Доктор по железу / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Компания «UberClean» предлагает чистку любых ковров! Вы можете вызвать представителей компании на дом, ваш ковёр заберут, вычистят и в лучшем виде доставят обратно. В итоге вы получите чистоту, экономию времени и продлите жизнь любимому ковру. Всё гениальное – просто. А чистка ковров в Москве от UberClean – это поистине гениально!

Из армии на гражданку все возвращаются с какими-то специальностями. Меня в нижнетагильской стройбатовской учебке за полгода выучили на электросварщика, и оставшиеся до дембеля полтора года я варил всякую фигню на сугубо, и не очень, секретных военных объектах, и домой вернулся с корочкой сварного четвертого разряда.

Такому спецу в родной деревне обрадовались. Нет, сварщик до меня здесь имелся, но самоучка, и всё, что он ни приваривал, через какое-то время отваливалось. Причём порой в самые неподходящие моменты: то на пахоте, то на сенокосе или там уборке зерновых.

Так что мне не дали отгулять даже мой положенный дембельский месяц, а потащили на работу ровно через пару недель после того, как я повесил свою шинель с чёрными погонами в сенях (потом у меня её выпросил завклубом – для художественной самодеятельности).

Я бы, может, с удовольствием погулял и подольше, но как назло, бригадир тракторной бригады жил с нами по соседству, у нас даже забор был общим. И Палычу ничего не стоило заглядывать к нам на дню по два-три раза, чтобы справиться о моём самочувствии. Захаживал и управляющий, всё по тому же вопросу.

И вот когда они убедились, что всего через неделю я бросил квасить, а уже вовсю вкалываю дома по хозяйству (дрова там пилю, в сарае убираюсь), а вечерами трезвый прихожу в клуб, снова надавили на мать с отцом, и те сказали мне:

– Всё, сынок, иди завтра в контору, а то Палыч у нас уже в печёнках сидит.

Ладно, пошёл. Управляющий заставил меня написать заявление о приёме на работу, в тот же день меня свозили на центральную усадьбу на инструктаж по технике безопасности, где я и ещё трое или четверо сварных подремали на нудной часовой лекции инженера по ТБ, расписались в подсунутом журнале, и разъехались по домам.

А на следующий день приунывший местный сварной (он же киномеханик по основной работе) сдал мне свои дела. Так на руках у меня оказались: сварочный цех в ремонтной мастерской со стационарным, видавшим виды трансформатором, маска с треснувшим защитным стеклом, заляпанным брызгами расплавленного металла, килограммов десять разнокалиберных электродов, развешанные на стене низковольтные кабеля с «держаком» и крюком заземления. А ещё и передвижной сварочный аппарат (САК) в агрегате с колёсным трактором «Беларусь». И самое для меня неожиданное – газосварочный аппарат, работающий на ацетилене (карбиде) и кислороде. Газосварке я обучен не был, но из рассказов бывалых сварных знал, что и ацетиленовые, и кислородные баллоны порой взрываются. Почему я и посмотрел на прислонённые к стене парочку синих таких баллонов с опаской.

– Фигня, научишься! – злорадно сказал киномеханик, пиная сапогом пустой, с засохшими белыми потёками карбида, ацетиленовый аппарат. – Я же научился.

И, фальшиво что-то насвистывая, ушёл из мастерской. Навсегда. В свою киномеханскую будку. С тех пор Гриша (фамилию его не называю, мужик ещё живее все живых и сегодня) невзлюбил меня. Потому как получалось, что я, хоть и не специально, оторвал от его семейного бюджета дополнительные 90-120 рублей – больше сварному в тракторной бригаде тогда не платили, хотя на нём и висело целых три аппарата.

Забегая наперёд, скажу, что я, как и мой предшественник Гриша, ежемесячно сам закрывал себе наряды. Вооружался справочником ЕНИР (единые нормы и расценки) и, сопя и пыхтя, азартно выколупывал оттуда подходящие или похожие на то, что я сделал за минувший месяц, работы, и «рисовал» себе зарплату. Но расценки были такие дешёвые, что количество сделанных стыков и швов приходилось завышать вдвое-втрое. Однако нормировщики на центральной усадьбе прекрасно знали средние объёмы по всем тракторным бригадам и нещадно резали эти фуфловые наряды. До сих пор не понимаю, зачем меня надо было держать на сдельщине, когда куда проще было и для меня, и для бухгалтерских мудрил вести расчёты по часовой оплате. Но нет – каждый месяц с меня требовали наряды, и я уже по какому разу «переваривал» на бумаге различные конструкции. И если бы они однажды вдруг материализовались, деревенька моя вся оказалась бы под гигантским куполом, сооружённым мной из арматуры, уголков, тавровых и двутавровых балок.

