«Ночь. Пусто, тягостно и грустно…» / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

***

В России к новогодним праздникам

Относятся весьма ответственно.

Готовятся, согласно графикам,

И отмечают соответственно.

Ждут с нетерпеньем торжества,

Подарки дарят, ёлки пилят,

А начинают с Рождества

По католическому стилю.

Деликатесов на столе

Всё меньше каждый год, но в моде

Ещё салат по Оливье,

(«Мясной» и он же «Новогодний»).

Но главный праздник впереди.

Все в предвкушении момента:

Вслед за «Иронией судьбы»

Ждут обращенье Президента!

Потом – шампанское рекой,

Петарды, крик умалишённых,

Забывших на часок-другой

Непопулярные реформы.

И тут же вскоре Рождество!

Не побоюсь сказать, – святое

Для каждого из нас, не то,

А православное, родное!

А следом Старый Новый год

С изрядной долею комизма,

Вошедший прочно в обиход

Ещё с времён социализма.

Как завершающий аккорд

И новогоднего похмелья,

И льющегося каждый год

Всего народного веселья.

Но он не хочет меры знать,

От празднества и угощенья

На службе будет отдыхать

И с нетерпеньем ждать Крещенья.

Приметы времени

Велосипедные дорожки,

Усадьбы, замки, витражи.

Избушки на куриных ножках

И озверевшие бомжи.

Неблагодарная работа,

Когда всем всё «до фонаря».

Предновогодние заботы

Аж в середине ноября.

С Америкой большие тёрки,

Обама, Трамп, но всё равно

Их стиль, слова, их поговорки,

Их современное кино.

По телевизору уродство,

Кривлянье, игры в «знатоков».

Мечты о мировом господстве

Пусть на последнем из витков.

Спектакли, шоу, спецэффекты

И некий ореол вокруг

Искусственного интеллекта.

Уход без боли и без мук

В дальнейшем. А пока всё то же,

Что было сотни лет подряд,

Кто раньше всех всех уничтожит

И сам себе поставит мат.

***

Ноябрь. Промозглая погода.

С Москвой налажен телемост.

И ряд чиновников у входа

В Управу, стоя в полный рост.

И хоть дела не так уж плохи,

И где-то виден позитив,

Стоят, как при царе Горохе,

Все шапки дружно заломив.

Перед Москвой на задних лапках,

Мандраж, видать, у мелюзги.

А из Москвы: «Наденьте шапки,

А то застудите мозги».

Так мягко, нежно и сердечно,

Как будто в наш треклятый век

Вернулся самый человечный

И лучший в мире человек.

Кого, здесь чувств своих не скрою,

Все долго будут вспоминать,

Хотя б за то, что пред собою,

Позволил шапки не снимать.

***

Лет тридцать нам твердят одно:

Настало время реформаторов.

Новаторов и впрямь полно,

Жаль, что не слышно консерваторов.

А значит, бесполезен спор,

Извечный, старого и нового,

И все реформы до сих пор

Не дали ничего толкового.

***

Как снизить темп? Как минимум раз в десять?

Вновь ощутить «зелёную тоску»?

В Москву из Петербурга ехать месяц?

Полдня из Переделкино в Москву?

На ранних поездах, а не по пробкам,

Сверяя с навигатором маршрут.

Всё делать «с чувством, с толком, с расстановкой»

И не жалеть потерянных минут?

Боимся опоздать и вновь промешкать.

Куда-то вечно рвёмся? А зачем?

Кому нужна, скажите, эта спешка?

Весь этот бесконечно-бурный темп?

Знакомые, приятели, коллеги

Мелькают, суетятся, мельтешат,

И каждый, будь то Ленский иль Онегин,

Торопятся и чувствовать спешат.

***

Ночь. Пусто, тягостно и грустно.

По улице бреду пешком.

Фонарь горит, но как-то тускло.

Аптека где-то за углом.

Вновь, хоть прошло уж больше века:

«Ночь, улица, фонарь, аптека».

Столетье прожитое зря.

Что изменилось в новом веке?

Всем также всё «до фонаря».

И это точно, «как в аптеке».

«Исхода нет», и прав был Блок,

Всю жизнь вместивший в восемь строк.

***

Снова под вечер с больной головой

Сидишь, к окну прислонясь.

Глядишь на двор, что зарос травой,

И знаешь, не выйдет князь.

А выйдут такие, что хоть жалей,

Невзрачные из себя.

Не царской породы, не княжьих кровей,

И, видимо, не «графья».

Нахлынут внезапно, как хан Мамай,

Поставят на стол вина.

Сиди меж ними и выбирай,

Кому сегодня жена.

А утром соседи начнут рядить,

Когда мимо них, как сквозь строй,

С больной головой от тебя выходить

Станет очередной.

И кто-нибудь камень в твоё метнёт

Окошко наверняка.

И это, конечно же, будет тот,

Кто сам из них без греха.

Война и мир

Болконский грезил Бонапартом.

Пьер всё метался и искал.

А старики играли в карты,

И был Наташи первый бал.

Какие новости в округе?

Что слышно? Будет ли война?

О чём поведала подруге

В письме Болконская-княжна?

О светских новостях, о моде,

И просто обо всём подряд

У Анны Павловны в салоне

Часами гости говорят.

Беда! Нашествие французов!

Пожар в Москве! Но всё равно

Хитрющая лиса – Кутузов

Всех ткнёт их мордою в говно.

Наполеон в зените славы!

А ведь сумей он победить,

Могли бы крепостное право

Уже тогда бы отменить.

Сколь велика Россия наша,

Столь и велик её роман.

Кутузов. Пьер. Народ. Наташа.

Болконский, умерший от ран.

Тургеневские женщины

Иван Сергеевич Тургенев

Был по натуре – либерал.

В Россию до конца не верил

Да и умом не понимал.

Но написал романы: «Рудин»,

«Дворянское гнездо» и «Новь».

«Отцы и дети», «Накануне»

И повесть «Первая любовь».

И всеми восхищаться впору.

Но всё же, главное, друзья,

Тип русских девушек, которых

Забыть, мне кажется, нельзя.

Рисуя образ нигилистов

Впервые мастерской рукой,

И рядом их, прекрасных, чистых,

С открытой русскою душой.

Они, как ангелы, но чудо

Не повторится, господа,

Инсаровы в России будут,

Таких уж женщин – никогда.

***

Народных тьма. Но если честно

И откровенно, то сейчас

Художнику неинтересны

Движения народных масс.

В ином недюжинный свой гений

Проявит мэтр. Дела нет

Ему до разных устремлений

Народных, чаяний и бед.

И времена, когда он бегал

В народ, прошли давно. Поверь,

Лишь только собственное Эго

Волнует мастера теперь.

Художников народных много,

Но всё искусство для элит,

И тема «Бурлаков на Волге»

Уж никого не вдохновит.

***

Меняя весь свой жизненный уклад,

Друзья мои, не слишком торопитесь,

И больно ненароком не споткнитесь,

Ступая наобум и наугад.

Терпения вам всем, в столь трудный час

Бессмысленно искать пути обратно,

Как это было и неоднократно

И будет несомненно после нас.

Но шлейф от грёз и ожиданий плен

Рассыпятся, и после жаркой бучи

Мы ощутим значение и сущность

И смысл наступивших перемен.

***

Нас всех терзают муки и сомненья,

Волнуют всевозможные известья,

У каждого своё мировоззренье,

Хоть это не мешает жить нам вместе.

Но лишь до той поры, пока нам с вами,

Имеющим, по счастью, убежденья,

Какой-нибудь подвижник вдруг не станет

Навязывать свою лишь точку зренья.

Возможно, даже здравую, неважно,

Но ту, что не проходит без нажима,

И только для него ещё пока что

На сто процентов неопровержима.

И чем крупней сорвавшаяся глыба,

Тем больше принесёт в округе бедствий,

И в этом парадокс благих порывов

И их непредсказуемых последствий.

***

Из МТС в конце недели

Вдруг сообщили: «Ваш тариф

“Всё сразу!” с первого апреля

У нас выводится в архив».

И сходу, посчитав, похоже,

Клиент и сбит и потрясён,

Мне предложили, пусть дороже,

Но актуальный – «Сразу всё!»

Привыкли с вами верить в мифы,

И вот, поверив, до поры

Меняем планы и тарифы,

Расценки, правила игры.

Друг друга в угол загоняя,

Потом все дружно бьём в набат

И в муках яростных меняем

Весь старый жизненный уклад.

Вновь всё вокруг себя и разом

Безжалостно перекроив

И позабыв про то, что разум

Давно уж выведен в архив.

***

Похож на жалкого пигмея,

Пытаясь выдать на-гора

Хоть что-то, мученик идеи,

Ретивый труженик пера.

На одинокого страдальца,

В стакане бурю породив,

Проблему высосав из пальца

И ею всех ошеломив.

И с одержимостью своею,

Не доводящей до добра,

С никчёмной в сущности идеей

Носясь аж с самого утра.

Несокрушимым, грозным танком,

Бульдозером пройдя по всем,

Чтоб возвести её до ранга

Почти что мировых проблем.

Одну и ту же воду в ступе

Всю жизнь без устали не прочь

Пигмеи с карликами вкупе

С утра до вечера толочь.

На пресловутую потребу

Свою и нашу день за днём,

Пока «Атланты держат небо»

И Прометеев ждут с огнём.

***

Сегодня праздников, что грязи.

Теперь, ребята, что ни день,

То чей-то праздник. Мир в экстазе,

Их праздновать ему не лень.

Сегодняшние люди склонны,

Дожив едва ль ни до седин,

Встречать с друзьями день влюблённых

И наряжаться в Хэллоуин.

А если ты к тому ж начальник,

Пусть не большой, но командир,

Встречать корпоративный праздник,

Надев парадный свой мундир.

Когда нам всем заняться нечем,

Но есть пока ещё чем жить,

Готовы на любую встречу

Любого праздника спешить.

Чтоб там под взрывы фейерверков,

Под крики радостных подруг,

Менял, чиновников и клерков,

Исправно проводить досуг.

А выйдя на работу, снова

Перебирать карандаши

Уже до праздника другого,

Чтоб оторваться от души.

А у нас во дворе

Ребята, девчата под окнами спорят,

Ругаются матом и песни заводят

На детской площадке, где нет малышей

Давно уже – мат не для детских ушей.

Не носят, как мы, они школьную форму,

Но также, как мы, нарушают все нормы.

Слегка бестолковы, и даже их мат

Похож на дешёвый плохой плагиат.

Ребята, девчата шестую неделю,

Аж с самого марта, как будто сдурели,

То слушают Цоя, то сбивчивый рэп,

Кто сидя, кто стоя, – ну сущий вертеп.

Беда от ребят, что шестую неделю

Кричат и галдят и уж всем надоели

Настолько, что даже общественность в шоке.

А ты что здесь скажешь нам, рупор эпохи?

Поэт не учитель и не участковый,

Но только, простите, а что тут плохого,

Коль так выражает себя молодёжь,

Которой себя выражать невтерпёж?

С какой, мне ответьте, должны они стати,

Под общий себя подводить знаменатель?

А мы подгонять всех ребят и девчат

Под общий, единый и узкий стандарт?

И вижу я взрослыми этих зелёных

Не единоросами – кучкой «зелёных»,

Которым противен циничный расчёт,

Которая двигать Россию начнёт.

Не станет Москву всю обкладывать плиткой

И грабить казну, нанося ей убытки.

Умнея, мудрея, добрея с годами,

Ну, в общем, взрослея, другими словами.

Не вякайте бабки, терпите старушки,

Вы тоже на лавке певали частушки

Когда-то, тусуясь, оставив свой след.

Да здравствует юность, свобода и рэп.

***

Зайдя в метро в один из дней,

Увидел, замерев, как статуя,

Как пара молодых людей

Целуется на эскалаторе.

Казалось бы, ну что тут, пусть

Целуются до одурения,

Но это выраженье чувств

В нас вызывает раздражение.

Как будто бы мы сами, ах,

Как много лет назад с девчатами

Не целовались в поездах

При всех и чувств своих не прятали?

А в этот почему-то миг

Смотрю на них и мне не кажется,

Что просто в плоть мою проник

Дух лицемерия и ханжества.

А кажется наоборот,

Что я хранитель и едва ли

Здесь не единственный оплот

Ещё оставшейся морали.

***

Все в масках, в перчатках. Все в панике.

А раньше, коль верить молве,

На лодках гребли по Москва-реке,

По Мойке, Фонтанке, Неве.

Тоскали из той же Москва-реки,

Над удочкой стоя полдня,

Рыбёшку: плотву и пескариков;

Купались напротив Кремля.

Да, что говорить, хронология

Печальна. Любого из нас

Спроси, он вздохнёт – экология.

Нарушен природный баланс.

То смог, то жара, то затмение.

То грипп, а теперь вот COVID,

И есть, господа, впечатление:

Природа нам попросту мстит.

За жадность, за глупость, а главное,

За тот непомерный апломб,

Присущий всем грезящим планами

Прорывов и вечных реформ.

Ретивым и жадным собяниным,

Вцепившимся намертво в шанс

Урвать, не щадя создаваемый

Веками природный баланс.

***

«Кто сказал, что земля умерла?»

Мол, скончалась, не выдержав пытки?

И лежит, чтобы кто-то «бабла

Мог срубить», под асфальтом и плиткой.

Вся как будто зажата в тиски,

Под искусственным прея газоном...

Вон, глядите, пробились ростки

И трава из-под груды бетона.

Пусть беднягу давно не щадят,

А порою насилуют даже.

С каждым часом сильнее теснят

Монстры-призраки многоэтажек.

Пусть любой самый мелкий клочок

В чьих-то планах уже, но при этом,

Между плиток пробившись, пучок

Свежей зелени тянется к свету.