Падает снег / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Иоланда не отвечала. Длинные гудки барабанили в ухо, заглушая вой ветра и жалобный крик деревьев за оконной рамой. Нервы Павла были на пределе. Он звонил ей каждые полчаса, как по расписанию. Где же эта авантюристка? Улетела с подружкой в Милан, потому что захотелось отдохнуть, расслабиться? Шляется по ночным клубам, отсыпаясь до ужина? Или отправилась развлекаться в круиз на большом морском лайнере, не потрудившись сообщить об этом? И нежится сейчас на солнце, наслаждаясь последними тёплыми днями поздней европейской осени. Впрочем, на неё это похоже. Она умеет выкидывать фортели и делать всё, что взбредёт в голову.

Ещё раз позвоню, уговаривал он себя, и всё. Хватит! Но бездушный голос неизменно повторял, что абонент недоступен.

– Ну, мало ли почему не отвечает, может, нет возможности, – резонно возражал внутренний голос. – Перестань уже себя накручивать. Ничего сгоряча не решается. И вообще утро вечера мудренее. Ляжешь спать, а завтра, глядишь, а проблемы-то и нет, всё уладится само собой…

Он так и не смог уснуть, всё ворочался с боку на бок на кровати, то поворачиваясь к окну, то к стене. И думал об Иоланде. Черт побери, он любит её и не хочет, чтобы с ней что-нибудь случилось. Конечно, она ничего ему не обещала. Признаться, они и знакомы-то были недолго, но её поведение ранило, воспринималось как предательство, и ничего он не мог с этим поделать: обида и злость сплелись в душе в тесный клубок. А вдруг она его бросила? Ушла насовсем? Но этого не может быть. Он вроде бы нигде не оплошал, любил и лелеял её больше, чем кто-либо другой. Нет, официального предложения не делал, хотел это обдумать, обставить всё красиво… И купить, наконец, ей бриллиантовое кольцо из белого золота, о котором она мечтала…

Когда часы показывали далеко за полночь, он выполз из-под тёплого одеяла, натянул толстые носки и потащился на кухню, чтобы сварить себе кофе. Поспешно отпив пару глотков горячего напитка и откусив от бутерброда с пармской ветчиной, вновь принялся за старое, рука снова потянулась к телефону, беспрерывно нажимая на кнопки. Но и на сей раз механический голос отвечал, что абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети, перезвоните позже. Да, похоже, мобильный телефон у неё отключён.

Он представил Иоланду в объятиях другого мужчины, и у него застучало в висках. Да что же это происходит, чёрт побери?! Павел был на грани срыва, неизвестность и тревога душили и захлёстывали его. Казалось, весь мир бросил его, оставив погибать в одиночестве. И он сидел, сжавшись в комок, кусал губы и смотрел в пол потухшими глазами. Потом, достав пачку сигарет и чиркнув зажигалкой, он медленно затянулся. Сизый сигаретный дым поплыл по комнате. Он открыл окно, чтобы впустить свежего воздуха. Почувствовав прикосновение колкого озноба, поёжился и выдохнул изо рта пар. Осень уже вступила в свои права, но в этом году была особенно нетерпелива: навалилась всей своей мощью, окутала туманом, заморозила деревья и землю, закрутила по улицам опавшие листья и вселила питерскую сырость в души людей. Внизу, на улице, куда-то спешили машины, компании молодых людей торопились, громко разговаривая и смеясь, их сигареты ярко горели в темноте, чьи-то глаза были прикованы к экрану смартфона. Влюбленные парочки шли, прижавшись, друг к другу, словно они вросли один в другого. Но привычный городской вид был нынче иным: он сменил краски, улица казалась выцветшей, как старые фотообои, размытой, как декорации в старом фильме. И только холод был самым настоящим. Павел только успел закрыть окно, как снаружи хрустнула ветка, потом ещё, затем протяжно застонало старое дерево и с грохотом повалилось на землю. И тишина... тишина четырёх стен – она сдавливала виски, причиняя невыносимую боль…

…С Иоландой они познакомились пару месяцев назад в одном из ночных клубов на Невском, куда оба пришли напиться. Он – от того, что опять остался один, она – от того, что лишилась работы. Весьма обыденно, не так ли? Это была молодая девушка привлекательной наружности, в коротком коктейльном платье и туфлях на высоких каблуках. Она сидела за соседним столиком, лениво ковыряла мороженое и время от времени бросала на него томный взгляд...

