Продолжение. Начало в №№ 41-42.

 

***                                                                         

 

Нынешним новоявленным «господам» так и не открылись «холопские» формы смиренного творчества, составившего подлинную основу, самую суть русской жизни и оригинальности. Эти формы не обеспечивают ни мессианского ни даже профанского смысла носителей знания. Они, эти «новые господа», не порабощены ни одним идолом вечной истины. Интеллектуальная гордыня их не удовлетворяется «пустыми местами» православного просвещения. Более того, либеральное, демократическое, индивидуалистическое вкрапление в русский организм, веками привыкший жить одним миром, отказ от несения «внутреннего креста», –  вкраплений для них непонятных и даже безумных, основа которых – ветхие представления о принципиальном бытии, первозданной тьмы, когда буква противостоит духу. Отсюда, по их мнению, –  бесперспективность нынешней «тьмы» в России, и – до рассвета – необозримо долго, но это не так. Отсюда этот отчаянный «замах» либерализма на самобытную Русь, на её смешную и непонятную тайну всеотзывчивости, о которой говорил Достоевский.

И сегодня этот «внутренний крест» (по слову митрополита Платона) –  растаскивается на индивидуальные стружки собственных самомнений. Всем вдруг захотелось в либералы, в олигархи – «вверх» будто бы бескрайнего поля, необозримой толпы «черни». Сегодня «господа» да не те – они предпочли обратную сторону национального самосознания с целью не только унижения собственного народа, но и уничтожения всего русского этноса как явления. Народ же сегодня, запутавшийся между правыми, левыми, попал в капкан прочно и теперь ищет спасения в «законном» бунте против любого авторитета, кроме авторитета доведённого до предела самоубийства. Вот за этим пойдут, вот такому – поверят.

Но особая стать этого народа не обнаруживается сегодня только лишь в терпении скорбей и терпении издевательств, покорной молитве и рабском, без оплаты, труде. Спасение сегодня – только в лоне Русской Православной Церкви, но церкви чистой, «нашей» церкви благословляющей, как Сергий благословил монахов на бой с половцами, как Сергий – на бой с фашистом… И не суеверия искала Русь и Москва в суточных стояниях под дождём и на холоде к поясу Богородицы  – а всё «За Русь Святую!».                 

 

 

***                                                                          

 

Хамово племя. У Ноя было три сына. Один из них был проклят Ноем за то, что опозорил наготу отца своего. Однажды Ной, праведник, собирал пьяный виноград, и наелся. Он еле добрался до лежанки в доме и уснул так как был, неприкрытым. У Ноя было три сына: Сим, Иафет и третий, имя ему –  Хам.  

Сыновья, увидев отца в таком нелепом состоянии, очень удивились: ведь такого с отцом их не бывало никогда. Хам – захохотал и побежал по ближайшим жилищам, чтобы люди, собравшись, смеялись над его отцом. Сим – растерялся. И лишь Иафет, взяв одежды отца, и отвернувшись, чтобы не видеть наготы родителя, вошёл в дом и укрыл, и одел Ноя. Отец же, проспавшись, узнал, кто и как вёл себя, и возблагодарив Иафета, проклял Хама. И Хам стал чёрен, и все узнавали его на улицах, говоря: «Взгляните, вот Хам, который не пощадил и отца своего». Принято разбирать так потомков сыновей Ноя: Хам – негр, чёрный. Сим – жёлтое племя, Иафет – белый, «европеоид».

Вообще, надо сказать, что давно установлено, что всё Пятикнижие списано почти слово в слово у древнего племени шумеров. Списаны и великий ум и находчивость царя Соломона… Но суть не в этом. Был ли Хам в первые пятьсот лет до нашей эры, или ещё раньше на пять тысяч лет, существа вопроса это не меняет, и прочно вошли в поговорку дерзость и непристойность Хама, который ради дерзкого веселья и отца родного не пощадил. Надо сознаться, что есть что-то от Хама и потомков его – именно в поведенческих реакциях «афроамериканцев». Тот, кто сталкивался с ними накоротке – подтвердит это моё замечание. И племя от него, от этого Хама пошло быть тёмное, чёрное, как библейская смоква. И вот мне внушают космополиты, что все люди равны и одинаковы, и перемешаться с ними не грех вовсе, а напротив, благо и признак «толерантности». Да как же равны, когда сам Бог так явно и опредёленно вывел все эти краски на свою палитру, и чёрную и жёлтую и белую и красную, и прочие «оттенки» рас. Всё выделил, а Хама отличил от всех. И было бы не то что зря, а даже и нелепо скомкать Божий замысел о мире и «цветах». А сколько пословиц, «Бог шельму метит», и «На воре шапка горит»…

И вот я вылетел из Шереметьево-2, и встретил его на пути в дальнюю сторону, негра. В самолёте, попал в кресло прямо против него. Он чёрен как смоль, даже до блеска. Очень ещё молод и чувствует себя в самолёте «Люфтганзы» гораздо вольней и свободней, чем я, белый. И вот самым внимательным образом стал я рассматривать его, того, кто во всём будто бы мне тождественен, не то чтобы рассматривать от скуки или любопытства, как рассматривают впервые увиденную крылатую черепаху где-нибудь на Мадагаскаре или Австралии, а как раз сочувственно. По этой самой «толерантности», де – пусть и чёрен, но человек же, не черепаха… В нём тотчас чувствовалась какая-то необычайная вкрадчивость, не резкость в движениях, нечто от лемура, лениво-лениво-вкрадчивое, вовсе не присущее белому человеку, который знает, что хочет и берёт то, что намерен взять. Тут была некая расплывчатость мыслями, явная предрасположенность к затаённому компромиссу, но к тому компромиссу, за который стоит беспощадно отомстить, если он навязан. Над Океаном подали еду, гольт-вейн в маленьких, меньше пивных, бутылочках, и нужно было видеть, как выбирал он – вино от пива, как лизал и обсасывал горлышки этих бутылок, к еде, однако, почти не притронувшись. Уже и в таком виде он стал эстетом, едва ли не пресыщенным. Это был анти-Спартак, Спартак, способный только на сладкое… Пружины волос его были жёстки, на вид даже металлически, что казалось неестественно для человеческой плоти. Отвратительны эти светло-жёлтые длинные ладони, лежащие на грифельно-чёрных коленках, на чёрной саже тыльной стороны кисти. Пальцы же и ладони – тоже желты, как-то нелепо, буднично, точно их частично удалось отмыть. И при этом – красно-белые, с крупными, наподобие раковин моллюсков, пальцы рук и ног, в коже сандалий, с ногтями. И вот он достает пачку долларов, сколько-то, быстро-быстро отсчитывает от этой пачки и запоминает. Потом ещё отсчитывает и рассовывает по карманам стодолларовые купюры. Волосы плотны, пружинисты, как новая, ещё ни разу не использованная металлическая мочалка для обдирки эмали. Губы – вспухшие черви-слизняки, из тех, что я видел в детстве на белых грибах в деревне под Рязанью. Почти неподвижный взгляд этих низко и глубоко посаженных, с монгольским очерком, глаз, разрезанных, широких ноздрей. Белки глаз – варёные в жёлтом физрастворе куриные яйца вкрутую, если можно вообще поделить эти глаза на белки и «желтки», изрезанные вкривь и вкось сеткой, нитками капилляров, тончайших, синих, красных, подобно тем же ниткам на долларе, опознавательным, по которым определяют их, долларов, подлинность. И, странно, при этом внимательный, какой-то дико-стоячий взгляд в этом тёмном, под низкими веками, разрезе глаз. Он молча, по коровьи пережёвывает что-то, как если бы уже неотвратимо нацелился кого-то убить, и считал бы это убийство делом плёвым, уже решённым, таков, по крайней мере, был его вид. Хамово племя. Оно овладело миром, Москвой, молча жуёт это племя в казино и ресторанах, глядят угрожающе. Представители этого племени могут постоянно быть заняты сменой кожи или формы носа, испытывая неодолимую тягу к малолетним мальчикам, они могут и вовсе родиться с белым цветом кожи, суть не в этом. Хамово племя легко узнать по той лёгкости с которой они губят человеческие жизни, неважно, в жизни или на экране. Их можно узнать по толстой пачке долларов и бумажнику, от которых за версту несёт пороком и кровью. И вот люди сидят против них, искоса поглядывая на них, «в своей стране, словно иностранцы». Это какой-то абсурд, гротеск, аберрация, профанация и вообще, чёрт знает что. Но вот в самолёте «Люфтганзы» ему улыбаются, его обслуживают первым… «Здравствуй, племя молодое, незнакомое!»… И вот я сам вынужден сторониться и давать им дорогу, потому что у меня нет такой толстой пачки долларов, потому что я «скован» православной своей верой, по которой «за убитого каинита воздастся всемеро» и т. д. Ну уж и чёрен-то он, прямо бес.           

