Магдалина
Лицом повёрнутая к Богу,
Ты тянешься к нему с земли,
Как в дни, когда тебе итога
Ещё на ней не подвели.
Б. Пастернак. «Памяти Марины Цветаевой»
До подземных жил
дотянуться, справиться.
Душу одолжил,
а была не праведница,
жгла горящим ртом,
пепел падал кружевцем.
Вспомнится, потом:
так мгновенье кружится,
ровно перед тем,
как померкнет свет. И ты –
в бездне. А затем?
Там, в раю, цветут цветы,
точно так же, как
здесь, перед чистилищем?
Или здесь – пустяк,
или там – узилище?
Свет, вообще, – один
крепкий узел связанный.
Раб и господин,
кем, на что помазаны?
Там ты не в раю.
Волями господними,
Там ты на краю
рая с преисподними.
Девять их таких
«дисков атлетических».
(Зрение и стих –
с берегов аттических).
Девять их: круги
этажами стелются
в промежутках зги,
жутких. Вспять не мелется
времени копна.
Маятники, пропасти –
девять раз до дна
сквозь все эти лопасти.
Мысль в мозгу ясна:
выдохнуть конечный стих.
Девять дней без сна:
отоспимся в вечности
времени. Слюда
маятников вертится.
Девять раз со дна,
вспомнишь – не поверится.
Сверху не видна
горловина вечности.
Девять дней без сна,
до бесчеловечности,
через жернова,
горловину мельницы.
Девять – сызнова –
кто ещё осмелится?
И, как серафим,
жизнь кружит над гнёздами.
Небо окропим
душами, как звёздами.
Со свеченьем душ
над полями с вязами
Сын, Отец и Дух
в крепкий узел связаны.
Обживай свою
неземную сторону.
Сколько душ в раю?
Что, Цвета?.. просторно им?
Ростропович
(Dvorak Cello Concerto in B minor op.104)
Зал лился, заполнялся: крепкий бриз,
Качал смычка упругие качели,
Но пальцы цепенели, как каприс
На струнах вздёрнутых виолончели.
Зал лился, заполнялся по виски
смятением свидетелей, следящих
за погружением прижизненной тоски,
похожим на уход в притвор горящий.
Последний раз, вручая, словно дань,
небесной доле немоту ладони,
на деку обопрётся, как на длань
Господню, обращённую к Мадонне.
Троя
Памяти замечательного филолога Валерия Борисовича Байкеля
Я думал о происхожденьи
Века связующих тягот.
Б. Пастернак. «Высокая болезнь»
1
Как монотонные гири
Времени: строй кораблей.
Лезвия строганных килей
Вскрыли аорту морей.
Мачт островерхие жала
Впились в ночной небосвод.
Будущее дрожало,
Билось ногами в живот.
Мачт бесконечные жерди.
Море, как чаша плывёт.
Впрок принесённые жертвы
Трутся о жёсткий обвод.
Гордым, безудержным роем,
Западный ветер жесток,
По направлению к Трое
Флот повернул на восток.
2
Гений, владеющий тайной
Дара общенья с богами,
Зёрна наития, дай нам,
Звёздами и жемчугами.
Засти от едкого смрада
Липкого дыма каверны
Адовой. Засти от хлада,
Всепроникающей скверны.
С кем мы, стезёй неизменной,
Выйдем в клыкастое море,
Кто защитит Ойкумену,
Если разрушится Троя?
3
Мы, как былого герои,
Вставшие рядом с богами,
Пели над стенами Трои
И говорили стихами;
Неба дрожащие своды,
Над горизонтом держали.
Где наши горькие оды,
Стансы великой державе,
Времени ямбы, хореи,
Хрупкие, как изваянья?
Всё уносимо Бореем,
Кроме имён и призванья.
4
Горьки, как чёрные мысли,
Ветром гонимые волны,
Лбом упираются в мыс ли,
В бухту ли. От своеволья
Антропоморфного тавра
Нету спасенья на суше:
В зелени пряного лавра
Кровь станет тише и суше.
5
Море рифмуется с Троей,
Речь обращается в эпос.
Волны, шагнувшие строем
Тьмы на Троянскую крепость,
Как зачинатели скорби,
Не обуздали свирепость.
Дымом, над пламенем горбясь,
Слепнет Троянская крепость.
6
Слепнут смиренные звёзды,
Нет у богов заклинанья,
Чтобы сгоревшие вёсны
К жизни вернуть из изгнанья.
Пепельно-чёрное море
В скорбный окутано пеплос.
