Спортивная карьера Вовчика Колосова / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Успех спортсмена зависит от его природного дарования в одних видах спорта в большей, в других – в меньшей мере. Так, соревновательная деятельность представителей спортивных игр и единоборств – многообразна, и недостаток одних качеств у спортсмена может быть компенсирован за счёт других его сильных сторон. Невысокий рост у волейболиста можно компенсировать высокой прыгучестью. Если у боксёра короткие руки или посредственная реакция, влияние этого можно снизить за счёт тактической изобретательности. Другое дело – талант бегуна. Врождённые свойства сердечно-сосудистой и дыхательной систем, способность утилизировать кислород, особенности состава мышечных волокон жёстко предопределяют потолок будущих достижений спортсмена. Возможности компенсации ограничены. Выдающимся бегуном надо родиться.

Природа наделила Вовчика Колосова всеми необходимыми задатками. Всё в его теле – от строения сердца до процессов молекулярного уровня – было словно предназначено, спроектировано природой для бега на средние дистанции. Его ноги были длинными и стройными, в мускулатуре не было ничего лишнего. Он был создан для лёгкого быстрого бега, как сверхзвуковой самолёт для стремительного полёта.

И до времени его талант оставался неизвестен никому, подобно драгоценному самородку, ждущему в земных недрах своего открывателя, в глубинах спящему «пока в горах не запоёт кирка».

Детство Вовчика прошло в небольшой деревне Косотурихе неподалёку от Камы, среди лесов и полей, грибных и ягодных мест. Перед просторным домом Колосовых с огородом и надворными постройками начиналась лужайка, за ней бежала прозрачная речка Сыра. Поблизости в овражке журчал ключ. Хозяйство было немалое. Держали корову, кур и другую живность. Деревенская жизнь требует ежедневного физического труда. Вовчик с малых лет начал помогать старшим. Во главе дома стояла мать – Анна Афанасьевна, женщина решительная, обладающая здравомыслием, тактом и, говоря по-спортивному, лидерскими качествами. Отец Вовчика – Алексей Петрович, мягкий по характеру, покладистый – жене не противоречил. Семья была дружная. Не только у Вовчика со старшими братом и сестрой, но даже между собакой Тузиком и кошкой Муськой не бывало серьёзных ссор. Уменьшительно-ласкательное имя «Вовчик» как прилепилось к нашему герою в детстве, так и осталось с ним и когда он вымахал выше дверного косяка, видно потому, что как нельзя лучше согласовалось с его послушным нравом и мягкими вихрами на светлой пушистой, как одуванчик, голове.

Уже в дошкольном возрасте Вовчик обнаружил завидное трудолюбие, охотно выполнял задания старших, не чурался грязной тяжёлой работы. «По локоть в назьме – по горло в масле»: говаривала его бабушка Авдотья. Эту формулу крестьянской жизни Вовчик усвоил раньше таблицы умножения. Когда начались «школьные годы чудесные», прибавились и нагрузки. Школа находилась в шести километрах от Косотурихи в селе Листвянка, и Вовчик с первого класса ходил на занятия пешком. Такие марши вкупе с многообразными крестьянскими работами закладывали фундамент общей выносливости. Ежедневное парное молоко, свежие продукты крестьянского стола питали растущую плоть и кровь. Талант Вовчика, не известный никому, развивался незаметно и естественно. Учился Вовчик хорошо и ровно по всем предметам. Учитель физической культуры Вадим Анатольевич отмечал неплохие результаты Вовчика в беге, но его попытки привлечь Вовчика к дополнительным занятиям в школьной спортивной секции оставались тщетными. Система ценностей в голове Вовчика была такова, что уборка навоза из-под коровы давала ему не меньшее удовлетворение, чем спортивные занятия.

Когда подходила к концу учёба Вовчика в восьмом классе, Вадим Анатольевич увязал участие Вовчика в соревнованиях по лёгкой атлетике с выпускными отметками по физкультуре. Для Вовчика это оказалось предложением, от которого невозможно отказаться. Вовчик погладил трусы и майку и поехал в Краснополянск на своё первое состязание.

На районном стадионе «Урожай» ветерок весело шевелил разноцветные флаги, звучала бодрая музыка. Юные спортсмены деловито готовились к старту. Забег на восемьсот метров, в котором участвовал Вовчик, был одним из последних. Ожидание тянулось, и Вовчик начал чувствовать волнение, нетерпение, желание борьбы. Хлопнул выстрел стартового пистолета, и вперёд сразу вырвались двое пареньков, экипированных, как настоящие легкоатлеты. На ногах у них красовались шиповки, а на Вовчике была обычная школьная форма для уроков физкультуры. Вовчик держался за лидерами. В начале второго круга в их беге обозначилась тяжеловатость, а Вовчик чувствовал себя превосходно. Он обошёл соперников, длинные стройные ноги, обутые в баскетбольные кеды, несли его вперёд. И тут ему стало радостно – он понял, что побеждает. Вовчик финишировал с солидным отрывом. Его бросились поздравлять учитель и товарищи. Вскоре объявили результаты: время Вовчика, почти на уровне второго разряда, оказалось лучшим. Состоялось награждение – председатель районного спорткомитета пожал Вовчику руку, вручая грамоту и приз – стаунтоновские турнирные шахматы. Дома мама сдержанно похвалила Вовчика, показавшего свои награды. Тут же с косами и граблями отправились на луга – наступила пора сенокоса.

