Миниатюры / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Толик Стекляшкин – писатель для потомков

Я согласен, граждане: люди бывают разные. Иной раз повстречаешь такую откровенную, извиняюсь, сволоту, что, кажется, был бы под рукой пистолет – разъяснил бы его прямо здесь же, недрогнувший рукой. Но такие откровенные в своём сволочизме экземпляры встречаются всё же редко. Гораздо более часто встречаема сволота с подходцем. Такая, которую просто так не ущипнёшь и к позорному столбу не пригвоздишь. Здесь встречный подходец требуется. Желательно обоюдосволочной, но это уж как карта ляжет.

Вот, например, живёт у нас на улице некто Толик Стекляшкин. Внешне интеллигентный человек с постоянной, просто-таки прописанной на его толстых губах ухмылочкой. Чуть чего услышит, чуть чего скажет, чуть чего подумает – и сразу «хи-хи». Что такое это «хи-хи» обозначает, к чему оно, зачем и с какого перепугу – совершенно непонятно. Я однажды его так прямо и спросил: а чего ты, гадюка, всё время хихикаешь? Чего людям жизнь смущаешь? По чайнику давно не получал? Нет-нет, начал он поспешно оправдываться. Не подумай чего пакостного. Просто у меня такой дефект развития задней стенки рото-носо-глотки. В ей, в этой рото-носо, как будто постоянно чего-то щекотит, и поэтому получается такой подхихикивающий звук. Я уж и к врачам обращался, и самостоятельно разные психиатрические сборники читал вперемешку с журналом «Здоровье» – но сам знаешь, какие у нас нынче врачи, какие сборники и какое здоровье, хи-хи… Понял?

Понял, отвечаю. Чего ж не понять. Оздоровительные телепередачи регулярно просматриваю. Вместе с «Очевидным – невероятным» и «Петровкой, тридцать восемь». Иногда буквально до слёз. Тогда следующий вопрос: а с передней стенкой у тебя как? Там не щекотит? Или всё-таки врезать?

По профессии Толик – учитель русского языка и литературы, но свою профессию терпеть не может, поэтому когда его спрашивают, кто он по профессии, отвечает скромно и даже застенчиво: писатель. Поэт, прозаик, драматург, публицист. Из чего видно, что парень он действительно скромный, палец ему в рот не клади и в ноздрю не засовывай. Выслушавшие такой ответ ахают, бледнеют лицами и робеют взглядами. Надо же, писатель! А мы-то подумали, что учитель русского языка и точно такой же литературы! Прям вылитый! Или, на худой конец, геометрии с ботаникой. Эх, дураки мы, дураки! Ничего святого! Вот так живёшь-живёшь, небо коптишь, сопли вытираешь (а когда и «не») – и знать не ведаешь, что тут, можно сказать, рядом с тобой, настоящий писатель бродит… Может, даже почти что Мопассан… Который Ги Де или даже Доде.

Кстати, насчёт писательства. Внешне Толик кругл лицом, мелок глазами, зато широк лбом и носит жиденькую бородёнку. То есть, точь-в-точь студент-разночинец конца девятнадцатого века, напоминающий то ли молодого Тургенева, то ли разжиревшего Блока (хотя Блок, кажется, бороды никогда не носил). Время от времени он придаёт физиономии выражение этакого томно-меланхолического флёра, типа «скучно жить на свете, господа!» и словно в творческом раздумье теребит своими толстенькими пальчиками-сардельками свою поносную бородёнку. На что так и хочется сказать: побереги растительность-то, красавец! В ей и так всего три волосёнки, а от твоего теребения запросто могут и они выдернуться-отвалиться! Но даже если и сказать, если предупредить, то он всё равно не услышит (или сделает вид, что «не»). Потому что он выше этой мелочной суеты. Потому что он весь и всегда – в высоком творчестве!

Что же касается морально-нравственной характеристики, то она у Толика сверх всяких похвал: он не пьёт (на свои), не курит (свои), а матом выражается столь изысканно и виртуозно, как могут выражаться только поистине творческие личности, причём очень высокого творческого уровня. Плюс ко всем своим достоинствам Толик невероятно бережлив по отношению к собственным деньгам.

– Бутылку-то покупать? – спрашивает он, к примеру, знакомых, если пришла пора ему за что-то проставляться. В этом вопросе совершенно нетрудно уловить нотки грусти, отчаяния и подлинного трагизма.

– А как же! – отвечают ему знакомые, эти простые в своей непритязательности люди. – В прошлый раз мы проставлялись – теперь твой черёд.

Толиков нос уныло провисает. Нет, ну что за жизнь! Нету никакой жизни! Одни сплошные жизненные разочарования!

