По утрам восток, словно подмокший за ночь от густых туманов пастуший костёр, не хочет пылать бывалым летним пожарищем, а часами крадётся рыжей корноухой псиной Полканихой сквозь кроткие заречные осинники. Когда же наконец добирается до Сизого овражка, заспанно потягиваясь, на вольные воздухи выступает солнце, только не разгорячённым огнистым июльским шаром, не шалой молодкой, а степенной, поуспокоившейся сентябрьской сороковухой, знающей своё место и своё время.

Раздобревшая павушка – спелое солнышко, неторопко, поменяв золотую корону на серебряный венец, восходит на пронзительно-голубые небеса, и лучи его, словно расплетённые, тронутые первой сединой, но ещё богатые женские косы, мягко ниспадают на пажити и луга, на рощи и селения.

 

Стою на крутояре. С детства одно из моих заветных мест. Порою кажется мне, что оно обладает каким-то, неведомым ни мне, ни моим односельчанам, магнетизмом. Отсюда могу сообщаться с любым уголком земного шара, с любой точкой во Вселенной. Мысли уносятся за тридевять земель водами Кромы-реки, с которой привыкла шептаться о потаённом. А что не разберёт старушка-речка, подслушают, доставят хоть на край света идущие над обрывом облака.

Они всегда были рядом, со мной делали первые шаги, со мной, босоногой, пылили по просёлку, плыли по одной реке, видели одни и те же сны, нашёптывали стихи, вздыхали, кода я возвращалась со свидания, грустили со мной, всхлипывая в лужах быстропроходящими, девичьими, грибными дождями.

Сколько их, приветно-лучезарных и тускло-багровых, золотисто-серых и сиренево-лазоревых, кучевых, перистых, слоистых облаков пронеслось над моим хутором, над судьбами его жителей?

И гора наша высоченная, и недосягаемые облака над ней в сентябре особенные, величественные, мир чего-то иного, непостижимого, но прекрасного. Приметилось мне, что в пору бабьего лета, лишь потянет тёплыми заморскими ветрами, прямо с утра зависает над крутояром облако, одно, большое. Везде: над примолкшими просёлками, над сжатыми полями, над обрызгавшимся калинными ягодами лесом реет синь-синева, а здесь, над нашей горой, пришивается облако, словно привязывают его ниточкой, как воздушный шарик, за маковку высоченной берёзы, что приютилась на самом юру. Каждый раз, завидя это необычное облако, оставляю самые неотложные дела, поднимаюсь на гору рассмотреть поближе его представление.

Мы всегда куда-то торопимся, нам вечно недосуг, а небо беззвучно манит нас, приглашает в него всмотреться. Для желающих видеть небеса распахивают свои врата, раскрывают свои тайны, только бы суметь распознать, расслышать их вечный зов. Ясным звонким днём одобряют они наши поступки, радуются за наши успехи и, отгораживаясь серыми тяжёлыми тучами, хмурясь, швыряются молниями и обрушивают шквалистые ливни, осуждая наши ничтожные поступки, печалуясь и плача о нашей участи. Правда, небеса отходчивы, протечёт время, и они очищаются, в отличие от людей, не умеют долго сердиться…

Усаживаюсь на мягкую подстилку из изумрудного мха и палой, ярко-жёлтой, ещё не успевшей пожухнуть берёзовой листвы. Пахнет солнцем, простором и чем-то горьковато-терпким. Это неподалёку, на опушке, синицы всё ещё не общёлкали заросли переспелого крушинника.

Прислоняюсь к тёплому стволу берёзы, запрокидываю голову. Облако ме-е-дленно раскачивается туда-сюда, словно показывает непонятную нам, но излюбленную ими пьесу. А может оно пытается что-то поведать, рассказать о чём-то важном, чего не смогу постичь сама никогда-никогда? И мне, завороженной, загипнотизированной его чуть заметным передвижением, начинает чудиться, что это то самое, благодатное Фаворское облако, что в день Преображения Господня в августе каждый год является над горой Фавор в далёкой Палестине.

Учёные не могут найти рационального объяснения ежегодному схождению облака на Фавор, а я даже не ищу объяснений возникновения нашего. Просто давным-давно решила, что в пору бабьего лета ласковые юго-восточные ветра, наконец, доносят то самое чудо-облако и до моей родины, до крутояр-горы над маленькой среднерусской речушкой Кромой. Так хотелось верить, что в эту чудную пору Господь снисходит к нам ещё ближе.

И облака, далёкие и чужие, от этого становились несказанно тёплые и родные.

С возрастом привязалась и не отпускает ещё одна думка: а ведь где-то там, наверно, есть местечко и для меня… среди этих восхитительных облаков… Наверно, от усталости. Видно, душа не может сжиться с каждодневной жестокостью и серостью земного обиталища. Манит её родной дом – бесконечно прекрасные и извечно юные небесные чертоги.

 

Бледно-лиловые дали за Кромой чуть колышутся в сентябрьском мареве. Река, прихитрившись к побуревшему окрасу приречных тростников и камышей, поменяв, словно ящерка или змейка, старую шкуру – малахитовый наряд – на подобающий сезону – скромный безлико-рябый, полускользит, полуползёт куда-то к теплу, за южный окоём.

Ближе к полудню на сине-зелёные лужайки небес, словно на вольный выпас, выбегают нестриженные, густозаросшие табуны кипенно-белых облаков. Видно, подьелась последняя отава в Илюшиной рощице, а пастух Пахом, упоённый спелым ржаным духом, придремнул в свежей копне, не досмотрел, упустил-таки «куцехвостое племя».

С дедом этим нет-нет да произойдёт какая-нибудь каверза. Переспит на воздухах, а потом и присочиняет. Вот и сейчас над его уютной копёшкой, сама обнаружила, зависло облако-шапка какого-то невиданного кроя. Такой треух к холодам мог свостожить себе только дед Пахом.

Небесные луговины брызжут голубизной, лишь у горизонта, где бойко толкающиеся облака столпились в единую посеревшую отару, словно на водопой, из поднебесной высоты тонкими, легчайшими, чуть видимыми серебристыми дорожками сбегает дождь. И хотя оттуда, с горизонта, от сгрудившихся разгорячённых облаков пахнет парным молоком, козьим сыром, отсыревшей овечьей шерстью, при виде дождевых полос вспоминаешь, что облака – всего лишь мельчайшие капельки воды.

Скучившиеся облака тревожат своим боданием природу, нарушают её покой. Там, вдали, кто-то ворчливый, грозный и невидимый, словно рачительный хозяин, ловко щёлкает кнутом со сверкающим металлическим наконечником,  разворачивает заблудившуюся скотинку поближе к хутору. Но на обратном пути табуны окончательно разгуливаются, и уже ни тот, сердитый, ни дед Пахом, никогда не смогут собрать «неслушное» стадо. Барашковые облака и их восхитительные тени, пропитанные голубым сиянием с каждым мгновением становятся всё прозрачнее и прозрачнее и, наконец, разбредаются по свету счастье пытать, сливаются со звонкой гладью небес.

 

После полудня снова поднимаюсь на взгорье. По стёжке, усыпанной палой ракитовой листвой взбираюсь на самую вершину. Кажется, шаг вперёд, руки расправишь, и вот оно – небо! Взмоешь в сентябрьскую бирюзу, охватишь взглядом с доступных лишь птицам высот затихшую приречную степь, сонные холмы и деревушки, шепчущиеся сады и перелески.

Послеполуденный лик неба, шёлково-лёгкий, бездонно-безбрежный и прозрачно-голубой, постепенно перетушевывается в бледно-лиловый, а потом и в едва лазоревый. И опять небо готовится устроить представление. Сначала в предвечерней лазури замечаешь тончайшие белесые линии, затем они, словно на морозном окне, начинают обрастать перьями и коготками, всевозможными клочьями и хлопьями. Выстраиваются в башенки и хребты, перепутываются и снова выстраиваются в ровные звенья. Даже с наступлением сумерек вытянутые в гряды перистые облака всё ещё продолжают отбрасывать шелковистый блеск.

И вот наконец после заката на небесной сцене со своим спектаклем выступают наикрасивейшие из красивейших – расположенные очень высоко, серебристые и перламутровые облака. А за ними!..

 

 

 

 

Екатеринбургская типография «Для Вас» https://tdvas.ru/ предлагает изготовление самой разнообразной печатной продукции. Цены типография предлагает вполне доступные. Вы можете заказать визитки, наклейки, буклеты, блокноты и книги. И даже фотообои. Компания сотрудничает как с частными заказчиками, так и с предпринимателями. 

 

 

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование