Я и Мишка, мы разные

 

Мишка сидел за столом и из большой сковородки с удовольствием, это было видно по его глазам, алюминиевой ложкой уплетал за обе щеки жареную картошку золотистого цвета. В комнате приятно пахло луком, который такой же золотистый лежал в обнимку с картошкой в сливочном масле.

– Жень, давай быстренько присаживайся и налегай, пока она такая горяченькая и пока я её не умял в одиночку. Ух-х! – не отрываясь от сковородки и листая взглядом учебник «Теоретическая механика», тараторил Мишка.

Жареная картошка с луком – это была фирменная фишка студентов 70-х годов, это и праздничное и повседневное блюдо, которое всегда шло на «Ура», и вкуснее этого блюда, по мнению студентов, ничего на свете не было.

Мы с Мишкой второй год уже грызли, нет, не сухари, а «гранит науки». Здесь нужно иметь не столько сильные зубы, сколько умную голову. У Мишки была умная голова, он «с лёту» запоминал сложнейшие выводы теорем, на которые, чтобы их хотя бы понять, у меня уходило много времени, и выходило, что Мишка умнее меня в науках, но я умнее его «по жизни». Что важнее – покажет время. Мишка был с Арзамаса-16, это где-то в муромских лесах, за колючей проволокой, чтобы случайные грибники не забрели в секретный городишко. Я был из Ижевска, этот город знали многие по мотоциклам «Иж-Юпитер» и «Москвичам 412», которые куролесили по необъятным просторам Советского Союза, да оружию, но не знали, где он находится. Так вот, он в предгорьях Урала, до которого ещё километров семьсот. Мы с Мишкой учились в МВТУ. Я быстрее его приспособился к московской жизни, и где-то уже на втором курсе она мне не казалась такой скучной, как вначале, когда я дни и ночи напролёт «грыз гранит науки», вгрызаясь в ненавистную начерталку, которая сводила меня с ума своим пространственным воображением, сдав её на экзамене, а потом её конспекты в макулатуру, я почувствовал себя счастливым человеком. Мишка с первых дней пребывания в МВТУ чувствовал себя «в своей тарелке», полной лекций, семинаров, лабораторных работ, черчения. Учёба давалось ему очень легко, я бы сказал «играючи».

И вот где-то курсе на третьем, чтобы Мишку не свели с ума те преподаватели, что студента мучат, я решил показать Мишке другую Москву, не ту, которую он видел каждый день, ходя из общаги в МВТУ на Бауманскую и обратно или ходя из общаги в близлежащий гастроном за скудной едой. Решил показать ему сказочный гастроном, где продают такую еду, боюсь даже сказать какую, ведь в обморок упадёт, увидев её, но всё равно рискну.

 

 

Купец Елисеев и его магазин-музей

 

Как показали годы и история, «Елисеевские магазины» оказались самыми живучими, пережив не только хозяев, но и Октябрьскую революцию, НЭП и горбачёвскую перестройку. А что не переживут? Елисеевский магазин – часть истории Москвы. Это не просто магазин, где продают еду и напитки, но где есть и традиции, культура, нравы.

А в 1898 году старинный особняк князей Белосельских-Белозерских на Тверской 14 купил выходец из крестьян, петербургский купец-миллионер Григорий Елисеев. Закрыл здание деревянным колпаком и заставил всю Москву ждать три года и выдвигать разные предположения, что же строят там, под завесой тайны. «Архитектор зашил весь дом тёсом, что было для Москвы новинкой, и получился гигантский деревянный ящик, настолько плотный, что и щёлочки не осталось, – писал Владимир Гиляровский в книге «Москва и москвичи». – Идёт год, второй, но плотные леса всё ещё окружают стройку. Москвичи-старожилы, помнившие, что здесь когда-то жили черти и водились привидения, осторожно переходили на другую сторону, тем более что о таинственной стройке шла легенда за легендой. Построив магазин, ему потребовалось переносить вход в магазин, потому что по действовавшему тогда законодательству, вход в торговые точки должен был располагаться не менее чем в 100 метрах от церквей. А вход в Елисеевский магазин находился в 95 метрах от храма Дмитрия Солунского, который стоял тогда в центре Тверской улицы. Поэтому, вход в магазин сделали с другой стороны».