Её привлекали деньги – она довольно прозрачно намекала на это, заигрывая с ним. Его же чувства к ней на тот момент были простыми и примитивными. У него было всё, чего хотела она, а у неё – то, чего желал он. После пятой рюмки абсента она повисла у него на шее в медленном танце. Он, словно завороженный, смотрел на неё, растворяясь в бездонных озёрах её выразительных глаз. Ему нравилось, как она смеялась, как неуклюже передвигала ноги, как поправляла чёлку, как прикусывала нежно-розовые губы, горячие и влажные. Он высмотрел все родинки на её лице, шее, руках, оголённых до локтей, познал её запах, терпкий и сладковатый, с нотками миндаля, смешанный с тонким ароматом парфюма, но желал узнать её ближе. Пусть незнакомка и пьяна, и он ещё не знает её имени, но она привлекла его. Зацепила. Встряхнула что-то на дне его души, нечто улегшееся, но взметнувшееся высоко и замутившее все его мысли…

И она исподволь смотрела на него, словно изучала. Да, выглядит он потрясающе: брюнет, метр восемьдесят, острые скулы, безупречный профиль, а ещё – взгляд. И эта улыбка, она действительно у него хороша: сначала иронично поднимается одна бровь, а потом расцветает всё его лицо, когда крупные губы обнажают ровные и белоснежные зубы на слегка смуглом лице…

Спустя час они уже ловили ночное такси. Свой автомобиль Павел оставил на парковке. Французский коньяк, которым он разогревал себя, бурлил приличным градусом в крови, затуманивая мозги. В машине она безудержно хохотала, пытаясь что-то рассказывать заплетающимся языком. А дальше всё развивалось настолько стремительно, что Павел и опомниться не успел, как влюбился.

Это действительно было похоже на настоящие отношения… Или, по крайней мере, что-то заставляло его так думать. Они встречались каждый день и проводили вместе почти каждую ночь, насколько позволяла его занятость. Именно поэтому он и начал строить наивные планы на дальнейшее счастливое совместное будущее. Он покупал ей великолепные украшения и букет за букетом, дорогие конфеты, устраивал ужины с шампанским, водил на танцы до утра в эксклюзивные закрытые ночные клубы, где их никто не беспокоил.

Всего три дня назад они вернулись в город святого Петра из Парижа, где провели романтический уик-энд. Ещё месяц назад Иоланда взяла с него слово, что он подарит ей Эйфелеву башню, а взамен сулила превратить вояж в незабываемое и полное романтики приключение. Павел сдержал обещание – они сняли номер «люкс» в шикарном отеле на Шанз-Элизе, гуляли по бульварам, Люксембургскому саду и Тюильри, наслаждаясь их умиротворённой атмосферой, посетили Нотр-Дам и Монмартр, откуда поднялись по знаменитой лестнице к базилике Сакре-Кёр, побывали в Гранд-опера и Мулен Руж. Утром они завтракали в ресторане своего отеля, и суетливый гарсон в красной куртке и длинном белом переднике исправно подавал им кофе с молоком и две тарелочки со свежеиспечёнными круассанами, от которых пахло ванилью и чем-то ещё, напоминавшим Павлу безоблачное детство, из которого всегда выплывали аппетитные запахи свежей выпечки. Потом они бродили по всем пяти этажам Лувра и Орсе, рассматривая шедевры Мане, Дега, Ренуара, Гогена, Ван Гога и других великих художников. Лениво блуждали по утопающему в зелени Марсову полю, по набережной Сены, любуясь снующими по ней корабликами, украшенными мириадами фонарей. А ближе к вечеру готовились к ночным развлечениям вкупе с дорогими деликатесами и великолепным шампанским, сладко обжигающим губы. И великая французская столица гостеприимно зажигала для них свои яркие огни под неизвестно откуда льющиеся звуки аккордеона и хриплого женского вокала, страстно затягивающего «Tombe la neige» Сальваторе Адамо. Говорят, знаменитый шансонье написал её на клочке бумаги.

Первым сюрпризом для Павла стало то, что Иоланда не захотела идти в Гранд-опера. Как скучно, протянула она тоном избалованной девочки, скривила ротик и отвернулась к окну, не желая поддаваться на его настойчивые уговоры, что дают балет Баланчина, и что росписи на потолке театра сделал сам Марк Шагал. И перестала упрямиться лишь после того, как он пообещал ей посещение кабаре Мулен Руж – поглазеть на голые ножки развратных танцовщиц с перьями. Она честно высидела балет до конца, и, кажется, он ей даже понравился, но было понятно, что представления иного рода и шопинг доставляли ей куда большее удовольствие. Возможно, именно с тех пор и наметились их разногласия. Он для неё оказался слишком романтичным и окультуренным, она же для него слишком капризной, прагматичной и приземлённой. Она до страсти обожала развлечения, а самое главное – знала в них толк. И кто знает, быть может, любила охоту на мужчин, но об этом мало кому довелось узнать, поскольку в числе её пороков не было привычки разбалтывать свои затаённые мысли.

