Сила проявленного слова, или торжество графомана на премиальной вакханалии

Писательский труд – это вдохновенное подвижничество

Захлестнула Россию-матушку широкая и мощная волна литературных премий и конкурсов… Так захлестнула, что впору уж и выныривать… Действительно, пора бы, да только вот несёт эта волна расейских литераторов всё дальше и дальше от истинного творчества, от кропотливого труда, от вдохновенного подвижничества. Ведь писательский труд как раз и совмещает в себе всё это, да только где оно нынче?

Вместо истинного творчества – жалкие поделки, вместо кропотливого труда – романчик, сляпанный за месячишко, вместо вдохновенного подвижничества – холодный прагматизм. И дело не в том, что книгу нельзя написать за два месяца, как раз таки можно, но если ей предшествовала долгая, длиною в жизнь внутренняя работа, накопление бесценного опыта, то есть то, что называют инкубационным периодом.

Да только всё меньше мы наблюдаем сегодня появление таких книг – выстраданных, одухотворённых, зовущих нас к высоким истинам. Зато всё чаще мы видим на прилавках крикливые книжонки, ярко раскрашенные, безвкусно свёрстанные, с броскими рекламными слоганами, рассчитанные на потакание дурному вкусу. Но у авторов этих книг есть важное преимущество на рынке книжной продукции – хорошо организованная пиар-кампания.

А вот у талантливого писателя, задумывающегося о непреходящих ценностях, чаще всего, ничего этого нет. Дело в том, что он, не сумев или не желая вписываться в мир новых либерально-демократических ценностей, трудится где-нибудь учителем русского языка и литературы или вычитывает чужие ошибки в газете, получая при этом крохи на поддержание биологического существования, да на то, чтобы иной раз купить в местном книжном магазине хорошую книгу. С теми, у кого появился тугой кошелёк в результате приватизации, он не знаком, потому что круг его приятелей такой же, как он сам. С олигархами он дела не имеет, не пересекаются их пути-дорожки, и ему не до куршавельских радостей. Ведь он не то что в Куршавель, к  родственникам в деревню едет и думает, как бы ему обхитрить контролёра в электричке и сэкономить двадцать рублей. Но кто его за это осудит?

Он ведь не воровал вагонами, не скупал за копейки землю, не приобретал акции ведущих предприятий, не присваивал себе народное добро и не поджигал лес, чтобы потом его срубить на корню за бесценок. Не заимел он и собственной нефтяной скважины или скромный золотой прииск. У него таких денег нет, он с трудом находит их даже на то, чтобы поменять забор на собственной дачке с пресловутыми шестью сотками.

Но зато у него есть талант, о котором никто не знает, кроме двух-трёх его ближайших друзей. И после трудового дня он не на диванчике полёживает, а сидит за столом и пишет свои, может быть, и бессмертные произведения. Вы думаете, таких неизвестных писателей у нас нет? Думаю, что есть, просто миру они ещё неизвестны.

То ли такова судьба таланта в России, то ли здесь действуют непознанные доселе мировые законы, то ли страной нашей управляют какие-то инопланетяне, спаси и охрани, Господи… Иначе как объяснить то, что происходит в литературном мире?

А литературный мир давно в раздрае, союз писателей распался на этакие кучки, государственные издательства перестали существовать, журналы уже не имеют той воспитательной и направляющей роли, какую они когда-то выполняли. Причём, западно-либеральных журналов у нас пруд пруди, а славянофильско-почвенных – днём с огнём не сыщешь. Писатели выживают, как могут, их профессиональная состоятельность теперь под сомнением у нашего государства, так как профессиональный писательский союз теперь, как известно, общественная организация. И никакой защиты, никакой помощи, никакой доброго участия от родного отечества.

И стоит он, бедный, обдуваемый всеми литературными ветрами, и думает с тоской о том, как ему выжить…

Лауреат, не хрен собачий…

Зато всё чаще то тут, то там появляются различные фонды и фондики, объявляющие вдруг литературные конкурсы, хотя никакого отношения к литературе они не имеют вообще. Правда, в числе учредителей таких премий появляются литературные имена, но это лишь, как говорит М.Задорнов, для заманухи. И братья-литераторы, не избалованные длинным рублём, с головой бросаются в эти конкурсы и, кстати, далеко не все из них бросаются за рублём, а для того, чтобы хоть кто-то их услышал. И может быть, поддержал, оценил, сказал доброе слово…

Но талантливый писатель очень часто всего этого не имеет – ни рубля, ни признания, ни доброго слова. Более того, он не имеет даже трибуны, какой-то своей площадки для выступлений. А если таковая находится, то искать организаторов ему надо самому. Вот и приходится ему становиться собственным арт-директором, продюсером и менеджером в одном лице. Но ведь не все на это способны. Да и скажите на милость, разве это – писательское дело?

В советские времена конкурсов было не так уж и много, а если и были – то все они являлись государственными. Никто не идеализирует былые времена, и тогда было активное проталкивание своих и выталкивание чужих. Но то, что те конкурсы были весомее, спорить никто не станет. Нынче же конкурсы следуют за конкурсом нескончаемой чередой – один заканчивается, другой начинается, третий объявляется, четвёртый держится в уме, появились даже специальные сайты, которые следят за конкурсно-премиальным процессом в стране. Какая-то премиальная вакханалия у нас происходит или, скорее, графоманская мистерия, где никто ничего уже не понимает. Или наоборот, прекрасно понимают, особенно объявляльщики конкурсов, те самые держатели фондов, владельцы «заводов, газет, пароходов». Понимают это и те, кто возле них крутится, а как же… место-то хлебное…

А не понимают это лишь люди несведущие, со стороны, так сказать, та самая публика-дура, которая, не зная истинных пружин, чествует лауреатов. А лауреаты у нас нынче плодятся, что кошки.

И никто вроде бы даже не задумывается, что это – профанация литературного труда, и что за этими конкурсами стоят определённые люди, одни из которых желают свои деньги… нет, не просто отдать или подарить, а «отмыть», а другие – на этом их желании неплохо заработать.

Самое удивительное, что участвуют в этих конкурсах чаще всего не те, кому позволяют их способности, а те, у кого есть пронырливость и острые локотки или либерально-демократическое рыльце, что, как известно, в пушку.

Конечно, среди этого церемониально-премиального изобилия есть и стоящие конкурсы, имеющие серьёзные и честные цели – найти талантливых людей. Но ответьте мне искренно, дорогие мои коллеги, много ли вы знаете таких конкурсов? И разве вы сами не мечтали о таком честном соревновании? Разве вы не желали бы в таком участвовать? И разве вам не вспоминаются прочитанные рассказы о поэтических состязаниях, какие проводили древние? Правда, сейчас нечто подобное пытаются устраивать, да только и здесь голоса подтасовываются, так что здоровая идея выхолащивается на корню. И на поверхности вновь остаются всё те же пронырливые графоманы, либеральная пена и молодая поросль с тем же душком.

Собственно, а чего ещё им делать? Надо же хоть чем-то заполнять свою жизнь, вот они и пописывают стишки, рифмуя любовь-кровь, сапог-полусапог. Но, как говорил один поэт, это лучше, чем стёкла бить. Вот они и стараются, пыхтят, из кожи лезут вон, рифмуют, как говорится, «работают над словом».

Кстати сказать, это затёртое выражение сразу же изобличает графомана, потому что ни один серьёзный писатель никогда не скажет о себе подобное. Он просто будет пахать в тишине и вряд ли ему захочется об этом распространяться, потому что только он один знает, как он лично работает над этим самым словом и как физически тяжёл писательский труд, как у него затекает спина, начинает болеть шея, иногда сводит руки, портится зрение… Какой усидчивостью надо обладать для того чтобы написать книгу, какое терпение надо иметь, чтобы сто-двести-триста раз заглянуть в словарь, какую выдержку надо выработать у себя, чтобы переписать произведение раз этак пятьдесят-сто. Но это – его личная кухня, зачем же о ней говорить громко? Пусть читатель, беря книгу в руки, думает: ах, как здорово она написана, а главное, так просто! Да этак и я смогу… Подумаешь – «Жил-был поп, толоконный лоб…»

А ты смоги… попробуй…

Но графоман этого не понимает, он любит поговорить о своём труде, о так называемой «творческой лаборатории». И этим, как говаривал классик, бывает приятно занят всю жизнь.

Ну, напишет он за свою жизнь пяток-другой книжонок крошечного формата. Какие тут знания? Какие глубины? И какой полёт творческой мысли? Посидит он себе дома денёк с этими книжонками, а на следующий побежит ими трясти как необыкновенным достижением. А тут тебе и конкурс, где все такие же, как он. И вот она – плодотворная среда для его процветания, для взращивания его бесталанности и даже культивирования его амбициозной и агрессивной бездарности. Но ведь это же страшно, что у нас появилась среда для культивирования бездарности! До чего же мы дожили, дорогие мои русские литераторы!

Так и кочуют графоманы из одного конкурса в другой, трясут своими копеечными книжонками, изданными в каких-нибудь затрапезных типографиях и гордо именуя их книгами…

И награждают, и награждают друг друга медальками, грамотками и дипломами, и всех без исключения именуют лауреатами. А потом, наверное, в тишине собственных подслеповытых малогабаритных квартирок составляют свой послужной список из лауреатских званий. А как же? Графоман себя этим тешит, ведь он – лауреат, не хрен собачий…

Кто у нас только нынче не ходит в лауреатах, эх…

При этом я вовсе не говорю, что талантливый человек не может иметь такую же крохотную книжку, конечно, может, потому что он рад любому изданию. Точно так же удачливый графоман, найдя спонсора, может издать роскошную книгу, но при этом она останется такой же бездарной, как и все его предыдущие сочинения. Но я толкую о том, что и тот и другой хорошо понимает степень собственной значимости и веса в литературном мире и верно оценивает свой вклад в мировую литературную копилку. И мне почему-то думается, что человек талантливый вряд ли будут трясти книжонкой, да ему и некогда, он скорее за другой труд примется, а вот бездарь все свои усилия сосредоточит на продвижении своего труда. Для этого ему и нужны и тусовки и конкурсно-премиальные церемонии, больше напоминающие толкотню около кормушки.

Литературоведение и литературоедение

И ещё несколько слов хочется сказать о современной науке о литературе. Есть ли она сегодня вообще? Бывая на различных научных конференциях, международных конгрессах, писательских форумах, можно наблюдать ужасающую картину оскудения мысли, и это – уже тенденция. Всё меньше ярких и запоминающихся своей оригинальностью выступлений и всё больше – серых, безликих, непрочувствованных, лишённых личного отношения. Элементарное и банальное преподносится как нечто выдающееся и оригинальное, собственных же открытий и исследований чрезвычайно мало.

До отвращения противно поклонение недоумков – кому бы то ни было, слепое, с придыханием, непрочувствованное, неличное, а так сказать, массовое, с чужого голоса, заимствованное и подслушанное у других. Дескать, как все – так и мы. Сказано о ком-то – хороший поэт, значит, надо его славословить. Сказано – талантливый, значит, будем дудеть в одну дуду. Тошно…

А где свой собственный взгляд – незамутнённый, чистый, не отягощённый чужими эмоциями? И своя позиция – выстраданная, доказательная, честная? И где свои слова – те, что не вычитаны в многочисленных бестолковых книжках, а идущие из глубины души, от сознания значимости того или иного поэта не только для общества, но и лично для нас?

Таких слов и таких книг – почти нет. А те, что есть, почти все – как под копирку…

И мне давно уже хочется сказать, что есть литературоведение и есть литературоедение, последнего, к сожалению, всё больше. Изучение творчества того или иного писателя – процесс кропотливый, трудоёмкий, но очень увлекательный. А самое главное – тот, кто этим занимается, должен и сам соответствовать высочайшим требованиям. Масштаб личности исследователя должен соответствовать масштабу личности исследуемого.  Конечно, это достижимо крайне редко. И вполне понятно, что идеальный вариант – В.Г. Белинский анализирует работы А.С. Пушкина, Д.И. Писарев размышляет о творчестве И.С. Тургенева. Но не всякий литературовед – В.Г. Белинский и Д.И. Писарев, для этого нужно обладать писательским талантом, глубокими знаниями литературы, широким кругозором, занимать определённую позицию, а самое главное – иметь повышенные эстетические  требования к миру и этические – по отношению к самому себе. И ещё очень важно что-то иметь в своей душе, чтобы было о чём говорить.

Дело даже не в проявлении уважения к личности исследуемого, это само собой разумеющееся, а в том, чтобы это исследование не превращалось в разжёвывание давно разжёванного, в обмусоливание того, что всем давно известно. А то ведь выберет иной такой литературоед какое-нибудь стихотворение и давай его рассматривать под лупой, что значит то или иное слово, да зачем здесь употреблено настоящее время, а зачем будущее. И дело вовсе не в том, что этого делать не следует, а в том, чтобы этот анализ нам что-то давал в понимании творчества писателя. А если этот анализ ради анализа, ради заполнения страниц будущей диссертации, то это не что иное, как пустота. И такой пустоты нынче много – и на страницах, и в устных выступлениях. Нечего человеку сказать, вот он и тщится… Но слушать-то его тошно!

Иногда, слушая выступления таких литературоедов, хочется вжаться в кресло, закрыть уши, но вы вынуждены делать вид, что продолжаете слушать, потому что высказать как-то своё отношение к докладчику практически невозможно и уйти невежливо. Вот и сидим и терпим, пока этот бред льётся на наши головы.

Бедные наши классики, сколько на них сделано и делается денег, сколько написано нелепых околонаучных работ, сколько людей имеют рабочие места благодаря тому, что они жили на земле и творили для вечности! И сколько графоманов толкутся около них, чуя, что их творчество – вечно живой родник, источник, благодатная почва.

Мне бесконечно жаль поэтов, закончивших своё земное бытиё и ставших впоследствии объектом для препарирования такими горе-исследователями. Они, нисколько не задумываясь, бесцеремонно вламываются в их жизнь, под лупой изучая её чуть ли не до каждого дня (жаль – не часа), выискивают любимых женщин, мужчин, родственников, друзей, близких, знакомых, отыскивают ничего не значащие для общего творчества неопубликованные строки, письма и так далее.

И если бы они действительно восстанавливали канву жизни, они же, не боясь греха, самоуверенно судят о пристрастиях поэта, о его склонностях, окружении и даже о том, что поэт хотел сказать той или иной строчкой…

И при этом они думают, что сказали что-то важное, оттого и пыжатся от сознания своей учёности.

И я неправа в том, что назвала поэтов бедными, они-то как раз богатые, по-настоящему богатые, а бедные – те, кто около них трётся. Невольно вспомнишь цветаевские строчки – «То-то к пушкинским избушкам лепитесь, что сами – хлам».

Но благо, есть и другие исследователи – честные, даже отважные, не боящиеся идти своим путём, лишённые какой бы то ни было корысти. И думается, такие будут находиться у нас всегда, их словно выносит на поверхность само Провидение, чтобы не погибла Литература, чтобы она оставалась искусством вечно живого русского слова.

И всё-таки… когда же закончится это торжество графомании на литературном поприще, когда же о писательском труде у нас вновь будут говорить высоким штилем, и когда бездарное сочинительство уступит место вдохновенному подвижничеству? Трудно сказать, я и сама в этой круговерти, прости нас, Господи…

Закон проявленного слова

Написала я эту статью, а теперь думаю: эк меня развезло! Развела бодягу про писательскую бедность, ещё бы вспомнила, что вот в советские времена, дескать, было иначе, и писатель был человек уважаемый. Его в Кремле принимали, дачки в престижных местах давали, ордена вешали, в специальной поликлинике обслуживали, а самое главное – денежки ему так и сыпались. И гонорары были далеко не символическими. Ну, что ж… никто не спорит, много было хорошего и доброго, да только всё ли?

И дело вовсе не в этом, а в том, что во все времена были богатые и бедные. Собственно, богатство и бедность – это состояние души. Как известно, можно быть богатым, имея совсем небольшие деньги, а можно и при миллионах чувствовать себя несостоятельным, а заодно и несчастным.

Кроме того, бедный вовсе не значит честный, а богатый – далеко не всегда синоним жулика и мерзавца. Часто бывает и вовсе наоборот, когда бедный бывает жуликоватым, а богатый честно зарабатывает свои деньги – так уж получается, что фортуна почему-то улыбается ему. Может быть, стоит подумать, почему она вообще улыбается одним и отворачивается от других? Может быть, здесь что-то не так или действует какой-то закон, многими ещё не понятый? Словом, ситуации бывают разными, и всех под одну гребёнку стричь не надо.

И ещё я думаю вот о чём: да, одного печатают громадными тиражами, а другому словно не везёт, и ему едва удаётся где-нибудь тиснуть одну-две свои тощие книжонки, и снова молчок. Почему так происходит? Может быть, и здесь проявляется действие того же закона? И каким образом мы подпадаем под его действие? От чего зависит наша успешность или неуспешность?

Видимо, дело здесь ещё и в личном состоянии человека, в количестве той внутренней красоты и любви, которую он несёт своими сочинениям в мир. Если он агрессивен – ему ставится преграда. Если добр – иди с Богом!

Один мой знакомый литератор, пребывая в безвестности, слыл доброжелательным и порядочным человеком. Но вот ему удалось издать две-три книжки, провести ряд авторских выступлений и даже заполучить парочку кое-каких наград. И что тут с ним стало происходить, Боже мой! У него появился не просто раж – у него появились агрессивность и заносчивость по отношению к другим, злобность и чувство превосходства. Всё это продолжалось некоторое время, но вскоре его успехи закончились так же быстро, как и начались. К нему потеряли интерес, его снова перестали печатать, и он притих.

Так почему, как мы отметили, талантливый писатель очень часто не имеет ни денег, ни признания, ни поддержки? Может быть, это зависит и от меры его душевной гармонии? Вопрос сложный…

Только я точно знаю одно: все созданные когда-то произведения мир рано или поздно услышит. И люди о них обязательно узнают, потому что по-другому быть просто не может, таков закон природы и такова сила проявленного слова. Если слово проявилось, когда-нибудь оно заговорит в полный голос… Дело только в том, а нужно ли было некоторым словам звучать, ведь за всё сказанное и тем более – написанное, придётся отвечать – на том, Высшем Суде. Такова сила проявленного слова…