– А закуску тоже я? – спрашивает он всё тем же уныло-обречённым тоном, всё ещё надеясь услышать обнадёживающее. Что другие купят.

– Нет! Пушкин! – слышит беспощадное, не оставляющее никаких шансов…

Так что… А чего «так что»? Ничего! Нормальный мужик! Поэт, прозаик, драматург, публицист. Кругом и в целом творческая личность. Как сказала одна верная поклонница, «вот увидите: его будут читать потомки!». Правда, чьи потомки, она не уточнила… Ведь эти самые потомки это такое туманное предположение…

Простите нас, деды…

Не знаю почему, но вспомнилось… Шестидесятые годы прошлого, понятно, столетия. Девятое мая. Мы, пацаны-дошкольники из соседних домов, играем на «лужке» в «догонячки». Лужок – это местами поросшая невысокой травой, а местами совершенно лысая площадка между домами. Тепло, весело, радостно. Да и чего не радоваться – праздник! Взрослые сидят за праздничными столами, а нам за столами не сидится. Нам требуется ДВИЖЕНИЕ!

Неожиданно Санька-Мордвин убегает домой и вскоре возвращается оттуда с донельзя довольной мордочкой и медалью, пришпиленной к рубахе и сверкающей на солнце. Медаль называется «За взятие Варшавы». Игра останавливается. Мы обступаем его вокруг, разглядываем медаль. Санькина мордочка сияет от удовольствия. Медаль ему приколол дед-фронтовик, Илья Силуяныч, но сейчас, в нашей ватаге, считается, что она – Санькина, собственная. Нам завидно. В том числе и мне. Я выхожу из компании и тоже бегу домой. Там, за праздничным столом, сидят взрослые, в том числе, и мой дед, Иван Яковлевич. На деде – праздничный пиджак с медалями и орденами. Он надевает его только один раз в году. Именно в этот день. Взрослые уже выпили водки, закусили и сейчас ведут шумный разговор.

– Набегался? – спрашивает меня дед.

Я мотаю головой: не набегался. И объясняю почему. Дед иронично хмыкает. Откладывает вилку и отцепляет с пиджака медаль. Она называется «За отвагу». Я знаю: она по рангу выше той, которая висит сейчас на рубашке у Мордвина.

– На! – говорит дед и прикалывает её мне на рубашку.

– Носи!

Я тут же выкатываюсь на улицу. Свою физиономию, понятно, не вижу, но уверен, что радости на ней совсем не меньше, чем на Санькиной.

Ватага оставляет Саньку и моментально окружает теперь уже меня. Мордвин обиженно надувает щёки. Я показываю ему язык. Мордвин раздувается ещё больше и стремглав убегает. Через пару минут возвращается. На мордочке – очередное торжество и превосходство. Дед приколол ему ещё одну – «За боевые заслуги».

Теперь убегаю я. Возвращаюсь с «За победу над Германией». Мордвин уже не надувает щёки, а обиженно ревёт и опять бежит к себе. На его груди появляется «Слава», не помню какой степени. Уже через пару минут мою грудь украшает «Красная Звезда»…

Минут через пятнадцать мы становимся невломенными медале- и орденоносцами. Но Мордвин, увы, по количеству наград меня перещеголял. Я такой обиды стерпеть не мог и кинулся на него в драку. Разнимали нас всей ватагой. Когда разняли, то оказалось, что чуть ли не половина наград у меня и у него исчезли. То ли мы их действительно растеряли, то ли наши друзья-товарищи их исчезновению поспособствовали. Кто ж теперь знает…

Порол меня отец. Я на него не обиделся. Он редко поднимал на меня руку, но если поднимал, то всегда по делу. Да и ремень у него был широкий, из кожзаменителя. Так что порка было не болезненной, а больше обидной.

– Хватит! – сказал дед, появляясь в дверях. – Это я виноват… – и подмигнул мне. Дескать, извини. Жалко, конечно, но ладно. Хрен с ними, с этими медалями-орденами…

Вот так и жили. Весело жили. Не жирно, зато достойно. Всё больше по понятиям, а не по законам. Спасибо вам, деды, за науку. И простите нас, неумных. За страну, которую вы достойно отстояли, а мы бездарно проср... Простите, если сможете…

Банкетный зал «Кривцово» https://banket-tver.ru/ можно назвать одним из лучших в Твери. Здесь отмечают свадьбы, юбилеи – самые разные торжества. Просторный и чистый зал как нельзя лучше подойдёт для любых праздников в любое время года. Помещение настолько просторное, что в нём легко разместится любое количество гостей.