«Капитализм российский жаден…» / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

***

Не время повернуло вспять,

А мы. И это не отнимешь.

Пора меняться и менять

Свой созданный годами имидж.

Пора сменить или смягчить

Отдельные черты и жесты.

Пора бы не иметь причин

Для проявления протеста.

Пора сближаться по родству.

Пора не проявлять амбиций.

Пора решить по существу:

Светить или лишь так – светиться.

Пора украсить стиль и речь.

Пора забыть об эйфории.

Пора беречься и беречь

Всё, что не сберегли другие.

***

Я изменений не люблю.

Ни новых лиц, ни новых мнений.

Их не приемлю. Не терплю

и всяческих нововведений.

Реформы вызывают злость.

Любая из перестановок,

как в сердце нож, как в горле кость

торчащая. Ещё с пелёнок

иным новаторство с руки,

я ж следую иным резонам,

люблю стабильность вопреки

диалектическим законам

и положениям. Люблю

патриархальную рутинность,

копейку кратную рублю,

святую девственность, невинность

и целомудренность, пока

они, не поминать их всуе,

ещё не канули в века,

живут и как-то существуют

ещё. Не следует спешить,

дай Бог им не сойти со сцены,

и вместе с нами пережить

все-все большие перемены.

***

Непоротое поколенье

не хочет, чтоб его пороли!

Е. Сливкин

Прочтёшь порядком хроник, но

не обнаружишь к сожаленью

за сотни лет хотя б одно

непоротое поколенье.

Кого бы за любой косяк

рукою твёрдой и умелой

по малолетству или так

не драли бы для пользы дела.

За кем не шли бы по пятам,

за кем не наблюдали зорко,

чтоб вновь задать то здесь, то там

с утра торжественную порку.

Но молодёжи хоть бы хны,

«горячих» получив без звука,

надев и застегнув штаны,

спасибо, скажет, за науку.

Чтоб на основе вековых

норм долга, права и морали,

драть позже отпрысков своих,

как их самих когда-то драли.

***

«Свобода» сложное понятие.

Пора внушить себе, пора:

Игра в свободу, демократию –

Весьма опасная игра.

Мне, например, давно уж ясно,

Как таковой, свободы нет.

Свободомыслие опасно.

Свобода слова просто бред.

И я, друзья мои, доволен

Тем, что свободен от идей

Её достичь, и не свободен

От близких и родных людей.

Как все, я вырос в несвободе.

Ей присягал и ей служу.

Она уже в моей природе.

Я ей, как жизнью, дорожу.

Её не бог какие всходы

Готов покорно пожинать.

И вам, рабам своей свободы,

Меня до гроба не понять.

***

Мело, мело по всей земле,

Во все пределы.

Б. Пастернак

«Мело, мело по всей земле»,

Мело весь вечер.

И в каждом доме на столе

Горели свечи.

И в каждом доме в этот час

Под вой метели

Десятки, сотни разных глаз

На них глядели.

Ходили стены ходуном,

И от испуга

Казалось, на сто вёрст кругом

Сплошная вьюга.

Ревела бешено метель,

Дома качало.

И перепуганных людей

Объединяла.

И как начало всех начал,

Отнюдь не праздно,

Томил, душил и обжигал

Их жар соблазна.

Тянулись, каждый как умел,

Друг к другу люди,

Сплетенье рук, сплетенье тел —

Сплетенье судеб.

***

Во мне собака не бежит.

Л. Губанов

Над той же пропастью во ржи

Стою, как все, не видя края.

«Во мне собака не бежит»,

А только лишь скулит да лает.

Во мне о камень бьёт коса,

Стоят на вышках вертухаи,

И жалоносная оса

Вдоль вазы с фруктами летает.

Кричит какой-то гражданин

Из очереди в старом ГУМе,

Чтоб я не думал, что один

Здесь в очереди шибко умный.

А я уже через момент

Латаю свой дырявый невод,

И вовсе не тупой доцент

За жизнь мою мне ставит «неуд».

***

Продолжайте верить в перспективу,

Открывая новую главу,

Пусть и не до жиру, быть бы живу

Всем нам, говоря по существу.

Пусть вокруг нужда, дороговизна,

Пусть невзрачным выглядит сюжет

Нашей повседневной, скудной жизни,

Да и перспектив-то толком нет.

Пусть вся жизнь – стоячее болото,

Перспектива в ней, как благодать.

А раз так, то должен же хоть кто-то

Перспективы наши выявлять.

Предоставим им прерогативу

В сонме бурь и вечных катаклизм

Нам твердить о наших перспективах,

Сохраняя вялый оптимизм.

Парадокс, скорее даже казус,

Но слепой настрой на позитив

Сохранит в нас столь нам нужный градус

В жизни без особых перспектив.

Бог поможет поздно или рано?

Или чья-то щедрая мошна?

Так что больше перспективных планов,

И реальность будет не страшна.

***

Капитализм российский жаден

Патологически и скуп.

Зачем-то врёт, что он в накладе.

Всё жиже разливает суп.

К тому ж хитёр, гад, на уловки.

Глядишь, успел уже опять

Уменьшить на чуток граммовки

И цены втихаря поднять.

И всё ж, побереги патроны,

Не выплесни весь свой запал.

Экономических законов

Пока никто не отменял.

Пора понять уж, обыватель,

Торгуя и производя,

Во все века предприниматель

Танцует строго от себя.

А пожилому поколенью

Осталось только ждать, что ФАС

Войдёт и в наше положенье,

Дав наконец команду: фас!

***

У меня, друзья, особый случай.

Я пытаюсь с горем пополам

Втиснуться, как многие, до кучи

Хоть в одну из множества программ.

Всё волнуюсь, всё боюсь чего-то.

Не вписаться в общий трафарет.

Не попасть в лимиты, нормы, квоты.

Что вообще такой программы нет.

Старожилам удивляться впору,

Их (программ) сегодня миллион:

«Чистый город», «Безопасный город».

«Наш досуг» и «Мой жилой район».

Так смогли во все проникнуть веси,

Так вписаться в современный быт,

Что ни «С Новым годом!» не повесить

Без программ, ни гвоздь в подъезде вбить.

Одного порой не замечаем

С вами под всеобщий тарарам,

Что за все программы отвечают

Те же, кто и кормится с программ.

***

Надежды светлые питая,

С улыбкой счастья на устах

Живёшь, по-прежнему витая

В своих несбыточных мечтах.

А может в чём-то ты и прав,

Наивный, трепетный мечтатель,

Ведь что-то же имел Создатель

В виду, таким тебя создав?

И основной его расчёт,

Что раз в сто лет такая личность

Нам: трезвым, мудрым, прагматичным

Даст множество очков вперёд.

Откроет и предвосхитит,

Корпя бессонными часами

Над книгами, пока мы с вами

Свой обустраиваем быт.

Шагнёт в бессмертье напрямик,

Явит особый вид искусства,

Переполняя наши чувства

И возвращая Божий лик.

Создаст божественный мотив,

Споёт псалом, отслужит мессу,

Снимая с наших глаз завесу

И путь к спасенью озарив.

***

Друзья, вы, наверное, видите сами,

Как следствия любят меняться местами

С причинами вот уже множество лет.

Абсурд, кто-то скажет, случайность. Ан нет.

И дело уже принимает не тот,

Как все ожидали сперва, оборот.

Не правда ли, странная логика жизни?

Сначала пути все ведут к коммунизму.

И тот, как мы помним, едва не настал.

Потом возвращается вновь капитал,

Который (кто ж знал?) отобьётся от рук.

Такой вот, не замкнутый, проклятый круг.

И как же нас всех угораздило, братцы,

В зависимость впасть от каких-то формаций?

Кричать, выяснять, собирать компромат.

Что делать? И сразу же: кто виноват?

Мотаясь в кольце, утоляя лишь жажду

Подонков, стреляющих в собственных граждан?

Дай Бог, господа, обрести нам свободу

От партий, от фракций, от прочего сброда.