На самом деле работы у меня было не так чтобы уж много, но и без дела я сидел редко. То меня везли с моим САКом в бычарню, и я торчал там целую неделю, сваривая с помогающим мне в роли слесаря дядей Лёней Тарелко индивидуальные металлические клетки для большущих и страховидных племенных быков. Те загородки, что были до меня, бычары эти своими огромными мускулистыми задами и крутыми рогами разнесли в пух и прах. Мы же с дядей Лёней (он вымерял и рубил в кузнице заготовки для клетей) смастерили такие прочные загоны для почти тонных быков, что они под напором огромной силы лишь кое-где выгибались.

Закончив работу здесь, я перебирался в мастерскую – там начинался ремонт сельхозтехники к предстоящим весенним полевым работам. И трактористы тащили мне всякие лопнувшие и треснувшие детали, и я добросовестно заливал эти трещины аккуратными двух-трёхслойными швами – чтобы было с запасом прочности. Однажды даже заварил трещину в чугунной головке блока двигателя МТЗ. Специальных электродов у меня не было, но я плотно наматывал на обычные МР-3 медную проволоку, она вместе с железным сердечником и плавящимся чугуном образовывала пластичный шов, который при остывании не лопался, и заваренное таким образом проблемное место в чугунном корпусе могло ещё неплохо послужить.

Когда основной работы не было, брался за дожидающиеся своей очереди заказы односельчан. Чего они только не несли мне! И лопнувшие топоры, и сломанные тяпки, и развалившиеся детские санки, треснувшие рамы велосипедов и мотоциклов, прохудившиеся железные бочки… Когда возвращал отремонтированную вещь, в благодарность совали мятые рубли, трёшки. Смущался и не брал. Тогда волокли «пузырь». А вот это совсем другое дело – выпить с благодарным заказчиком было никак не зазорно! Хотя и вредно – пьяным я уже варить так чётко, как обычно, не мог, рука не слушалась.

Фу ты, что-то я заболтался! А всё потому, что любил сварное дело. Очень мне нравилось выделывать с железом всё, что хочу. Нет красивее зрелища, чем видеть через тёмный светофильтр фибровой маски, как под шипящей дугой электрода сталь плавится и формируется сначала в белый, почти прозрачный, затем на глазах желтеющий и покрывающийся тёмной окалиной валик остывающего стального шва. Я настолько проникся своей профессией (ещё с армии), что при виде любых, тесно стоящих или лежащих металлических уголков, балок, прутьев прикидывал, как лучше заварить тот или этот стык. А в деревне меня стали называть не иначе как «доктор по железу».

Но это я с электросваркой был на «ты». А был у меня на вооружении ещё, как вы помните, и газосварочный аппарат, в котором я был поначалу ни бельмеса. Да у меня, собственно, и разрешения (допуска) к работе на нём не было. Просто вот так вот отдали и сказали: вари, раз ты сварщик. И мало кого волновало, что электросварщик и газосварщик – это не одно и то же. А на газоэлектросварщика вообще надо учиться как в техникуме – целых три, а то и четыре года (это тогда, в 70-е, сейчас сколько – не знаю).

Впрочем, я и не стал брыкаться. Подумал: а, ладно, освою! Я раздобыл специальное пособие и по нему изучил принцип работы с газом и кислородом. Опасная, доложу я вам, это штукенция. Кислородный баллон лучше не трогать замасленной рукавицей – если вентиль неплотно завёрнут, может рвануть. Грохнуть неслабо может и ацетиленовый аппарат, если в специальный предохранитель не залить водички. И ещё куча всяких других предостережений.

Короче, я старался по возможности обходить стороной этот чёртов агрегат, и даже почти жестяной листовой материал приспособился варить электросваркой тоненькими электродиками – двойкой. Но когда приходилось много резать, использовать электроды для этой цели было крайне расточительно. И тогда я, что называется, помолясь, брался за резак.

