, что ранее «все виды творчества в Российской империи принадлежали дворянству… (имеется в виду ХIХ век). <…> Но вот происходит чудо, нежданное и негаданное: тысячу лет молчавший народ внезапно обретает дар речи. Из собственной плоти он сотворил свои уста, из собственного глагола – своего глашатая, из собственной толщи – человека, и этого человека, этого писателя и заступника – он вытолкнул из своего гигантского лона, дабы он всему человечеству, подал весть о русской народной жизни, о русском пролетариате, об униженных, угнетаемых и гонимых».

Словно искра, вылетевшая из огнива, тема угнетения трудового народа зажгла мировой пожар осуждения капиталистической действительности. Француз Анри Барбюс с романами «Огонь» и «Свет из бездны», датчанин Мартин Андерсен Нексе («Пелле-победитель»), американец Джек Лондон («Люди бездны», Железная пята»), словно вторя Максиму Горькому, подняли свой голос в защиту обездоленных тружеников, боль за которых стала их личной болью. «Я не могу допустить примирения между поработителем и порабощенным. Противоречия жизни должны быть свободно развиты до конца, дабы из трения их вспыхнула истинная свобода и красота, животворящая, как солнце. Великое, неисчерпаемое горе мира, погрязшего во лжи, во тьме, в насилии, обмане, - моё личное горе, - писал Горький в «Заметках о мещанстве».

Почему же в XXI веке в России (впрочем, и в мире тоже) ничтожно мало публицистов и писателей, воспринимающих горе народа, как своё личное, как Максим Горький? И разве российский капитализм с «суверенной демократией» чем-то лучше всех других национальных капитализмов мира? Конечно же, нет, не лучше, а хуже. Взять, к примеру, нашего политического «партнёра» США, где цены на коммунальные услуги, газ, электричество, воду, канализацию остаются постоянными в течение последних 20 лет. В России же цены в сфере ЖКХ растут ежегодно и не на один-два процента, а на 7-10%. Россия одна из немногих стран, где работники не всегда получают за произведённый труд оплату. На первое октября 2017 года задолженность работодателей перед своими работниками составляет 3,38 млрд. рублей. Почему бы не написать роман о тех людях, что не получают зарплату, но исправно выходят на работу, о том, как рабочий с золотыми руками не может прокормить детей. Даже в романе «Мать» нет такой темы, чтобы владелец Сормовского завода Д.Е Бенардаки, не платил зарплату рабочим. Да, штрафовали нерадивых и бракоделов, но, видимо, за дело, надо же было руководству отвечать за качество выпускаемой продукции: за паровозы, из которых каждый второй в России был сделан в Сормово.

Может быть, не только пишущей интеллигенции, но и самим современным рабочим неинтересна правда, как Павлу Власову, герою романа «Мать»? Именно он сказал:

- Люди плохи, да. Но когда я узнал, что на свете есть правда, - люди стали лучше!

Карл Каутский писал М. Горькому в 1907 году, после прочтения романа «Мать»: «Сила и художественная выразительность позволяют мне так глубоко проникнуть в эти условия, будто я сам в них жил». Далее он признавался: «…если Толстой учит меня понимать Россию, которая была, то Ваши работы учат меня понимать Россию, которая будет, понять те силы, которые вынашивают новую Россию».

Или в XXI веке физический труд стал легок, как детская игра, а между рабочим человеком и его хозяином (работодателем) наступило полное взаимопонимание и блаженный мир, при котором хочется лишь смеяться от радости и чувства глубокой надежды в светлом будущем без угроз увольнения и других санкций. И не нужно вовсе искать правду, как Павлу Власову?

Несомненно, заводской труд на станках с цифровым программным управлением, каждый из которых управляется бригадой из 26 программистов, а сам станок представляет собой по кубатуре целый цех времён Максима Горького, стал гораздо легче и интеллектуальнее. А, значит, и капитализм стал более человечнее к людям, работающим на владельцев «заводов, газет, пароходов»? И сами они, хозяева жизни, «которые захватили в свои руки власть над всей землёй и над человеком и всё хотят развить, укрепить эту власть силой золота», стали добрее к своим подчинённым? Что они не «обезумели от жадности» и не «стали глупыми и жалкими рабами своих фабрик и машин, своих векселей и золота, зарвались, запутались в сетях дьявола наживы…»?

