Родной, сибирский посёлок Гидростроитель! Уже, и это именно всегда «уже», скоро новый 2023 год. Я уже на пенсии, мне пятьдесят шесть лет. Хорошо, что не знаешь, когда помрёшь, ей-богу, хорошо. Жена Ирина отправила в ЖЭК, чтобы узнать, как оформлять документы, чтобы меньше денег брали за отопление квартиры. Не знаю, как в других городах, у нас в Братске, пенсионеры сначала платят полностью за квартиру, а потом им часть денег за отопление возвращают. Словом, походил по кабинетам, съездил в МФЦ, оказалось надо собирать документы, взял список. Иду по снежному посёлку. Вижу, здесь стояли раньше двухэтажные деревянные дома, теперь их нет, потому как часть домов снесли, и люди теперь живут в новеньких домах, а кто и в другую квартиру переехал, более комфортную. В Братске довольно неплохо работала государственная программа по переселению из ветхого жилья, но теперь война на Украине, наверно, всё приостановиться, помоги Господь нашим солдатам, там и Братчане наши теперь воюют.

Прихожанка нашего храма Тамара рассказала мне: «Племяннику всего двадцать лет, вернулся с войны на Украине, говорит шестерых товарищей наповал, а он один в живых остался, был ранен в живот, сначала госпиталь, потом восстановление, и теперь говорит, снова поедет туда, за друзей боевых мстить». Известно, жизнь одно переживание, проблеску бы жизни дождаться.

 

Иду не торопясь по Гидростроителю, рано нынче вышел, куда торопиться, один глаз видит на минус четырнадцать, теперь, наверно, хуже, давно не проверялся, другой и того хуже, линзы в очках толстенные. У нас, чтобы по инвалидности выйти на пенсию, надо сначала помереть. Словом, кормила меня жена Иринка моя года три, куда с таким зрением устроишься, дальше закон сработал, что если тебе два года не хватает до выхода на пенсию, то могут отправить раньше, стаж у меня сорок лет, работал с шестнадцати лет на железобетонном, потом на отопительном заводах, работал сварщиком, слесарем, стропальщиком, сторожем, регион наш относиться к северным, словом теперь пенсия, маленькая, но я не жалуюсь, на хлеб теперь есть, и главное жена рада…

И хоть посёлок наш большой, всё же во многих домах пришлось мне побывать. В Советские времена, известно, люди общались намного больше, чем сейчас, в живую вели жизнь, ныне большинство по телефону, но Боже! Как же это уступает именно живому общению. Вот сидит перед тобою внук, но он на экране компьютера, он разговаривает, нет, нет и нет, ни то это, ей Богу! Хочется обнять, пощупать худенькие плечики, поговорить, увидеть живой взгляд, чтобы звенел голос внука в деда с бабушкой квартире, словно колокольчик, причём как можно больше звенел…

 

Остановился возле двухэтажного деревянного дома, крыши нет совсем, горел этот дом летом, окна выбиты. Иду дальше, но сердце велит остановиться возле окон квартиры, тоже с выбитыми теперь стёклами оконных рам. Там жил мой знакомый дед Тимофей. В памяти оживает его рассказ:

«Толик! Жили в деревне, тут не так далеко, несколько сотен километров отсюда. Помню, с парнями на коней, и невест своих уворовали, а они и не против были, ну шутили так конечно, дальше свадьбы, всё чин по чину. Всё же умели делать, куда деваться, а я тракторист. Мужиков война проклятущая повыбила. Вдовы приглашали мужскую работу сделать, а какая она мужская? Всё наши женщины умели почти. Так вот, поможешь, к примеру, дров наколоть, сам же их до этого привёз на тракторе в санях, или крышу подлатать, я всё умел. Смотришь, хозяйка тащит выпивку, я только стакан выпивал, бражки или самогонки, мутная самогонка была не сильно крепкая, с картошки мёрзлой гнали, сахар жалели, жизнь небогатая, водка редкость тогда была, да и жалели её, только на большие праздники или большое событие какое, тогда только хозяйки выставляли. Ну, к примеру, сын из армии вернулся. Потом хорошо закусывал, неважно чем, хлеб так хлеб, капуста квашенная, сало солёное, ел хорошо, аппетит был будь здоров. И главное дело, больше не хотелось выпивать, хоть и предлагали, знал, что дома работы невпроворот. Эх! А вот многие парни из-за этого к спиртному пристрастились, много погибло от выпивки, кто на тракторе перевернулся, кто замёрз, у кого сердце отказало, беда в том, лишнее выпивают, вот и погибель наступает, у всякого разное время, но погибель, и семейная, всё в разлад, мне жалко парней, а потом мужиков таких было, больные они на разум становились. Эх! Поползаешь под трактором, ремонт техники, интересно всё, да своими руками, смотришь, мать честная, а телогрейка уж дыроватая, да не в одном месте, придёшь домой, упадёшь от устали, а утром глянь, все дыры заштопала маманя, ну матеря наши, они все святые. Потом женился, трёх дочерей мне моя жена родила, ради них и жил, все, ведь так примерно, потом строил Братск. Я теперь, Толик, редко в гараж хожу, лет много, однажды иду из гаража и упал, лежу, силы подняться нет, зима, мороз, ну всё, думаю, Тимофей, загибну ныне. А чо удивляться, намного меньше народу стало в Братске, кто от катанки помер, от наркотиков, но ведь и уехали многие в девяностые, а про деревню даже говорить страшно, сердце замирает, ну останавливается прямо, как подумаю, эх и поработали мы на славу, так и было. Так вот лежу, замерзаю, и ни один человек мимо не прошёл, вечер уже был. Помню, снежинки падают, искрятся, там недалеко фонарь горел, вот и отражались снежинки, опять же думаю, не зря Братскую ГЭС строил, вон фонари кругом горят для людей, а помирать неохота, а куда деваться. Ну, Бог, спас, еле-еле отудбил, поднялся, пришёл домой, долго, видать, провалялся. Жена в слёзы. Ну, думаю, теперь я не ходок в гараж, теперь внуки за картохой ездят. Нынче новое поколение избаловалось, компьютеры, сотовые телефоны, часто думаю, если бы их в нашу жизнь перебросить, загибли бы, мы посноровистее были, редко кто болел, а ныне слабаки. У нас одна работа была, и конца ей не было, дрова, сено, трактора, коровы, это чтоб осилить, адский труд надобен. Ну, правда, брось их в нашу тогдашнюю жизнь, всё конец им, а нам болеть неколи было, надсада, вот наша жизнь, но и девок любили. Интересно Господь сотворил всё на белом свете, вот, к примеру, парня и девушку взять, а меж ними любовь, и такой интерес к жизни возникат, а там, когда детишки, к примеру, пойдут, там тоже интересно. Вот сейчас по телевизору показывают людей, те говорят, скучно жить, депрессия, мне никогда не было скучно жить, гляну на жену, а по сути-то мы кто дед да бабка, а я наглядеться на неё досыта до сих пор не могу, а они депрессия, чо-то они не поняли о жизни. А вообще в колхоз да на трактор, всех тех, кто скучает, на комбайн, и излечат тоску. Когда своими руками зерно вырастят, когда их жёны хлеба из этих самых зёрен напекут, поели ба, вот и радость всамделишная, вкуснее такого хлеба не отведать. Ныне у молодёжи запросы большие, но кто они, молодёжь? Это наши внуки, правнуки, надо всем нам думать о том, чтобы хорошими людьми они выросли, вот задача всех задач, а так-то народ у нас хороший, добрый, а ежели сволочь какая где завелась, так она по штатному расписанию положена, ну, чтобы мы шибко не расслаблялись, чтобы понятие имели, где добро, где зло… Ох, и раскалякался я с тобою Толька».

 

Умер Тимофей спокойно, не мучаясь, пошёл в туалет, упал и всё. Рад я тому, что, когда Тимофей был ещё более менее в порядке, книгу ему подарил свою, где есть рассказ о нём. Во время войны как труженику тыла, за высокие показатели в труде, четырнадцатилетнему Тимофею в 1943 году была вручена медаль и живая овца. Пришёл он с медалью домой, привёл овцу, дед его заплакал. Писал и мой друг журналист Сергей Маслаков о Тимофее в газете «Сибирский характер». Так дочери Тимофея чего учудили, принесли две бутылки коньяка, говорят одну другу твоему, одну тебе, наш отец заслужил, чтобы о нём в газете написали, но до вас никто не писал. Я было отказался от коньяка, но крепко настояли. Я специально подбирал для Сергея людей – братчан, о которых никто раньше не писал, не любил и до сих пор не люблю, когда хвалят одних и тех же. Тираж газеты в 2014 году составлял сорок пять тысяч экз. Дед Тимофей, как только я приходил в гараж, тут же быстро подходил ко мне, брал мою пилу-ножовку и точил, я тогда обустраивал гараж, после того как Тимофей затачивал ножовку, доски пилились, словно ножом масло режешь. К нему приходили люди с разными поломками, один раз пришёл мужик, говорит, вот кастрюля алюминиевая, я всё в ней суп варил, а теперь дырочка внизу. Когда Тимофей быстро залудил дырочку, тот мужик, а дело было при мне, чуть не расцеловал Тимофея от радости. Тимофей строго сказал ему: «Я что баба, чтобы меня целовать». Все картошку мешками спускали в подвал, но не Тимофей, он туда в подвал сделал спуск специальный для картошки, сидит наверху и по картошине спускает, картошина катиться по желобку и прямо туда, куда надо, попадает. Тимофей улыбается, говорит, давно так придумал, мешки таскать силы нет уже…

 

Стою возле дома Тимофея, вспоминаю его, я всё время просил у Боженьки, чтобы посылал мне побольше хороших людей на моём грешном пути, и Господь посылал, и слава Богу, посылает. Иду дальше, впереди большой пустырь, ну вот как описать дорогому читателю? Словом, на все четыре стороны метров на двести вообще ничего нет, стоит одинокий железный, выкрашенный в красный цвет гараж. Раньше вокруг него стояло много сараек, люди выкапывали там погреба, хранили картошку, банки, теперь сарайки давно сгорели, а он, этот самый гараж уцелел, и один-одинёшенек стоит. И я во всей округе теперь, наверно, единственный свидетель жизни этого гаража, никто к нему даже не подходит уже несколько лет. Сарайка моего двоюродного брата Володи была совсем рядом с этим гаражом. В гараже в то время стоял старый Запорожец. А у брата в сарайке стоял мотоцикл Восход. Много рыбы привозили мы на этом Восходе к сараю, потом делили эту рыбу с друзьями брата, у многих были мотоциклы, мопеды. Да и Запорожец этот выручил однажды брата, когда тот опаздывал в аэропорт, чтобы улететь к бабушке в деревню, больше шестидесяти старый Запорожец ехать не мог, уговорили хозяина машины выручить нас, и мы успели посадить брата на трап самолёта в последнюю минуту.

 

Смотрю на двухэтажный дом, где жил мой дядя Серёжа с тётей Зиной, теперь восьмиквартирный дом почти пустой, по-моему, одна всего квартира, где люди живут, осталась, дом попал под переселение, но дяди Серёжи и тёти Зины нет уже в живых. Удивительна человеческая память, она спасает, лечит, словно доктор, огорчает и вновь воскрешает… Вот везёт меня маленького на санках мамочка, укутала в пуховый платок, словно девочка я, а я и не обижаюсь, тепло же, самое главное. Мама везёт меня в наш всегда холодный барак, это ничего, затопится печка, выживем.

 

Я живу сейчас в двухэтажном, восьмиквартирном старом доме, в детстве думал, что, когда вырасту, люди станут умнее, не будут бить жён, драться. Но не так давно в двенадцать ночи постучали, зашла босая, а дело было зимою, молодая соседка Саша с тремя детьми, один ещё грудничок. Говорит, дядя Толя, тётя Ира, муж буянит. Я тут же пошёл, поговорил с дебоширом, но соседка до этого успела вызвать милицию, теперь вроде улеглось, не ведаю, надолго ли. Делаю вывод, нет, не изменилось человечество с моего далёкого барачного детства, но хорошо помню, что думал мальчишкой, когда стану взрослым, папы не будут бить мам. Может, это было от того, что и самому пришлось пережить такое, мой отец бил маму, я был маленьким, но помню. С тех далёких уже пор и по сей день мечтаю, чтобы папы не били мам, понимаю – наивен…

 

Иду по теперешнему посёлку Гидростроителю и понимаю, что многих бы сейчас непременно встретил знакомых людей, но Ковид действительно унёс очень много моих знакомых и незнакомых, дорогих сердцу земляков, унёс и мамочку мою. При мысли о маме достаю из кармана таблетки, разжёвываю их, а запить нечем, ну и так, даст Бог, сойдёт, в такие минуты читаю про себя своё стихотворение, вспоминая родной и такой холодный шестнадцатикомнатный барак, как стоял возле заиндевелых, разрисованных дедушкой Морозом окон, читаю потому как, почему-то это стихотворение меня успокаивает:

 

Снежинки, падают, искрятся

Красиво, словно в серебре.

Раскрыв талант, мороз колючий,

Пейзажи пишет в январе.

Как интересно удивляться,

Открыв в самом себе добро.

Читая сказку, восхищаться

И веровать в души тепло,

В домашнее тепло и негу,

В узоры счастья на стекле.

И, взоры обращая к небу,

Благословляю свет в окне.

 

Иду и всё же встречаю знакомого Володю, сказал, что иду в аптеку, и Володя тут же подсказал аптеку, где цены подешевле, и что у них есть все лекарства. Володя хорошо разбирался в моторах, много ремонтов сделано его руками, теперь на пенсии. Иду по родному посёлку Гидростроитель. Забыл написать в начале рассказа, что путешествие моё началось после выступления моего в школе №19, были два пятых класса, всё прошло хорошо, подарил школе свои новые книги для детей. Рассказал детям о поэте, который работал на нашем правобережном заводе отопительного оборудования Юрии Черных, ни имени, ни фамилии дети не знали, но когда сказал, что он автор знаменитого на всю нашу многонациональную страну стихотворения «На лугу пасутся ко…», дети сразу воскликнули, что видели мультфильм, где звучит это стихотворение. Словом, поведал детям о знаменитых писателях – братчанах Геннадии Павловиче Михасенко, писателе-фронтовике Иннокентии Захаровиче Черемных…

 

В одном месте посёлка остановился и почему-то долго стоял. Отчего это, почему стою? Почему не иду? И есть уже охота, и суп любимый с фрикадельками дома наварил в шесть утра, почему стою? Нет, всё неспроста в жизни, за довольно большим зданием магазина раньше была одноэтажная, деревянная музыкальная школа, жива ли она сейчас? Эх, и прождал я тогда одну девочку Галю на сильном морозе много лет назад возле этой школы, окоченел до соплей. Был влюблён, ничего у нас не получилось, но я благодарен судьбе за эту мальчишескую любовь, да, просто благодарен и всё, какая красивая она была. Был радиохулиганом, всё крутил для Гали и для всех Братчан песни по эфиру, но любимым ансамблем по сей день остаётся для меня «Синяя птица». Но ладно, пусть у той далёкой уже Гали, всё будет хорошо. Обхожу здание магазина и вижу ту самую, в стареньком деревянном здании музыкальную школу, захожу, спрашиваю у вахтёрши, учат ли играть на баяне, отвечает, что нет. Вижу родителей, детей, они копошатся, работает музыкальная школа, и слава Богу. Иду дальше.

 

Стоят три двухэтажных деревянных дома, раньше там жил друг Женя. Помню, здесь же гуляли его свадьбу с Ириной, потом народились у них мальчик и девочка. Хорошо погуляли. Весело. Эх! Были молодыми, здоровыми, работали на отопительном заводе, была по-настоящему счастливая жизнь, разумеется, была и смерть близких, это жизнь. Памятники сам лично делал, работал сварщиком, и непременно с красною звездою, редко тогда хоронили с крестом, но такое было время. Эх! Вечная наша нынешняя мечта, чтобы вновь работали заводы, чтобы не было наркомании, повального пьянства, до гражданского общества нам ещё далеко, кто знает, что будет дальше? Но наша многонациональная Россия, слава Богу, жива и будет жить, свято в это верю…

 

Лекарства, хлеб, Усольскую колбасу купил, вот и вечер, наш тихий поселковый вечер любимого Гидростроителя. Завтра наступит новый день, надо будет идти на репетицию народного хора «Русское поле». 15 ноября, этого двадцать второго года, весь день и вечер провёл с народным артистом Александром Яковлевичем Михайловым. Глаза видят плохо, потому прошу дорогого читателя подождать, простите, даст Бог, напишу. Знаю, что этого ЧЕЛОВЕКА любит вся наша страна, и он был у нас в Братске 15 ноября с концертом…

 

Помню, уже немало лет назад написал песню о нашем посёлке, и мы её исполняли моим любимым хором «Русское поле», тогда было ещё много в живых ветеранов Великой Отечественной войны, и я дружил с ними, с немалым восхищением писал о них, вот уж воистину старые, но крепкие духом люди, теперь их почти не осталось, много кого нет в живых и из участников нашего правобережного хора, но память снова и снова возвращает мне эти строки, хотя там многое было не в рифму и не по правилам стихосложения, но всё одно мы пели, и главное, песня была тепло принята земляками:

 

Первый куплет:

Дорогой мой посёлок, стоишь ты в низине далёкой.

А река Ангара всё бежит, набирая разбег.

И душа наполняется мыслью глубокой.

Как наполнен он всё ж, человеческий век.

 

Припев:

Город Братск! Город Братск! Как горжусь я тобою.

Ты в тайге вырастал, и в жару, и в метель.

Теплотою людей, и снегов тишиною.

Не смолкай ты в душе моей жизни, свирель.

 

Второй куплет:

Посмотрите, уж мало в живых ветеранов.

Они в войнах сражались, чтоб всем нам жилось.

Не забудьте, родные, вы наших Иванов.

Ведь не всем до Победы дожить удалось.

 

Третий куплет:

Утром рано встают дорогие Братчане.

На работу спешат, ну а дети, и в школу, детсад.

Веселей, Сибиряк! Веселее, Славяне!

И я этому, братцы, действительно рад.

 

Уже стемнело, быстро заканчивается ноябрьский день в родной моей Сибири. Пришёл домой, поел суп, телевизор включил и почти сразу выключил, очень больно, что происходит в мире. После вечерней молитвы долго не могу заснуть, теперь такое со мною часто, но надо постараться вести себя тихо, жене завтра на работу…

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование