«У России особая стать…»

3

850 просмотров, кто смотрел, кто голосовал

ЖУРНАЛ: № 181 (май 2024)

РУБРИКА: Поэзия

АВТОР: Филиппов Сергей Владимирович

 

***

 

На вершине славы и успеха,

Просто в производстве и в быту,

Скромность украшает человека,

Составляя важную черту

 

Каждого. Поэтому запомни,

Чтобы не случилось с нами вдруг,

Надо оставаться в жизни скромным,

Личных не выпячивать заслуг.

 

Пусть отдельным нравственным калекам –

Новым русским – нравится считать,

Лично их – хозяев жизни, века –

Скромность перестала украшать,

 

Вопреки воззрениям нахалов,

По разумной логике вещей

Сделай так, чтоб скромность снова стала

Главным украшением людей.

 

***

 

Привык в заботах и трудах

Дарить средь городского шума

Цветы, что выросли в садах,

В оранжереях и на клумбах.

 

Любимой женщине презент.

Подарок матери от сына.

Грядёт торжественный момент –

Явиться на цветочный рынок.

 

Здесь их не море – океан!

Вот где уж точно угол райский.

Цветы из африканских стран

И из совхоза «Первомайский».

 

Полуживых цветов букет

Сулит цветочная планета.

Каких цветов тут только нет:

Тюльпаны, розы, первоцветы.

 

И нет, увы, таких цветов,

Что человек, от вас не скрою,

Срывать сегодня не готов

Своей безжалостной рукою.

 

Но раз мы все одна семья,

То умоляю вас, не рвите

Нигде живых цветов, друзья,

И в одночасье не губите

 

Их первозданную красу,

Что делает наш мир добрее,

Пока цветы растут в лесу,

На клумбах и в оранжереях.

 

***

 

Пускай обвинят в фарисействе,

Наш мир не такое видал.

И всё ж в благородном семействе,

Считаю, не нужен скандал.

 

В почтенном семействе, старинном,

С моралью, с законом в ладу,

Всё мирно должно быть и чинно

И каждый у всех на виду.

 

Семейственность – дело святое,

Здесь люди друг другу под стать.

Семейные нравы, устои

Обязаны все соблюдать.

 

А кто ненароком взбрыкнётся,

Круги нарезая трусцой

Один без семьи, тот зовётся

Недаром паршивой овцой.

 

Настигнет отступника кара!

Ах сколько подобнейших действ

Случалось у нас в кулуарах

Весьма благородных семейств.

 

Веками писались, по праву

Зачитаны были до дыр.

Негоже соваться с уставом

Своим даже в свой монастырь..

 

Хоть всё в нашей жизни и архи

Как сложно, поверь и остынь.

Недаром отцы-иерархи

На страже всех наших святынь.

 

Иных обвинят в фарисействе,

Но ежели вспомнить Завет,

И в сверхблагородном семействе

Присутствует хамская ветвь.

 

***

 

Несём посильную нам ношу.

Идём, сворачиваем вспять.

И кто плохой, а кто хороший

Из нас, порой не разобрать.

 

Всю жизнь греша и тут же каясь,

Угрюмо смотрит из под век,

Под мир подстроиться пытаясь,

Плохой хороший человек.

 

А рядом слабый, без харизмы,

Бредёт понурый и бухой,

Неприспособившийся к жизни

Хороший с виду, но плохой.

 

Но утверждать пока, кто плоше,

Кто лучше, всё ж повременим.

Я не завидую хорошим

И не сочувствую плохим.

 

Быть лучше, чем я есть, не стражду,

Как впрочем и наоборот,

Хотя бы потому, что в каждом

Из нас сидит и тот и тот.

 

***

 

Век, как всеобщий учредитель,

А человек – ему под стать.

Типичный века представитель,

Нерасположенный роптать.

 

Рождается в тяжёлых муках,

Растёт, сливается с толпой,

Довольно часто близорукой,

А то и попросту слепой.

 

Меняющей с годами вкусы,

То в клуб спешащей, то к попу.

И важно, по какому курсу

Ведут на этот раз толпу?

 

Когда иным рвать когти впору,

А остальным мотать на ус

И прогнозировать, как скоро

Им всем объявят новый курс?

 

***

 

Чтоб убедить хоть в чём-то свет,

Необходим и вправду гений.

И вот уж и в помине нет

У каждого из нас сомнений.

 

И есть ли повод усомниться

Хоть в чём-нибудь, скажите мне,

Когда у всех вокруг на лицах

Уверенность в грядущем дне.

 

Ведь люди издавна во власти,

Что колдунов, что ворожей.

Иллюзия сплошного счастья

Для них и впрямь всего важней.

 

А если усомнился даже

На миг, то книги и кино

Нас и направят и покажут,

Причём наглядно, в чём оно?

 

И ты, столетиями кряду

Боясь озвучить мысли вслух,

Идёшь, закрыв глаза на правду,

Смотреть «Свинарка и пастух».

 

***

 

Вновь выпорхнув, как птица,

Из зелени густой,

Попробуйте влюбиться

И потерять покой.

 

Стянув чуть-чуть потуже

На джинсах поясок,

Попробуйте-ка, ну же,

Хотя б ещё разок.

 

Найдите Дульсинею

И утром по весне

Предстаньте перед нею

Во всей своей красе.

 

И не беда, коль завтра

Какой-то идиот

Поставит вас пред фактом,

Что вы не Дон Кихот.

 

Чиновник там ли, мытарь,

Неважно здесь, кто он,

Нам, благородный рыцарь

Нерыцарских времён.

 

***

 

С поры далёкой, скажем так,

Я недолюбливал писак.

А вот сейчас, узнав поближе

Писателей, всех ненавижу.

 

Писака, это видно сразу,

Все книжки пишет по заказу.

Писатель, путать не спеши

Их, по велению души.

 

Писака мелок и безлик,

И спрос с писаки невелик.

Зато сегодняшний писатель –

Творец и правообладатель.

 

Умеет, зная свой статут,

Монетизировать свой труд.

Считает чётко барыши;

Писакам платят же гроши.

 

Писатели, хоть льнут к богеме,

С писаками в одной системе,

И пусть не водятся друг с дружкой,

Всё ж кормятся с одной кормушки.

 

Писаки, компануя фразы,

Внедряют в общество заразу.

Писатели же в довершенье

Несут своё мировоззренье.

 

И чтобы не попасть впросак,

Приятель, не читай писак,

Кропающих пером исправно,

А уж писателей – подавно.

 

***

 

Журналы перелистывая, все мы

Сегодня убеждаемся, что нет,

Пожалуй, в нашей общей жизни темы,

Куда не погружался бы поэт,

 

Художник, литератор и прозаик.

Его интересует в жизни всё.

Он чувствует, как опытный механик,

Как крутится большое колесо.

 

Которое по жизни многотрудной,

Хотя и привлекательной на вид,

То крутится достаточно бесшумно,

То тащится и каждый миг скрипит.

 

От первых до практически последних

И тяжких в нашей с вами жизни дён.

И эта кинематика движенья

Важнейший и незыблемый закон.

 

***

 

Нас абсолютно не смущает,

Что вот уж много лет подряд

Все дураки вовсю вещают,

А люди умные молчат.

 

В стране дельцов и толстосумов,

Всегда хватало простаков.

В России козни строит Глумов,

А рассуждает Хлестаков.

 

И ты, всё взвесив и обдумав,

Вглядевшись пристально в него,

Вновь понимаешь: много шума

И как всегда из ничего.

 

***

 

Вступая в храм искусства, приготовь

Себя к тому, что ты всего лишь зритель.

Здесь, как и всюду, будет литься кровь,

Театр – не священная обитель.

 

И раз уж ты теперь у нас такой

Продвинутый, что ждать от киномана,

Привыкшего, чтоб кровь текла рекой

День ото дня без устали с экрана?

 

Хотя искусство, друг любезный мой,

Всего лишь только жалкие цветочки.

Вон сколько полыхает всюду войн,

И кажется, что мир дошёл до точки.

 

Знать, неспроста раздут войны костёр?

И чтобы это пламя не погасло,

То каждый современный режиссёр

В него искусно подливает масло.

 

***

 

Как напутственный завет,

Повторяют наши люди

Не один десяток лет:

«Победителей не судят».

 

Повторяет молодёжь.

Повторяют очевидцы

И свидетели. И всё ж

Кто-то мог бы усомниться.

 

Я, поверьте, не из тех,

Кто навязывает кредо

Всем своё, но вдруг успех

Только «пиррова победа»?