Ну, не нравилась мне газосварка, хоть ты лопни. И вонь карбида терпеть не мог, и вздрагивал каждый раз при обратном «хлопке» (это когда искра из горелки вдруг стремительно улетала по шлангу обратно, к аппарату, и гасла лишь в предохранителе). Тем не менее, пересиливая себя, я отважно резал и сваривал металл ацетиленом, если это было крайне необходимо.

И вот что случилось буквально на второй или третий день после того, как я, с грехом пополам освоив теорию газосварки (признаюсь: ненавижу любую техническую литературу. Меня сразу клонит в сон, когда я начинаю читать любую инструкцию), взялся закреплять её на практике. Надо было разрезать большой пук толстенных арматурин на равные куски.

Ацетиленовый аппарат стоял у меня в помещении сварочного поста, а кислородный баллон лежал снаружи под стеной, шланг от него был протянут через окно. Я заправил аппарат дозой карбида, завинтил герметичную крышку, стрелка датчика давления дрогнула и поползла кверху. Газ (ацетилен) появился! Теперь дело за кислородом.

Сбегал на улицу, открыл вентиль кислородного баллона. Чёрный резиновый шланг, уползающий в окно мастерской, дрогнул и даже немного натужился. Так, и тут порядок! Эге, да я ещё тот мастер! Всё у меня получается как надо! И я, насвистывая, независимой рабочей походкой вернулся в мастерскую.

Здесь, в основном зале, стояли на ремонте пара полураскиданных гусеничных дэтешек (мотор одного из них висел на цепях тали) и один скособочившийся из-за снятого заднего колеса МТЗ-50. Мужики колдовали у техники, позвякивая гаечными ключами и негромко переговариваясь.

Я прошёл в свой сварочный цех, мелом разметил места разрезов на арматуре, от спички зажёг небольшую струйку газа, выбивающуюся из резака, потом добавил кислорода, снова довернул газа, опять – кислорода. И когда из сопла резака стала с громким шипением выбиваться длинная и почти белая от накала кинжальная струя огня, направил её острый конец на край намеченного разреза. Несколько секунд – и арматурина нагрелась и «заплакала» расплавленным металлом.

Я ещё добавил кислорода, он со свистом стал выдувать этот жидкий метал, ударяющийся о закопчённую стену цеха и жёлтыми звездами рассыпающийся по земляному полу. Искры летели мне и за неплотно расстёгнутый ворот робы, залетали и за голенища сапог, прилипали к стёклам очков, но я, весь охваченный восторгом своего успешного единоборства с металлом, ничего вокруг не замечал. А отрезал очередной прут и двигался дальше, подтягивая за собой шланги, отрезал и двигался. Эх, да мне бы сейчас и сам Гефест позавидовал, увидь он, как ловко я управляюсь с огнём и металлом!

Но длился этот трудовой экстаз недолго. Внезапно я услышал за спиной сильный хлопок и последовавшее за ним яростное шипенье и глухие удары и шлепки. Я оглянулся, ничего не понимая, и остолбенел. Примерно в паре метров от резака кислородный шлаг перервало пополам! И тот конец шланга, который тянулся из окна от баллона, с разбойничьим свистом и шипением, как живой, мотался под давлением кислорода по мастерской, испуская сноп пламени и искр и хлеща напропалую по всему, что попадалось ему на пути: по стенам, потолку, разлетающимся в стороны кускам арматуры на земляном полу.

Я сразу же понял, что произошло. Разрезав арматурину, я шагал дальше и тащил за собой шланги. И не обратил внимания, что однажды он улёгся точнёхонько на ещё красное, неостывшее место разреза, и перегорел. А вырвавшийся наружу через дыру кислород раздул этот огонь и довершил дело до конца, окончательно разорвав шланг. И он стал вертеться по цеху под давлением, разгораясь всё больше.

Вот этот чёрный огнедышаший змей уже летит и в мою сторону. Я резко нагнулся, накрыв голову руками, и кинулся к выходу. Но конец шланга всё же настиг меня в дверях и наотмашь хлестнул по горбу.

Я выскочил в ремонтный зал мастерской в снопе искр и в облаке дыма, как чудом вырвавшийся из преисподней грешник, а в дверном проёме за моей спиной с шипеньем мотался злобный, плюющийся огнём шланг, пытаясь ещё раз достать меня.