Не грезя, что утром, что ночью, что днём,

Абстрактной надеждой: авось заживём?

Что больше не бросят ни нас, ни детей

На поиск единственно верных путей.

Монументальная пропаганда

ЕПЭНЭМЭ – Единственно правильное

научное мировоззрение.

В. Войнович. «Монументальная пропаганда».

Казалось бы, за полстолетья

Наелись досыта баланды,

(Ведь всюду вражеские сети),

Монументальной пропаганды.

Нося мундиры, портупею,

Как некогда штаны на лямках,

Патологически тупея

В своих привычных с детства рамках.

Зато всё крепла мощь страны,

Всё плодородней были земли,

Хоть помнить были все должны,

Что враг по-прежнему не дремлет.

Всего лишь затаился он

На время, будучи в засаде,

Как голубь, севший на погон

Вождя, готовясь вновь нагадить.

Раз мы заложники идей,

Нам дух сомнения неведом,

И те же статуи вождей

Ведут нас к будущим победам.

И повторяя наизусть

Их исторические перлы,

Уверены, наш с вами путь

Единственный и самый верный.

Жаль в нашенском ЕПЭНЭМЭ

Мир остальной ни бе ни ме.

Хождение по мукам

Когда почувствуешь изгоем

Себя в своей стране, как многие,

Невольно вспомнишь про героев

Известной каждому трилогии.

Что там Печорин и Онегин?

Их выбор был бы много проще.

А вот Иван Ильич Телегин?

Или Вадим Петрович Рощин?

Сливались огненные вёрсты

В одну от топота и пыли.

И ждавшие обоих СЁСТРЫ

Вновь заживо их хоронили.

Солдаты с бомбами носились.

На митингах кипели страсти.

ГОД ВОСЕМНАДЦАТЫЙ Россию

Делил на две большие части.

Всё в ней бурлило, всё гудело,

Идеи поднимали массы.

И мог в одной семье за белых

Один быть, а другой за красных.

В огне войны не сыщешь брода,

И люди, жившие как будто

В кошмарном сне четыре года,

Вдруг просыпались ХМУРЫМ УТРОМ.

И думали: конец разлукам,

Жизнь начинается по новой.

Конец ХОЖДЕНИЯМ ПО МУКАМ,

(Как и трилогии Толстого).

Большой театр. Съезд Советов.

Герои с жёнами. А дальше

Вопрос лишь в том, кого при этом

Из них поставят к стенке раньше?

***

Без всевозможных прибамбасов

Поэзия и впрямь суха.

И кто-то упрекал Некрасова

В неблагозвучии стиха.

У муз иное, мол, призвание.

Непозволительно в стихах

Так много уделять внимания

И горевать о мужиках.

Вы не о том, любезный, пишите,

Наш слух к другим стихам привык.

Пишите лучше о возвышенном,
Мужик же он и есть – мужик.

Вот так народа благодетели

Всю жизнь считали, а пока

Без малого как два столетия

Гнобят и травят мужика.

Чтоб он нетрезвый и распущенный,

Тащась в чём есть на сеновал,

На вольные хлеба отпущенный,

Век этой воли не видал.

Понурый, мрачный и задёрганный

От непосильного труда.

С родной земли зачем-то сдёрнутый,

Подался с горя в города.

Сбежав от милой сердцу пашни,

Не перестав при этом пить.

И ничего в России нашей,

Увы, уже не изменить.

Которую (вот вам помпезность!)

Всё обустроить не с руки,

И у парадного подъезда

Толпятся те же мужики.

Что дыры вечные латают,

Под утро пьют на посошок.

И между делом выясняют,

Кому живётся хорошо?

***

Для чего и жертвы и страданья?

С. Надсон. «Грядущее».

Между нами

– вот беда –

позатесался Надсон.

В. Маяковский

Большинство поэтов не напрасно

Проявляло к жизни аппетит.

Правда, затесался некто Надсон,

Но кого сей факт сейчас смутит?

Что изменит в смуте мирозданья

Наша поэтическая бредь?

Все людские жертвы и страданья

Только лишний повод погалдеть.

Это раньше мучила чахотка,

Да нужда, да каждодневный труд.

А сейчас словесная чесотка

Да желанья высказаться зуд.

Плюс стремленье всем корпоративом,

Как бы мир ни рушился, и впредь

Заряжаться только позитивом,

Лишь бы в день грядущий не смотреть.

***

В апреле снег. Холодная весна

Не радует, конечно, но при этом

Она теперь не так Москве страшна,

Как жаркое, засушливое лето.

Но стоит ли бросаться, господа,

И лезть от безысходности на стенку?

Тем более в периоды, когда

Всех ценностей грядёт переоценка.

Придирчивый историк разъяснит

Со временем различия и сходства.

И что страшней: всеобщий дефицит

Иль кризисы и перепроизводство?

А также про процессы, что влекут

Куда-то нас почти неотвратимо,

И, может быть, примеры приведут

Из древнего классического Рима.

Похожие. Ведь как ни посмотри,

Периоды всеобщего разлада

И полной безысходности внутри

Империи, ведут к её распаду.

Когда ты с ней один и на один

И больше ничему уже не веришь,

Оставшись вдруг, как римский гражданин

При варварах, без хлеба и без зрелищ.

Мир! Труд! Май!

Мир и труд. Возьми любой плакат

Старый, как и мы, и вспомни, разве

Мог без них лет пятьдесят назад

Обойтись хотя б один наш праздник?

Мир легко сломать, а обрести,

Как всем миром за него ни ратуй?

Да и труд сегодня не в чести

У людей, особенно богатых.

Так что остаётся только май

Тем, кому «обидно за державу».

Сколько соков с них ни выжимай,

Десять дней даются им по праву.

Чтобы мир душевный обрести

И трудиться, а не трескать водку,

На своих проверенных шести

Всё ещё пока законных сотках.

***

Вы здоровы, у вас неплохой аппетит

И расчётливы до неприличности.

Раздвоение личности вам не грозит

По причине отсутствия личности.

Невелик интеллект? Разве это беда?

Мало ль бездарей с умною миною.

Совесть мучает вас по ночам иногда?

Так и это беда поправимая.

Жизнь продлится не пару каких-то минут,

Хватит в ней и печалей и горестей.

Всё проходит, а значит когда-то пройдут

Угрызения собственной совести.

И не надо грустить, что последний герой

Жил ещё в предыдущем столетии.

Будет повод, поверьте, гордиться собой

И кичиться своей добродетелью.

И со всеми мгновенно меняя окрас,

Не стесняйтесь своей прагматичности.

Руководствуйтесь ей, и не будет у вас

Ни за что раздвоения личности.

***

Была любимою когда-то

Забавой нашей детворы

На рубеже пятидесятых

Играть зимой в царя горы.

Я помню все ребячьи лица,

Как отдавались мы игре,

Как помню и глаза счастливца,

Что воцарился на горе.

От той ребяческой оравы

Уж не осталось и следа,

Но все понятия и нравы

Поныне с нами, господа.

Определив мировоззренье,

И вот уже не школяры,

Большие дяди с упоеньем

Играются в царя горы.

Иных уж нет, земля им пухом,

Но нравы дедов и отцов

Сильнее чуждых нам по духу

Демократических основ.

Они в крови, они в подкорке,

И коли царь для нас, что бог,

То значит и на каждой горке

Сидит какой-нибудь царёк.

***

Есть семь знакомых с детства нот.

Ни нотой больше и ни меньше.

Семь в мир прекрасного ворот.

Семь самых страстных в мире женщин.

Семь Богом данных нам щедрот,

По звуку разных и по тону.

Семь главных тем, семь сводных рот

И семь отдельных батальонов.

Семь драгоценнейших святынь.

Дорог, ведущих в храм искусства.

Семь почитаемых богинь.

Семь муз, что в нас рождают чувства.

Семь глубочайших в мире тайн.

Семь вечных фабул в жизни бренной.

Семь истин, рвущихся за край

И семь посланников Вселенной.

Мир вечной музыки манит

Своей божественной природой,

И музыкальный алфавит

Пока един для всех народов.

И коль уж выносить вердикт

И выплеснуть единым махом,

Сказав: создатель нот велик,

Как и создатель древних шахмат,

С ним согласятся Бах и Лист,

И думаю, в каком-то роде

И безымянный гармонист

В сыром подземном переходе.

***

«Вчера были с экскурсией на родине Понтия Пилата».

Из сообщения близких друзей по ватсапу.

Несчастный, жалкий отщепенец,

Уж позабыл, каков на вид

Тот, настоящий европеец,

Что по планете колесит.

Но таковы уж наши люди,

Что им не страшен Вельзевул.

А любопытство их принудит

И в Рим лететь через Стамбул,

Чтоб с неизменным пиететом,

Как в наше время, так и впредь,

Вновь но восьмое чудо света

Хоть краем глаза посмотреть.

И будь ты даже небогатым,

А просто средний класс, – ступай

И долг свой родине Пилата,

(Того, что Понтия), отдай.

Кто, может, и не всем по вкусу,

Имел, однако, напослед,

Как мы читали, с Иисусом

Ряд знаменательных бесед.

Хоть и умыл в итоге руки,

Народу предоставив право

Решать судьбу Христа, а суки

И твари выбрали Варавву.

***

Спешу начать без предисловий.

Люблю, чего греха таить,

Тебя, родное Подмосковье,

И не смогу уж разлюбить.

Плевать на чьи-то причитанья.

И кто-то, очень может быть,

Вам скажет, мол, свежо преданье,

Что здесь растут ещё грибы.

Сиди, грибник, всё лето дома.

Рыбак заядлый не взыщи,

Что только в платных водоёмах

Сегодня водятся лещи.

Найдутся скрытые резервы,

Побольше радостных вестей,

Тепла и доброты душевной,

И снова принимай гостей.

Менять с годами часто трудно

Привычки и репертуар.

Опять поедем в Долгопрудный

С тобою, в Дмитров, Катуар.

Мест красочных на свете много,

Родные же – наперечёт.

И сердце вновь зовёт в дорогу,

Покоя память не даёт.

Мы все из юности, из детства,

И потому нас неспроста

Вновь тянет, никуда не деться,

С тобой в заветные места.

***

Я часто вижу старый дом

Во сне и сладкой дрёме.

И всех людей, что жили в том

Вполне обычном доме.

Где ждали от меня вестей,

Смеялись до упаду.

Встречали дорогих гостей,

Которым были рады.

В большом квартале городском

И в деревенском срубе

Квартиру, дачу или дом

Определяют люди.

На нет и вправду нет суда

В любой стране, и вот уж

Ушёл хозяин в никуда,

И дом совсем не тот уж.

На прежнем месте, но потом,

Когда подходишь к дому,

Ты замечаешь то, что в нём

Всё стало по-другому.

Никто не прочитает вслух

Стишок, знакомый с детства.

Наследник есть, да только дух

Не перешёл в наследство.

***

«Муля, не нервируй меня!»

Из к/ф «Подкидыш».

Нет смысла долго разглагольствовать,

Ни для кого из нас не в нове:

Всё, что приносит удовольствие,

Обычно вредно для здоровья.

И чтобы нас хотя бы часом

С тобою помнили и сволочи,

Старайся есть поменьше мяса,

А больше налегай на овощи.

Ведь жизнь артиста временами

Не только творческое пиршество,

То ты работаешь с творцами,

То так со что-то натворившими.

Раз и работникам культуры

Порою свойственна беспечность,

Хотел немного подхалтурить,

А в результате – плюнул в вечность.

Или такая зарисовка:

На театральном фестивале

На сцене бурная массовка,

А три сестры скучают в зале.

И выражаясь фигурально,

Жизнь – пьеса, правда без антракта,

Где всё должно быть натурально,

И даже смерть в последнем акте.