Игра в дырочку / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Масленица – какой замечательный праздник! Одно слово слаще мёда! А особенно, когда тебе всего двенадцать лет. Когда наступает двенадцатая весна. Когда всё поёт в душе, когда ты радуешься жизни больше, чем сама жизнь радуется! А на улице шум, гам и море весеннего света. Снег переливается всеми цветами радуги, как миллиарды алмазиков; хрустальные сосульки наперебой считают, у кого больше настучало капель; черноглазые вороны и галки беспардонно подворовывают пшено у кур, а воробьи также подсчитывают и с возмущением это обсуждают…

Митька потянулся ещё раз. Воскресенье. Поспать бы ещё, но залежаться не давал масленичный дух блинов. Это маманя встала уже спозаранку, напекла и наварила всего к празднику. В принципе, она делала так каждое утро, только к этому прибавился ещё запах блинов. Митёк представил себе высокую стопку посредине стола не одного десятка ажурных блинчиков, смазанных топлёным маслом, которое мамка топила в бане, и посыпанных сахаром. «Наверно, отсюда пошла пословица: “Пальчики оближешь, и язык проглотишь”», – подумал мальчик и спрыгнул с тёплой постели. Старшие брат и сестра уже были на ногах. Брат помогал отцу во дворе кормить скотину, а сестра вилась около матери. Митя был их младше на пять-шесть лет, поэтому считался и поздним, и любимчиком. Конечно, он тоже старался помогать матери и отцу. Но всё равно, как они всё успевали, удивлялся он, особенно, мама, которая ещё работала дояркой в совхозе. Почти всё было на ней: и огород, и скотина, и трое детей. Отец ещё «подваливал» работы: то уток с охоты привезёт, которых надо ощипать, то рыбы полмешка, которую чистить надо. Тут вспомнилось мальчику, как несколько лет назад, мама чуть не умерла. Дело в том, что отцу попался большой осётр на рыбалке. Конечно, он его не отпустил, а принёс домой. Радости в многодетной семье было много! Ведь, никакая рыба не сравнится с нежнейшей осетриной. Времена были не совсем голодными, но жили люди от получки до аванса. И так случилось, что мама подавилась рыбьей костью. И дело всё в том, что это была не кость, а хрящ, осетры ведь бескостные. Мать чем только ни запивала, ни заедала, даже пыталась вызвать рвоту – ничего не помогало. Хрящик плотно обосновался в её горле. И всё-таки она надеялась, что само пройдёт. Родители тихо обсуждали эту серьёзную проблему. Отец говорил, что надо к врачу, а мать возражала: «А что, если врачи донесут, что хрящ от осетровой рыбы, тогда тебя посадят, ведь это браконьерство. Что я буду делать одна с детьми, как я их выкормлю, как выращу? И без тебя я не могу!» Вот как мама любила детей и отца. Прошёл день, другой, горло у неё распухло и покраснело, она с трудом уже дышала, но всё ещё отказывалась от врачей, жалея отца. Но тот не выдержал и вызвал «скорую». Операция прошла благополучно, и советские врачи не донесли на них ни в какие службы. Это событие глубоко врезалось в память мальчика. Оказывается, страх был сильнее смерти…

А его любимая мамочка была невысокая, худенькая, но всё горело и кипело в её руках. «Да, жизнь в деревне – не сахар, но всё равно самая лучшая, – думал любимчик Митька. – И я от неё никогда не откажусь. Никакие города мне не нужны, буду всегда рядом с родителями!»

После праздничного завтрака ребята побежали к сельсовету, где стояли также круглые столы с самоварами, подносы с блинами, плюшками и бубликами. Три совхозные лошади с санями катали ребятишек по деревне. Весело звенели бубенцы на дуговой сбруе, и развивались гривы с вплетёнными туда яркими цветами. Извозчики из местных катали детей, молодёжь, да и людей разного возраста, кто хотел, до опушки леса, где стояло уже заготовленное чучело из соломы и разноцветной ветоши. Митяй прокатился уже несколько раз, аж щёки стали, как два красных яблока. Вдруг в сани к ним прыгнул Петька. Несмотря, что ему было за тридцать, все звали его Петюней. От него пахло одеколоном и алкоголем. Он плюхнулся в соломенную подстилку прямо за спиной Митьки. Вдруг мальчик почувствовал щекотливый укол почти подмышкой. Он резко обернулся и встретился с нагло-ироничным взглядом Петра.

– Ну что, Митрий, в дырочку поиграем?! – и мужчина просунул в маленькую дырку на шве рукава стёганой фуфайки ещё один свой палец и рванул дальше по шву.

Мальчик, конечно, не ожидал такого надругательства. От негодования у него даже в горле пересохло. А Петька продолжал глумиться дальше:

– Что твоя мамка тебе дырку не может зашить?! Это что ж за мать такая, незаботливая? И чем только она занимается в свободное время? – прыскал он, довольный от своих слов.

Митькин рукав болтался наполовину, а щёки горели уже не как яблоки, а как помидоры. Как можно за минуту поломать всё весеннее настроение, весь праздник, как обидно было за мать и за хамство Петра, которому парнишка ничего не мог сделать и даже сказать, в силу разницы возраста. Эта обида навсегда отложилась на сердце подростка, а может, даже и сломала ему жизнь… Как так можно говорить нехорошие слова о его матери, которая денно и нощно только и трудилась, заботясь о своей семье. И фуфайку-то эту старую он надел, чтобы потом кататься с горки, да в снежки играть.

С тех пор Митька стал обходить стороной задиристого мужчину.

Вскоре, в одночасье, умер его отец, которому было сорок семь лет, а маме на ту пору сорок пять. Конечно, на мать свалилось ещё больше забот.

Прошло три года. Старший брат уже работал в городе, а сестра также училась там в техникуме. Вдруг мать объявляет младшему сыну: «Я выхожу замуж». Уже то, что мама собирается замуж, сразу покоробило парнишку. Ведь, все знают, какие эгоистичные мальчишеские сердца: «Его мама, и только его». Но, когда она сказала, что за Петра, то сердце совсем оборвалось у семнадцатилетнего юноши. А щёки, как тогда, стали пунцовыми, как помидоры.

– Ты хорошо подумала? – только и спросил сын. А что ещё он мог спросить у матери, которую глубоко уважал и любил.

– Да. Он давно мне делает предложения. Вы уже выросли… Взрослые… И любит меня. – Отвечала тихо мать.

– Да он вообще на десять лет младше тебя! Да он наиграется с тобой и бросит тебя! – кричали слова в голове у Митьки, а перед глазами всплыл его наглый образ: «Ну что, поиграем в дырочку?!»

И всё-таки Пётр поселился в их доме. Митя ничего не говорил. Но так хотелось бросить ему в глаза:

– Что ж ты на неряхе женился?! На невнимательной и незаботливой?!

А новоявленный отчим всё больше устанавливал свои порядки в доме. Это было невыносимо. Митька поступил в училище, чтобы учиться на водителя. Получить права, так сказать, со всеми буквами, а в дальнейшем стать дальнобойщиком, чтобы реже бывать в доме. По выходным приезжал домой. И вот как-то раз после танцев в клубе, он с девчонкой решил зайти домой попить чаю. А отчим взял и закрыл дверь на засов, мать была на работе. Митькины нервы не выдержали. В родной дом, в дом своего отца его не пускают! Он с размаху выставил раму в окне, схватил оторвавшуюся перекладину и пошёл мутузить Петьку по рёбрам, а напоследок порвал ему ещё рубаху со словами: «Это тебе за дырочку!»

– И ты знаешь, – рассказывал мне уже пожилой мужчина, закончивший давно карьеру дальнобойщика и ухаживающий за совсем старенькой матерью, – и уж Петра давно на этом свете нет, а обида и травма до сих пор вот тут, – и Дмитрий Александрович положил свою руку на грудь…

Художник: Николай Богданов-Бельский