 «Вы знаете, – сказал мне профессор, доктор наук, – это интересно, то, что вы пишите, но ведь Антоний Исповедник, тот самый, что написал свою великую книгу «Исповедь», с которой вообще начиналась патристика, в которой – как ни в какой иной книге больше и раньше не поднимался так остро пласт понятий о «добре и зле» и их борьбы между собой, которая по выражению Достоевского – проходит через сердца людей… Вы знаете, ведь он, Антоний Исповедник, был чёрен лицом, то есть… «хамова племени»… Вот так…». Позвольте, а как же «четырёхмерность», выведенная мною давным-давно для человеческого типа, исключения лишь подтверждают правила, вот она: «Социум, генетика, религия и … мечта»…

 

 

***                                                                                                                       

 

Суть Болотной и площади Сахарова, собранных там будто бы от пятнадцати до двадцати пяти тысяч в общем-то благополучного, в большинстве своём сытого народа – не вполне ясна. Ирония премьера, что митинг был весьма своеобразен, митинг норковых шубок и благополучных офисников, по его словам, был похож на митинг против распостранения СПИДа. А то белое, что торчало в карманах нагрудных собравшихся – очень напоминало розданные им для демонстрации наглядные пособия. Т. е. кондомы… Как знать, далека ли шутка от правды. Число ресторанов в Москве не снижается, а растёт. А отношения в ресторанах особые. И публика особая. Митинги пытались «оседлать» разные люди и с разными целями: от Навального, которого по мысли простого люда «делает запад», до Касьянова и Кудрина, Немцова и Рыжкова, и прочих… – и всех прочих, которых «запад уже  давно сделал» – по словам одного высокопоставленного лица. Не исключена отставка Чурова и даже, страшно сказать, самого Суркова! А дальше, что дальше во след за давним и древнейшим приёмом: использовал – выкинул, что затем? Использовал и выкинул… Лучшими экземплярами и ораторами, по общему мнению, стали блиставший острым русским словом и афоризмом, от которых толпа прыскала от смехе – до Ксюши Собчак, которую то и дело прикрывали. То ли от холода, то ли по причине вечно попираемых ею приличий…

Основная мысль – долой Чурова и за честные выборы – утонула в общем мнении, что со времён первого опричника, поставившего себя на царство – Бориса Годунова, с переменным успехом – «опричнина» не прекращала в том или ином виде являться ко двору с целью управления Россией. Некоторый смысл в этих высказываниях, конечно, был. Ясно, что когда в России власть захватили революционеры, то по сути – это была та же опричнина, только не на лошадях и с пёсьими головами у седла, а в клешах, или в кожанках, и тут уж сам Иван Грозный, вырезавший деревни на пути в Новгород со своей опричниной – и тот вряд ли мог бы соперничать с тем «человеческим материалом», что дорвался до власти. О «нео-большевиках» Сталина – разговор особый. Но преимущества их опять те же: поголовная почти безграмотность. И.В. Сталин, восемь лет отучившийся в духовной семинарии (четыре до семинарии и четыре, до последнего курса – в самой семинарии), был едва ли не самым грамотным среди них. Тут я, конечно, не беру в учёт нацию журналистов: всех этих радеков, луначарских, того же Бронштейна и проч. Преимущественно опять те же у власти «случились»: Ягоды и Ежовы, так и не сдавшие экзамен даже и в ЦПШ. «Бухарчик» и «Луначарский» – были едва ли не исключением. Да и какой же государь вытерпит около себя – этот вечный упрёк «образованского острословия». Да и к тому же: четыре года обучения в том духовном училище, где учился Иосиф Виссарионович (Сталин учился весьма успешно, лишь не явился на последний экзамен) – эти четыре года обучения – стоили десятка лет обучения секулярного, светского… На Болотной же – упор шёл в основном на то, что сегодняшние, те что у власти – они на девять десятых – те же опричники, их дальние отпрыски. Стало быть, толпа была против «кожаных курток», а это уже многое проясняет. И вот то насилие над народом русским, которое с таким удовольствием, и даже блеском описывается, скажем, у того же Эдика Багрицкого, и которое он, Багрицкий, уже чахоточный вслед за знаменито-поэмным призывом отречься от крестика в Православии, и до «сладчайшего» насилия над русской девушкой иудо-революционера в кожанке, которое он с таким «смаком» описал, – не эта ли сладость насилия «образованца-журналиста», стремящегося через блогеров, той же «журналистской» национальности – не оно ли и возымело продолжение у Сахаровского Центра и на Болотной. Не они ли уговаривали несколько раз пройти и выйти окольными путями. Чтобы их посчитали три-четыре раза, и митинг (на металлодетекторах стояли счётчики) – имел бы более серьёзное и звучное по всему миру эхо, всё ещё празднующему Египет и Сирию – этому «миру», укрытому полосато-зазвездившимся флагом… И сегодня, в «сверхцивилизованном мире», мире третьего тысячелетия, глобально зазвездившемся задолго до Рождества Христова 2012 года, – в этом мире и удержу нет, да видно, и не будет. Долг США превысил объём годового ВВП Штатов. Сорос и Баффет, тот, который Уоррен, с опаской напоминают, что крупнейшие кризисы в капиталистическом мире до сих пор кончались только одним – войнами. Мировые войны – итоги кризисов глобального характера… Но тогда – разведчиками и от царской России и от И.В. Сталина были не Затуливетер и не Анка Чапман, а Зорге и Исаев, и люди их уровня… Сегодня русские Наташи, не выдерживая насилия дома, в своей стране, побежали по миру, ища защиты там, в этой «окультуренной» цивилизованной Европе, в американских «гумах»… Они готовы лечь в постель за хороший подарок. А потом их выбрасывают в Россию, называя разведчиками. В мире, где гордиевские, калугины, резуны и проч. получают американские пенсии – «Болотные площади», конечно не случайны и не могут быть «одноразовыми»… Их готовили и проверяли «Сахаровскими центрами» и биенале, «Винзаводами» с их передовым искусством, Манежной площадью, и проч. и проч. Шутка премьера об использованных кондомах – запоздала лет уже на десять-пятнадцать…

И далее о том же:

Недавно, в 2011 году, была сдана Англии и Америке вся сеть нелегалов, работавших в этих странах на Россию. И была сдана так: главный чин – разведчик – вывозил по одному и вывез из России жену, детей, ценное имущество, приобрёл недвижимость в Англии… Затем лишь выехал сам – и лишь тогда «сдал» всех до одного разведчиков, работавших на Россию.