Первый успех стал для Вовчика побудителем к действию. Он начал ходить на тренировки в школьную секцию. Занятия, проходившие живо и весело, Вовчику понравились. Они состояли из спортивных игр, в которых Вадим Анатольевич был изрядным спецом, силовых упражнений для основных групп мышц, кроссов по лесным тропинкам, а зимой – занятий на лыжах. Лёгкой атлетики в них было немного, но на первых порах такие тренировки приносили пользу. Позднее Вадим Анатольевич стал добавлять для Вовичка специальные тренировки легкоатлетической направленности.

Понемногу постигал Вовчик азы соревновательных навыков. Его результаты росли постепенно и безостановочно в широком диапазоне – от стометровки до длинных кроссовых дистанций. В конце десятого класса на первенстве области среди школьников он занял третье место на своей любимой дистанции 800 метров и выполнил первый разряд. Его включили в состав участников тренировочного сбора для подготовки к первенству России. Надо было оставаться в Перми, но время было сенокосное, и надо было готовиться к вступительным экзаменам в вуз – поэтому Вовчик объяснился с руководителем сбора и уехал домой в Косотуриху.

Поступать он решил в сельскохозяйственный институт – хотел стать агрономом, как и его мать. После сдачи экзаменов и зачисления Вовчик в конце августа поселился в общежитии института. Началась его студенческая жизнь. В сельхозинституте не было тренера, работавшего с бегунами на средние дистанции, и заведующий кафедрой физвоспитания направил Вовчика к известному пермскому тренеру Петру Акиндиновичу Ломаеву, надеясь, что тот поведёт Вовчика по ступеням спортивного мастерства.

Лишь начал Вовчик втягиваться в учёбу в институте и тренировки в группе Ломаева, как ему представилась возможность поехать в Ялту на всесоюзные соревнования. Центральный совет ДСО «Буревестник» проводил там своё первенство для просмотра талантливых легкоатлетов в возрасте до двадцати лет. В Пермь пришёл вызов на шесть участников и тренера-представителя. Тренеры Пермского «Буревестника» посидели, помозговали и отобрали из студентов пермских вузов шесть одарённых, перспективных спортсменов – в их число включили Вовчика, которого давно было необходимо «обстрелять» в хороших соревнованиях.

С командой в Ялту поехал Станислав Васильевич Бывалычев – он стал первым профессиональным тренером, с которым довелось тесно познакомиться Вовчику. В облике этого бывалого спортсмена, в его объяснениях, наставлениях, откровениях и многочисленных байках, ловко притягиваемых к теме разговора, перед Вовчиком начал открываться в своей конкретности мир спорта, о котором Вовчик имел тогда смутное представление.

Бывалычев родился в Подмосковье, пожил в Москве, учился в Ленинграде, и от него веяло на Вовчика и его товарищей неотразимой столичностью. Немало тренеров в те годы грешили любовью к крепкой выпивке: «выпил литр и ходит прямо – это тренер из Динамо», или: «вечно пьян и морда бита – это тренер из Зенита». Однако Станислав Васильевич являл собой противоположность этому – он всегда был трезв и элегантен.

Когда поезд тронулся и за окнами вагона замелькали прикамские пейзажи, кто-то из ребят вытащил карты и началась игра в дурака. Станислав Васильевич улыбнулся. Уголки его тонких губ отогнулись книзу и лицо приобрело ироническое выражение. Он улыбнулся и предложил ребятам сыграть в преферанс. Играть они не умели, но захотели попробовать, и Станислав Васильевич начал объяснять. Игра оказалась увлекательной – просидели за ней, не вставая, несколько часов до вечера. Когда подвели итоги – проигрыши молодых преферансистов составили значительную сумму. Но Бывалычев объявил, что игра была учебная, проигрыш аннулируется и повёл свою ватагу в вагон-ресторан вкушать сборную солянку.

Утром приехали в Москву. До поезда на Симферополь оставалось около шести часов свободного времени. Поехали в центр столицы. В суматохе метро, на движущемся эскалаторе у Станислава Васильевича непонятно из-за чего возникло столкновение с увесистым мужчиной, начавшем произносить что-то грубое. Станислав Васильевич мгновенно нанёс оппоненту серьёзный удар по корпусу. Тот оборвал свою речь на полуслове, ошалело вытаращил глаза и отскочил на безопасную дистанцию. Глядя на столь энергичные действия Бывалычева, Вовчику подумалось, что байка Станислава Васильевича про то, как они вдвоём с другом-однокурсником Ромкой Драгомрецким в драке на танцплощадке отколошматили и обратили в бегство численно превосходящую шпану – это не враньё.

Вышли из метро на станции «Площадь революции», и Станислав Васильевич привёл свою дружину в ресторан «Националь» – покушать. В зале ресторана среди бархата, мерцания зеркал и бронзы было полупусто и полутемно. Всей командой уместились за большим дубовым столом. Бывалычев заказал винегрет, бифштекс, обрызганный кровью, с жареным картофелем, сырники со сметаной и компот со сладкой булочкой. Покушать обошлось в один рубль тридцать копеек с человека. Подкрепившись, посетили расположенные рядом достопримечательности: Красную площадь, Кремль и ГУМ, в котором Вовчик купил себе модную шляпу и немедленно водрузил её на голову. Прошло немного времени, и при подходе к Курскому вокзалу, резким порывом осеннего ветра шляпу сорвало с головы Вовчика и покатило поперёк Садового кольца. Вовчик храбро бросился в грохочущий поток машин ловить свою шляпу. Автомобили неслись, ловко объезжая и Вовчика и его шляпу. Наконец, водитель Волги затормозил, высунул наружу руку и поймал шляпу, а затем отдал её подбежавшему Вовчику. Этим приключением закончилось знакомство Вовчика со столицей.

И вот Ялта: горы, пальмы, невиданное доселе Вовчиком море. Разместившись в трёхкомнатном номере гостиницы «Массандровская», команда пошла пробовать беговые дорожки уютного стадиона «Спартак». Ужинали в кафе на набережной. За соседним столиком сидели весёлые девушки из какой-то команды. Вовчик поймал на себе их внимательные взгляды. Фигура Вовчика – статного парня с синими крестьянскими глазами и копной льняных волос на голове – заинтересовала девушек.

В гостинице Вовчик съел по совету Бывалычева небольшой лимончик и стал пришивать на майку стартовый номер. «Спать! Чтоб были все готовы назавтра бой затеять новый!» – приказал Станислав Васильевич и завернулся в простыню. Он имел привычку спать нагишом для более полного расслабления и отдыха. Иногда простыня сползала со Станислава Васильевича и все детали его мускулистого тела открывались для всеобщего обозрения. Лежавший на соседней койке Вовчик полюбопытствовал: «А что, если горничная войдёт?» Она почти всегда входила неожиданно, без стука. «Пускай смотрит, мне не жалко», – снисходительно улыбнулся Бывалычев.

Три дня в Ялте пролетели для Вовчика, как миг. И дух его, и тело находились в состоянии подъёма. Он улучшил свои личные достижения и на восемьсот, и на четыреста метров, хотя и не добрался до призовых мест. К нему подходили тренеры из Ленинграда и Киева, и нашёптывали украдкой заманчивые предложения. Но Вовчик не думал менять своего пути – этому противилась основательная крестьянская природа.

Во время поездки в Ялту Вовчик почувствовал вкус спортивной жизни – терпкий, притягательный. Черноморские звёзды обещали Вовчику успех. Однако путь к звёздам оказался тернистым.

В Перми Вовчик с рвением принялся за тренировки. Вскоре ему стало ясно, что тренировочный процесс в группе Ломаева отличается от его прежних тренировок, как работа от развлечения. Вместо разнообразных упражнений – лошадиные дозы специальной беговой работы. Не зря группу этого тренера называли «конюшня Ломаева». Известный принцип, формулируемый в теории и методике спорта как «единство постепенности и предельности в наращивании нагрузок», в тренировке Вовчика был нарушен – предельность возобладала над постепенностью. Пётр Акиндинович Ломаев придерживался иного принципа: «хорошего бегуна нагрузками не испортишь, а плохого не жалко». Пётр Акиндинович не затруднял себя премудростями дифференцирования нагрузок, так как располагал широкими возможностями пополнения своей «конюшни» талантливыми спортсменами – на место загнанных лошадок прибывали новые. Такое конкурентное преимущество перед многими своими коллегами Ломаев получил благодаря дружбе с Иваном Удальцовым – председателем завкома того крупного предприятия, в спортклубе которого работал Ломаев – дружбе, завязавшейся у них ещё на студенческой скамье. Имея такого покровителя, Ломаев мог приглашать талантливых бегунов, устраивая их «подснежниками» на разные должности в цеха и отделы завода и наделяя их жильём в зависимости от одарённости: от комнаты в общежитии или квартиры с подселением, до отдельных квартир для своих фаворитов.

Внешность Ломаева не соответствовала его грозной фамилии – это был щуплый человек в очках, подстриженный под чёлочку, с неестественно молодым голосом. Он был скорее управленцем, чем педагогом: разрешал в кулуарах деловые вопросы, отдавал распоряжения своим петушиным голосом. Его внимание концентрировалось на двух-трёх сильнейших спортсменах, на кого, как выражались в «конюшне», Акиндиныч «молился» в данный период. Остальные тренировались в общей группе по одному плану. Восемнадцатилетнему Вовчику пришлось пахать в одной упряжке с заматерелыми спортсменами. Приходилось бегать двадцать раз по четыреста метров в гору с короткими паузами отдыха – это называлось «интервальная тренировка». Возможно, Вовчику удалось бы выдержать скачок нагрузки благодаря своему природному здоровью, будь он «подснежником». Но он учился на первом курсе сельхозинститута: лекции, практические занятия по серьёзным предметам – математике, химии – требовали больших усилий. Учебные и тренировочные нагрузки, суммируясь, превысили границу адаптационных возможностей организма. Расстроился сон, охватывала вялость и тупость. Первую экзаменационную сессию Вовчик сдал с грехом пополам. В каникулы стартовал в нескольких соревнованиях, но результаты не радовали. В марте появились боли в сердце. Вскоре Вовчик оказался на больничной койке с диагнозом «перенапряжение миокарда». При выписке ему на один месяц запретили тренировки. Но разлука с ними получилась значительно более долгой – весной Вовчика призвали в армию.

Службу Вовчик проходил недалеко от Ташкента, в войсках связи. В его части можно было встретить призывников из самых разных районов Союза, не было только узбеков. Служило много студентов и выпускников вузов. Дедовщины в их части, к счастью, не было. Кормили сносно, довольно вкусной бурдой из местных овощей и фруктов. К армейской жизни с её жёстким распорядком Вовчик привык скоро. С интересом овладевал воинской специальностью. Писал письма родным и друзьям и ждал писем от них. Спортом занимался вместе со всеми: гимнастический городок, кроссы, полоса препятствий, гири, гантели. О своих спортивных способностях умалчивал. Пыль, жара, арыки с мутной водой, занятия, учения – служба шла, и время шло к дембелю.

В свободные минуты в их части развлекались игрой в шахматы с игральным кубиком. Игра весёлая: если на кубике выпадет большая цифра, можно было сделать 5-6 ходов подряд, и ситуация на доске переворачивалась. Тогда уже начиналась горбачёвская перестройка, когда неизменные понятия, ценности, правила стали переворачиваться, как в этой дурацкой солдатской игре. Неопределённость царила в мыслях. Вовчику надо было снова выбирать дорогу. Он собирался продолжить учёбу в сельхозинституте, а к Ломаеву возвращаться не хотелось.

Когда Вовчик с дембельским альбомом в рюкзаке сел в поезд, уносивший его домой, в вагоне он увидел знакомое лицо. Это была Рита Трефилова, с которой он встречался во время соревнований в Перми. Она была спринтером. Исследования показывают, что между чертами темперамента, характера и длиной дистанции существует корреляция. У Риты был спринтерский характер – взрывной, импульсивный. В поезде она оказалась не случайно – возвращалась домой из Ташкента от своей бабушки-узбечки. Двадцать пять процентов узбекской крови делали внешность Риты своеобразной. В ней не было ярко выраженных расовых черт, характерных для метисов первого поколения, но добавка восточности проявлялась в повышенной насыщенности красок её лица и необычности форм носа и губ, что в соединении с подвижной мимикой и живостью ума создавало привлекательный коктейль. Рита училась на факультете иностранных языков, где одной из кафедр заведовал её отец.

Повстречавшись в вагоне, Вовчик и Рита провели три дорожных дня почти не отрываясь друг от друга. Что притягивало их? Возраст, феромоны и желание Риты иметь под своим началом симпатичного молодого человека. Её окружали парни с большим гонором, а Вовчик был покладист – это Рита почувствовала сразу. Программа действий, которую предложила Рита, была простая: Вовчика неминуемо ждут крупные успехи, надо лишь сосредоточиться на спорте. Перейти из сельскохозяйственного в педагогический институт на факультет физвоспитания и тренироваться у профессора Ферапонтова – тренера Риты. Рита умела убеждать. По приезду в Пермь программа Риты стала осуществляться. Вовчик был принят на физкультурный факультет с предоставлением ему индивидуального графика обучения. По договорённости профессора Ферапонтова с руководством облсовета «Динамо» Вовчику выделили одноместный номер в гостинице «Динамо». Он был принят в полк патрульно-постовой службы с хорошим жалованием. Разумеется, что Вовчику предлагалось не патрулировать улицы – от него требовалось другое – выступать под флагом «Динамо» в легкоатлетических соревнованиях. Таким образом, материально-бытовые условия были обеспечены как немаловажная часть основания будущих успехов Вовчика. Он становился профессиональным бегуном.

В течение двух месяцев Вовчик восстановил утраченную спортивную форму. За годы армии Вовчик возмужал, окреп, стал стоек к неудачам и зигзагам жизни. Без затруднения он освоил новые объёмы и скорости бега, предложенные Ферапонтовым. Уже через полгода в зимних стартах Вовчик выполнил норматив кандидата в мастера спорта. Его стали вызывать на централизованные тренировочные сборы. Во время одного из них в Новогорске было проведено углублённое медицинское обследование. Биологические пробы и тесты показали большие потенциальные возможности организма Вовчика. После нескольких успешных выступлений в соревнованиях фамилию Вовчика взяли на заметку известные тренеры, специалисты в беге на средние дистанции.

Спустя недолгое время после этого у Вовчика произошёл разрыв с Ритой. Она объявила, что разлюбила Вовчика. Обнаружился новый претендент на её благосклонное внимание. Нутром Вовчик и раньше чувствовал, что эта взбалмошная балованная девица из круга беспечной молодёжи – ему не пара. Но почти год Рита была для него ветром, наполнявшим его «парус одинокий». Ему было тяжело. Несколько дней Вовчик был сам не свой. Потом Вовчиком овладела мысль: «Надо добиться известности, славы!» Он докажет Рите, что напрасно она променяла его на какого-то пижона. Вовчик выдержал удар. Жизнь его вошла в привычную колею. Сборы, соревнования, поезда, самолёты, гостиницы. Приезжая в Пермь, он сдавал зачёты и экзамены в институте, навещал родные места, где его слух ласкали крики петухов и мычание коров. Но и тогда он ежедневно пробегал необходимое количество километров, и через одну-две недели снова в путь: Ужгород, Кисловодск, Чолпон-Ата… Новые стадионы, беговые дорожки, горы, парки. И новые знакомства, встречи со спортсменами различного типажа и «калибра».

Однажды соседями Вовчика в номере гостиницы оказались приятели-метатели, которых звали попросту – Гоша и Антоша. В каждом из них было по 130 кг веса при двухметровом росте. Если у Антоши тело имело правильные пропорции, то у Гоши была чересчур большая голова, придававшая ему страшноватый вид. Как-то раз Гоша с компанией прогуливался по улочкам Адлера. Из конуры выскочил злой пёс и, натягивая цепь, стал яростно облаивать спортсменов. Гоша приблизился к грозному псу, встал перед ним на четвереньки, оскалил зубы и изобразил громкое рычание. Пёс, не ожидавший превращения человека в страшное четвероногое, поджал хвост и убрался в свою будку. Богатырские подвиги числились и на счету Антоши. Он на спор и потехи ради, раскрутившись, как при метании молота, зашвырнул на крышу пятиэтажного дома чей-то подвернувшийся ему в руки портфель.

Гоша и Антоша много тренировались и много ели. В тарелку с супом они сыпали горстями таблетки анаболических стероидных препаратов и, медленно пережёвывая, проглатывали эту смесь. В их животах при этом запускались сложные реакции и изо рта у атлетов попахивало ацетоном. Анаболики, повышая белковый обмен, усиливают чувство голода. Поэтому даже по ночам, то один, то другой из них вставал с койки, доставал что-нибудь поесть, и в тишине слышалось чавканье. То было время, когда использование «химии» приобретало популярность среди тренеров по лёгкой атлетике. Допинг-контроль был несовершенным и проводился только на крупных соревнованиях, а использование запрещённых стимуляторов в тренировочном процессе практически не контролировалось. Случались анекдотические ситуации. У одного известного спортсмена при допинг-контроле были обнаружены признаки беременности. Выяснилось, что он сдал на контроль мочу своей жены. Возможность быстро и без хлопот нарастить физические кондиции спортсменов и спортивные результаты соблазняли многих тренеров и спортсменов. Вопрос ими ставился просто: «В коня» или «Не в коня корм»? Если оказывалось, что «корм в коня», – то он давался с вполне спокойной совестью. До эпохи громких допинговых скандалов было тогда ещё далеко.

В оставшееся от еды и тренировок время бодрствования Гоша и Антоша обычно продавливали койку («наш режим: нажрёмся – лежим») и придумывали, что бы такое отчудить. Их шутки были довольно грубыми. Когда Гоша спал в одних плавках, обратив в сторону Антоши свой роскошный зад, тому пришла в голову идея. Он раздобыл ляписовый карандаш и нарисовал на одной ягодице спящего товарища гербовые знаки – серп и молот, а на другой – крупные буквы – СССР. После тренировки Гоша спустился в сауну. Там обратили внимание на его ягодицы и назвали Гошу патриотом. Вскоре Гошу пригласил к себе парторг и мягким голосом, будто школьнику, объяснил, что насмехаться над символами советского государства недопустимо. Гоша кивал ему своей огромной головой и обдумывал ответные меры в отношении Антоши. Через два дня Антоша, положив на тумбочку пакет с пирожками, уединился в туалете. Гоша моментально вынул из пакета пирожок, сделал ножиком тонкую прорезь, извлёк часть начинки и с хирургической аккуратностью засунул в пирожок презерватив. Каверза удалась: Антоша почувствовал «сюрприз», когда презерватив захрустел у него на зубах. Изведать на себе шутки приятелей-метателей пришлось и Вовчику. В один из будних дней он купил бутылку лимонада, отхлебнул напитка, закрыл бутылку пробкой и, поставив её на свою тумбочку, ушёл «наматывать» круги километража. Гоша с Антошей немедленно приготовили ему «сюрприз»: вылили лимонад, заменив его на равное количество своей мочи, насыщенной витаминами и анаболиками. Придя в номер, Вовчик неосторожно хватил из бутылки и начал яростно отплёвываться. Друзья-шкодники хохотали как идиоты. Газы, всегда переполнявшие кишечник Гоши, вырвались наружу, и Гоша громко пукнул. Это вызвало у обоих пакостников дополнительный припадок дикого хохота.

Конечно, далеко не все из тех, с кем приходилось Вовчику жить рядом во время его спортивных странствий, были «чудаками» подобного рода. Встречались ему и весьма интеллектуальные субъекты. На противоположном по отношению к Гоше и Антоше полюсе личностной типологии спортсмена располагался прыгун в высоту Аркадий Изотопов. Он был физиком и ломал голову над проблемой с названием, звучавшим для Вовчика, как загадочная абракадабра: «эффект двухчастотного эха в ядерном квадропольном резонансе». Худой долговязый Аркадий ел умеренно, используя экспериментальные системы питания, позволявшие, по мнению их авторов, наполнить организм феноменальным количеством энергии на единицу съеденного продукта. Изотопов был жаден до пищи духовной. Он был поклонником Андрея Вознесенского. Томик его стихов с авторским автографом сопровождал Аркадия на тренировочных сборах. Незадолго до сна, как бы в виде вечерней молитвы, он читал Вовчику отрывки из произведений Вознесенского. На Вовчика они действовали благотворно, стимулируя процесс засыпания.