Все, кто был в мастерской (а было там человек шесть, не считая тех, кто торчал в это время в курилке и резался в домино), бросили свои дела и с испугом уставились на меня.

У меня же в голове в это время была одна доминанта: надо всех спасать! Я же бросил работающий резак, а его, может, уже прибило к ацетиленовому аппарату. Кроме того, может рвануть и кислородный баллон. Короче, караул!

– Мужики-и! – заорал я. – Все на улицу! Щас рванет, на фиг!

Мужиков долго уговаривать не пришлось. Лучшим подтверждением моей угрозе был виден через открытую дверь сварочного цеха беспорядочно мечущийся там шланг, из горящего конца которого, как из сопла, с шипением вырывались струи пламени.

Ближе всех к небольшой двери, вделанной в глухие ворота для заезда техники, оказались грузный тракторист дядя Паша Горн и худенький мастер-наладчик дядя Витя Бондаренко. Они-то и ринулись первыми спасать свои жизни. Но, вбив свои тела в узкий дверной проём одновременно, наглухо застряли в нём и отрезали путь к отступлению остальным, в том числе и мне. А жить, братцы, очень хотелось! И я кинулся отдирать засовы, чтобы распахнуть сами ворота. Мне помогал, судорожно пыхтя, мой сосед Вася Чобану. Но засовы, непонятно каким образом, заело, и ворота не хотели распахиваться. И тогда Вася, имевший крепкую комплекцию, отбежал назад и, выставив вперёд плечо, бросился на закупоривших дверь и жутко матерящихся от страха Горна и Бондаренко. Он вышиб их с одного удара, как лихой гуляка пробку из бутылки, и путь к спасению был открыт.

Все мужики высыпали из мастерской наружу и, отбежав от неё на всякий случай ещё метров с десяток, стали ждать, когда же, наконец, рванёт.

– Ну ты, блин, учудил! – гудел мне в ухо Вася Чобану. – А если мастерская развалится, где мы будем тракторы чинить?

– А пусть развалится, – сипел мне в другое ухо дядя Витя Бондаренко. – Можа, тогда совхоз новую построит. А это же сарай, а не мастерская…

Я уныло кивал им обоим, проворачивая в уме последствия надвигающейся катастрофы. Ландо, если просто уволят. А если заставят выплачивать ущерб? Это ж какие деньжищи?

– Ну, и чего вы тут столпились?

Это нас всех вместе спросил только что подъехавший на бортовом ГАЗ-51 вернувшийся с центральной усадьбы с запчастями наш механик Пётр Тимофеевич Маскаев. Он был старше меня всего лет на десять, но выглядел и вёл себя так, будто ему все пятьдесят. И ещё этот человек всё умел и знал. Ко мне Пётр Тимофеевич сначала относился настороженно. Особенно после того, как я, осваивая езду на тракторе МТЗ с САКом в прицепе, перепутал педаль тормоза с газом и наехал во дворе ремонтной мастерской на только что отремонтированную сеялку, погнув её во всевозможных местах. Но когда со временем увидел, какой я такой весь из себя старательный как сварщик, почти зауважал.

– Вон у своего сварного спроси, – тут же мстительно съябедничал дядя Паша Горн, потирая ушибленный Васей Чобану бок.

– Ну? – уставился на меня своими серыми холодными глазами механик.

Спотыкаясь, я как можно короче изложил суть проблемы. Механик хмыкнул и, мотнув головой (дескать, дуй за мной), быстро пошёл туда, где под стеной мастерской лежал кислородный баллон. В моём цеху была два застеклённых окна. Теперь стёкол не осталось ни в одном – все были выбиты разбушевавшимся концом оборванного шланга. Он и сейчас продолжал хлестать по стенам помещения, разбрызгивая огненные искры. Само помещение цеха не загорелось только потому, что было выложено из саманных кирпичей.

Пётр Тимофеевич подбежал к кислородному баллону и… завинтил вентиль подачи кислорода. Шланг там, за стеной, что-то ещё прошипел недовольно и безвольно опал, выдыхая из своего опалённого обрубка остатки искр и дыма.

– Сам-то чё, не догадался? – буркнул мне механик. – Такой переполох устроил, понимаешь ли. Иди давай, устраняй последствия.