Магазин этот открыли в погожий летний день 1901 года, на который был назначен торжественный молебен в честь открытия «Магазина Елисеева и погреба русских и иностранных вин». К утру разобрали деревянный ящик, и преисполненная любопытства публика ахнула, увидав великолепный фасад, а через огромные блистающие чистотой окна – роскошную внутреннюю отделку магазина: высокий, в два этажа, зал, свисающие с потолка великолепные хрустальные люстры, потолок и стены, отделанные сказочным декором. Позолота на стенах, изящные арки и падуги. В «Елисеевском» было три торговых зала и пять отделов: фруктовый, кондитерский, колониально-гастрономический, бакалейный и специальный отдел, где продавали хрусталь Baccarat.

 

 

«По Тверской и Неглинной пух летит тополиный»

 

И вот, оставив на время свой «Храм науки на Яузе» (МВТУ) и лефортовскую общагу, мы с Мишкой шли по улице Горького, нашей целью был Елисеевский магазин. Я-то в нём раз сто уже, наверное, был. Вру, всего пять раз. Я хотел удивить Мишку. Он ведь, кроме нашего гастронома на Энергетической улице, что в Лефортово, нормальных магазинов не видел. Купит в нашем магазине «пирамидку молока» со студенческим батоном или со стипендии молочных сосисок с пачкой пельменей. Вот и всё, что он там видел. А этот Елисеевский бесплатный магазин-музей в одном флаконе, по-моему, Мишку с ума вообще сведёт. Идем тихонько, не торопимся. Прошли кафе «Космос», оно было почти напротив Центрального телеграфа. Мишка после своего Лефортово, с его петровской стариной, сохранившейся до наших дней, как будто попал в другое измерение, и по его виду, было видно, что в новом измерении ему нравится больше.

И вот мы с Мишкой подошли к цели. Какие красивые маркизы над витринами Елисеевского! Эти маркизы были сделаны ещё до революции, временами их убирали, но сейчас они были на месте и как паруса реяли над нами. Мы с Мишкой открыли двери и торжественно зашли в магазин.

В «Елисеевском» сегодня, как и всегда, яблоку негде упасть! И неудивительно. В этот магазин люди специально приезжали только для того, чтобы полюбоваться его великолепием. Огромные зеркала с рамами в стиле модерн, виньетки-фестончики, колонны с кудрявыми капителями и прочее архитектурное богатство интерьера подавляет даже основной инстинкт. Не магазин, а дворец с резными высоченными потолками, огромными роскошными люстрами, золочёными колоннами, головами ангелов или ещё кого-то, чьи застывшие лица многократно отражались в чуть потрескавшихся зеркалах. Торговый зал «Гастронома номер 1» на самом деле приводил посетителей в восторг. И в первую очередь своей роскошью. Потом уже внимание обращалось на округлые стеклянные витрины, где в то время обычно было изобилие чего-то одного: или рыбных консервов – целый прилавок какого-нибудь «Завтрака туриста», или «Частика в томатном соусе», или карамельных конфет и ирисок, пирамиды из сгущёнки и целые дома из сахара – рафинада или шоколада «Алёнка»

Народу в магазине, как пчёл в улье, и стоит такой гудёж, сравнимый, наверное, с жужжаньем пчёл, но в отличие от них, в магазине болтались в основном «трутни» ротозеи типа нас с Мишкой, которым из продуктов по этой цене ничего не надо, да ещё иностранцы, которых этими продуктами не удивишь.

Тут я как раз услышал иностранную речь, моднячая такая группа громко и эмоционально между собой о чём-то переговаривалась. Они смотрели то на потолок, то на стены, то на атлантов и совсем не смотрели на витрины, им, наверное, было неинтересно, что лежало на них. Они постоянно цокали своими языками, мол, всё красиво, здорово, потом щёлкали затворами своих фотоаппаратов со вспышками, свет которых ослеплял нас с Мишкой, а потом, отражаясь от зеркал, прыгал по всему магазину, вызывая неудовольствие у атлантов.

– Их фиг, чем удивишь, – сказал тихо Мишка, и уставился на сыр с плесенью. – Жень, а товар-то тут попорченный, – с усмешкой сказал он, будто был из народного контроля и выявил недочёт в магазине.

– Нет-нет, молодой человек, вы что? Он не испорченный, это такой сорт сыра, он называется «Камамбер» Очень вкусный, рекомендую вам, молодой человек, его попробовать, – сказала красивая бабулька, что стояла возле нас, видимо, завсегдатай магазина, которая жила где-то поблизости.