Владимир Вениаминович Ферапонтов был сильно занятым человеком. Он совмещал работу на нескольких должностях, преподавал в нескольких вузах, практиковал в качестве тренера и спортивного психолога. Поэтому ему приходилось поневоле «крутиться как пропеллеру» – так он называл своё поведение в авральных ситуациях и нервотрёпках. Направление его активности менялось в зависимости от обстоятельств. То вдруг срочно надо посылать статью на очередную научную конференцию, то вдруг на его голову заведующего кафедрой спортивных дисциплин нагрянет очередная проверка, то вдруг надо готовить команду лёгкоатлетов института для очередных соревнований. Тренерская работа занимала в широком поле деятельности Владимира Вениаминовича небольшой и не самый важный сегмент. Когда спортивный талант Вовчика открылся с обнажённой очевидностью, Владимиру Вениаминовичу стало ясно, что его тренерский стиль «Фигаро здесь – Фигаро там» не годится для руководства тренировочным процессом столь одарённого ученика. К тому же, после развала Советского Союза сократилось финансирование спорта, реже стали проводиться централизованные сборы, возросла нагрузка тренеров на местах. Вовчик большую часть подготовительной работы стал выполнять в Перми, а Ферапонтов не мог уделить занятиям с Вовчиком необходимого времени. У Владимира Вениаминовича накопился новый научный материал, и он мечтал засесть за написание монографии – ведь наука была его истинным призванием, песней его души. Всё указывало на то, что для Вовичка необходимо подыскать нового, вдумчивого наставника. Выбор Ферапонтова остановился на Викторе Михайловиче Мысляеве, с которым его связывали давние и дружеские отношения.

Виктор Михайлович Мысляев был опытным тренером, мастером своего дела и человеком, которого жизнь оснастила практической мудростью. Путь Мысляева к мастерству был нелёгким, и это был не сугубо профессиональный, это был его жизненный путь. Его детство прошло в вологодской деревне, где не было радио. Девятилетним мальчуганом он совершал походы в соседнее село за газетами. Когда возвращался, вокруг него устраивались женщины, дети, старики – всё население деревни, и Витя читал сообщения о положении на фронтах Великой Отечественной войны. С выступлений перед этой аудиторией начиналось умение Виктора Михайловича, тонко управляя интонациями своего басистого голоса, чётко, ясно, убедительно говорить в самых разных случаях: и на крупных форумах, и по душам в доверительных беседах, и в переломные моменты спортивных поединков.

В юности жизнь перенесла Мысляева в послевоенный Ленинград, где он работал и учился, искал свой путь, совершал ошибки. Однажды им овладело неукротимое желание купить модные полуботинки, блиставшие на ногах некоторых его однокурсников. В лучшем обувном магазине Виктор начал их примерять. Но они были ему тесноваты, а более подходящего размера не оказалось в наличии. Желание покрасоваться в модных штиблетах пересилило голос разума: «Разносятся», – подумал Виктор, обулся в купленную обнову, старые башмаки вышвырнул в урну и радостно зашагал, любуясь новыми туфлями. Однако жизнь краями кожаных ботинок, врезавшимися в тело, напомнила ему о своих законах. С каждым шагом ступать становилось всё невыносимее. Пришлось снять блестящую обнову, Виктор снял и носки, и пошёл босиком по нагретому летним солнцем асфальту Невского проспекта. С этого случая утвердилась во взглядах Мысляева склонность отдавать предпочтение объективным факторам над желаниями и прочей субъективностью.

Жить Виктору приходилось и в общежитиях, и в коммуналках, бок о бок с разнообразными людьми. В каждом из них открывалось Виктору что-нибудь любопытное. В квартире на Большой Пушкарской его соседями оказались отставной моряк торгового флота, его двоюродная сестра (бывшая выпускница Смольного института) и рабочий одного из ленинградских заводов с женой и дочерью. Моряк перенёс тяжёлую контузию. Во время стоянки на рейде в порту на корабле начался пожар и прогремел взрыв, которым моряка сбросило с палубы в море. Моряк рассказывал о том, что когда его достали из воды, на нём не было ни одного лоскутка материи, за исключением воротничка сорочки и галстука – всё остальное сорвало с тела взрывной волной.

Выпускница Смольного несмотря на свой почтенный возраст удивляла великолепной осанкой, и ей часто говорили комплименты. Как-то она поведала Мысляеву о том, как воспитывали у неё эту горделивую осанку. Преподавательница использовала нехитрый методический приём: закладывала девочкам между ягодицами карандаш, и надо было ходить, удерживая карандаш в этом месте сжатием ягодичных мышц. При этом мышцы в области спины и таза автоматически приобретали оптимальный тонус, необходимый для правильной осанки. Муштра продолжалась до тех пор, пока карандашик не переставал выпадать.

Рабочий-станочник высокой квалификации был слегка помешан на театре. Он стремился попадать на премьерные спектакли ведущих театров, изучал театральные рецензии и любил вести разговоры на театральные темы. Жена хотя иногда и сопровождала его в театр, но столь горячее увлечение своего супруга не разделяла. Поэтому он выплёскивал свои впечатления и восторги на Виктора. Постепенно культурная аура Ленинграда захватила Мысляева, и её отпечаток остался в нём на всю жизнь. И, когда он в шестидесятых годах переехал на Урал, то и речь и эрудиция выдавали его ленинградское прошлое. Опыт тесного общения в сложных обстоятельствах с разными людьми развил у Виктора Михайловича понимание их душевных струн, глубину взгляда, способного проникать за плоскость действий, поступков к их причинам, пружинам, мотивам – качества столь необходимые педагогу. Правда, к педагогике Виктор пришёл не сразу. Первым специальным образованием, которое он приобрёл, было техническое. Спустя несколько лет Мысляев сделал крутой поворот и, обучаясь в институте имени А.И. Герцена, попал в мир педагогики физической культуры и спорта. Благодаря разностороннему образованию мышление Виктора Михайловича отличалось точностью, нестандартностью; его математическая и эмоционально-образная составляющие были сбалансированы. Свойства ума Мысляева, отточенные жизнью и образованием, отвечали его умной фамилии.

Получив от Ферапонтова предложение тренировать Вовчика, Мысляев задумался. Он внимательно и благожелательно следил за успехами Вовчика и понимал, какой большой потенциал может быть у такого талантливого парня. Незадолго до этого Мысляев расстался со своим именитым учеником Василием Кобылятниковым, завершившим спортивную карьеру в ранге мастера спорта международного класса, и начал подумывать – не пора ли ему заканчивать с тренерской работой. Предложение Ферапонтова открывало перед Мысляевым новые горизонты – Вовчик был чересчур увлекательной задачей, и Виктор Михайлович согласился. Поезд спортивной судьбы Вовичка встал на надёжные рельсы.

Между Вовчиком и его новым наставником быстро установились доверительные отношения. Оба – деревенские, оба – трудяги, они отлично понимали друг друга. Тренерский почерк Виктора Михайловича отличал исследовательский подход к делу. Если у Ломаева ученик являлся предметом стандартизированной обработки и проверки на выживание, то для Мысляева каждый талантливый ученик был новым открытием.

Под руководством Виктора Михайловича никогда не находилось групп бегунов, сопоставимых по числу занимающихся с «конюшней» Ломаева. Зато к своим воспитанникам Мысляев относился бережно и умел довести до относительно высокого уровня даже бегунов среднего дарования. Он понимал рост спортивного мастерства как объективный процесс и не гнался за быстрым успехом. «Быстро только кошки родятся» – говорил он нетерпеливым. Вместе с тем, охотники ускорить естественный ход созревания мастерства при помощи «левых» средств встречались среди его коллег. Один из них был известен под прозвищем «химик». Жена у «химика» была фармацевтом, и он пользовался её познаниями и возможностями, чтобы шпиговать своих воспитанников уколами и пичкать таблетками. Сила Мысляева заключалась в другом – в его аналитических качествах. Он обладал способностью найти те важнейшие звенья в структуре подготовленности спортсмена, совершенствование которых может принести рост спортивного результата. И он умел подобрать верные средства воздействия на эти звенья в виде системы тренировочных занятий. Его изобретательность в соединении с вдохновением делали Мысляева похожим на композитора, выстраивающего партитуру тренировочных упражнений в стройную разумную гармонию.

Виктор Михайлович, взяв в свои руки подготовку Вовчика, почувствовал в себе новый порыв, новую энергию. Он ясно видел: чтобы превратить этот драгоценный камень в бриллиант, необходимы только время и планомерная работа. Тренировка Вовчика шла теперь на основе индивидуального плана, составленного Мысляевым с дальним прицелом и увязывавшим ближние, среднесрочные и дальние цели. Причём Вовчик был не простым исполнителем идей Мысляева: опыт, накопленный им за годы тренировок и состязаний, и полученные в вузе знания позволяли ему активно соучаствовать в определении тренировочных заданий. Между Вовчиком и Мысляевым сложилось то, что называют «тандем тренер-спортсмен». Результаты Вовчика в содружестве с Мысляевым шли в гору. Не прошло и года, как на лацкане пиджака у Вовчика заблестел значок мастера спорта. Тренированность Вовчика продолжала улучшаться от этапа к этапу подготовки. Он уже «понюхал пороху» в международных стартах. Он стал неплохо разбираться в хитросплетениях тактической борьбы на беговой дорожке. Успехи Вовчика не остались незамеченными спортивным начальством. Он попал в разряд молодых перспективных средневиков страны.

Вместе с тем, от проницательного взгляда Мысляева не укрылась и та сторона характера Вовчика, которая могла сыграть отрицательную роль в его спортивной судьбе. Виктор Михайлович нащупал его «ахиллесову пяту». Да, Вовчик трудолюбив, упорен, настойчив. Но Вовчику недоставало постоянного стремления стать чемпионом, жадной тяги к соперничеству, инстинкта бойцовой собаки, всегда готовой вступить в драку. Опытный наставник чувствовал, что при определённом повороте жизненных обстоятельств Вовчик в один «прекрасный момент» может покинуть спорт, найти подходящее для своей души занятие и быть счастливым. Но сейчас спорт был главным делом жизни Вочика, и мечты о новых достижениях ученика и его наставника совпадали, их усилия гнали тандем вперёд, в заданном направлении.

Была пасмурная ночь. Дождь постукивает в окно, переходя в заряды снега. Вовчик спит в своём уютном номере гостиницы «Динамо». Сон Вовчика обычно был спокоен и глубок – сон бестревожной души и молодого, здорового, усталого тела. Иногда Вовчик видел сны. Порой приснится ему сенокос – Вовчик слышит запах свежескошенных трав. А то приснится огород: поздняя осень, горят сучья и сухая ботва в чадящем костре.

В эту ночь Вовчику приснилась их корова Белка. Он видит очертания её тела в темноте коровника, слышит её дыхание и причмокивание тёплых губ. И сложный родной запах, идущий и от старых стен, и от прелого сена, и от коровы, от свежего коровьего помёта. Вовчик проснулся, открыл глаза. Сновидение исчезло, но запах навоза оставался в ноздрях Вовчика. Он улыбнулся, глубоко вздохнул, закрыл глаза и снова уснул крепко, без сновидений.