Нет! Они лишь стали хитрее и изворотистее. Они, акулы производства и олигархи, вошли в составы законодательных органов власти, чтобы принимать законы и кодексы о труде, крепко охраняющие их частную собственность, полученную в результате грабительской приватизации 90-х, в целости и неприкосновенности. Законы о банкротстве предприятий позволяют зарплату рабочих включать во вторую-третью очереди, то есть обрекают их на голодную смерть. Они имеют право делить зарплату на две части: 30% из неё составляет твёрдый оклад, остальная часть – премии, которые выдаются не за достижения в труде, а за благосклонность к начальству, к угнетателям. И разве это не есть воровство, на которое государство, вовлечённое капиталом в соучастники, смотрит сквозь пальцы. Капиталист ворует не только у работника, но и у детей работника, обрекая их (в том числе ещё не родившихся) на нужду и беспросветное будущее. «Жестокость богатства так же очевидна, как и глупая жадность его», - пишет Максим Горький. Но думается, что эпитет «глупая» совсем не уместен. Жадность владельцев «заводов, газет, пароходов» очень даже обдумана, а не глупа. Однако, капиталисты воруют не только у своих рабочих, они обворовывают и родную страну, уводя прибыль и денежные средства, полученные от продажи произведённых товаров, в зарубежные банки, в офшоры. Их душит жаба, перекрывающая поток денег на развитие родного по рождению государства. Среди российских капиталистов за редким исключением нет патриотов.

И странно слышать призывы некоторых государственных мужей и СМИ, их обслуживающих, к единению общества, к примирению. Эти призывы в своё время слышал и Максим Горький, оценивая их так: «Они хотят примирить мучителя и мученика и хотят оправдать себя за близость к мучителям, за бесстрастие своё к страданиям мира». («Заметки о мещанстве»). И эти призывы - суть проявления мещанства утверждает он. «Роль примирителя – двойственная роль, и мещанин – вечный пленник внутреннего раздвоения. Всё, что он когда-то выдумал, носит непримиримые и подлые противоречия. Он в одно время даёт человеку бутылку водки и книжку о вреде алкоголя, взимая с того и другого товара известный процент в свою пользу».

Ах, как точно и мудро подметил Горький мещанскую сущность, совсем не изменившуюся за последние сто с лишним лет. Не это ли мы, граждане России, видим сейчас, но не признаём правду истинной. Почему?

Да, сейчас не индустриальное общество, которое обвинял М. Горький, а информационное и постиндустриальное, суть его кратко можно выразить всем известным умением «вешать лапшу на уши». Другими словами, оно в искусстве манипулировать сознанием так, чтобы человек верил не упрямым фактам, а словам, льющимся с экранов ТВ, со страниц газет и мониторов персональных компьютеров. Факты же таковы, что наёмные работники в офисах и цехах постоянно находятся под наблюдением камер видеонаблюдения, показывающих не только картинку, но и записывающих звук. Такой колпак пострашнее, чем контроль надсмотрщиков на рабовладельческих плантациях в древнем Риме и в США 18-19 веков, или контроль цеховых мастеров на заводах царской России. В XXI веке «хозяева жизни» хотят иметь в своей собственности не только тело и руки труженика, но его мысли и душу. Втайне они хотят совсем отказаться от живых работников, заменяя их роботами и андроидами. Без живых работников меньше хлопот.

Современное научно-техническое развитие, финансируемое теми же капиталистами, успешно решает задачу роботизации промышленного производства. Капиталисты хотят снять с себя ярлык «эксплуататора» и выдать себя за благодетелей человечества. Это им удаётся. Ну, как же, они заботятся о здоровье рабочего и заменяют тяжёлый ручной труд машинным, внедряют автоматику, роботы. Кроме этого, они поставили на службу себе философию. Для сокрытия преступлений капитала придумано течение социал-дарвинизма. Вкратце оно гласит: богатый человек добр и заботлив. Он платит большие налоги, благодаря которым кормится бедный и неблагодарный «нищеброд», носитель всемирного зла и смуты.