Море рифмуется с Троей,
Речь обращается в эпос…
Орфей
Пока ты пела,
вечность пролетела,
над головами,
листьями, крылами,
и клиновидными курлы – курлами.
Осталось золото роскошного надгробья
лесов, с их взглядами сквозь прутья, исподлобья.
Слезящимися, смертными глазами,
следящими за мною, за тобой, за голосами.
Ты, помнишь, Эвридика тоже что-то пела,
пока он выводил её из дымного предела,
по рухнувшим с небес, шершавым бликам
заката осени, переча зычным кликам.
Но не довёл: так птица, ненароком,
бросает взгляд назад, до минованья срока,
туда, где смертных ледяные антифоны
стихают навсегда в объятьях Персефоны.
Над закатом далёкого неба
Звёзд отары, внезапно, под осень,
Пропитались парным молоком,
Распуская тяжёлые косы
Ариадниным белым клубком.
Молчаливо глядят на дорогу,
Не галдят и не путают след,
Не спешат возвращаться к порогу
Несуразною разностью лет.
Звёзды лицами прячутся в осень,
Опасаясь ходить нагишом,
Чтоб не рухнуть, рассеянно, оземь,
Вместе с тяжким медвежьим ковшом.
Растворяясь в ночном купоросе,
В пустоту зарываясь ежом,
Словно в хвою под ветками сосен,
Налетевшим под утро дождём.
Так и жить бы спокойно, высоко.
Смейся, пой, на судьбу не ропщи.
Чтоб, однажды, в мгновение ока,
Молча сгинуть… Кремнём из пращи,
Улетая в кромешную небыль,
Прогорая дотла от тоски,
Над закатом далёкого неба,
С комом в горле и пеплом в горсти.
Память Улисса
1
Я имя позабыл (я был на что-то зол)
Твоё, но память так и не осиротела.
Ты помнишь: город, ливень? Площадь, пристань, мол
Бежали под навесы звёзд, как ныло тело,
От струй несметных, междометий, слов,
От их укусов, поцелуев прямо в темя?
Я закрывал глаза: мне не хватало снов.
Захлёбывался и не вспоминал про Время.
Стоял и мучился. Ты помнишь, как потом,
Когда заговорили улицы; и площадь
От ливня отвернулась и одним глотком,
Втянула влагу, поцелуи, имя. Помнишь,
Каким беспомощным казался я тебе:
Так Одиссей, лишённый прежней воли,
Стоял привязанным к просоленной судьбе
И видел, как захлёбывалось море,
И слышал ад, и песню о себе.
2. Пенелопа
Не покидай солёную Итаку,
Твоё, чужое, мной обретено,
И, только так, иного не дано.
Не покидай солёную Итаку.
Случится, повернись лицом.
И возвратишься в волны, горы, город;
Переступив пространства ворох.
Случится, повернись лицом.
Обман не обмануть. Стучись
В любой раздел моих заклятий.
В любую полночь, в полдень всякий;
Обман не обмануть. Стучись.
Не покидай солёную Итаку,
Она твой остров и твоя тоска.
И только так, и это на века:
Не покидай солёную Итаку.
3
Ты не слушай, это позже,
Как, вдогонку. Конный взвод
Натянул тугие вожжи.
Помнишь: тяжесть полных сот,
Мёд удара. По ополью,
Рысью. Битва дотемна,
И рубец, омытый болью.
Помнишь: приступ, рвы. Зима
В том далёком промежутке
Гнала свет. До ближних стен,
Лишь, дошли. Убийство жутко
И берет, не глядя, в плен.
Выше плит, палат и оргий,
Как безумные слова,
Вились ветреные тоги.
Смысла нет одна молва.
Это позже. Ты не слушай:
Сердцевина не видна.
Жажда ветра: жажда суши.
О, Эллада – миг без дна.
4. Калипсо
Усни и снизойди, как сон,
к другим, естественна, как прежде:
с надменностью хрустящих волн,
вполоборота к побережью,
другому. Вид издалека,
в сознанье вносит очертанья
другого сна: постель, рука,
всё тело: так до узнаванья
запретных мыслей. А, пока,
ты можешь сниться, ниоткуда
сошедшая и в никуда
отпущенная. Было чудо:
был крик, неотличимый от
сухого крика хищных чаек,
потом ковчег, вернее плот,
и твердь качалась под ногами,
проваливаясь в никуда.
Мы расставались, вспоминая,
как действовать: кругом вода,
как сон, как ты – полуземная.
Художник: Винсент Ван Гог