Мишка посмотрел на цену:

– Бабуля, я за такие деньги три кило нашего «Российского сыра» куплю, и месяц завтракать им буду.

Да, сырами этот магазин славился всегда, особенно до революции, тогда в любое время года выбор разнообразных сыров казался безграничным. Твёрдые – швейцарский, честер, эментальский, эдамский и, конечно, итальянский «гранитный» пармезан. Ещё более разнообразным представал прилавок мягкого сыра: на непромокаемом пергаменте лежали в соседстве «жидкий» бри (лакомство королей), невшатель, лимбургский, эдамер, шпахтель.

 

 

«Же-еня, где мы?»

 

– Же-еня, где мы? – простонал Мишка, когда отвёл взгляд от сыра с плесенью и посмотрел на потолок. Я тоже посмотрел. А там висели такие гигантские хрустальные люстры. Они, как звёзды из Вселенной, освещали нас с Мишкой. Мы были просто букашками в этом мире. Под сводами потолка, какие-то гипсовые мужики, похожие то ли на ангелов, то ли на атлантов, держали всю эту Вселенную. Их было много и мне показалось, что они смеялись над нами, букашками. Мы с Мишкой, как две неподкованные блохи, прыгали от одного прилавка к другому, принюхивались и присматривались.

– Мужики, а до революции здесь розовели и янтарились белорыбьи и осетровые балыки. Чернелась в серебряных вёдрах, в кольце прозрачного льда стерляжья мелкая икра, высилась над краями горкой тёмная осетровая и крупная, зёрнышко к зернышку, белужья. Ароматная паюсная, мартовская, с Сальянских промыслов, пухла на серебряных блюдах; далее сухая мешочная – тонким ножом пополам каждая икринка режется – высилась, сохраняя форму мешков, а лучшая в мире паюсная икра с особым землистым ароматом, ачуевская – кучугур, стояла огромными глыбами на блюдах... – рассказывали атланты, глядя на нас свысока.

– Же-еня, мне плохо, хочу икры паюсной, нет – белужьей, нет – осетровой. Ой, всё, голова кружиться, счас упаду, – шептал Мишка, а я не мог понять: то ли он придуривается, то ли ему на самом деле стало плохо от хороших приятных запахов, и я повёл его к другому прилавку, от греха подальше.

Вот мы подошли к гастрономическому отделу, где аппетитные запахи щекотали ноздри ещё сильнее, а глаза разбегались в параллели, а потом собирались в одну точку. Этой точкой был какой-нибудь деликатес, который мы видели впервые в жизни. Я уж сто раз пожалел, что привёл его сюда. Пожалел не его, а себя.

– Мишка, как бы нам косоглазие тут не получить? – спросил я его, уставившись всем своим зрением на экзотический фрукт – ананас, который я никогда в жизни не видел. Как писал Маяковский: «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй»

Мишка протёр очки, чтобы не получить косоглазие, и уставился на витрину. Под стеклянным колпаком витрины лежали рябчики и копчёные куры. Нет, не те синюшные куры – доходяги, которых продавали у нас в Лефортово, и мы их варили по три часа, но они всё равно оставались как резиновые. Здесь лежали, развалившись, как на диване дворяне, такие мощные бройлеры, как кабаны. Тут же лежали балыки, окорока, всякие колбасы и сардельки. У Мишки всё-таки сработал «Павловский рефлекс», он распустил, как бабушкин клубок, слюни и стоял с раскрытым ртом. Затем он их сглотнул, поперхнулся и закашлялся, из глаз потекли слёзы.

– Ну всё, началось, – подумал я. – Мишка, что случилось, почему плачешь?

– Же-еня, колбасы хочу, балыка и вот тех больших сарделек… ыыы-ыы.

– Миша, успокойся, возьми себя в руки, народ уже на нас смотрит косо. Ты хоть знаешь, сколько они стоят? Тебе на Таймыре в стройотряде надо месяц работать. А за этот месяц у тебя комары всю кровь выпьют. Тебе это надо? Вот приедем в Лефортово, купим в нашем студенческом гастрономе тебе 200 грамм твоих молочных сосисок, нет лучше полкило, чтобы ты на всю жизнь запомнил этот магазин.

– Же-еня, чтобы я этот Елисеевский магазин запомнил, да?

– Нет, Миша про него забудь навсегда, помни его просто, как музей. Как Эрмитаж еды, как храм Обжорства. А наш студенческий магазин запомни на всю жизнь!

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование