Юмористические рассказы

25

1148 просмотров, кто смотрел, кто голосовал

ЖУРНАЛ: № 168 (апрель 2023)

РУБРИКА: Проза

АВТОР: Валеев Марат Хасанович

 
Губарев.jpg

Про Герасима, Муму и персидскую княжну

 

…Да заснёшь ты, наконец? А, сказку хочешь! Да я уж тебе все пересказал, что знал. Ладно, сам попробую сочинить. Ну вот, значит, берёт Герасим персидскую княжну и бросает её за борт. А та и вынырнула обратно, с Мумой в руках, утопленной Герасимом давеча. А в зубах у Мумы – Золотая Рыбка.

Вытянул их обратно в лодку обалдевший от такого оборота Герасим, сидит, крестится. На ту беду мимо Емеля проезжал на своей печи.

– Эй! – кричит. – Герасим! Ты чего там словил?

А к Герасиму от великого изумления вернулся дар речи.

– Что поймал, то поймал, – отвечает он Емеле. – Ехай дальше, сам разберусь.

– А то смотри, – почесал Емеля под мышкой. – У меня печка как раз раскочегарена. Могли б ушицы сварганить. Да и бабе твоей не мешает просохнуть.

– Сам ты баба! – оскорбилась персидская дива голубых кровей. – Я, если хочешь знать, княжна!

– Это правда? – спросил Емеля Герасима.

– Ну, – сказал малость успокоившийся Герасим, и потому обратно ставший немым.

– Что-то непохожа, – усомнился Емеля.

– Это у меня просто всю косметику смыло, – пожаловалась княжна. – Видел бы ты меня раньше!

– А как ты оказалась у Герасима? – пытает дальше Емеля.– Что за непонятки такие? Это ведь совсем из другой оперы.

– Да это Степан Разин мимо усадьбы барыни тайком проезжал, с похмелья был, на самогон меня у Герасима и выменял. Барыня же, как увидела меня, приревновала к Герасиму и велела утопить. А этот козёл немой – под козырёк, ему же не привыкать! Камень мне на шею, и в воду. Изверг!

– Ну, ну! – смущённо промычал Герасим, поглаживая Муму по мокрой дрожащей спинке.

– А как же ты выплыла, с камнем-то на шее? – удивляется Емеля. – И почему собачонка эта живая? По книжке-то этого, как его… Тургенева, этот немтырь к ней ведь тоже камень привязал.

– А я не сама! Это Золотая Рыбка! Запуталась в моих юбках и взмолилась, чтобы я её отпустила, – говорит княжна. – Уже два моих желания выполнила. Я на дне вот эту собачку нашла. Жалко так её стало. Попросила её оживить, а ещё – научить меня плавать.

– Так это получается, что у тебя теперь всего одно желание осталось? – спрашивает Емеля.

– Точно так! – наконец вмешалась Золотая Рыбка. – И давай-ка, красавица, загадывай его поскорее, да выпускай меня, а то я задыхаться начинаю.

– Да брось ты её, – сказал Емеля. Он хорошенько пригляделся к княжне и уже влюбился в неё. – И перебирайся ко мне на печь. У меня тут хорошо! Тепло, пироги вон доходят. Слышь, Герасим, у тебя совесть ещё осталась?

– Ну, – растроганно промычал Герасим, сморкаясь и утирая слёзы.

– Тогда греби к берегу.

Герасим взялся за вёсла. Княжна в это время что-то прошептала Золотой Рыбке и отпустила её в воду.

– Вот, красавица, грейся давай, да ешь пирожок. Он скусный, с капустой, – ласково сказал Емеля, уступая княжне лучшее место на своей печи. – И ты, Мума, устраивайся поудобнее. Нечего тебе больше у Герасима делать, а то ещё снесёт тебя корейцам или китайцам на рынок. Он ведь неадекватный, от него всего ожидать можно. А мы поедем с тобой, княжна, куда только велишь. Теперь я буду исполнять все твои желания, уж очень шибко ты мне глянулась. Кстати, что это ты там нашептала Рыбке?

– Так, пустячок один, – ответила с набитым ртом счастливая персидская княжна. – Чтобы Стёпке Разину, этому изменщику и душегубу, не сносить головы.

…Ну вот, заснул, наконец, мой внучек. Пойду-ка я, запишу эту сказочку, да другую сочиню для следующего раза. Глядишь, так и стану писателем на старости лет!

 

 

Хочу в депутаты!

 

Лежу, как обычно, на диване, смотрю свою любимую передачу – «Парламентский час». Жена мимо раз прошла с недовольным видом, второй, и говорит:

– Ну, сколько можно валяться? Сходил бы куда-нибудь...

– В пивбар? – обрадовался я.

– Щас! Сходи-ка лучше в депутаты. Глядишь, заживём как люди.

Задумался я. А что: быть депутатом и почётно, и льготы всякие есть. Одна беда – народу надо чего-то обещать. А чего?

Валька же моя, доложу я вам, баба ушлая.

– Главное, – говорит, – не надо давать пустых обещаний. Потом начнут спрашивать, а ты ни бе, ни ме. Будем обещать то, что может произойти и без твоего участия.

– Как это?

– Пообещай, что уже в марте, мол, жить станет лучше: везде на своём участке уберешь к 1 апреля снег, даже с крыш.

– Да как же я сам управлюсь? Вон сколько его нынче навалило!

– Забыл: скоро всё само растает? Вот и получится – ты никого не обманул.

– Здорово! – восхитился я. – Пишу первый пункт программы: убрать снег. И давай я ещё к 1 мая лёд с реки прогоню!

– Можно, – соглашается жена. – Пусть другие кандидаты локти кусают – ты первый догадался.

– Понял, дальше я сам! Вот: обещаю каждому избирателю ягодно-грибную осень! Вчера дед Агапыч божился, что лето будет дождливым.

-Пиши, – одобрила Валька. – А мне, как одной из твоих избирательниц, ты пообещаешь, что отныне – ни грамма. Иначе в моём одномандатном округе тебе больше делать нечего…

А это для меня – святое.

И отправился я со своей новоиспечённой программой, трезвый и торжественный, агитировать за себя.

Вам сделать утро после ночи?

Бегите к урне что есть мочи!

Отдав свой голос за меня,

Получите продленье дня.

Голосуйте за меня, ядрёна матрена, никого не обману!

 

 

Так хочет мама

 

У всех дети как дети! Один ты у меня… Торгаш несчастный! Вот кем стал Колька Бандурин?

– Ну, прокурором.

– А-а, то-то! А ведь вместе росли, можно сказать. За одной партой сидели.

– Я с ним не сидел! Со мной Олежка сидел.

– Да какая разница. Так кто он, Колька Бандурин, и кто ты, а?

– Мама, так Кольку Бандурина сняли недавно.

– Как это сняли? Прокуроров у нас не снимают!

– А вот его сняли! За некомпетентность и злоупотребление служебным положением. И теперь он сам может сесть. Где-нибудь рядом с Олежкой.

– Как, Олежка сидит? Такой красавец, спортсмен, чемпион. За что же его?

– Связался с какой-то преступной бандой, долги они вышибали. И перестарался. Шесть лет дали ему.

– Ну ладно, Бандурин, Олежка – это просто какое-то глупое стечение обстоятельств. А вот взять Витеньку Пожарского. Кто ты, и кто он?

– Ну, артист он… С погорелого театра.

– Как это погорелого? Не погорелого, а областного драматического!

– Прогорел театр. Уже полгода актёрам зарплату не платит.

– Боже, какое время! Какое несчастье! Ну и где теперь Витенька?

– Не переживай за него, мама! Он всё же, как-никак, мой одноклассник. Я его к себе пристроил.

– Куда, торгашом? В свою лавку? О, несчастная я, несчастная! За что только боролись твои деды и прадеды?

– Во-первых, маму, не в лавку, а в один из сети магазинов. Причём сразу заместителем директора. Может, будет с него какой толк. Во-вторых, мои деды и прадеды и боролись за то, чтобы всем было хорошо. А разве я виноват, что кому-то хорошо, а кому-то нет? Может, они сами виноваты, не той дорогой пошли?

– Ай, оставь, тебя не переспоришь, торгаш несчастный!.. Постой, куда это мы едем?

– Уже не едем, а летим, мама!

– Ну, хорошо. Так куда мы летим?

– Так на Сейшелы же, мама!

– На Сейшелы? Не хочу! Мы там в позапрошлом году были.

– А куда же ты хочешь, мама?

– На Бали!

– Ну, на Бали, так на Бали! Поворачивай, Сергей Михайлович! Так, кто у нас там ещё остался, мама?..

 

 

Лекарство для тёщи

 

У Помазкова заболела тёща. Ну, заболела и заболела, не раз уже такое было. Поохает, да встанет, да с новой силой начинает проедать плешь Помазкову. Но тут – не тут-то было. Тёща явно собралась к тестю. Туда, откуда никто не возвращается. Уже неделю не встаёт, молчит, ничего не ест, даже лекарства. В больницу отказалась переселяться. И Помазкова перестала гнобить, с чего обычно начинала день и заканчивала этим. Помазкову даже скучно стало. А тут ещё жена – плачет около матери часами, опухла вся. Всё забросила дома, на Помазкова ноль внимания. Всё причитает: «Мама, встань, мама, не молчи, мама, как же мы без тебя!»

Главное: «Мы!». «Да уж как-нибудь прожили бы», – бурчал Помазков про себя и болезненно морщился. Всю душу вывернула жена Помазкову. Так причитала, что даже ему жалко стало тёщу, мать её. А что делать, как помочь – не знает.

И вот вчера он сел рядом с ней, решил хотя бы пообщаться.

– Болит? – спрашивает.

Тёща молчит, в потолок смотрит. «Чего бы ещё такого сказать?» – думает Помазков. И вспомнил.

– А Лизавету Петровну, с которой вы всё время ругались, позавчера в больницу увезли. Съела чего-то.

Тёща скосила на него глаза, но молчит.

– У коммерсанта Дурдыева из шестнадцатой иномарку угнали.

Тёща слабо улыбнулась. Дурдыева она не любила, всё ворчала: «Понаехали тут!». Помазков, ещё не до конца понимая причину происходящих с тёщей перемен, всё же понял, что он на верном пути.

– В машине барсетка была, – весело сообщил он. – А в ней полсотни тыщ баксов. Вот повезло кому-то.

Тёща заворочалась, пытаясь присесть на постели. На щеках её пробился слабый румянец.

– Это ж сколько на наши деньги? – спросила она и села на постели.

– Ну, больше миллиона рублей!

– Так ему, козлу, и надо, – хихикнула тёща. – А то ишь, понаехали тут.

– Правда, машину нашли, – ляпнул вдруг Помазков.

Тёща снова рухнула на подушку и прикрыла глаза.

– Но внутри всё разграблено, и колёса сняты, – спешно добавил Помазков. – Барсетки, конечно, как не бывало.

Тёща опять ожила.

– А Тихона Петровича… Ну, который этажом выше… Который ещё вас с вашими подружками по лавочке всё сплетницами обзывал…

– Ну, ну? – вся подалась вперед тёща, и в глазах её появился злорадный блеск, так знакомый Помазкову.

– Ему путёвки перепутали. И вместо Канарских островов отправили на Командорские!

Тёща радостно засмеялась и спустила ноги с кровати.

– Пойдём-ка, зятёк, на кухню, – жизнерадостно сказала она. – У меня там настоечка есть. Посидим, поболтаем. Ведь такая жизнь интересная вокруг, что и помереть некогда…

 

 

Тапкин и НЛО

 

Тапкин вёз с дачи первые плоды своего труда: огурчики, помидорчики. И вдруг на грунтовку перед его стареньким жигулёнком с неба свалился странный агрегат: то ли тарелка, то ли сковородка.

Тапкин сразу смекнул: «НЛО!». И по тормозам.

У НЛО откинулась крышка, и на землю спустился кто-то. В сверкающим комбинезоне и скафандре, через который можно было разглядеть треугольную зелёную голову с огромными красными глазами.

– Мама! – прошептал Тапкин и включил заднюю скорость. Но жигулёнок лишь взвыл, а с места не тронулся.

– Да успокойся ты! – услышал вдруг Тапкин скрипучий голос у себя в голове. – Не трону я тебя. Видишь, авария у меня случилась. У тебя, случайно, ключа на шестнадцать нету?

– Найдётся, – осторожно сказал Тапкин.

Пришелец залез под тарелку, полязгал там ключом, опять взобрался внутрь. Корабль мелко задрожал, но взлететь так и не смог.

– Вот блин, и у вас такая же чехарда! – удивился Тапкин.

Пришелец походил вокруг тарелки, пнул по одной из её стоек и спросил Тапкина:

– Может, дёрнешь?

– Сейчас поищу трос, – хмыкнул Тапкин.

Он зацепил его за одну из стоек НЛО.

– На счёт «три» трогай, – скомандовал пришелец. – Сильно не газуй.

– Сделаем! – деловито отозвался Тапкин и легонько тронул жигулёнок с места. Трос натянулся, дёрнулся, и тарелка воспарила над землей. Она плавно поравнялась с машиной Тапкина. Через иллюминатор виднелась зелёная физиономия пришельца, разъехавшаяся в неземной улыбке.

Тапкин отцепил трос.

– Ну, землянин, пока! – телепатировал ему пришелец. – Спасибо за помощь.

– Погоди, брат! – крикнул Тапкин. – Возьми-ка гостинцев с собой.

Он вытащил из багажника ведра с огурцами и помидорами и подошёл к висящей в полуметре над землёй тарелке.

– Куда их тебе поставить? Открывай!

– Да неудобно как-то, – засмущался инопланетянин. – Мне-то тебя отдарить нечем.

– Ерунда, – сказал Тапкин. – Я знаю, что вы у нас постоянно шляетесь. Вот и завезёшь в другой раз, что вы там у себя на дачах выращиваете. Заодно и вёдра вернёшь…

– Ну хорошо, – сдался инопланетянин, и в боку тарелки открылся небольшой проём, куда Тапкин затолкал оба ведра с помидорами и огурцами.

– Спасибо, друг! – растроганно прозуммерил пришелец. – Ну, бывай! Через неделю жди меня тут!

И НЛО стремительно взмыл в бездонную синеву неба.

Проводив его взглядом, Тапкин сел за руль жигулёнка. На лице его блуждала мечтательная улыбка.

«А вот интересно: приживутся ли у нас на Земле ИХ овощи?» – думал Тапкин, подъезжая к своему дому. И решил: непременно должны!

 

 

С глазу на глаз

 

А к нам в посёлок как-то из города врачи приезжали. Из этой самой, как её, иридодиагностики. Это, значит, есть такой прибор, на манер микроскопа. Вот, садишься к нему впритык, кладёшь подбородок на вогнутую такую штуковину, а блестящая хохоряшка лезет тебе чуть ли не в глаз. С той стороны в неё заглядывает врач, хохоряшка эта вспыхивает, аж слезу вышибает, а врач по радужной оболочке читает все твои болезни.

Быстро и культурно. Пять минут – и ты в курсе, сколько можешь прожить, чем дышат твои почки и печень с селезёнкой и есть ли пятна на лёгких. Всё удовольствие стоит две тыщи. Дороговато вроде за пять-то минут. Но уж больно интересно узнать, что там у тебя внутри и как.

Вот и соседка моя, Петровна, крепкая, между прочим, женщина, но считающая себя насквозь больной, пошла к этим врачам. Дождалась своей очереди, угнездилась перед прибором. А сама волнуется: ну как скажут, что она без пяти минут покойница?

– Успокойтесь, гражданка, – говорит ей врач. – Раскройте пошире глаз. Так, так…

А Петровна старается – глаз вот-вот выкатится.

– Ну, вот и всё, – сказал врач и придвинул к себе лист бумаги. – Значит, так, Евдокия Петровна…

Петровна обмерла, ожидая приговора.

– Вы на редкость здоровы. Разве что… У вас голова побаливает иногда?

– Какое там иногда! – оживилась Петровна. – С утра до вечера так и трещит, так и трещит. А ещё…

– Ну, это у вас просто зрение стало слабнуть, и голова начинает болеть, скорее всего, когда вы подолгу смотрите телевизор, – мягко остановил её врач. – Покажитесь окулисту. А так вы, повторяю, на редкость здоровы. У вас отличная генная наследственность. До свидания…

Петровна ошарашенно уставилась на врача.

– Это я-то здоровья, в шестьдесят лет? – гаркнула она. – Вон вы соседке моей Лигачёвой прописали и язву, и почки, и печень, и … и … А ей всего-то сорок годков. Да на мне, паря, если хочешь знать, живого места нет. Наши местные коновалы уже отказываются лечить меня.

Это было почти правдой: мнительная Петровна до смерти надоела врачам местной поликлиники своими жалобами на несуществующие болезни.

– Может, ты скрываешь что от меня? – подхалимски заглянула Петровна в глаза врачу. – Может, нашел чего такого, что боишься сказать? Ты говори, не бойся!

– Вы мне мешаете работать! – нервно сказал врач.

– Ага! – догадалась Петровна. – Ты, паря, не хочешь открывать эту, как её, врачебную тайну? Или я мало заплатила?

Петровна пошелестела кредитками, положила на стол сотку. Подумала, добавила ещё одну.

– Вот! Ничего ради правды не жалко. Говори, ну?

– О, господи! – схватился за голову врач. – Чёрт с тобой, бабка, слушай…

Из кабинета иридодиагностики Петровна не вышла, а выползла. Лицо её было мертвенно бледным, губы тряслись.

– Ну, что у тебя? – с любопытством спросила её томящаяся в очереди ещё одна её соседка, Дарья Полиповна. – Что-то долго тебя там держали.

– А то, – прошелестела Петровна. – Помирать иду, соседушка. И чем только не болею, оказывается. Этот врач молодой, да ранний – всё нашёл. Не то, что наши коновалы…

И что вы думаете: чуть не отдала она Богу душу, если бы не «местные коновалы», которые успели вырвать Петровну из лап «костлявой». Вот как бывает, когда чересчур интересуешься, что там у тебя внутри и как.

 

 

Всё как у людей

 

– И это вся твоя зарплата?

Вера Львовна Головань с презрением глядела на жиденький ворох соток, пятисоток и пары тысячных купюр, которые она вывернула из карманов только что вернувшегося с работы, но на пару часов позже обычного, своего мужа Егора Ивановича. Вернувшегося, надо отметить, явно навеселе. Немного так.

– Сколько тут?

– Ну, Верочка, ты же сама знаешь, как обычно: пятнадцать девятьсот… Нет, пятнадцать сто.

– Ты что, зараза, пропил целых восемьсот рублей? – возмутилась Вера Львовна. – И при этом ещё на ногах стоишь? Ага, я всё поняла: ты потратил эти деньги на баб! Ах ты, потаскун несчастный!

– Нет, Верочка, никаких баб! – истово затряс головой Егор Иванович. – Я их честно пропил. Но только двести. А ещё шестьсот был должен Сумакову. Да я ж тебе говорил – он мне свой спиннинг перепродал. Совсем задёшево. В магазине он знаешь, сколько сейчас стоит?

– Не знаю и знать не хочу, – поджала губы Вера Львовна. – И вообще. Ты же говорил, что тебе шеф обещал поднять зарплату?

– Обещал, – согласился Егор Иванович, крадучись, кончиком указательного пальца стараясь подтянуть к краю стола одну из ближайших пятисоток, чтобы уронить её на пол и затем незаметно поднять – завтра суббота, может пригодиться.

Вера Львовна тут же увесисто шлёпнула его по вороватой руке:

– Куда? Так что там у тебя насчёт повышения?

– Обещать-то обещал, – морщась и дуя на ушибленную руку, сказал Егор Иванович. – Но повысил зарплату не мне, а Оленьке… Ольге Михайловне Шуваловой. Ну, почему, почему? Я откуда знаю? Может, потому, что она моложе, перспективнее. Но ничего, я скоро вот на пенсию выйду, заживём как люди…

– Да уж, заживём, – пригорюнилась Вера Львовна. – Это с каких щей?

– Ну как, твоя пенсия да моя! Да я ещё подрабатывать буду. Где-нибудь… Да, господи, Верунчик, мы и сейчас с тобой нормально живём! – с жаром сказал Егор Иванович, усаживаясь наконец за стол. – Холодильник есть? Есть! В холодильнике есть? Есть! Телевизор есть?

– Есть, есть! И в телевизоре есть! – насмешливо подхватила Вера Львовна. – А то, что я уже пятнадцать лет в одной шубе хожу? Что у тебя один костюм на все случаи жизни? Боже мой, кругом люди как люди, одни мы как прощелыги какие! Одного сына – и того от армии не смогли откосить. Стыдобушка!

Егор Иванович хотел было что-то возразить, но тут в дверь позвонили.

– Сиди, я сама открою! – повелительно сказала Вера Львовна. – Небось, уже сговорился с кем-нибудь? Учти, Гоша, тебя нет! И где ты, я не знаю. И знать не хочу!

Она ушла в прихожую, щёлкнула задвижкой. Почти тут же послышался сдавленный испуганный возглас, и Вера Львовна вернулась в комнату… спиной и держа руки перед собой. За ней шёл субъект в вязаной шапочке, натянутой до подбородка и с прорезями для глаз и рта. Он был вооружён большим чёрным пистолетом, которым целился в необъятный бюст Веры Львовны.

– Спокойно! – сипло сказал незнакомец. – Это ограбление! Сделаете всё, что вам скажу, и никто не пострадает!

– Ограбление? – переспросил опешивший Егор Иванович. – Вы нас хотите ограбить?

– Ну да, – подтвердил грабитель. – Так что не будем терять времени. Я знаю, что вы вчера продали почти новенький «Лексус», и деньги у вас дома. Несите сюда этот миллион, и тихо, мирно разойдёмся.

– Вера, ты слышишь! – поперхнулся Егор Иванович! – Нас грабят! Всё как у людей! В понедельник на работе расскажу – все упадут. Да вы проходите, проходите, товарищ грабитель, присаживайтесь, в ногах, как говорится, правды нет. И шапочку свою снимите, жарко же – вон как с вас пот льёт…

– А ну убери свои грабли! – взвизгнул грабитель и замахнулся пистолетом. – Как дам щас по башке!

– Но, но! Размахался тут! – пришла наконец в себя Вера Львовна. – Ты сначала осмотрись. Может, ты не туда попал? Какой, к чёртовой бабушке, «Лексус», какой миллион? Вон они, наши миллионы, на столе лежат. Нам на них месяц жить. Если у тебя совести нет, можешь забирать и валить дальше по своим чёрным делам.

– Верочка, ты уж, пожалуйста, повежливее с товарищем грабителем, – с укором сказал Егор Иванович. – Не каждый день такие гости бывают. Прямо как в кино, ей-богу! Нет, мне же никто не поверит на работе. А можно я вас щёлкну, товарищ грабитель? У меня где-то старенький «Зенит» валяется… Я сейчас, только схожу поищу его.

– Сидеть! – рявкнул незваный гость. – Я щас так тебя щёлкну… «Зенит» у него. Да и кто сейчас такими фотоаппаратами снимает, придурок?

Тут грабитель наконец огляделся по сторонам. Более чем скромная, даже можно сказать, обшарпанная обстановка квартиры супругов Голованей, видимо, зародила в его душе смутное сомнение.

– А это… Квартира у вас какая? – спросил он, сконфуженно опуская пистолет.

– Ну, пятнадцатая, – неприветливо сказала Вера Львовна.

– Точно? Пятнадцатая, не шестнадцатая? – с подозрением переспросил гангстер.

– Точнее не бывает, – подтвердил и Егор Иванович. – Шестнадцатая рядом. Вера, ты бы чаем гостя угостила. Да и я не откажусь. А может, чего покрепче, товарищ грабитель? Вера, у тебя же есть, я знаю!

– На работе не пью! – нервно сказал незнакомец. – Чёрт, опять зрение подвело. Нет, надо к окулисту идти. Ладно, извините, я пошёл. До свидания!

– До свидания! – в голос ответили супруги Головань, провожая глазами незадачливого грабителя.

– Да, – остановился тут у выхода. – А зачем вы себе железную-то дверь поставили? У вас же всё равно за ней ничего нет…

– Ну как… У нас в подъезде у всех такие двери, если вы могли заметить, – пожал плечами Егор Иванович. – Вот и мы поставили. Чтоб всё как у людей…

 

 

Вундеркинд

 

Ватрухин сидел, уткнувшись в телевизор. И вдруг кто-то потрогал его за ногу. Перед ним стоял его полугодовалый сынишка, до этого мирно сопящий в своей кроватке.

– Папа! – звонко сказал он. – Дай попить.

Ватрухин на ватных ногах прошёл на кухню, принёс воды. Карапуз с причмокиваньем напился.

– Спасибо! – сказал он. – Ну, я пошёл к себе.

Ватрухин бросился за женой на балкон, где она развешивала бельё.

– Ольга, там… там… Андрюшка наш!..

Перепуганная Ольга влетела в детскую. Андрюшка сидел на полу и сосредоточенно ощупывал плюшевого медвежонка.

– Мама, он ведь неживой? – спросил Андрюша. – Тогда почему кряхтит?

Ольга тоже села на пол.

– Да ну что вы, в самом деле, – обиделся Андрюшка. – Надоело мне сиднем сидеть и молчать, всего делов-то!

– С ума сойти! – пролепетала Ольга.

– Феномен. Этот, как его, вундеркинд, – согласился Ватрухин.

Ольга спросила мужа:

– Ну, что будем делать?

– В школу устроим… Которая с уклоном. Может быть, он математик. А ну-ка, Андрюша, сколько будет дважды два?

Сын снисходительно посмотрел на отца:

– Надо полагать – четыре.

– Вот! – обрадовался Ватрухин.

– А может быть, он музыкантом будет, – воспротивилась Ольга

Тут они заспорили, куда лучше пристроить сына. Мальчонка сразу же уяснил: родители собрались лишить его детства. Он нахмурил бровки и решительно объявил:

– Ничего у вас, дорогие мои, не выйдет.

– Это почему же? – в один голос спросили удивлённые родители.

– А потому, – буркнул Андрюшка. – Я ещё, между прочим, маленький. Совсем.

Он сел на пол. И под ним тут же образовалась лужица. Мокрый Андрюшка заревел и с этой минуты вновь стал развиваться, как и все обычные дети.

 

Художник: Валентин Губарев.

 

 

 

 

Любите ли вы плов, шурпу, лагман, хашламу или шашлык? Наверняка любите! Кто же не любит хороший плов! Но для приготовления этих вкуснейших блюд восточной кухни нужна специальная посуда. Не нужно далеко ходить, просто обратитесь в интернет-магазин «Grill and Chill». Здесь вы найдёте Узбекские казаны и печи, афганские казаны, пчаки, мангалы, ляганы, шумовки и половники… А также лучшие рецепты лучших восточных блюд.

 

   
   
Нравится
   
Омилия — Международный клуб православных литераторов