 

Пусть худой, но всё же мир,

Чем платить такую меру

За победу, думал Пирр

Триста лет до нашей эры.

 

Но у древних склад иной,

Что нам до времён античных,

Победить любой ценой

Как-то более типично.

 

Напоследок громкий залп

Из оставшихся орудий,

И безжизненный оскал

И свидетелей и судей.

 

***

 

Пытливый ум пытается понять.

А где-то рядом с ним не в меру прыткий,

Нелюбящий особо утруждать

Себя подобной каждодневной пыткой.

 

И если первый смел и непредвзят,

Привык на всё смотреть неоднобоко,

Второму популярно объяснят,

И он себя тотчас считает докой.

 

Один науку движет. А другой,

Сказать здесь даже боле чем уместно,

Способен при желании порой

Достичь в ней степеней весьма известных.

 

Таких, что не заметят мир и мы

И вся планета перед тем, как сдуться,

Как смелые, пытливые умы

Практически на ней переведутся.

 

***

 

Держа при себе до поры всю токсичность,

Скрывает ущербность ущербная личность.

Где милостью божьей, где волей судеб

Вновь изо дня в день добывая свой хлеб.

 

Пускай старомодна, порой архаична,

Но коль присмотреться к ней, в чём-то типична,

Покажет не раз и не два и не три

Ещё всё что копит годами внутри.

 

Проявит себя, коль ни рано, так поздно.

А если к тому ж ещё амбициозна,

То как ни прискорбно и как ни печально,

Ущерб, господа, нанесёт колоссальный.

 

Вопрос на засыпку, наивный наверно.

Откуда, скажите, такая ущербность?

От столь нам знакомого всем раболепства?

От скудости мысли? От трудного детства?

С того что масштаба в ней нет и размаха,

А есть только чувство животного страха?

 

Кто знает? Но может возникнуть потребность

Свалить всё однажды на ту же ущербность.

Особенно в случае, ежели скажем,

Ущербность к тому же с внушительным стажем

И вряд ли возможно сказать наперёд

Куда она вновь в этот раз приведёт?

 

***

 

Изба красна не красными углами

Одними. Сколь, молясь, не бейся лбом,

Прославиться возможно лишь делами,

Раз слава воздаётся поделом.

 

Но не гоняйся впредь за громкой славой,

Наивный и доверчивый чудак.

Не то тебя попутает лукавый

В два счёта, не заметишь даже, как.

 

Прославленные люди были всюду

И издавна: артисты, доктора,

Учёные. А нынешнему люду,

Увы, намного проще, чем вчера.

 

Гагарина все знали с колыбели,

Создателей космических систем.

А нынче шоуменов, топ-моделей

И авторов мошеннических схем.

 

Программы, исторические квесты,

Что память по крупицам собрала.

И ничего лет сто и боле вместо

Разобранного красного угла.

 

***

 

Как было бы, друзья, неплохо,

Как в юности далёкой, пёхом

Пройтись вдоль новеньких хрущоб.

И пусть в кармане только трёха,

Вновь возвратиться всем в эпоху

Ошибок, опытов и проб.

 

За стенкой пьяная дурёха

Рыдает. Двор чертополохом

Зарос, а ЖЭКУ хоть бы хрен.

А нас всех распаляет похоть

И страсть, и не волнует грохот,

Грядущих вскоре перемен.

 

Но жажда их – всё та же похоть.

Кого-то сотрясает хохот,

Кого-то бьёт с утра озноб.

И кто-то рад и этим крохам,

А кто-то скажет: лучше сдохнуть,

Чем прозябать в стенах хрущоб.

 

***

 

Вспоминаю старые тусовки,

Но боюсь, друзья мои, что впредь

Всем нам в неформальной обстановке

Вряд ли уж придётся посидеть.

Даже в гости не зайти к соседу

Просто побеседовать, вдруг тот,

Спрятав диктофон, с тобой беседу

С умыслом записывать начнёт?

 

В соцсетях, где виснут до упаду,

На порталах, коих и не счесть,

Всюду регистрироваться надо,

Приоткрыв завесу, кто ты есть?

Описав подробно и пространно,

И уже на следующий день

Кучей персональных личных данных

Пользуются все, кому ни лень.

 

Человек заслуженный, бывалый,

Избежавший множества проблем,

Не могу осмыслить даже малой

Доли всех мошеннических схем.