Наряду с основной задачей постиндустриального общества, сокрытие эксплуататорской сущности капитализма «нового» типа, поставлена задача «атомизации» трудящихся, чтобы каждый из них думал только о своей рубахе на грешном теле. Последствия этого каждый из нас, живущий в России, наблюдает ежечасно и ежедневно. Все заметили, как с возвратом капитализма, будто по мановению волшебной палочки, низко пали в обществе культура, нравы и иссякло, словно испарилось творчество. Четверть века назад пришла упорно призываемая либеральной интеллигенцией свобода творчества, но что-то никто не создал нечто похожего на «Берегись автомобиля» и «Девяти дней одного года» в кинематографе и не написал рассказа, равного по силе воздействия «Судьбе человека» и «Уроков французского». Рухнула, так называемая, тоталитарная советская система, принижающая возможности человека по утверждению либеральных буржуа, а результат? Итогом стала культурная и моральная опустошенность. Все это заметили, но мало кто задумался: почему так?

Максим Горький в статье «Разрушение личности» (1909) четко ответил на этот вопрос. Читаем и запоминаем: «Каждый знает, какую роль играла частная собственность в дроблении коллектива и в образовании самодовлеющего «я», но в этом процессе мы должны видеть, кроме физического и духовного порабощения народа, распад энергии народных масс, постепенное уничтожение гениальной, поэтически и стихийно творящей психики коллектива, которая одарила мир наивысшими образцами художественного творчества». В качестве примера я уже упомянул малую часть из них чуть выше.

Пришедший на смену советскому коллективизму буржуазный индивидуализм (прошу не путать с индивидуальностью) заживо похоронил народное творчество (ввиду не имеются уже созданные и ранее разработанные его виды). Творчество народа Горький характеризовал весьма категорично: «Искусство – во власти индивидуума, к творчеству способен только коллектив. Зевса создал народ, Фидий лишь воплотил его в мрамор».

После буржуазной контрреволюции народ с 1991 года замкнул свои уста и душу, даже политических анекдотов в лихие 90-ые было не услышать. Причина молчания – грандиозный обман: национальная собственность, ради укрепления которой народ отдавал здоровье и свои жизни, была передана в частные руки. «Народ безмолвствует», - отметил Пушкин, заканчивая драму «Борис Годунов». После этого молчания и апатии во время правления царя Бориса наступила великая российская Смута начала XVII века. Что случится с Россией после народного молчания новейшего времени, остаётся только догадываться. Очевидно только одно молчащий народ, потерявший энергию или пассионарность (по определению Льва Гумилёва), не способен выдвигать из своих рядов героев, о которых мы начали статью. «И всегда и всюду на протяжении истории – человека создавал народ», - констатировал Максим Горький. Активный, ищущий народ, - добавим мы от себя, - объединённый общей идеей созидания.

Разобщённый, запуганный и безмолвный народ весьма и весьма желаем капиталистам - им легко управлять. Максим Горький, анализируя принципы капитала, говорит, что тот строит общество по типу толпы - группы людей, связанных между собой временно, непрочно и по сиюминутному настроению. В такой системе, говорит Горький, «нет творческой, то есть социальной связующей идеи, и не может быть длительного единства энергии, - каждый субъект является носителем грубо и резко очерченного самодовлеющего «я»…».

Причинно-следственная цепочка в таком случае складывается вполне очевидная. Без коллективной идеи, объединяющей отдельных людей в народ, исчезает в нём созидательная энергия, подвигающая массы к творчеству. Без творчества хиреет культура, падают нравы в обществе, индивидуумы мечутся из угла в угол, погружаются в оккультные верования, бросаются в разврат, кто верит в Бога, кто-то преклоняется перед дьяволом. Короче говоря, кто в лес, кто по дрова.

Особое место в развитии общества, как во времена Максима Горького, так и в XXI веке занимает интеллигенция, заслуги которой в русском искусстве и в технике весьма и весьма значительны, но велика её вина в разрушении государства российского. И при том неоднократного: и в 1917, и в 1991 годах. Стоя всю жизнь на материалистических позициях, Максим Горький был уверен, чтобы понять психику любого человека, нужно определить его социальное положение. Положение интеллигента он определял так: «Позиция интеллигента в жизни была столь же неуловима, как социальное положение бесприютного мещанина в городе: он и не купец, не дворянин, не крестьянин, но может быть и тем, и другим, и третьим, если позволят обстоятельства». Очень верное замечание, полностью отвечающее поговорке о никчёмных людях: ни в городе Богдан, ни в селе Селифан. Тут требуется уточнение к словам Горького «но может быть и тем, и другим, и третьим» - может, но не хочет, и никакие обстоятельства не будут тому причиной. Интеллигент третьего и четвертого поколения скорее умрёт с голоду, чем станет крестьянином, потому что он презирает труд, особенно физический. Трудящийся человек для него – «неуловим, непонятен и внушает интеллигенту спутанное чувство робости перед ним, удивления и ещё каких-то ощущений, которые интеллигенту не хочется и трудно определить, но в которых мало лестного для мужика» («Разрушение личности»).

Так считает Горький, и думается, что он прав на все 100%, будто и не прошёл век. Впрочем, действительно, не прошёл, потому что Россия, предав социалистический метод, отброшена в идейном и экономико-политическом плане на сто лет, в эпоху первоначального накопления капитала или дикого капитализма. Тот, что мы проходим в текущий момент. Потому-то все характеристики, данные Максимом Горьким в 1909 году русским интеллигентам, писателям и мещанам идеально подходят к ним и в XXI веке.

«Современного литератора, - пишет Горький в статье «Разрушение личности», - трудно заподозрить в том, что его интересует судьба страны. <…> для них родина – дело, в лучшем случае, второстепенное, что проблемы социальные не возбуждают их творчества в той силе, как загадки индивидуального бытия, что главное для них – искусство, свободное, объективное искусство, которое выше судеб родины, политики, партий и вне интересов дня, года эпохи. Трудно представить себе, что подобное искусство возможно…». Оно не только возможно, но очень даже процветает, судя по победителям и лауреатам таких литературных премий, как «Большая книга», «Национальный бестселлер», «Русский Букер». В лучшем случае темами их произведений становятся мистика, истории давно минувших лет, различные утопии и антиутопии, оторванные от реальной жизни, в худшем - опошление и надругательство над советской историей с её достижениями. И те, и другие с обязательным русофобским душком. Она-то, русофобия, и является своеобразным пропуском к зарубежному читателю, привычно поносящему всё русское от творчества до спорта. Эти творения активно переводятся на иностранные языки именно в силу негативного отношения к советской и русской истории.

Почитайте произведения большинства лауреатов выше указанных премий, и вы согласитесь с мнением Максима Горького, описывающим этих авторов: «…для всех их одинаково характерна чрезмерно лёгкая возбудимость психического аппарата, быстрая смена его возбуждений, настроения угнетающего свойства, отрывочный ход идей, социальная тупость…».

Сравнивая литературу 80-х годов XIX века и литературу начала века ХХ-ого, Горький отдаёт явное предпочтение литературе прошлого, говоря, что в ней «заметна здоровая брезгливость юности, она не проповедовала педерастии и садизма, не смаковала картины насилия женщин…». В начале века XXI русскоязычное искусство пошло во все тяжкие. Проповеди свободы секса, педерастии, садизма, характерные для буржуазных мещан от искусства, возведены в превосходную степень. Теперь уже не только с текстовыми описаниями постельных сцен можно ознакомиться в «художественных произведениях», но и увидеть их, как своеобразные инструкции в натуре, со сцен театров и на экранах кино.

То, что литература начала ХХI века является нерасторжимой частью литературы начала века ХХ, нет ничего удивительного. И та, и другая её части отражают схожую капиталистическую действительность, хотя и разделена она веком. Угол падения равен углу отражения, и отражается художественный луч от абсолютно одинаковой поверхности: достижение наживы любой ценой, восхваление и преклонение перед сильными мира сего и западными «учителями», презрение к трудящимся людям, очернение истории страны. Потому-то характеристики Максима Горького так убийственно верны, поражают не бровь, а глаз, и лишний раз подтверждают истину, что бытие определяет сознание. Бытие же стало похоже, как сиамские близнецы.

Раз за разом Горький восхищает нас, читателей ХХI века, пророческим даром. Вот слушайте: «На Руси великой народился новый тип писателя, - это общественный шут, забавник жадного до развлечения мещанства, он служит публике, а не родине, и служит не как судия и свидетель жизни, а как нищий прислуживает богатому. <…> Современный русский «вождь общественного мнения» утратил презрение к пошлости: он берёт её под руку и вводит в храм русской литературы. <…> Он научился ловко писать, сам стал фокусником слова и обнаруживает большой талант саморекламы. <…> Иногда и он крикливо, как попугай, порицает мещанство; мещанин слушает и улыбается, зная, что задорные эти слова – лай комнатной собачки и что сахаром ласки легко вызвать у неё благодарный визг. <…> в них с поразительной быстротой выявлялась органическая неспособность интеллигента к дисциплине, к общежитию и немедленно чёрным призраком вставала роковая и отвратительная спутница русского интеллигента – позорно низкая оценка человеческого достоинства ближнего своего».

Да, что-что, а способностью к саморекламе, или самопиару, как говорят ныне, писатель ХХI века обладает уникальной. Он пользуется малейшей возможностью засветиться на экране телевизора, прекрасно понимая, что не талант, не знания, не опыт жизненный, не сострадание к человеку важны в век социальных сетей и телевидения, а количество выходов на экран. Массовая мещанская культура, а иной при капитализме быть не может, признаёт только тех, кто имеет покровительство хозяев, тех, кто имеет много «лайков» в соцсетях.

Максим Горький, говоря о неуважении к собрату по перу и к ближнему своему, как «позорному спутнику» интеллигента, писал: «…иногда от кого-нибудь из них мы узнаём, что кто-то из предков Льва Толстого служил в некоем департаменте, Гоголь…». Вот и в XXI читатели вдруг узнали от писателей и «исследователей», что Чехов посещал проституток, а Зоя Космодемьянская была шизофреничкой.

Всё изложенное выше даёт нам полное право поставить в текст выводов Максима Горького фамилии нынешних русскоговорящих (и только) «культурных просветителей». В этом случае мы будем иметь следующее: «Когда люди типа господина Мережковского (К. Серебренникова, А. Райкина, А. Макаревича, Ч. Хаматовой, Л. Ахеджаковой и т. д. и т.п.) кричат и поют о необходимости защиты «культурных ценностей», «наследия веков», то им не веришь».

В последние годы жизни М. Горький считал главным делом работу над романом-эпопеей «Жизнь Клима Самгина», этой, по сути, истории духовной жизни России на рубеже Х1Х-ХХ веков. Созданный им образ Клима – типичнейший образ хлюпика-интеллигента ХХ века, «лишнего» человека, такого же, какими в своё время были Евгений Онегин, Григорий Печорин, Владимир Бельтов. Над чем бы Самгин не думал, сознание его всегда на перепутье, он не может ни в чём конкретно определиться, ответы на чёткие вопросы у него всегда между «да» и «нет». И потому жизнь Самгина – это синтез наблюдений с 1905 года (время написания статьи «Заметки о мещанстве») М. Горького над российской интеллигенцией и анализ мировоззрения этой, так называемой, «прослойки», так дорого обходящейся российскому государству в его «минуты роковые».

Именно такие интеллигенты (а их в России немалое число), прозревая в Самгине свою сущность, в годы «перестройки» и позднее возложили на Горького ответственность за «сталинский» социализм, ненавидимый ими до глубины души. Дискредитация писателя в начале 90-х формировалась и проходила в условиях «борьбы с советским тоталитаризмом», с социализмом, как политической системы, с «проклятым» наследием коммунистических идей. Обладая весьма прочной злой памятью, интеллигенты, обладатели далеко не русских «Букеров» и «Больших» и малых книг, до сих пор не могут простить Максиму Горькому его провидческие определения, раскрывающие их гниловатую суть. Так, 8.12.2016 года на передаче «Культурная революция» Пётр Алешковский (лауреат «Букера») ничтоже сумнятеше навесил на Горького такие ярлыки: «босяк, люмпен из мещан, ловкий актёр и лицемерный позёр». Вот оно истинное проявление культуры интеллигента, верно подмеченное М. Горьким. Петру Алешковскому показались оскорбления недостаточными и завершил он свою «разоблачительную» речь совсем уж неприличным: «На руках Горького, как и Сталина, вся кровь, пролитая в стране до и после 1934 года». Несколько мягче рассуждал на этой передаче другой лауреат «Большой книги» Павел Басинский.

Базарно-уголовный диалект, характерный для нынешних «интеллигентов», дал основание Виталию Третьякову (политологу, автору и ведущему философской телепрограммы «Что делать?») утверждать в одной из статей, что русской интеллигенции в ХХ1 веке нет. Возможно, что так, но русскоязычная «интеллигенция» продолжает здравствовать и процветать, как змея, на шее доверчивого народа.

И ещё факт, что вызывает ненависть у «интеллигентов» к «босяку» Максиму Горькому и другим русским «босякам» из народа (С. Есенин, например), что он (они), по словам Андре Жида стал «всемирно услышанным» писателем. И ещё он сказал: «Ни один русский писатель не был более русским, чем Максим Горький». Нынешним «интеллигентам», несмотря на мощные СМИ, на социальные Сети, паутиной опутавшей земной шар, никогда не стать всемирно услышанными, потому что недалёк их кругозор и убоги идеи, которые они пытаются пропагандировать.

«Интеллигентов» бесит вся та огромная переписка, которую вёл М. Горький с великими людьми своего времени (20000 писем), в том числе и с зарубежными. Она говорит об огромном уважении к русскому писателю из народа, а, значит, и к самому народу, к русскому миру, ярко воплотившемуся в таланте М. Горького. Когда в конце 1905 года в разгар революционных боев в Москве М. Горького арестовали в Риге, а затем перевезли в Петропавловскую крепость, за его освобождение поднялась вся мировая общественность. Свободу Горькому требовали Анатоль Франс, Огюст Роден, Марк Твен, Анри Барбюс, Мартин Андерсен Нексе и другие. После освобождения Максим Горький уехал в США, создав там знаменитый очерк «Город жёлтого дьявола» и роман «Мать».

Есть и объективные (независящие от сознания) причины некоторого забвения М. Горького. Сейчас в России, как и во всем мире, у власти стоят представители «одномерного» человека, мещанина, поклонники жёлтого дьявола – самого главного врага Максима Горького, которому он противопоставлял Человека с большой буквы. Героя - сильного, красивого, справедливого, благородного. Потому М. Горький выведен из школьных программ, потому сменили название улицы в Москве на безликую Тверскую, потому убрали памятник буревестнику революции с площади Белорусского вокзала в той же Москве во времена мэрства «интеллигента» Гавриила Попова. К счастью, вернули на место, спустя четверть века, в июне 2017 года. Произведения Горького издаются малыми тиражами (например, тираж 1-18 томов писем 500 экземпляров). А цены? Подарочное издание М. Горького в семи томах (2017г.) стоит 29000 рублей. А как иначе, разве будут духовные мещане пропагандировать идеи своего противника.

И как бы там ни было, прежде всего, он был народным заступником, а не просто пролетарским писателем, как его представляют сейчас «интеллигенты». Они чётко понимают, что в условиях постиндустриального общества надобность в пролетариате резко уменьшилась, а, значит, должен исчезнуть из памяти народа его защитник и их идейный противник, колющий им глаза правдой, как иглой. Мелкобуржуазное общество – их питательная среда. Аморфное время без чёткой дисциплины и ответственности, но с воровством на всех этажах «социального лифта», время болтливых «лириков» в ущерб практичным «физикам», время голого расчёта вместо искренней любви, время суетливых подхалимов и забвения здравых, прямых мыслителей. Это общество и само мещанство – «бездонно жадная трясина грязи, которая засасывает в липкую глубину свою гения, любовь, поэзию, мысль, науку и искусство» («Разрушение личности»). Вот почему в ХХI веке нет гениальных произведений, усыхает наука и творчество, нет Героев, нет Человека.

Остаётся лишь надеяться, что народ и писатель Максим Горький останутся неотделимы друг от друга. Или как писал (1928 г.) в заключении своей речи Стефан Цвейг: «Мы приветствуем Максима Горького, народом рождённого художника, и русский народ, который сам стал художником в его лице».

Быть тому!