Шестнадцатый год / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Ах, педрилья-камарилья,

ели-пили изобилье,

всё дожрали до конца,

нет на остове мясца,

лязгает костьми Россия,

ждёт, чтоб, раж и пьян, мессия,

недр жилец, надежд стервец,

положил стране конец.

Долго ждать его не надо,

он приходит, мрака чадо,

страховиден и велик;

заплетается язык.

Что ж он делает? Врачует

язвы, он на воду дует,

чтобы мертвая живой

стала, нас омыв собой!

«Друг» нужен был. Не он, так кто другой

нашёлся бы династию позорить,

скандал ходячий.

Но свои резоны

у Господа – вернуть себе Россию.

И грязный шут, похабник получает

дар исцеленья, учится предвидеть,

готовится на смертную борьбу

с самой землёй и временем…

А кто

ещё за дело правое?

Лукав

дух времени! Страшна земля! Война

бессмысленна – как прекратить её!

Распутин

Время разбрасывать камни. Время настало России

прочь разбросаться по миру людьми, кто успеет – спасётся.

Бездны откроются тут. Синеватым холодным сияньем

трупы подёрнутся, в беглом увидимся трепетном свете!

Время разбрасывать камни. Я, пальцы кровавя, таскаю

камни обратно и так составляю непрочно, недолго,

что Бог, взирая на это, приходит, бок о бок со мною

двигает глыбы, и вновь созидается здание храма!

Время сильнее меня. И – сказать стыдно, страшно – сильнее

Бога. Строительство наше на сером песке, мёртвом, зыбком!

Низок навис потолок над молящимся, давит, грозящий

рухнуть, – и лучше не строить нам дальше, нам выше, до неба!

Из тьмы лесов, болот трясины

пришёл он с видом исполина;

крестьянской правды наглый вид

людей в салонах веселит,

а не язвит и не тревожит.

«В новейшем времени не может

ещё сказаться наш народ –

без политических свобод!»

Он говорит, рассказывает им,

великосветским щеголям, их судьбы

недальние. Смешно, ей-богу! Списки

расстрельный, да утопленный, да беглый,

голодный…

Распутин

В час расстрельный

крест нательный

что есть сил к губам прижмёшь,

веру тёмную поймёшь!

Долгим голодом измучен,

уму-разуму научен,

проклянёшь свою судьбу –

с самовластием борьбу!

Путь далёкий, нищий путь,

из Царьграда в вовсе жуть –

глушь парижскую тугую;

труд погубит мысль живую!

Годы долгие терпеть

много худшую, чем смерть,

жизнь советскую. Сгубивший

душу, кукиш получивший!

Бредни русского Казота

людям слушать неохота,

хоть бы музыкой какой

заглушить! И – «Милый мой,

не томи меня, не мучай,

долго ль нам счастливый случай?..» –

слёзно, томно тенорок,

но и в нём ведь тоже Рок

подло, пошло раздаётся,

словно музыка смеётся,

вместо чтобы смертный страх

пронимал недальний прах!

А никому не надо. Все уже

заранее, за гибель свою, смотрят,

в прекрасный новый мир… «Вот упраздним

Россию! Заживём на чистом месте!»

***

Земля устала: сколько ж мы на ней

построили… Ей тяжело дышать.

И реки её в камень заковали.

Встряхнуться бы российским подлым бунтом.

Ходил по старой Руси,

святость свою носил

тот, кого, Господи, не спаси, –

столько у самого сил.

Скитался века Святогор,

дело себе искал,

с кем бы последний спор;

встречных стращал.

***

Только одна ему

ты вровень, сыра земля,

сил тьмущую тьму

хранишь, шевеля;

тянет в утробу твой

голод леса, поля;

весь русский род людской

готова сглодать земля.

Тягу земную

тянет-потянет,

если такую

бросить – не станет

власти и света,

русских и прочих:

мёртвые лЕта,

почва лопочет,

голодом ноет,

с бременем плачет,

нас упокоит

взяв, не иначе!

Хочется людям

в землю родную,

в ней и остудим

злобу лихую –

станет нам пухом,

станем в ней прахом!

Русским ли духом

веять над страхом!

Наша свобода –

долгое тленье,

чтобы народу

смерть в поколенья!

Как злобна и глупа. Как невозможна

и непотребна власть. Не подпускает

к себе тех, кто помочь, кто поддержать.

Коснешься её – рук не ототрёшь,

но только на неё одну надежда.

И ходишь такой в дёгте, в правде весь…

Правит, лукавит, как лиса английская,

императрица всероссийская!

Хищет да рыщет, как псыня немецкая,

роженица полумертвецкая!

Рада, заходится смехом Хлыстовская

идолица протобесовская!