Да что там, даже эти наши Наташи, Оли, Кати, Затуливетер и Чапман – если работавшие по двадцать лет разведчики, и те преданы. Преданы армией, властями, отцами, преданы натворившими такие законы «отцами нации».

– Скажите, обратилась ко мне на Болотной дама в очках, весьма ухоженная, – вот я по профессии дизайнер. А вы кто?

Я назвался. Она согласно кивнула и продолжила:

– Верите ли вы, что если бы я, дизайнер, была бы избрана президентом России, то в моём любимом деле, которому я отдала жизнь и всё свободное время – хотя бы в этом деле, был бы успех? Я согласился не без улыбки.

– Да, да, подумайте о моих словах, – сказала она мне во след.

Я шёл и думал, что, в сущности, она права… Несостоятельность в главной профессии – едва ли не подтверждает общую несостоятельность правителя. Макиавелли и Сталин знали это хорошо…

Уже на выходе с Болотной, какой-то дед, с виду – датский профессор и говорящий также с акцентом, собрав вокруг себя несколько человек, ораторствовал:

– …И совершают это насилие всё те же, в кожанках. С маузерами, хорошо припрятанными в оперативных кобурах, мелко сработанных, но не менее смертельно бьющих наповал. И посмотрите, вы взгляните, как они теперь одеваются, эти блюстители порядка, эти новые большевики! Взгляните, наконец, сколько иномарок: «ягуаров» и «лексусов» стоит вдоль зданий, где они, гэбисты, обучают за огромные деньги. Я замечу. Своих щенков! О-о! Эти машины, эти «инфинити» – они стоят там на приколе не просто так, они куплены не в долг, и уж поверьте, дети этих гэбистов – отобьют эти денежки, они их вернут старым проверенным образом: посадками ни в чём не повинных людей, уж поверьте мне, который живёт на свете не первый день!...

 «Кто это?» –  думал я, обходя толпу стороной. Провокатор? Зачем? Или он один из тех, кого проплатили, чтобы они устроили «белую», «берёзовую» революцию, в след за «оранжевой» на Украине, и проч. Впрочем, кто может и впрямь поручиться, что не вернутся вновь – кожа, пиджаки и плащи из кожи… Деревянные кобуры для «маузеров» – это, пожалуй что – нет, но – «узи»… Разве не заметна у них эта особенная, эпатажная любовь к фетишу, к… мясному… К промокшему от крови предмету «любви». И мне вдруг показалось, что мода насилующих мясников – не так уж невозвратна. Что это, общее впечатление, внушение, или то «коллективное бессознательное», которое предвещало и предвестило многое…

 

 

«Жертвоприношение»

 

Иногда возвращаюсь к мысли, что есть что-то и впрямь, нечто жуткое, грозное, какое-то предупреждение всей России – в болезни цесаревича Алексея, в болезни его крови – и затем, в убиении его вместе со всей царствующей семьёй. Но именно цесаревич – «знаковая фигура» в этой «адовой работе», которая «будет сделана», – как писал Маяковский, –  «и делается уже…». Есть что-то жутковато-инфернальное и в том, как В.В. Маяковский настаивал на своём праве увидеть убиенных, а вслед за осмотренными им останками и места «под мостком» – был убит и сам…

Болезнь гемофилия передаётся по женской линии, через мать. Она будто бы, мать, и принесла расплату – гром и гнев Божий на русский двор, на саму Россию, Россию – так же смертельно больную масонством, как болен был неизлечимо цесаревич Алексей… Есть здесь какая-то тайна, чёрная тайна искупления этим расстрелом царской семьи латышами и семитами –  за весь тот разврат, что «кармически» шёл вслед за ней, за царской семьёй, за императрицей Александрой, – расплата за распутный английский двор…

К тому же случилось ещё более страшное: слияние русского «отцеубийства» по крови с кровью её, англичанки, предавшейся и полюбившей Россию – едва ли не крепче и вернее самых русских. Православие выделяет грех отцеубийства и убийства священника – как грехи не смываемые даже кровью отцеубийц, грехи, которые невозможно ни отмолить, ни преодолеть никакой епитимьёй, они в веках вопиют к Богу об отмщении. И вот это предательство двора царского, промасоненного, предупреждением о гибели которого и стала болезнь цесаревича, это предательство русским двором, и даже отказом церкви от помазанника при той любви бесконечной царственных англичанок, расстрелянных впоследствии за Россию – это будто бы и разнесло Россию в кровавые куски… Так, гончарный круг, пущенный на самых крутых оборотах, разваливает, раздирает и разбрасывает само изделие горшечника той невероятной центробежной силой, возрастающей в тысячи раз мертвящей, железной, не знающей ни прощения, ни милости машиной…

Стал ли «катализатором» этого смертоносного процесса сам Григорий Распутин, «сектант, лекарь». Роковым стечением обстоятельств, он, сошедшийся с цесаревичем, заговаривая его раны, с царицей, которая в нём души не чаяла… Он как бы «заговаривал» на время и саму Россию, ту силу, что вот-вот готова была вздымать, вздыбить её к самому сатане…  Роль Григория Распутина, мужика, не определена и до сих пор. Но святая семья могла ли общаться с чёртом или не распознать его? А убивали Распутина – кто, педераст Юсупов, не русский, извращённый «княжич», Пуришкевич? Да и полно, они ли, или – только на них «ссыпала» английская разведка – содеянное…

Николай Гурьянов, человек, которого многие и среди монахов считали святым при жизни – так вот он, Гурьянов, держал изображение Распутина в Красном углу, с иконами.

…Страшные события вершились над Россией после вынужденного «ухода» Удерживающего, Белого царя. И вот уже скоро девяносто лет, как ходит гроза над Россией, кружат тучи, кажется, чернее прежних туч 18-го года… Как это странно и страшно, что даже все дальние родственники сложили головы вслед за Николаем вторым, «до седьмого колена», как по Библии, по Ветхозаветной Библии… И дело здесь вовсе, конечно, не в принадлежности к нации,  ведь и Елизавета Фёдоровна, чистокровная немка, стала русской святой, и сестра её,  прославленная Елизавета… Иноземцы у русского престола – устояли в крепости и силе: мучениками, исповедниками, праведниками вошли к Престолу Божьему, а как же «придворство» русское, грешное. Один лишь грузинский князь готов был отдать душу за царя, послушайте, только один грузинский князь…

Так кто же в силе и славе придёт отмолить нас, грешных, отбить от этой новоявленной опричнины: с «мерседесами»-ли, или – новомодными «лексусами», с «ягуарами», от опричных жён и салтычих, матерей и баб опричников, одуревших от своей безнаказанности, чванящихся «близостью» к самым высоким «слоям» и «эшелонам»? И вот иду Лубянкой, между их блистающих лаком железных лаковых кляч и коней и вижу невидимые иным-прочим: привязанных к ним, к их сёдлам, стёклам и бамперам – кровоточащие пёсьи головы…

 

 

***

 

«Многознание уму не научает»… и космополитизм глобализаторов не сразу отличишь от патриотизма, а за умением  вести округлые беседы по всяким культурным вопросам – не сразу различишь отъявленного подлеца, который и за патриотизмом, за любовью к матери и к дому отца, вдруг возьмёт да и вообразит – такая образина – прямо противоположное. Ведь никто же не связывал напрямую со Швыдким его лозунг для обсуждения: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев». Так всё-то с ног на голову и перевернули, да как скоро, диву даёшься: не возмущает такая постановка «темы», не тянутся руки пощупать кишки у «затейника» Швыдкого, не оттого ли и «смел»…» Мели Емеля, твоя неделя?» – так что ли?

И не напрасно, тут «таки» «Делают гешефт на русском малодушии», нетрудно понять что к чему и – прослеживается прямая связь, обезьянья: что я-то – не негодяй, и уже потому не негодяй, что «НЕ-ПАТ-РИ-ОТ», и таковым никогда не был! Да полно, может ли такое быть, может ли министр культуры – да и не быть патриотом?.. Может! Он как бы говорит нам всем, плюя на лаковые полы телестудий Останкино: «и потому и за патриотизм мне прятаться ни к чему, что я не боюсь потери родины, не боюсь вас, не боюсь и того, что в тартарары ваша страна перевернётся, потому что ОНА НЕ МОЯ!»

И что же, вы думаете, его растерзали, как это сделали бы цивилизованные американцы, или – хотя бы в шею, на снег, навсегда из студии? Вовсе нет! И это даже при том, что уже на следующей неделе, едва ли не на следующий день в программе «Человек и закон» – обсуждали правомочность построек министром «для своих родителей» (которым он, верно, тоже не патриот) – двухэтажной дачки в районе, если не ошибаюсь за давностью времени – в тютчевских местах, под Мураново, и даже показывали этот кирпичный двухэтажный домик, который Швыдкой, наперекор всем лесхозам и лесникам – «так-таки» построил в реликтовом лесу. Но так это же «свои», для своих  «папы и мамы». И отчего-то сразу забыл, что строить надо бы начинать – для самых нищих бездомных… Что – раз нет патриотизма, а лишь последнее прибежище негодяя, то и папу с мамой – нельзя, безнравственно выделять среди стариков и старух не только «этой» страны, но и вообще всех стран всего мира… Разве не так?

 «Прибежище негодяя». Сильно сказано. Попробовал бы Мих. Ефимович вытащить на ТВ Америки такой «Культурный вопрос». Уж на что – Познер, этот старый и хитрый лис, как назвал его М.П. Лобанов в книге «Оболганная империя» – «политический пират», и которого и представлять не надо, –  все его знают, знают заранее, что именно он скажет… а вот он, Познер, «пукнул» тихонько там, на ТВ Америки, что японская машина лучше американской – и вот он уже живёт у нас, и уже давно живёт… в плохой  России, немытой-немазанной. Он остался без работы «там»… Но здесь так искусно прислуживал, присуживал, что – то и дело, – то ему, то Швыдкому ходят поправлять ландшафты вокруг их вилл, с репортерами, дизайнерами, и бесплатно… (Что взять с беднейшего непатриотичного совсем маргинала?)…  Кому же так надо было угодить, чтобы тут им обоим, тут в стране негодяев-патриотов  – им бесплатно сад у дачки обихаживают, песни поют с ним, да никакие-нибудь, а фронтовые, российские. Особенно почему-то (и как подобострастно!) – покойная Гурченко Л. старалась… угодить, нравиться им – и Швыдкому, и, особенно – Познеру, о, это стоило посмотреть, и послушать, их диалоги…  Нет, она и прочие – не относили себя к негодяем, хотя и к патриотам – тоже… Зато – как пела она «Команда молодости нашей» – про хоккей… И они оба снисходительно улыбались ей, старой. Того еще закала актрисе, превратившей себя регулярными омолодительными подтяжками лица у хирургов – просто в  китаянку, не видно было глаз. Они смотрели на неё как на одну из тех, которая вырвалась потайными ходами из того «прибежища негодяев», за которых они почитали едва ли не каждого… Но  она себя к таковым не относила. За это – лучше платили…

Таковых и рады были принимать везде, на всех «каналах». «Не нашего» ТВ… Мы же не носим трусы и майки, скроенные из государственного флага, не бомбим «невидимками» в год по две-четыре страны, так за что же уважать наш патриотизм? Ясно – что сборище негодяев… Им всё ясно. Таким образом – нам внушают и то, что, только по-особому, по-американски «культурный» может судить культурного. Но патриоты – они некультурные, заведомо. Вот космополит – культурным бывает, а патриот нет. Их сразу видно, культурных: Горбачёв, Черномырдин, Познер, А. Яковлев, Новодворская, Шендерович, Радзиховский, утверждающий при каждом своём появлении на ТВ – в своих «форматах» –  что кому она нужна, Россия, чтоб её ещё бомбить, бомбы на неё тратить… (Как будто не было в 55-м году американского плана «Бойлер», где предусматривалась атомная бомбёжка всех крупнейших городов СССР.

А можем ли мы судить их, «культурных», – ведь они не с нами, они – по их же выражению, просто живут среди нас, осчастливливая нас своим присутствием «в одной системе координат». Разве первый президент России, в честь которого открывают теперь библиотеки, – разве он не был культурен, этот «первый секретарь»? Но для него Дом Ипатьева – не представлял никакой ценности духовной. И поэтому, по подсказке-проверке его некими «вышестоящими» – не только снёс бульдозерами, но и заливал кислотой стены. Чтобы следа не осталось от тех записей, которыми была помечена комната расстрела царской семьи. Что тут скажешь, передовой, «в глобальном общем масштабе», культурный во всех смыслах человек… «В общем, в глобальном масштабе» – они все и культурны. «Постмодернизм» – отвергает кантовский императив бытия Божьего. Постмодернизм –«культурный» – это отнюдь не борьба с ветряными мельницами за Дульсинею Тобосскую. Дабы признали все её Софией, всё это гораздо серьёзней. «Дон Кихотом» были скорее – Каддафи, Хусейн… Оттого и Чубайс, по его словам, «разорвал бы Достоевского Ф.М.» –  всего лишь потому, что во всех своих романах и рассказах, а особенной – «Луковке» и «Преступлении» –  Достоевский доказывает реальное существование Бога. Но если так, то – какой же глобализм, и как же воровать у нищего – последнее, –  никак невозможно. Вот если нет Бога – делай, что хочешь, всё позволено, и поэтому – что? Непременно – «разорвать Достоевского»! Культурны?!  И вот с  их «помощью», с такой «их культурой», Россия так «засияла» с конца восьмидесятых, – и сияет по сие время, что уже и не верится, что президентом страны может быть человек в России, обожающий битломанию, а среди любимых «групп», «музык» и «альбомов» – у него «ЛедЗепелин», «ДиПепл»,  да исполнитель – «Мадонна» (Чиконе), девиз которой он распостраняет везде, он таков: «Или быть богатой (мошной В.К.), или не стоит жить!»

…«Писателями же России» – называет и встречается с …. – да они, эти «фрик-писатели» и не ходят на кремлёвские посиделки. Они-то точно знают, чьи они «патриоты и чьи они негодяи…».

И всё же – сердце верит, хочет верить России. России С. Ямщикова, В. Кожинова, М. Лобанова, В. Клыкова, – России А. Рублёва и Л. Зыкиной, Шаляпина и Столыпина… Хочется верить в её тысячелетнюю духовную самобытность, а не верить в перекати-поле – Аризону, не верить в бескорневой полёт по песчаным мировым пространствам или беспробудным снегам Аляски…

Помню, посмотрел я такую передачу по ТВ с деревенским парнем, бывшим моим одноклассником, спрашиваю, – «Ну и что ты понял, Ваня?»… Смеётся: «Понял», – говорит… «Уж очень стараются, эти, непонятно для чего…» – «Кто «эти»?» – «Да вот эти же, которых всё время показывают, а они – все с акцентом говорят… Знаешь, как получается, у них ведь тоже неспроста, а – требуют. Вот и выходит: если хочешь быть хорош и к начальству близко – держи попку высоко, а головку – низко…». Я не мог удержаться от смеха. Ну, а вот следующая передача. Юморист-то читал, всё коленочкой поигрывал?» – «Лихо, лихо закрутил… А что там понимать, и там всё понятно» – «Что же тебе понятно-то?»… «А то и понятно: ну что, Кобзон, давай музон!»…

Вот тебе и мужичок Ваня. Я глядел, как принялся он рубить дрова на снегу, «лучину бить», и страшно стало… за глобализаторов.                            

 

 

***

 

Как всё-таки это понятно, и в то же время странно: эта мужская любовь к женщине, часто-часто она вовсе не плотская, не скотская и корыстная, а чем-то напоминает любовь к слабому ребёнку, который вместе с нами оказался в трудном положении: вынужденного бытия на этой земле, вынуждена (она) страдать вместе с нами, часто не по силам… И тогда догадывается душа сильного и взрослого мужика, что – тут скорее всего дело не во грехе прародительницы Евы, тут дело в нём самом. Сделай или скажи он что-то не так, попроси за Еву, и дело, быть может, было не так «глухо» и почти безнадёжно (к спасению обоих), чем – прозябание на этой земле, на которой, как говорят, «нет гарантий» никаких и нет уверенности в том, проснёшься ли ты завтра… В этом, быть может, и объяснение, что женщина всё-таки более усиленно и отчаянно всё-таки ищет спутника на всю свою жизнь, чем мужчина. Дж. Мильтон в «Потерянном рае», утверждал, что будто бы Бог – так и замышлял отправить на Землю из рая – только лишь Еву, а Адама – оставить… (но что за рай – без Евы!). Пятикнижие утверждает, что была ещё и некая Лилит, та, что не поддавалась уговорам прекрасного ангела-Денницы «отведать». Ева поверила красоте Ангела… (Змеем Денница стал, принял образ змея – лишь после проклятия его Богом…). Вот почему мы любим людей, падших ангелов, которые, что бы там ни говорили, а каждый из которых носит в себе все «пункты» кантовского императива, а в сущности – Мосеевы заповеди. И чувствительны нравственно, сострадательны, любящи, способны «подать луковку» – именно женщины, а не мужчины… И, особенно для женщин – ещё более, сильнее, страшнее и губительнее – именно то безоглядное добро, которое не способна не творить она (хоть, странные характеры встречаются и среди женщин… Лев Толстой как-то метко отметил, что лучшая из женщин – нравственно лучше лучшего из мужчин, но при этом худшая из женщин – хуже худшего из мужчин. И это несомненная аксиома). И всё же женщина несомненно ревностней к добру (церковь спасли, по выражению одного из настоятелей – именно «белые платочки»), и ещё более способна женщина любить и ценить ближнего – именно за ту помощь, которую она уже сделала для него. И это странно. Там, где мужчина станет искать прибыль, ответной помощи или (хотя бы уважения), женщина, зачастую, вполне бескорыстна. Прекрасно это замечено и отмечено в тургеневской «Леди Макбет Мценского уезда», а задолго до него – Аббат Прево написал «Манон Леско», роман, который был прочитан невиданным по тем временам тиражом…

Мужчина корыстней: он любит женщину вовсе даже не за то добро, которое он  сам сделал ей, но за то добро, которое она, женщина, сделала ему. Любить человека, тем больше, чем больше благотворишь ему – черта суть ангельская. И я иногда, вопреки слепому страдальцу, ненавидевшему весь свет, инвалиду, которому было отказано в пенсии Дж. Мильтону, думаю: а что было бы, если бы Бог поступил наоборот, не по Мильтону, а собрался – да и отправил бы одного Адама искупать содеянное невоздержание на землю из райских садов?

Та же самая любовь, которая ближе к ангельской, Божией любви – живёт и в детях… быть может, в меньшей степени, но и с детьми, и с «дальними» ближними – легче. Посторонний человек сдерживает эмоции незнакомства тем более, что он, как «вещь в себе» – непознаваем, а познать насилием и грубостью – невозможно. Как-то я пытался силой разжать раковину жемчужницы на море – и только поломал ей створки и порезал руки. Но когда я положил её, раковину, на солнце, она, открывшись – сама отдала мне заветный жемчуг. Этот урок я запомнил навсегда… Сделанное добро другому помнится долго и – не только отблагодарит «жемчужиной», но и доказывает тебе самому, что ты не последний человек у Бога.

И далее: человек, получивший мою помощь, несёт и дальше, распространяет вокруг себя – некий свет или отсвет того доброго дела, что испытал прежде, быть может, не только от тебя, но и до тебя. И так во всём. «Человек, полюби себя сам  прежде, чем «увидеть этот мир в подлинном его свете» – и тогда ты полюбишь так же, как тех, кому ты сделал добро», – так, по крайней мере, должна звучать одна из известных Христовых  заповедей, (поправленная, «подрихтованная» под человека урбанизированного, искалеченного современностью). Я думаю, что свет Фаворский – и есть истинный свет этого мира, просто мы не в состоянии видеть его замутнёнными очами… И ещё: женщина для Христа значила больше, чем мужчина. И если перечитать внимательно Новый завет – тому десятки доказательств. Более того, Новый завет содержит некоторые тайны по отношению к женщине, обетования ей. Так любят в семье – маленькое, слабое, больное дитя – гораздо более успешного во всех отношениях, благополучного красавца… Любовь Христа – иная, фаворская…

 

 

***

 

Православие! Как претит моему сердцу и разуму, когда произносят (а это очень часто слышишь): – аббревиатурой «РПЦ». Слово «религия», как известно, греческого происхождения, и означает буквально «связь с Богом». Но и «РПЦ» или – «церковь Восточного обряда» – так суживают, стискивают само понятие полноты церковной, что душа мрёт… чувствуешь себя каким-то подранком от сумасшедшего, невесть куда и во что стрелявшего «Брейвика»… И тотчас слышу в этих «кличках» веры – необходимость защищаться и защищать…

Ни один язык, ни одно племя не отвергали этой «религио» – этой  высшей связи, – даже на островах Папуа Новой Гвинеи – те иссохшие, изголодавшие аборигены – и те знают, что они появились свыше, а вовсе не из мутировавшей и растущей, «перерастающей из вида в вид, – невидимой никому амёбы».

