«Бываю я в словах…» / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

О способности к отчаянью

Слова растут, встают, живут и падают.

Словами подниматься и расти.

Словами пробирается во град уют.

Словами осыпаться из горсти.

Словами можно добавлять и скрадывать.

Словами можно боль. И «хорошо».

Словами можно отнимать и складывать.

Словами можно «навсегда ушёл».

Словами можно оставаться улицей.

Словами можно книжки тишину.

Словами можно вьюгу или гул лицея.

Словами можно грязь и вышину.

Словами можно сбыться. И сбываются

За диалогом новый диалог.

Бывает, слово человеком кается.

Бывает человеком эпилог.

Бываю я в словах. Потом – в молчании.

Бывает утро в строчке на листе.

А человек становится отчаяньем.

Хоть кто-то ждёт его взамен вестей.

О величии в рюкзаке

В электричке безвредной привычкой

В книге читая Льва Ландау,

Обратишься к окну, к суете,

Где не реет степь,

Где мостами, дорогами город течёт,

Где машинам теряешь счёт

И лицам, вокруг снующим портретами.

В лето мы

Едем с вокзала. Нас мало: я и Ландау.

Правда, в сумке лежит Эйнштейн.

С тем,

Чтобы нам помочь.

Я сижу с рюкзаком комочком,

Оживляю за строчкой строчку.

И вникаю в чужую жизнь,

А вагон предстаёт чужим:

Суетливым, шумным, нелепым.

Раздаётся дорога лепетом.

Я ловлю голос диктора, остановку.

Скоро мне предстоит сойти.

Я несу Эйнштейна с Ландау ловко,

На бумаге хочу спасти.

Иль они – меня. Я не знаю, словно.

Но мне в чём-то с ним по пути.

Что не поместить в стихах

Поместил в этих строчках грусть.

И тебя, что знал наизусть.

Оказалось, что я обознался.

Стал сей

Стих ложью.

Разве ж так себя можно?

И теперь, чтоб не врать и не лгать,

Помещаю я в строчки кровать,

Стол, стул, только редкие лица.

Всё, чтоб не ошибиться.

Помещаю дерево, куст и храм,

Так вот каждому по делам

Воздаётся.

Всё – в стихах и стихам.

Только ни меня, ни тебя там

Больше не остаётся.

Не раздаётся.

Дорога на полку

Путешествуй тут от рубля до рубля.

Пересчитывай километры, минуты.

Так вот в цифры исходит Земля.

Так вот лишь понимаешь, кому ты?

К кому ты? К чему?

Чем потратишь себя? На что ты?

Это утро притихшим приму.

Только птицы слагаются в ноты.

А потом суета, перрон.

И проснувшийся городишко.

И глашатаи мрачных стай ворон.

И как будто бы книжка слишком.

Память бьётся в тебе к лоскуту лоскут.

Собираешь себя, как томик.

Из чего ты был? Из чего ты вдруг?

Чем себя ты добавишь, кроме.

Из таких часов, из таких минут

Пробиваешься к книжной полке,

На которую, может, тебя снесут

Старой памятью, верной, колкой.

Про вечный непокой

Эта встреча тебя с пейзажем.

Только ты, городишко, вид.

Красотой и природой, кажется,

От беды и от горя привит.

Но не спят любопытством чьим-то

Это око, недобрый взгляд.

Ходят скверною и причиной,

Раздраженье в себе таят.

Омрачают тебя, окрестность.

Затемняют твой белый день,

Где чужою приходит местность

И упрёком висит в метель,

И в дожди, и в сияньи лета,

И под осени листопад.

И вот так вот проходит планета

По сонетам за взглядом взгляд.

И тревожно. И где-то этим

Долгожданным добром изгой

Пробирается без ответа

В наступивший свой вечный покой.

Переживший и уверенность

И лето сходит, облетая,

В плену у выученных слов.

И по весне зима растает.

И к ней, как холоду, готов.

И календарь тебе – подмога.

И дни толкутся чередой.

Так провожают до порога

И хоть встречают не бедой.

Но это дело этикета.

И ты порою не поймёшь,

Где начинаешься приветом,

Где завершишься под него ж.

И не уверен в человеке,

И не уверенный в любви,

Как будто выучивший век и

Не переживший визави.

Так, без потерь не обошедшись,

И каждою не обделён,

Сегодня пробыто с ушедшим

И прожитым, как цвет знамён.

Про сброшенный морок

А голос ровно лился, звался.

Он был приличен среди тел.

А раньше рвался, колыхался

И быть спокойным не умел.

Ему кричали. Он не сдался.

И брань, и гогот он глушил.

И никогда не унимал сам

Всего того, чем был и жил.

Он повторялся, как молитва,

Себя твердил, и что любил.

И то боялся обронить вас,

А то пролить вас средь чернил.

Но время ровно называл он,

И видел долго сквозь него,

Как в осень ту весна упала

И навалилась на него.

И город сыростью за ворот

Влезает. Летний сад темнит.

Так сбрасываешь нервно морок,

Как будто жар своих ланит.

Художник: Эдвард Мунк