Павел тоже умел брать от жизни лучшее, причём легко, не задумываясь, как человек, который убеждён, что имеет на это право. Ведь он красавец – мужчина, уверенный в себе на все сто. Ему повсюду сопутствовал успех – и в бизнесе, и в жизни. Именно к Павлу обращались многочисленные родственники, друзья и знакомые за помощью, и он небезуспешно разруливал их неприятные проблемы, в первую очередь, конечно, денежные. Он разбирался в винах так, как никто из его окружения, ценил хорошую кухню, любил быстрые яхты и качественные автомобили. Часто менял марки машин, оставаясь верным только одной – своему «Мерседесу». Дорогие костюмы и часы, ботинки и бельё, сигареты и сигары, парфюм и средства для ухода за собой – всё у него было отменного качества. Не говоря уже о женщинах: он с лёгкостью очаровывал девушек и наслаждался их восхищением.

Но с Иоландой что-то пошло не так. После знакомства с ней он, как, наверное, каждый влюблённый, стал похож на идиота с задурманенным рассудком. И однажды ему показалось, что она заметила это в его поведении и теперь просто посмеивается. Вчера утром, уже сделав шаг за порог, он вдохнул обволакивающий Иоланду нежный, соблазнительный запах, потерял самообладание, повернулся к ней, обхватил за талию и сильным рывком привлёк к себе. Его губы, горячие и жаждущие, накрыли её рот и становились всё жаднее. К его удивлению, она отвернулась, холодно высвобождая свою руку из его руки с нервным смешком. Похоже, с ней творилось что-то неладное. Взволнованный, он заглянул в её лицо: оно ему не понравилось, выглядело каким-то разочарованным.

– Что с тобой? Что-нибудь случилось? – спросил он. – Или ты нездорова?

– Да, у меня сегодня болит голова, приму таблетку, – соврала она, ушла в спальню и закрыла за собой дверь.

Скорее всего, она просто хотела прекратить с ним отношения, поставить в них точку. Не исключено, что она его и не любила, а была с ним от нечего делать, играла в свою игру, в которой он был мачо, она – его женщиной. А когда вконец ей стало скучно, она ушла, сильно его удивив: ведь это его роль, это он бросает девушек, он не привык к тому, что бросают его.

В Париже её неистово тянуло в мекку французского шопинга – на Бульвар Османа, в самые роскошные бутики с мировыми брендами типа Шанель, Гуччи, Гарри Уилсон, и дома Моды на Авеню Монтень. А он просто хотел, чтобы она улыбалась ему.

– А ты купишь мне «Феррари Портофино», когда вернёмся в Питер? – спрашивала она, сверкая голубыми, как летнее небо, глазами. Она была без ума от быстрой езды – пожалуй, не из-за самой любви к скорости, а потому, что это привлекало внимание к её персоне. Всякий раз, садясь за руль его автомобиля, она резко и до самого пола вдавливала педаль газа, и через доли секунды ветер уже раздувал её длинные волосы.

– Куплю, – соглашался он, и Иоланда мечтательно жмурилась.

– И дом! – дом у него уже был. Симпатичный двухэтажный коттедж, тихий оазис в сосновом бору на берегу Ладоги. Но зачем портить сюрприз?

– Хочу, чтобы в гостиной было панно и большой мраморный камин, а под потолком висели оленьи рога. И два кресла – а между ними фонтан бьёт из бассейна, как из озера, в воде плавают золотые рыбки. Из бассейна журчащие ручейки падают в нижнее озеро, обрамлённое скалами. Кругом – море зелени и цветов. Да, и чтоб обязательно шкура на полу, вместо ковра…

Павел не уточнял, чья шкура, да хоть саблезубого тигра, лишь бы она продолжала улыбаться. Лишь бы в этом камине горел огонь. Лишь бы в этом доме его ждали с работы. Лишь бы в нём жили весёлые голоса и смех. Может, даже детский.

А пока дом пустовал. За его дверью поселилась звенящая тишина, тревожная и тоскливая, нарушаемая редкими завываниями собак, а от стены к стене, цепляясь хвостом за мебель, шастало эхо. Черепичную крышу засыпало жёлтыми осенними листьями, а каменные ступени поросли травой на радость юрким зелёным ящерицам. Уже давно никто не открывал дверцы старинного серванта, никто не сидел на стульях за овальным столом. Это ужасно, когда в большом доме живёт тишина, тогда он кажется ещё больше, и на ум приходят всякие неприятные мысли.

Он отложил в сторону телефон и подошёл к окну. Последние листья неохотно покидали ветви деревьев, то ли с грустью, то ли с сожалением, и бесстрашно улетали прочь, к земле, чтобы завянуть и умереть. Он вздохнул. А листья за окном всё кружили и кружили в каком-то завораживающем смертельном танце.

Нет, звонить ей нет смысла. Она не ответит. Ветер усилился, заносил улицу листопадом. Наверное, и там сейчас метёт, в маленьком, забытом богом Мельниково, наполненном осенью до краёв. Посёлке, откуда рукой подать до храма апостола Андрея Первозванного, поднимающегося из водной глади Вуоксы. Где вместо метро и асфальта ярко освещённых проспектов старенькие мостовые, где он уже и не помнит, сколько лет не был. Там так же мокрые, неприкаянные листья липнут к двум узким окнам маленького дома с видом на зелёную лужайку. Там никто и никогда не мечтал о камине и шкурах на полу, но всегда было уютно и тепло. Тепло было под мягким одеялом на тахте. Тёплым был пар над чашкой сладкого чая перед школой, он струился, выписывал чудные силуэты и исчезал. Тёплым был ленивый серый кот Тимоша, вечно дремлющий в плетёной корзине с клубками ниток. Из этих клубков вязались на спицах удивительно тёплые шерстяные варежки, шарфы и носки. И тёплой была ладонь на его щеке.

Павел не заметил, как за окном начал падать снег. Крупными хлопьями, похожими на ватные шарики он летел из небытия, накрывая снежным покрывалом землю. Он не стал задёргивать шторы и зачарованно смотрел, как снег танцует и серебрится в тусклом свете ночных фонарей, облачённых в светлые ореолы. В памяти всплыли слова знакомой песни «Tombe la neige», услышанной им всего несколько дней назад на берегу Сены. Тот хриплый женский вокал заворожил его больше, чем сама мелодия, никогда он ещё не слышал такой мощи, такой красоты, такой страсти:

Падает снег… И моё сердце одевается в чёрное.

Ты не придёшь этим вечером, – кричит мне моё отчаяние,

Павел молчал. И его телефон молчал вместе с ним. Иоланда. Где ты теперь? Он уже не был уверен, что хочет это знать. Может, он просто придумал себе её улыбку, её бездонные глаза цвета неба, нежно-розовые губы? И их завтра – одно на двоих? А на самом деле и не было ничего. Она бросила его, как старый чемодан, без объяснений. А что будет дальше, если она объявится? Ведь оставила же в ванной комнате свою дурацкую, розового цвета, зубную щётку, флакон неизвестно с чем и многочисленные, полупустые баночки с кремом – ох! они бесили сильнее всего: он всегда видел в них тайных агентов, которые нагло внедрились на его суверенную территорию. Нет, этого совместного «дальше» ему уже и не хотелось. Что-то надломилось внутри и медленно дотлевало, так и не загоревшись. С Иоландой уже не загорится. А, может, и ни с кем другим. Он лихорадочно сгрёб в кучу всё то, что осталось от неё, смахнул в пакет и брезгливо опустил в мусорный контейнер.

Наверное, он хочет чего-то невозможного. Может, он тоже, как эти одинокие снежинки, кружит и кружит по жизни, бесцельно и безвольно, не зная, что ему нужно. Сила северного ветра тащит его за собой, а он покорно летит. Как все. И не понимает, что не туда. Хватит обманываться. Пора спуститься на землю, заглянуть внутрь себя – там его настоящие чувства. Зачем ему тихое уютное гнёздышко в сосновом лесу на берегу Ладоги, в котором никто не живёт? Зачем камин, неспособный спасти от одиночества? Ведь греет не пламя, а сердце, которое любит и ждёт.

Он взял со стола телефон. Пролистал список контактов. Нашёл тот, на который не звонил, к стыду своему, очень давно. И торопливо набрал номер, с замиранием сердца слушая ровные телефонные гудки, чуть нахмурившись. С каждым из них накатывала волна страха: ему казалось, что в ожидании прошла целая вечность. Впервые в своей жизни он почувствовал себя таким беспомощным. Потому что теперь действительно боялся, что не ответят. Ведь не было уже давно старенькой тахты, не было тёплого кота Тимоши. И от страха, что нет больше и того, кто его всегда ждёт, вспотели ладони. Сердце застучало где-то в горле, в ушах зашумело. Ещё один гудок, ещё один, ещё…

– Алло, – наконец-то ответил на другом конце провода тихий старческий голос. Павел с облегчением выдохнул.

– Мама, – произнёс он, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрогнул и не выдал охватившее его волнение. – Мама, это я… Как ты там? Мама, можно я завтра приеду?