Православие же – и вовсе не идеология, и даже не «идеология будущего». Сегодня – это выбор, причём, единственный: или ты возвращаешься, пускаешь свои корни к корням прародителей, к корням своих предков – и тогда ты продолжаешь ту дорогу, ту ветвистую рощу, с которой тебя сбили, свели под пытками и истязаниями «под серпом и молотом», с нескрываемой попыткой полного уничтожения «внешние силы» (кстати Маркс уже и до Гитлера утверждал, что славян, как неполноценную расу надо истребить, – и вот это-то «учение» притащили нам через кровавую с немцем войну, через Ротшильдов и Бейлисов, Морганов и Парвуса…); – или ты объединяешься с высоким родом своим, – или ты гибнешь на обочине, подъедая «свиные рожцы» сумасшедшего капитала «сверху», этого бича божьего.

Отчего – к «дяде Сэму» дорога закрыта – нужно спросить у историков. Европа, казалось бы, ближе, только и той не до нас. Полчища варваров, разгромившие Римскую цивилизацию в 487-м, спустя лишь десяток веков стали отдалённо догадываться, что это была за цивилизация, и, стало быть, неплохо было бы вернуться, возродить хоть что-то… Эпоха «Возрождения» – не возродила главного – религии Христа, в её наиболее чистом воплощении. Из расторгнутой двуручным мечом варвара Римской империи припомнили и «возродили» только внешнее благополучие. Вот этого-то своего «головотяпства» Запад и не может себе простить до сих пор. Простить и понять: что разрушалось в культурном отношении, что за «кодексы» бросались в акведуки. Жрать мясо, вытирая жирные руки о шерсть псов и поражаться сосудам с лепестками роз, приготовленными для омовения – это, конечно, рождает лишь ненависть. Именно Константинополь как осколок римской культуры – породил столько войн между христианами, и в результате был захвачен турками. Теперь все христиане могут любоваться святой Софией в её «мусульманском перформансе»… С «атлантизмом» же и нравами беглых каторжников, гомосексуалистов, пиратов и монстров во всех отношениях – православие и вовсе никогда не «удружится»…

Наиглупейшие из «головотяпов» пробовали и впрямь вымостить дорогу – и к Западу, и на Атлантику. Они забыли, что варвары, разрушавшие Рим – это как раз и есть племена, образующие сегодняшний «запад». Это не только германцы. Может быть поэтому, Гитлер – нацеливший всё, что можно было нацелить в 1942 году – на Англию – ударил по России. Только сумасшедший мог быть уверен, что он завоюет и покорит и Урал, и Сибирь, Москву. Но по Англии Гитлер не ударил… Там много «своих». «Сумерки богов» Вагнер ли, сумасшедший ли Ницше был тому причиной, мы теперь не узнаем никогда.

Одуревшая от упавших в их руки (по велению атлантистов) русских богатств – кинулась со щенячьим восторгом новоявленная «семибанкирщина» к сапогам «дяди Сэма», но он брезгливо отогнал их, сначала уговорами, а затем, видя что не уймутся – то и «плетью ПРО». Кратко объяснили, что они – наместники суть, и нужны от них – только ископаемые: никель, нефть, алмазы, золото… Не нужны даже доллары. Доллары – печатаются сами… Когда в этом есть надобность…

Эх, а как тщились они, целовали, да всё норовили – его в задницу, в межзвёздочное пространство на трусах из американского флага попасть, – преданно тащились за ним, пока он не пукнул рассерженно, источая «аромат двойного гамбургера», не прекращая держать сигары «в углу рта».

Судьба семьи, денег и репутация – ничто по сути не может ничего гарантировать в этом мире, даже и просто – и объяснить наглядно того, кто есть кто… И Каддафи и Хусейн, и Ельцин – тоже в своё время доверились «атлантизму»… Сегодня же, после 4-го декабря, дебоша проплаченного на Болотной – всё встало на места окончательно: нельзя усидеть на двух стульях, или, как говорил известный писатель: «Я не червонец, чтобы быть любезну всем», то есть – или ты русский, любящий свою Родину «пионер» (то есть – «первый»), или ты уже весь в прошлом. Третьего не дано.

…Это мнение о собственной исключительной русской непохожести на запад – уже не спор с западниками. Спор этот был окончен сразу после Второй мировой. Гений Сталина в том, что однажды поняв это, он уже никогда не возвращался на прежнее место…

Сегодня стало общим местом, после «дозагрузок» и (к добру или к худу – это отдельная тема) – «перенагрузок», – что уж тут говорить и понимать… «Перегрузка» – вместо «перезагрузка» – и тут Господь Бог, провидец, внёс свои коррективы, словно предупреждая нас, грешных…

Но… что-то, что поддерживает существование её, России, и самой русскости, как исключительной, ни на кого не похожей краски на божьем мольберте, без участия которой никакой композиции не образуешь…

В метафизическом смысле, даже обстоятельства мистически, полностью противоречат и этой щенячьей покорности, и этой нацеленной ПРО. Когда-нибудь станет известен, а быть может, откроется и нам ещё… эта тайна мироздания, наберётся смелости – и оголится эта София – предмет инфернальных воздыханий западных рыцарей.

Лишь по своему уходу из этого мира, старец, равный по силе молитвы и духа – разве что Серафиму Саровскому, Сергию Радонежскому – сказал, что только от России, Белой и царственной устроится и земля и порядок Божий…

Нет сомнения, что лишь их молитвами, старцев, скрытых от мира, он и жив всё ещё, этот мир. И мы живы до сих пор. И это они, невидимые нам, плотяным, плоским и плотским – они, русские праведники «отсрочили» кончину нам, убогим… Чтобы «убогие» –  все у Бога были, чтобы вернулись в обитель, как излеченные здесь, сбитые злом, но излеченные ангелы.

Люди – суть раненные ангелы… Подранки.

 

 

***                                                  

 

Как много смысла и опыта поколений несли фразеологические обороты, пришедшие к нам из тьмы русских (да и не только русских) веков. А пословицы, поговорки! Ими восхищался Гоголь, перед русским словом трепетал Тютчев… А.Н. Толстой, выбрав себе фамилию матери – Бострем – очень быстро пошёл в гору по части стихосложения, и всё же оставил это. Первая причина была – известность в литературных кругах Бострем – матери, а вторая – ещё серьёзней, как признавался он сам – он так был щепетилен и внимателен к слову, что по нескольку дней, а то и недель искал рифму… Так требовательно относились пишущие дворяне, да и не только дворяне – к слову. Известно, как восхищался найденным у В. Даля словом «выползок» А.С. Пушкин. Особенно его веселило то значение слова, что это – не только сухая прошлогодняя кожа пресмыкающегося, например – змеи, а – в другом значении – пройдоха – чиновник. Прощаясь с В. Далем, Пушкин похлопал себя по фалде сюртука, и молвил: «А я от своего выползка ещё не скоро освобожусь!». Не прошло и трёх месяцев, как Жуковский передал Далю на хранение простреленный сюртук Пушкина с кровью…

Нынешняя постмодернистская лёгкость к слову, повергает в шок. То – полагающий себя едва ли уже и не пророком Солженицын сотворит такой словарь «расширения языка», что порой просто – ни в одни ворота. То – новоявленные дикторы, такое завернут…

Переделанные пословицы не от общины, «от людей» – нынешнего времени, их вящее «остроумие» построено на этаких оксюморонах или на заведомых «описках», при этом – то ли намеренных, то – до примитива гнусных «ошибках», в том числе и грамматических.

Если посчитать, сколько у политиков написано книг с названием «исповедь» – справедливо поймёшь, «как узок их круг, как далеки они от народа»… А «Евангелие»! И «от Толстого», и «от Сатаны», и «от Иуды», и даже от шоумена «Евангелие от В. Соловьева» (знакомого по передачам «соловьиные трели»). Но бывает и так – «Исповедь на заданную тему», или «исповедь одного года»… Исповедь – это совсем другое, господа. А если написал Евангелие – то пожалуйте на крест, голубчик… Бросайте свою каббалу, коей вы так хвалитесь, что многое поняли уже в этом бесконечно непонятном, – бросайте её в огонь – и вперёд, на Голгофу. Хотя бы так, без разбойников, одного из которых вы и в час смерти способны спасти, и в час мук – не оставите…

Нынешние пословицы или даже речёвки, всё идёт в ход – из романа К. Федина «Первые радости» – делают «Первые гадости»… – «…ну, постмодернизм в самом его убогом смысле» –  скажете вы, и наверное будете правы. «Мысль изречённая – есть ложь», и «если б знали из какого сора растут слова…» – но то рост благодатный, из перегноя – и оливка в тысячу лет возрастом, и яблонька– подружка… Но тут! Начало положила этому, конечно, жёлтая пресса. Потом, продолжили выставки винзаводов и сахаровских центров. Затем уже и дамы – «иронических детективов» авторы – и те стали выдумывать такие названия паршивым своим книжонкам, чтобы хоть как-то зацепить обывателя. И пошло-поехало… «Секс – не повод для знакомства», «Счастливые трусов не одевают», «Любовь – костёр, не кинешь палку – погаснет», «Тиха украинская ночь, но сало лучше перепрятать», «На безрыбье сам раком станешь», «Почём вы, девушки, красивых любите?», «Чем дальше в лес, тем круче интерес», «Такая нам досталась доля, нам не прожить без алкоголя». И вот думаю я: что ведь и эти «с-под русских», вроде бы слова, а всё – не русское. Ну а какой нации настолько свойственно креативное мышление, в этом миропонимании – «хохма», в эмпиреях какой нации эта самая «хохма» занимает центральное место, даже в чём-то – и от идолослужения. На чьей это «хохме» даже и делают карьеру, и под раскрутку – удачную, многие дельцы юморин, выросших из кухонных капустников, настолько противоестественные самому русскому духу и быту, самому существованию… Делая карьеру так вот, «пукая, подпуская по малу» даже и карьеру «больших артистов» стоят, да что там, подурачась, говорят «хватит валять дурака» – и примеряют папаху свадебного генерала где-нибудь на Алтае. Но запах идёт далеко, долго. И давшие кредит потребуют проценты. А край богатый. И вот получается на деле, что чуть подпускают, и хохочут. Это подобно некоему ломанию телефона-автомата азиатом, который телефона никогда прежде не видел. Но нет пределов ломанию быта, нравственной самобытности. Перифразы по-смешному классики и русских пословиц, занижение их достоинств – дело осмысленное. Оттого и такой наплыв этих «смехачей»-перифразистов на «Русском радио», хотя какое оно русское, стилизованное под русское – ещё не есть русское. А есть смехачи с опорой на  «Времечко»… Покажут такую гнусь, такую темень русской жизни – и «подпустят», пукнут шуточкой: «Времечко» де виновато, время такое, не мы… А как старается некто В. Вишневский, считающий себя поэтом и превративший сие «деяние» в цель и предмет для славы, а Фоменко Н., или  некие «гарики» Губермана… Было время, когда в этом «болоте» вполне официально на «радио России» (!) было позволено барахтаться некоему – даже и на вид Иуде – рыжему Трахтенбергу, который рассказывал пошлейшие анекдоты, да ещё и с матерным выщелком – и это на всю Россию. И летело это бесиво мимо храмов и престолов, и он, перебравшийся в Москву из Питера, выпуливал книгу за книгой этого мусора, этой пакости, пока в один из прекрасных дней, пробуя в очередной раз дорогую пищевую добавку, не отошёл в студии к окошку подышать и… Не выстраивайте больших лабазов, господа. Трахтенберг едва ли не одним днём раньше рассказывал, сколько роскошных квартир у него в Москве и Питере и во сколько встал ему их ремонт…

Рассказывая на всю страну похабные анекдоты, и тут же в студии записывая их, он принимал от слушателей – и издавал томами все, которые только мог отыскать. Один пакостней другого… «Ну, что с него взять: Трахтенберг, он и есть Трахтенберг» – сказал о нём Ю. Никулин, тоже – с самой Великой Отечественной собиравший анекдоты… – «Только у него это не анекдоты, – мыльное дерьмо…».

«Обогащайся! Но не забудь напакостить!» – таков девиз этой «плеяды поп-звёзд» (или звёзд-«поп»)… А сколько таковых, как Трахтенберг, которые ушли без покаяния, в минуту?! Но ведь именно «Радио России» –  часами предоставляло этой фигуре эфир… И при этом – не потеряло лицензии… Вот вам и радио «Радонеж», культивирующее свой народ, едва сводя концы с концами, вот вам и «Народное Радио»… Слово, которым некогда создан был мир – стало предметом насмешки.

Но что же делать, ведь бывали, скажете вы, и более вопиющие события. Некогда всем известный юморист Марк Твен переделал на свой лад само Евангелие, да так, как не снилось ни Иуде, ни шоумену В. Соловьеву. А потом были пакостные фильмы Скорсезе в Рождество православное. А потом – «Код Да-Винчи…» Много. Но как тут не вспомнить, впрочем, что и Марк Твен, даже взяв псевдоним – не убежал от гнева праведного, он был наказан уже и при жизни, даже смерть горячо любимого брата мистическая, страшная, со взрывом котла, как он описывал её – не вразумила… И всё-то начинается просто, с  кощунственной шуточки, или анекдотца…

А год назад, проезжая под длинным мостом в Мытищах, я неожиданно прочитал: «Читайте на сайте «Содружество русских журналов: «Хронос», «Парус»…www.». Дальше было замазано размашисто синей краской. Моссадовская звезда топорщилась, как улыбчивый Шендерович. За ней, прямо по «Хронос»: «Сайт «Юмор– Ф.М.», и проч… и до сих пор, вот уже год вижу её, эту запись перечеркнутую о русском трепетном и чистом Куликовом Поле…

 

 

***                                                                                           

 

Русская идея есть верность духовному. Верность безоглядная, беззаветная, вплоть до тех самосожжений староверов, которых оболгали «советские» историки-атеисты… Быть может, наиболее полно подтверждают эту догадку – повторение Христа, о том что царство Божье не от мира сего – та героическая, великая эпопея Отечественной Войны 1941– 45 гг. Вот отчего столько нападок на Сталина: разубедить, разуверить русский народ в его несомненной силе.

Итак. Победа в войне 45-го – случайность, самосожжение староверов – обман,  отречение государя – его слабость, «скоморошество» духовных «юродивых» до самой могилы… – дурачество: вроде того, как «у вас и генералиссимус Александр Суворов – петухом пел…».

Это ли не трын-трава, в косьбе которой не устают обвинять русских. И повелось это не со вчерашнего дня, а даже Бунин, свято хранивший всю жизнь образок, подаренный матерью, и тот не понимал, не принимал внутренней идеи отрешения от себя «народа-богоносца», строк, язвительнее и ядовитее о своём народе едва ли сказал кто-то острее Бунина в «Окаянных днях».

Своей личности во имя Бога умалять, И.А. – никогда и не думал. Толстовство его занимало только по причине – есть повод быть хоть иногда поближе к Л. Толстому. Даже в эмиграции он писал рассказы о таких юродивых «сокрушайте мельче…», и это его «Божья Мать – в России – откуда…», – там же, в эмиграции «Под серпом и молотом» –  он писал о Исааке Сирине, посещении монастырей своим «лирическим героем», уже будто бы разграбленных, постреволюционных.

Да он и сам он не был ли юродивым, Иван Алексеевич, всей жизнью своей, и славою, и унижением, и при голоде безутешном, кромешном, кормивший и прятавший соотечественников, – и всё этим – доказавший избранность Русского. В чём же она, эта избранность? Бездомностью, не привязанностью ни к чему? «У птицы есть гнездо, у зверя  есть нора, как больно было сердцу молодому, когда я уходил с отцовского двора, сказать прости Родному дому… У зверя есть нора, у птицы есть гнездо… Как бьётся сердце,  горестно и громко, когда вхожу, крестясь, в чужой наёмный дом, с своей уж ветхою, котомкой».

И, если Ив. Тургенев, кичившийся открыто тем, что он – западник, извинявшийся за икону перед гостями, – икону от родителей, высоко висящую над его рабочим столом, и при этом – написавший гениально-русский рассказ «Живые мощи», то – каковы же все они, кого не возьми из русских литераторов, западников, – все они по образу и подобию, а по сути писаний своих и открытий – все православные христиане, сейчас скажу наверняка: даже, а может быть и особенно даже – и Лев Толстой!

 

 

***                                                 

 

 «Молитва за детей».  Написалась сама собой, вдруг, словно кто-то вложил в мои мысли слова, и приятно теперь произносить их, хоть прошло, страшно сказать, четверть века!  

 

О, Господи, ужели не спасусь?                                                                            

Ужели – утону я в «Водах многих»,                                                                               

И в мире том, где Горних рек отроги, –                                                          

Последним из последних нарекусь.                     

Раскай меня, отринь, но собери,                                                                                                                           

Омой живой водою Благодати,                                                                                                 

И смоквой спелою – душа моя заплатит! –                                                                               

За боль мою, за мой кровавый крик!                                                                                                                   

Но… пожалей детей!

детей мне сбереги…                                                                                

Я в их глазах Твою читаю благость,                                                                                 

Их сны легки, их игрища долги,                                       

Их поцелуй, – как с Теплотою Сладость!                                                                                                                                                                                                                   

Они свежи – приходят от Тебя,                                                                                       

От шёпота их – радость и смятенье,                                                                                

И мы, убогие, так влюблены в детей,                                                                               

За то, что видим в них  – Тебя, Отец!

И – нет помех Спасенью!

 

 

***                                                           

 

Вот как рассуждал бы Пухов, будь он жив сегодня, а А. Платонов, думаю, с ним согласен бы был, но не во всём. Как теперь модно стало дописывать в жёлтой прессе, что-де редакции и дела нет, что несёт там их помешанный автор, лишь бы читабельно было. Вот так. Ну, а теперь. Собственно, пожалуй, и сама речь Пухова. Теперь оговорились – и можно: «Есть нации, по меньшей мере, странные, это нации – не творцы. Они живут на созданном другими, они усваивают продукт чужой переработки и труда. Это всё от какой-то природной, вложенной в них лени. От лени, или от обилия солнца, – большого и тёплого моря, щедрых даров райской природы тёплой, приморской… на их родине. Так мухи летят в отхожее место, потому что там уже переварено, переработано, остаётся только потреблять, паразитировать. Так и эти «нации», – они торгуют уже созданным, произведённым, освоенным. Они перекупают и, повышая цену, перепродают. Кто когда-нибудь покупал восточную обувь или шубы, или что-то из той крайне узкой техники, что производят, вернее, пытаются производить там, на юге, тот меня поймёт. Трутни – они тоже летят на мёд, потому что мёд готов, только поглощай и переваривай… И пчёлы опять же – выбирай у моря любую, всё, решительно –  готово к потреблению, даже частично уже переварено прежним трудом годовым, переварено для личинок пчёл – только глотай…

Но пчёлы отбиваются, они проказят и показывают всем своим видом, что готовы к борьбе и даже к самой смерти за «своё жизненное пространство» за потомство, а потомство – оно осталось далеко, в другом улье. Чаще всего – в Сибири даже или на Урале. Тогда трутень начинает подкупать, уговаривать, обещать и то и это… Люди, тьфу, то есть пчёлы – сами же дают трутням самые широкие полномочия, облегчённый влёт и вылет в улья, дарят земли, театры, предоставляют права «диаспорам», «элитные дома» с массажем… И никому это не кажется странным, а кто видит подлинность событий, кто пробует говорить вслух, тем затыкают рот.

Наверное, шершень – это тоже хорошо. Для общего озлобления пчёл, консолидации их. И вот чёрные шершни объединяются, в пятьдесят-шестьдесят жал скупают оптом пульман Ивановских полотенец, в разы дешевле – или пульман Владивостокской сайры, наваривают три-четыре цены и гонят в розницу тем же Ивановским ткачам-пчёлам – эти, их же полотенца – и гонят. Или хабаровским рыбакам – пресервы. И те сами вынуждены своё же покупать втридорога. И покупают, надо же чем-то утираться, что-то кушать с картошкой, они же не в силах сами купить пульман, нет такой самоорганизации, а главное – привычки к безделию.

Восточные шершни, пролезшие в самую даже Москву – это паразитирование на перепродаже, почти исключительно. Водка, пиво, сигареты, большинство продуктов питания – всё не в уральских пчелиных лапах. А это всё то, что произведено аборигенами, с чего можно жить, не прилагая усилий, – всё это предмет внимания – целым роем слетевшихся мух и трутней. Даже пчёлы, муравьи –  не терпят чужих, не терпят, когда их маток уводят. А эти сибирские, уральские, кировские, рязанские – всё терпят. Или их вынуждают терпеть? Да и не только терпеть, есть силы, которые намеренно стравливают шершней – с трутнями, простую пчелу – с маткой. У пчёл же – как у муравьёв: есть воины, есть труженики, охранники матки, строители, и прочее. Эти силы, то есть те, которые стравливают, они – даже очень известны. Цель их – как в китайской  мудрёной сказке: –  обезьяна сидит на горе и наблюдает за дерущимся львом и леопардом… И добыча, та, что не была их, и – ни того и ни другого – становится её добычей. Потому что даже победитель в этой схватке уже не в силах будет справиться даже с ними, ни со львом, ни с леопардом. Даже с простой обезьяной, отдохнувшей на ветке и следящей за этим боем – не справится… Вот я, Пухов, что я могу. Коли так жизнь сложилась? Разве что уехать на юг и стать шершнем или термитом. Но это всё – сверху изнутри-то я так Пуховым и останусь… А значит, скорее всего, погибну здесь за интересы мирового пролетариата пчёл. И, значит, что же, сожрут Пухова или опять выгонят – иди, питайся, чем можешь. Всё равно ты не нужен больше прекрасному и яростному этому миру. Потому что мир сегодня у того лишь, кто больно укусить может или много наобещать… так-то…»

 

Продолжение следует.

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование