Хроники будущей войны / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

В колониях война уже идёт.

И мы, наружно сохраняя вид

добрососедства, натравлять умеем

своих туземцев на чужих туземцев…

Но малолюбопытные бои

во что-то разовьются больше, дольше…

страшнее.

Нынче всякая война

стремится мировой стать.

Надо ль брать

оружье в руки, чтоб вот так с масштабом

не совладать?

Вся чересчур подвижна

политика – история живая.

Ходит-бродит мысль по кругу,

тяжела, нехороша.

Ну, давай же хоть с испугу

(заждалась моя душа)

бухни словом, друг сердечный.

Вот, заветное – «война».

В болтовне пустой, беспечной

вся политика дана,

вся история грядущих

поражений и побед –

честных слов и завидущих

наперёд понятен след.

Невнятицу несут, по кругу ходят,

боятся своих мыслей. Как же это

вдруг объявить войну? Напасть самим –

без объявленья, ранним, ясным утром?

Да как так можно? Нелюди мы, что ли?

Уже вовсю идут переговоры!

Ещё в штабах, пока без дипломатов.

По картам стрелки быстрые, цветные,

все части света радостно мелькают

калейдоскопом наших сил, ударов!

И корабли гремят со всех калибров,

летят армады, закрывают солнце,

и медленная, грузная пехота,

сминая всё, калеча шагом землю…

***

Не сказано решительное слово,

но делается дело; промолчать,

уста зажать и задохнуться звуком –

вот лучшая смерть; мы умрём другою!

И сулит нам грядущая

мать-война

то, что глаза завидущие

видят, сна

не прерывая мёртвого:

зверь-народ

встанет на дело. Гордого

дела год.

***

Правы мы силой сильною,

нет сильней,

жертвой стоИм обильною –

строй тесней

день ото дня, и святости

дело мы

делаем со всей радостью

меж людьми.

Предвоенного чина

служба. Полнится храм.

Есть война – есть причина

для молитвы по нам.

***

Перед Богом в ответе

за всю эту войну

мы, а вовсе не эти,

кто лелеет мошну,

кто политику мучит,

чертит карты боёв.

Вера подвигу учит,

он тяжёл и суров.

***

А война завершится –

станут храмы пусты;

кто посмеет молиться

посреди пустоты?

Действительно народное теченье…

подспудное, от сердца.

И не визг

наружной, нервной ненависти – мысль

тяжёлая и выстрадана.

Время

начать войну большую. Время жить.

И чувствуешь от подступившей смерти

томящий, сладкий запах.

Время бурной

любви: хоть как, хоть с кем, а род продлить…

Жители нашей страны – одержимы: бессильные бесы

больно, позорно терзают и членами дёргают. Толку

в ненависти, если только себя ест, рыгает! Так бесы

и вырождаются. Вот и настало последнее время.

Сроки подходят, и скоро от сна, вековой летаргии

наши очнутся полки; зашевелятся в доках, на рейдах

силы морские; и с пробежью лёгкою землю покинут,

смерть вознося, авиаторы. Наше прекрасное время.

И что нам надо от большой войны?

Каких таких доходов, кроме славы,

которой и так вдоволь с предыдущей?..

А всё ж таки безумная идея

живёхонька-жива и гонит нас

по чёрному, клокочущему морю…

Заморские невиданные дивы

нам предстают: дворцы и пирамиды,

невиданные храмы, лабиринты.

Прекрасный мир – доступное оружью

пространство Божье; всякая стихия

да станет нашей, взятая со славой

Что такое, я вас спрошу, Россия,

если она спокойно, не споря, терпит

полумесяц над Цареградом

и поругание Святой Софии?

Зачем мы здесь, если Третьим Римом

быть неспособны, зря занимаем место?

Мы – объект Географии; Истории нет к нам дела,

мы вымираем медленно, медленнее, чем надо.

***

Бог ты наш, креста твоего обломки

забыты лежат. Бог наш, мы оплошали,

но встало, мощным стало войско, громко

славы себе и чести, победы Тебе возжелали!

Светлое место мира, городам всем город,

Иерусалим, долго ты ждал последней

свободы! Скоро, родимый, скоро

вместе отслужим в Храме твоём обедню.

Священная война,

последняя война,

наставшая война!

Так победим!

Солдатики – стоим,

солдатики – бежим,

солдатики – лежим!

Вот вся война!

Большая война может уничтожить народ,

может его создать –

у нас-то нынче какой черёд?

Как будем воевать?

Мы обновимся в кровях больших,

сгинем ли без следа –

но старой жизнью не жить, других

настали эпох года…

Власти в стране – убогие

сердцем, умом; не впрок

годы им были многие.

Ну а сегодня – срок.

***

Не для того мы умники,

чтоб свой смущать народ,

врозь представлять на публике

мелькание правд, свобод.

А для того, чтоб в нужное

время – священный час –

в руки вложить оружие

народу, что вокруг нас.

***

Если мы объясним войну,

смыслы ей предадим,

то победим, спасём страну

книжным трудом своим.

А слишком много всякого при мире

напутано, что лишь война большая

распутает, разрубит.

И в стране,

во внутренней политике, и вне

сегодняшних границ.

Старался Гордий

не ради молодого дурака…

Война тупа, разрубит так разрубит –

не глядя, криво…Так-то мы и сами

могли.

Опять же чуда не случилось,

не сотворила Третья мировая…

В газетах пишут, что на провокации

Россия так ответит – полетят, пойдут

клочки по закоулочкам, и ясно всем,

что завтра МЫ начнём.

С утра вещание

прервёт сперва торжественная музыка,

священная и маршевая, дикторы

потом начнут, чужою географией

страх заклиная: чтО уже мы заняли,

над чем летали…

Бабы-то как вдовые

завоют, мужики засобираются.

***

И не нужна на быстрых войнах нынешних

пехота наша – всё равно все призваны,

обуты и одеты, в ряд построены.

И марш вперёд за смертью бесполезною,

за славой вечной, корм войны, воители!

Когда всё без больших кровей, смертей больших –

победа будет шаткою и спорною.

КАк нож по маслу сквозь их укрепления. – Целы? – Все целы!

Нет генеральных сражений, случайные стычки бывают.

Только мелькают названия: взяли что, где отступили.

Путает нас география, по миру кружит, кидает.

Кто мы? Захватчики или защитники? Землю родную

обороняем и мы по чужой наступаем – всё сразу!

Зря думали: распутает война –

запутала ещё. Подвижность наша

сыграла злую шутку… Сбой маршрута

у них, у нас – и слава Богу: так

кровопролитья меньше, нет сражений

не то что генеральных – нет обычных!

В случайных стычках кое-кто… конечно…

Но больше от болезней… холод, голод.

Доверились науке, и она

вкруг смерти обвела нас…

Разминулись…

В какой цифири знак туда-сюда

напутали… Два войска ждут друг друга,

по полюсам земли разведены.

И оба целы, оба победили.

Как легко войну воюем,

как безвредно! – Живы? – Живы!

Гнём не парим, в ус не дуем;

кто тут штатский, кто служивый?

Всех стратегий и всех тактик

выигрыш вдвойне на ставку;

в этом деле каждый – практик:

бой – победа, сил – прибавка.

***

Пишет новый Клаузевиц,

что-то меряет по карте,

полоумеет бедняга.

Что он понимает, немец,

в нашем натиске, азарте

шибче, чем был на бумаге!

Как-то легко воевалось, воюется: если подранят –

рана легка, небольшая, а смерть если будет – мгновенна.

Благословенье такое даётся за высшую, истую доблесть.

Нашим врагам война тоже легка и удачна – невинна.

Яро бессмертная слава сияет в две стороны, смотрит.

Богу угодны два войска победных. Победа – двулика.

А не будет возврата

из похода, с войны;

пусто место солдата

победившей страны.

Ни в обратную реку,

ни по времени вспять

нет пути человеку,

и не надо искать.

***

В прошлогоднюю кожу

не вернётся змея.

Та страна не похожа,

будто и не моя:

что осталось за нами,

то досталось другим,

хлещет новое знамя

по ветрам молодым.

***

Мы ушли – нас списали,

а имущество всё –

кто чего разобрали,

как наследство ничьё.

Живы мы за пределом

вероятности, нет

нам ни места, ни дела

для оставшихся лет.

Какая-то престранная война,

как бы во сне. С такой неочевидной,

но строгой, стройной логикой…

симметрией…

***

Брали с боя Алабаму,

штурмовали с флангов, прямо.

Брали Арканзас, Канзас –

две победы славят нас.

Вот богатое Чикаго

под российским стонет флагом.

Взявший Яблоко – Нью-Йорк –

в честь него и назван полк.

Брали походя Неваду –

ни осады, ни засады.

Брали город Вашингтон,

ставили там гарнизон.

***

И в нашу землю тоже заявилась

война. Чужое войско невозбранно

по русской земле движется, теряясь

в пространстве… Не особая беда…

***

Отдавали Севастополь –

не взлетел последний «Тополь».

Отдавали город Керчь –

атомный не взвихрен смерч.

Оставляли топь-Калугу

мы по плану, не с испугу,

и совсем уж по уму

оставляли Бугульму.

Отдавали город Тулу –

орудийного нет гулу.

Неужели ж наяву

отдали врагам Москву?

Так что же на самом деле происходит?

Ушли войска,

за ними обозы,

полупуста страна,

враги наши – то же, так же:

мы наступаем,

они наступают,

напор и натиск –

войска разминулись.

А как им не разминуться,

через разные океаны

направляясь вперёд

к едва видной цели?

Наши – вперёд, вперёд,

атака, атака,

удача, удача!

Победные рапорты.

Взятые без боя города противников

вошедших приветствуют пустотою:

лучше всего удалась операция

«Эвакуация» –

шаром кати, пусто.

Люди ушли,

добро унесли.

За победными реляциями не видно

смысла происходящего –

а и по нашей земле движется поток железный.

Занимают враги

наши города, деревни,

и оттуда, стонами возмущая небо,

народ

войско своё искать,

получать защиту

отправляется

за тридевять земель,

тридевять переплывать морей.

Что нашей тоске,

нашей погибели,

нашему страху

все океаны Земли,

все зЕмли ЗемлИ?

Что чужой тоске,

чужой погибели,

чужому страху

все океаны Земли,

все зЕмли ЗемлИ?

Не заметим расщелину Берингова пролива!

Не убоится Колумбово племя бездны морской!

Перетекут по воде,

перейдём по земле!

С Богом в путь неопасный!

Переметнулись две силы,

чёт-нечет сменены судьбы.

Много с собой не берём. Бог прокормит. Не манной небесной,

а тем земным, что заброшено: складов распахнуты двери,

общее всё для людей, Божьим ветром гонимых, водимых.

Это потом – снова собственность, снова бродягам Отечество!

***

Нам представали города,

селения людей,

земля пуста – Бог ждёт труда

крестьянского над ней.

Поселимся в больших домах,

дождались нас они,

мы примем землю, её прах,

её труды и дни.

***

А кто остался на земле,

того оставил Бог.

За светом белого белей

не перешли порог

предатели судьбы своей –

их только с каждым днём

струится кровь – скудней, пресней –

в родимый чернозём.

***

Мы обрастаем чужою Историей, воспоминаньем

о всём небывшем, о бывшем не с нами. Вот освобождали

негров – и где эти негры? И штаты на штаты ярились

в братоубийственном деле. Ещё воевали с индейцами.

В детстве, родная, мы тут гуляли –

вот этот лес, в нём тропинки знали,

боровики-грибы собирали,

леший пугал собой.

Песни тут были, какие песни!

Всё о любви или, в день воскресный,

о том, как встанем мы в церкви вместе –

будешь ты под фатой.

Кладбище. Так-то кресты другие,

но все покойники нам родные,

в общей земле видят сны благие,

близкий отсюда рай.

Наша! И кто посягнёт на эту

землю – поляжет в неё. Согрета

долгим трудом. Мы встаём до света –

тут наш весёлый май.

***

Быстро сроднились: земля есть земля по плодам и на ощупь,

как мы привыкли, а лечь в эту землю – мягка, как и надо;

в памяти нет никаких нестыковок, сплелось «вчера», «завтра»

в правильный, вечный узор, где мы навсегда посредине остались!

И были на ком преступленья,

грехи семисмертные были –

все убелены: наказанья

действительны там, где судили.

Немыслимые расстоянья

когда пролегли – отменили

и казни нам, и покаянья,

как будто той жизнью не жили.

***

Так станем без давней обиды

тут жить, как мы с лёгкой душою

и не научились с тобою

в пространствах у русской планиды.

Заключение

Шли как за Энеем, уносили

отчие пенаты (груз нетрудный) –

книги. Мы с собой не брали прозу…

А своя не жмёт, не тянет ноша.

Русский наш язык по старым строчкам

ходит, повторяет, начинает

новое слагать – а гений места

всякий потихоньку подпевает.

То есть ничего не изменилось

от скитаний наших, пребываний

черти где. И стоило ли столько

воротить? Не стоило, наверно.

Художник: Сальвадор Дали