Сказать, что я был сконфужен, значит, ничего не сказать. Я был раздавлен. И, пряча глаза от натягивающих на свои, только что бывшими испуганными и растерянными, рожи ехидные и насмешливые маски механизаторов, рванул в цех.

Там жутко воняло горелой резиной и карбидом. Но как раз наступило время обеденного перерыва, все мужики ушли по домам подкрепиться, щедро насовав мне по пути всяческих приятных пожеланий. А я остался на работе и устроил в мастерской грандиозный сквозняк, распахнув настежь все ворота и двери, какие только были. Этот мартовский весенний день как по заказу выдался очень ветреным, и уже через полчаса вонь выветрилась.

Разбитые стёкла в окнах мне заменил наш плотник Яков Панкратыч, которому я недавно сварил металлические ворота для его двора за символическую плату – литр водки. Ну а с порванным кислородным шлангом разобрался сам – выкинул тот кусок, который оставался на резаке, заново насадив на него шестиметровый остаток. Правда, для симметрии пришлось укорачивать и шланг от ацетиленового баллона, но на такую мелочь можно было и не обращать внимания. Главное, что никто не взорвался, ничто не рухнуло и никого не угробило. И с работы меня не турнули.

Правда, вскоре я сам с неё ушёл. Меня взяли в штат нашей районной газеты, куда я после армии начал пописывать заметки и рассказики. Но перед этим…

На полевом стане (была уборка) ко мне подъехал мой одноклассник Колька Кубышев, тоже недавно вернувшийся из армии и работавший шофёром. Он попросил нагреть некоторые гайки крепления на паре колёс его грузовика. Коляну дали новую резину на замену уже практически лысой, но он никак не мог снять колёса для разбортирования, потому что гайки на них намертво приржавели к болтам. А вот эта хитрость – нагревание проблемных мест газовой горелкой, – очень хорошо помогала в таких ситуациях. Гайки расширялись и легко потом отвинчивались.

– Ну, пошли, – сказал я Коляну, и направился к стоящему под навесом уже несколько дней без дела газосварочному аппарату. Туда же Колян подогнал и свой «газик». Я сыпнул в аппарат карбиду, налил воды. Пока менял резак на горелку, аппарат уже выдал ацетилен. И процесс пошёл.

Я прогрел две неподдающиеся гайки с одной стороны грузовика, Колян их тут же сноровисто отвинтил накидным ключом. Подтащив шланги на другую сторону машины, я стал спичками «прикуривать» потухшую горелку. И вдруг услышал знакомый негромкий хлопок – это сработала обратная искра. Я ещё не успел вспомнить, залил ли воду в предохранитель, как с той стороны грузовика, где остался аппарат, раздался оглушительный взрыв.

«Ага! – подумал я. – Забыл-таки…»

Одновременно с этим снизошедшим на меня озарением кто-то со страшной силой вырвал у меня из руки латунную горелку, и она, сверкая на солнце, унеслась вверх вслед за шлангами. А те, в свою очередь, потянулись за взмывшим в синюю небесную высь цилиндром ацетиленового аппарата, из дна которого валил чёрный густой дым.

Он взлетел, в общем-то, невысоко – метров, может быть, на двадцать-двадцать пять. И, лениво кувыркнувшись там пару раз и обмотав себя чёрными шлангами, полетел обратно вниз. Прямо на нас с Коляном. Мы с ним стояли в это время у машины, задрав головы и разинув рты. И едва успели отскочить в разные стороны, как аппарат с грохотом свалился прямо в кузов. Послышался треск досок.

– Ууууу! – проныл Колян. – Он мне кузов проломил!

Да ну, кузов. Всего-то пару досок, которые Колян потом заменил за каких-нибудь полчаса. А вот у аппарата оказалось напрочь вырванным днище, так что пришлось его выкидывать.

И опять я отделался лёгким испугом. Наверное, всё по тому же объективному случаю – в штате тракторной бригады я продолжал числиться как электросварщик, а никак не газосварщик. Так что официально мне претензий предъявить было нельзя. А кроме того, в резерве у бригады был ещё один газосварочный аппарат, правда, более громоздкий и устаревшей конструкции.

Но возрождал его к жизни уже не я, так как буквально той же осенью променял электрододержатель на авторучку корреспондента районной газеты. Но это уже, как говорится, совсем другая история…