По одёжке гостя не встречаю

Больше, безразлично мне, кто он?

Ты пришёл ко мне на чашку чая?

Значит я включаю диктофон.

 

***

 

Наш человек, и в этом алогизм,

Самокритичен может быть и гибок.

И вместе с тем любить себя всю жизнь,

Не замечая собственных ошибок.

 

Беспечно отмахнувшись от всего

Стороннего. И может быть всё дело

В том, господа, что лично для него

Своя рубашка как-то ближе к телу?

 

И тут как раз отнюдь не алогизм.

Наоборот, всё здраво и толково.

Мы видим, как здоровый эгоизм

(Разумный) переходит в нездоровый.

 

И каждый проявляет интерес

Лишь к одному – что лично наболело.

И так, увы, всю жизнь, чем дальше в лес,

Тем всем «своя рубашка ближе к телу».

 

***

 

Что грустишь, необъятная Русь?

Плачешь слёзно?

Возвращаться к истокам, боюсь,

Слишком поздно.

 

На последнем застыв рубеже,

Мало проку

Нам с тобою стремиться уже

К тем истокам.

 

Вечно кто-то, родная, тобой

Крутит, вертит.

Ум за разум заходит порой

От поветрий.

 

И уже отличить не берусь,

Не мессия,

Где в нас та – изначальная Русь?

Где Россия?

 

И ищу каждый раз, в чём обман?

По привычке.

Чтоб понять, кто из нас басурман?

Кто язычник?

 

И откуда, убей, не пойму,

Это чванство?

Или вправду причина всему –

Латынянство?

 

Сколько лет приходили в экстаз,

Вот и сглазили.

Треть Европы, кричали, у нас,

Треть Евразии.

 

Приспособились всё, отродясь,

Брать наскоком,

То круша, то наивно стремясь

Вновь к истокам.

 

У России особая стать,

Так что пробуй,

Продолжай свой и дальше искать

Путь особый.

 

***

 

Вновь в городе случилось происшествие,

И люди озабочены весьма.

Все, кроме городского сумасшедшего,

Давно уже сошедшего с ума.

Кто ищет в жизни разные лазейки,

Кто пашет от зари и до зари,

А он сидит счастливый на скамейке

И мыльные пускает пузыри.

 

Ни смотры, ни парады и ни шествия,

Ни войны, ни другая кутерьма,

Нисколько не волнуют сумасшедшего,

Ведь он уже давно сошёл с ума.

Ему плевать, Эллада или Троя,

Он выстрадал по праву свой статут.

За критику общественного строя

Его лишь одного не привлекут.

 

Год близится к концу, и по прошествии

В Налоговой потребуют отчёт

От каждого, и только с сумасшедшего

Давно никто налоги не берёт.

От нашей повседневности оторванный,

Не знающий Закон от сих до сих,

Налогооблагающие органы,

Как правило, не трогают таких.

 

Но ты, мой друг, как все мы, в мир пришедший,

Запомни, коль всему вокруг не рад,

Ты вовсе никакой не сумасшедший,

А так, обыкновенный психопат.

Задёрганный, но не умалишённый,

Как наш герой, и вздумаешь роптать,

То значит в соответствии с законом

Тебе за всё придётся отвечать.

 

Не ведая с отчётливостью вящей,

Что ждёт тебя: сума или тюрьма?

В безумном мире, с каждым днём сходящим

Всё более и более с ума.

И коль наш мир неизлечимо болен,

Не верьте ни в один безумный миф,

И только сумасшедший в нём настроен

Сегодня на какой-то позитив.

 

***

 

Какие бы в истории порою

Всемирной не творились бы дела,

Роль личности, учили нас с тобою

Историки, практически мала.

 

И мы, воспринимая всё буквально,

Решили, словно сбросив горы с плеч,

Роль личности настолько минимальна,

Что можно даже взять и пренебречь.

 

Давно прошла пора коллективизма,

И вот уже явились налегке

К нам личности совсем с иной харизмой

На новом историческом витке.

 

И нас смогли, пусть не единым разом,

Настолько всех к рукам своим прибрать,

Что никакой наш коллективный разум

Не в силах что-то толком предпринять.

 

 

Художник: А. Афонин (из открытых источников).

   
   
Нравится
   
Омилия — Международный клуб православных литераторов