Утром Вовчик неспеша позавтракал, затем надел ветровлагозащитный спортивный костюм и поехал в Черняевский парк. Там ждал его Мысляев. Сегодня важная контрольная тренировка. Он снова будет бороться со снегом, ветром и своими всегдашними противниками: дистанцией, усталостью и цифрами, бегущими на дисплее секундомера. Он будет бороться и побеждать.

Во время зимнего соревновательного сезона продолжился подъём Вовчика к вершине спортивного Олимпа. Он обновил свои личные достижения на неклассических дистанциях: 600 метров и 1000 метров. На крупных соревнованиях в манеже имени В. Куца Вовчику довелось бежать в одном забеге с ведущими средневиками страны в качестве «зайца». «Запускание зайца» применяется для того, чтобы помочь достичь высокого или даже рекордного результата именитым спортсменам. Задача «зайца» – пробежать начальные круги дистанции в запланированном чрезвычайно высоком темпе, чтобы бегущие позади «зайца» в своём оптимальном темпе сильнейшие бегуны на финишном отрезке могли выйти вперёд и установить рекорд. «Заяц» при этом сходит с дистанции, либо финиширует, «волоча ноги», одним из последних. Решение использовать Вовчика в этой неблагодарной роли было принято на тренерском совете. Мысляеву пришлось согласиться с решением коллег, и он объяснил Вовчику его задачу. Вовчик задал забегу требуемый головокружительный темп и в конце забега сошёл с дистанции. Побить рекорд страны в этом забеге не удалось, но были показаны блестящие результаты.

В марте началась подготовка к летнему соревновательному сезону. В летних стартах Вовчику планировалось подняться на уровень мастера спорта международного класса.

Неожиданно Вовчик пропал. В конце последней тренировки он скороговоркой сказал ребятам, что ему надо съездить домой, в деревню. Мысляеву, с которым он всегда делился своими планами, не сказал ничего. Мобильной связи тогда не существовало, шли дни, известий от Вовчика не поступало. За всё время тренировок у Мысляева он не пропустил по неизвестной причине ни одного занятия. Мысляев понимал, что случилось что-то важное в жизни его талантливого ученика. В неизвестности тянулись неделя за неделей. План подготовки Вовчика к сезону катастрофически срывался.

Было пасмурное утро в конце апреля. Профессор Ферапонтов наслаждался своим любимым делом – писал монографию, посвящённую проблемам соревновательной надёжности спортсменов. На подоконнике, рядом с компьютером, нежился кот Боня (от французского bon – хороший, добрый). Ревнивое сердце кота постоянно требовало от хозяина внимания к его персоне и ласки. Когда Владимир Вениаминович увлекался работой, Боня ложился всем своим пушистым телом на клавиатуру компьютера, при этом творческий процесс профессора прерывался, и Владимир Вениаминович гладил настырного кота. В комнате раздался телефонный звонок. Звонила Катя из учебно-спортивного отдела облсовета «Динамо». Она рассказала Владимиру Вениаминовичу новость. Вчера к ним приехал Вовчик, чтобы сдать номер в гостинице и написать заявление о расчёте. С ним была его жена. Катя объявила со смехом, что она похожа на известную артистку Наталью Загороднюк. Ферапонтов немедленно поделился новостью с Мысляевым. Почтенные мужи сознавали, что конкурировать с женщиной, похожей на Наталью Загороднюк, весьма непросто. Однако попытку вернуть Вовчика на путь истинный они решили предпринять. К этому их обязывали как стремление спасти от гибели большой спортивный талант, так и планы, подписанные в кабинетах спортивных чиновников и взятые на контроль главным тренером по бегу на средние дистанции Георгием Колупайченко. Выехать к женатику решили с утра, на следующий день. Ферапонтов подкачал шины своего автомобиля «Ока» и они помчались в Косотуриху.

По сторонам дороги сменяли друг друга леса, поля, посёлки, влажная земля с остатками зимнего снега. Настроение у коллег было невесёлое. Ехали молча, обоим поскорее хотелось увидеть, что же представляет собой женщина, сумевшая одним небрежным движением сбросить наземь и разбить хрустальную вазу их тренерской мечты. Обоих томило любопытство. Дорога заняла около четырёх часов. В родном доме, где Вовчика не оказалось, им рассказали, что Вовчик женился на женщине, у которой имеется сын от первого брака, со спортом решил распроститься и живёт в соседнем селе Листвянка, в доме жены. Поехали туда. У калитки дома их встретил мальчик лет шести-семи. Он сказал, что позовёт дядю Володю. Вышел несколько смущённый Вовчик и пригласил гостей в дом. Поблагодарив за поздравление в связи с женитьбой, Вовчик объяснил, что решил восстановиться в сельхозинституте и учиться на агронома. Разговор не клеился. Тут дверь открылась и в комнату вошла довольно красивая крепкая женщина, лицом несколько смахивающая на Наталью Загороднюк. Она поздоровалась, смерила взглядом гостей и, обратившись к Вовчику, спросила: «А кто говно из-под коровы будет убирать?» Вопрос был риторический. Гости стали прощаться и через минуту уже отправились восвояси.

Так закончилась спортивная карьера Вовчика Колосова и начался его путь агронома и отца семейства.