Монолог / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Не смотри вниз

Время моё – разлитое солнце после дождя.

Время моё – ладонью раскрытой капли ловить.

Шумно машины мокрый асфальт бороздят,

День на излёте, закат начинает кровить.

Время твоё – ветер, солёный морской прибой,

Время твоё – лучом скользить вдоль окна.

И за делами я проговорю с тобой

В этот раз, наверное, дотемна.

Каждое слово и каждая мысль – ввысь:

Сколько их там – миллиарды? – безвестных звёзд?

Их открывай. И не смотри вниз –

Здесь уже всё, что суждено, сбылось.

Причастие

Улыбнись, слышишь? И вслед за тобой улыбнётся Отец-Сын-Бог,

Приобняв за плечи тёплым ветром, далью ещё незнакомых дорог.

Во дворах сирень от себя в восторге, сводит прохожих с ума,

Улыбнись тому, как щедро весна опустошает свои закрома.

Эта вечная смена картин под небом никогда тебе не надоест.

Кажется, с полчаса назад солнце – разливалось, слепило, жгло.

А сейчас – полдень, тьма развалилась ленивым тюленем окрест,

Не успев добраться до дома, чертыхнёшься: «Не повезло».

Что ж, лови эти сочные капли, чтоб сразу и пригубить –

Трижды мысленно перекрестясь, набери их в ладошку да причастись:

На тебя смотрит с улыбкой Отец-Сын-Бог, значит, время – жить,

Прошепчи по памяти «Отче...», и Ему в ответ с благодарностью улыбнись.

Патриотическое

Сколько нынче их – без креста на шее, без Бога в душе – не счесть.

Развелось, расплодилось на моей земле нечисти –

что ни день, то беда бедовая, иль дурная весть!

Что ни день – балаганы с цирками да с аншлагами шапито,

Эх, Рассеюшка, подкопи сил, оттолкнись от дна –

может, вынесет на плато?

Эх, сторонушка, ты моя родимая – заросли, топи да туман.

Как легко здесь жизнь свою потерять ни за что иль сойти с ума.

Эх, головушка, ты бедовая, то угрюмо-трезва, то буйна до одури, то пьяна,

А полей заброшенных перед взором стелется плотная пелена.

Эх, дубинушка, ты народная, удержать в руках да вразмах пойти –

Слишком мало Света да много нечисти, ради чести выдюжим,

Господи, прости!

Ладоней не сложить

Ладоней не сложить в беззвучной – в тишине – молитве,

Проще по привычке руки на груди скрестить;

Выжить бы в этой навязанной, затянувшейся битве,

Только за тем, чтоб по-человечески жить.

Осмотреться, никакому слову ни на йоту не веря,

Вслушиваясь только в сердце, в самого себя.

Ишь, как по-павлиньи распушила кривда перья,

Правду так и норовя подмять под себя.

Смутное, зазеркальное время – как краплёная карта

В рукаве бесчестия – как омерзителен его оскал!

Кажется, оживает перед глазами легенда о Спарте,

Где младенцев слабых сбрасывали со скал.

Ничего не знаешь: ни что там дальше, ни как там дальше?

Замыкаешься, уходишь вглубь, к себе самому;

Отгораживаешься от наносного блеска и фальши,

В неспокойном сне, как дитя беспомощное, приникая к Нему.

Причастие

От востока и до самого края запада

Жизни цвета то ослепительны, то не броски.

Я и сейчас не представляю,

как это –

Думать и писать по-маяковски.

Я и сейчас не представляю, как это –

Перелопачивая

слов

груду,

Возводить,

как даосскую пагоду,

Стихотворно-монументальное

чудо.

От юга до самого края севера

Засияет над землёю

радуга чувств и эмоций

Когда давно потерянный

томик Серёжи Есенина –

Однажды всё-таки

возьмёт и найдётся.

Чтобы раскинулось полотнищем Христовым

небо синее

Над хатенками с образами в ризах;

Чтобы крикнуть «Гой!..»,

и тут же отозвалась Россия

Лёгким касанием предрассветного бриза.

Зачарованно смотришь

на строк кружево,

Повторяя раз за разом,

будто заучивая наизусть –

Причащая себя,

защищая,

обезоруживая,

Но не размыкая своих,

часто непослушных

и грешных уст.

В бухте Стеклянная

Камушки разноцветные,

Мысли светлые,

Мысли разные,

заповедные.

Из ладошки в ладошку

Камушки ссыпятся,

Залпом день выпьется –

Подноси плошку.

А потом иди в даль,

манящую

бесконечностью:

То ль блаженна ты, то ль юродива...

Перед Вечностью

Можно и на колени встать –

Это же твоя Родина.

Твоя ненаглядная

мати, матка, мать.

То ль следы от слёз,

то ли брызги от волн,

Окунись ещё, смой с души боль,

Прокричи, промычи всё, чем мозг полн,

Обо всём, что за полвека

стряслось с тобой!..

То ль блаженною, то ль юродивой...

Перед Вечностью

Можно и на колени встать –

Примет и поймёт тебя твоя Родина.

Твоя ненаглядная

мати, матка, мать.

Исповедное

Я вернулась к тебе, город Детства, Добра и Света,

СО своим нынешним и ЗА своим будущим словом.

На исходе две тысячи двадцать первого лета,

Если не ошибаюсь, от Рождества Христова.

Чтобы снова увидеть, узнать по приметам и запахам,

Как отца, брошенного не по своей воле и обретённого, наконец.

И не спрашивай, как жилось в древнем городе северо-западном,

Среди поясов каменных, храмов и куполов-сердец.

А жилось по-разному, только стоит ли о том говорить –

Я вросла в дальний город-град, мои корни теперь в нём.

Я творила то, что могла и по силам было творить,

И сменялась беспробудная ночь ясным днём.

Мне бродилось за полночь, колобродило-жгло нутро,

Иногда жизнь казалась не ценней ломаного гроша,

Бед и радостей – пополам выпало. Всё, как мир старо...

Вспоминая тебя, замирала, истосковавшаяся моя душа.

От беды до встречи с тобой, получилось, всего-то шесть месяцев:

Прожитых, сквозь завесу плотную то ли яви, то ли полусна.

Я впервые узнала, что метели не только поют, но и бесятся,

Рассыпая бессонницу от темна до рассвета и опять до темна.

Мне давно так не плакалось, как за эти – думала, не выживу – полгода,

Но поверишь ли – я и жить на полную лишь сейчас готова,

Надышавшись воздуха твоего, словно силу набрав от рода

В теплом августе две тысячи двадцать первого года от Рождества Христова.

***

Запоминай...

Эти звуки, краски, шорохи –

Осени ноты.

Жмурься и млей под солнцем,

Очень скоро надолго по нему заскучаешь.

Слышишь – листвы шёпот после каждого шага: «Кто ты?..

Или сама про себя до сих пор ничего не знаешь?..»

Запоминай...

Эти пышные кроны, купола в обрамлении небесной сини.

Просветлённые лица – и больших, и малых – прохожих…

Так, глядишь, по крупичкам-мозаичкам сложится в сердце и вся Россия –

Та, единственная, которой уже не будет дороже.

Разлепи

непослушные губы, отпусти, как птицу, «спа-си-бо...»

А потом хочешь – реви от боли или смейся – от неё же!

Пусть гадают, глядя вслед: «Либо сумасшедшая, либо...»

Да какая разница, если в ладу с собой этот день был прожит?..

Ничего,

ничего сейчас ни у земли, ни у неба не проси –

Всё дано, всё есть, всё богатство к ногам брошено!

Ах, какая осень распускается нынче на Руси!

Чтоб потом отцвесть, поблекнуть и уйти навсегда в прошлое.

По дороге с работы

Во рту – дед дал – на тонкой палочке чупачупсина,

за спиной игрушечный рюкзачок –

Сидит передо мною смешная такая пупсина –

Чья-то внучка или, может, внучок.

В окошко б смотреть, но оно от дождя мутное,

В ладошки б с дедом сыграть, но дед – в маске и хмур.

И весь этот день обволокла хмарь нудная,

Да так, что не до асан, не до игр и мудр...

Разве что леденец имбирный посасывая,

Разулыбаться на пару с чужим чадушком

И, постепенно с души непогодь сбрасывая,

Подумать, а вдруг до остановки успеем – в ладушки?

Снегопад

В.

Снегопад... Как тот, что выбил тебя из жизни.

Те же ели и ивы стоят в белом по колено,

Та же хлябь, но только, наверно, ещё капризней,

Утром вскроет нервно и этому снегу вены.

А потом по новой метель заскулит под дверью –

И сейчас я помню голос её протяжный.

Он звучал во мне, замершей от потери.

Изнутри звучал – обречённо и страшно.

А Зима тогда разгулялась, как то Лихо,

Не жалея сил, растрачивая их с азартом

И в полях белоснежный саван покорно-тихо

Расстилал март.

(Я с тех пор не люблю марты).

Монолог

Никто не должен видеть слёз твоих...

А ты поплачь, зарывшись в одеяло,

лови губами, пробуй этот стих,

его непостижимое начало.

Как малое дитя – его качай,

чтоб каждый слог был выверен и точен,

чтоб чувствовались нежность и печаль

в переплетеньи образов и строчек.

Никто не должен знать, как больно жжёт,

молчаньем опечатанное слово;

как истово, как свято бережёт

его Душа, чтобы возвысить снова -

когда-нибудь, в один из дней таких,

в который ты умрёшь, чтоб просто выжить,

и во спасенье – этот новый стих

с тобой, воскресшей, в унисон задышит.

***

Когда тебя окрестят «проблемной частью семьи»,

Понимаешь, что настало время собирать камни.

Что слабое «я» легко выпадает из сильного «мы»,

А на каждого Авеля рождён свой персональный Каин.

Руками голову обхватишь, укрываясь от слов-пуль,

Помня, что слово не воробей, а пуля по-прежнему дура!..

Но несёт на скользкие рифы твою судьбу...

Даже Ангел и тот на происходящее смотрит хмуро.

И рад бы помочь, да понимает – пока никак,

Ему прокричать бы: «брось, не заморачивайся пустяками!..»

Но стоит молча и, наблюдая, ждёт,

Когда схлынет мрак.

Чтоб с тобою пойти

собирать

камни.

Пред/апрельское

Как не хочется спешить, иду себе понемножку,

Свет души прикрывая от весеннего снега,

Под вечер щекой или лбом припадаю к окошку,

Пробуя уловить дыхание этого века.

А он – вороном кружит, кажется, совсем рядом,

Гадать устанешь – любит или так, терпит?

Спросить бы, да вроде выросшей, это уже не надо,

И повсюду мерещится запах его терпкий.

Повсюду он то тенью, то свистом ветра,

Готов и просквозить, и обдать тёплой волною.

Заговори меня, век мой,

где-нибудь на краю лета!..

Выслушай моё сердце,

и – поговори со мною...

4 апреля

Снова циклон, ветер гоняет холод,

Как леденец во рту.

Мой ненаглядный, маленький мой город

Падает в темноту.

Снова весна зим прогоняет ересь,

Стынет моя земля.

А вдоль дорог ветками в небо целясь –

Ивы да тополя.

Вслушаешься в себя, затаив дыханье –

Вроде бы жив пока

И, ощутив птицы-души порханье,

Падаешь...

В облака.

Художник: Мария Башкирцева