Шепчет, нашёптывает шпионская

блудница-мать вавилонская!

Ты погляди, почти седая

царица наша, потрудилась

над ней Россия – полыхая,

казня, кляня, кладя немилость.

Трудясь, молясь, глаз не смыкая,

мать как-то смертно умудрилась.

Императрица

Опять всю ночь мне мёртвые являлись.

Распутин

Как снятся они?

Императрица

На январский снег

всё валятся, всё валятся – пехота,

пошедшая на залп…

И смертный страх

от них идёт.

И вижу я – несут

иконы, да не те, не Спасов лик,

а мальчик мой, а бедный Алексей

изображён.

Распутин

А за то тебе, мать, терпеть,

что широко смерть

раскинула крыла,

людей себе прибрала,

кто с верою-иконами

шёл, с верностью-поклонами!

Чья тут была вина?

Виновата сама страна:

жандармы и попы,

русские и жиды –

от народа разномастного

пострадала б династия!

А правы твои князья –

не стрелять нельзя,

распростёр Враг

над толпой красный флаг;

среди плебса бушующего

нет у страны будущего!

Хор

Нас за верою

вёл посланец сил,

несло серою

от разверстых крыл!

Убедить царя –

невозможное

дело, ухищря

слово Божие!

Убивали нас,

а за что про что?

Только пробил час

заплатить по сто

за убитого,

властью взятого!

Как мир – итого

за распятого!

Императрица

Что делать мне? Какие-то молитвы

ты знаешь, чтоб прогнать, чтобы простили

невинноубиенные меня,

невинно осуждённую молвой,

и всю мою семью, страну, саму

Христову веру, что их привела

на площадь? Есть такие мне молитвы?

Распутин

Тут не молиться надо – делать дело,

чтоб жертвы не напрасны…

Императрица

Это как?

Распутин

Об одном прошу, молю, советую:

прекратите смерть, дуру, разодетую

в кресты, ордена-регалии, гоните!

В малости, трусости, убогости живите!

Сепаратный – ну и пусть, если остальные

тяготятся, неразумные, чтобы быть живые:

дышат газом, окопы роют, умирают;

славу и проклятия на себя сзывают!

Позорное спасение России!

Ну пусть и так… От Страшного суда

ушли, нашли лазейку. И теперь

конца не будет свету – тёплый, тусклый,

лиётся, облекает нас в сиянье…

Всё хорошо, спокойно, навсегда…

Хор

Учреди последний рай,

утверди среди земли,

в него русских допускай,

прочих адом опали!

Волга – вещая река

светлый остров обтечёт,

на великие века

от тьмы, засухи спасёт.

Пусть далёкая война

не тревожит дрёмы, сна!

Мать-Россия не честна,

потому и спасена!

Хор

Путь проклинаем,

выбор иудин,

жить продолжаем,

жребий нескуден.

Многим богатством

Родина встретит –

о святотатстве

ей не ответим.

А убелимся –

грех мал, неважный, –

а убедимся

в милости каждый!

Так-то пророчим:

царствие будет

на зависть прочим,

лучше нас людям!

Что может власть, когда она боится

своей страны, народа своего?

Как мучилась, металась по дворцу

в бессильной своей ярости, переть ли

против рожна…

Да тут попрёшь, пожалуй…

***

Его убили. Мог ли он не знать,

куда идёт, что ждёт его? Какие

«конфекты»...

Что никак не мог словами,

то смертью доказал. И Александра

уже не побоялась. Начала!

А там само, под горку, как давно

готово было… Ждало, чтобы повод…

Она прекращает войну!

Верещит английская политика,

глухо ворчит русская армия,

недоверчиво ведут себя пруссаки.

В официальной прессе называют случившееся – Победой.

Она прекращает войну!

Оказывается, что этого давно все ждали:

у нас и у них, справа и слева, военные и штатские;

ещё удивлялись: «Что-то мы слишком затянули,

этак можно совсем задарма погибнуть».

Она прекращает войну!

Русская революция отменяется,

пломбированный вагон остаётся на станции.

Счастливая, богатая европейская страна.

Что может быть лучше невзрачной доли?

Она прекращает войну!

Год закончился, и новый,

худший, смертный настаёт –

что основы, что оковы

пали в прах! И прах падёт!

Почему ж февральской смуты

время чёрное пришло?

А была ли та минута,

когда нам не повезло!

Что мешает проявиться

Правде Божьей? Где оно,

зло, случается, как длится,

в чьей судьбе заключено?

Отдал светлую Россию

сатане за так Господь!

Для чего же мы живые –

искорёженная плоть!

***

Тех, кого щадил Всевышний,

он прибрал с собою в путь

в рай далёкий, в хор неслышный –

ту, что в красном, помянуть.

Художник: Анна Теодора Краруп