Страсти по угольной Магдалине / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Ирина БАУЭР, «Копры Магдалины», рассказы, Донецк, 2024 — 352 стр.

Необычную книгу рассказов написала известная донецкая писательница Ирина Бауэр. Необычную своим стилевым и жанровым разнообразием, переплетением времен и смыслов, поэзии и прозы, мифов и реальности, правды и фантазии, магических сюжетов и пронзительно-честных повествований о войне прошлой и настоящей, о том, что было и чего не было, но могло быть. Сейчас реже встречаются уведомления о том, что «книга рекомендована широкому кругу читателей». Но сборник рассказов Ирины Бауэр именно такой и есть, ведь в нем представлена проза на самые разные вкусы – от фэнтезийно-былинной до сурово реалистичной, от трогательно лирической до едко сатирической. А начинается он повествованием об особенном Масловом хуторе и удивительном Масловском чае, магический секрет заварки которого знают лишь избранные из нескольких поколений хуторян. Чай этот прибавляет сил и душевной энергии, дарит веру и надежду, утешает и настраивает на успех. Очень актуальные качества во все времена, и в нынешнее, несомненно. И уже в первом рассказе бросается в глаза мастерское владение пером и стильность изложения, в котором причудливо перемешаны и стремление к классике, и фантазийность образов, и любовь к родному краю. Донбасская степь, вместе с терриконами и шахтерскими поселками, с людьми сильными и выносливыми, отчаянными и по-детски верящими в были и небыли шахтерской земли, все они становятся главными героями этой книги.

«Холодный ветер гонит по замёрзшей степи перекати-поле. Посмотри, ты не лучше, также полетишь от шахты к шахте испытывать судьбу, авось не покалечит. Пойдём, брат, на Маслов хутор, хлебнём из синей чашки степного дурмана. Он согреет душу, поддержит силы, вдохнув надежду в помороченных от беспросветного труда людей. Староверы знали места древних стоянок степных ханов. Там, где пролилась кровь диких лошадей, находили ингредиенты для знаменитого чая. Масловский чай для тех, кто застигнут лихолетьем на степной дороге, у кого душа изболелась от горя. Скупых людей он располагает к щедрости, больных лечит, убогих утешает. Так гласит семейное предание».

Где-то на окраине тревог, где живут бегущие по кругу, вечность перепутала порог, и в глаза взглянули мы друг другу. Черствые сухарики мечты подарила, обернувшись ветром в мареве тревожной маеты, где окраина так схожа с центром.

И центр, и окраины Магдалиновки, шахтерского поселка и железнодорожной станции, названной в честь легендарной Угольной Магдалины, схожи скупостью красок, жесткостью характера, верой в чудо. А в нём и ужас, и счастье, и неминуемая, казалось, смерть, и неожиданное, как всегда, спасение. Магдалина могла и погубить, и выручить из беды, она звала за собой, манила, случалось, прямиком на тот свет, но могла и спасти, вывести из угольного завала к солнцу. Могла околдовать, подарив счастье любви, или наоборот, походя, растоптать, лишив не только разума, но и жизни. Обо всём этом – в страшных своей откровенной правдой (и вымыслом тоже) рассказах из главы, что так и называется «Угольная Магдалина». В них прошлое и настоящее прихотливо меняются местами, но не в этом главное. Во все времена не меняется суть действа, характеры людей и событий, где простота нравов легко рождает запутанность сюжета, а от любви до смерти – всего шаг, как на земле, так и под землей, в шахтерском мраке, без которого невозможен свет. И явственно ощущается авторская любовь ко всему, что возникает в пространстве рассказов. К героям с их множественными бедами и редкими радостями, с будничным геройством, на фоне которого еще более контрастны человеческие пороки, а они были, есть и, скорее всего, никуда не денутся. Если только Угольная Магдалина не поможет их изжить. Да, она и сама не без них. Потому и читать о ней и ее земляках увлекательно, а сюжеты неожиданны и полны приключений. И только Степь неизменна, и она вновь – в центре событий, завораживая, спасая, а, порой, заводя в свою бескрайнюю пустынность, которая чем-то равна подземной бездне. Бауэр пишет об этом с мастерством и вдохновением, а потому и чтение рассказов – при всей увлекательности действа процесс не простой, требующий сопереживания и размышления. Но Магдалина и Магдалиновские дела того стоят.

«Заветная, до самого горизонта кипчаково-ковыльная, я люблю тебя, ледяную, с вихрями в непролазной тьме, глубокой, звериной, пугающе томной, люблю, когда, возрождаясь после зимы, ты вспыхиваешь остроконечными волнами диких тюльпанов, ложась розовым отсветом на индиговое небо. А летом, измученная жарким травостоем, ночными песнями цикад, горящей стернёй, дурманом перезревших трав, кличешь и кличешь меня пригубить силу твою, Степь.

…Ветер, гуляя по балкам и оврагам, трепал льняной чуб сиротского ковыля и всё бежал и бежал, брызгая в глаза холодным дождём. Предвестники рассвета, пепельные, пурпурные хоругви, едва рдели на ветру. Следом крался уставший от каждоденья зверь — брюхатое солнце… Вольно, едва касаясь земли, плыла Магдалина над травами в сопровождении стаи разгорячённых собак, охранявших не только хозяйку, но и тех, кто шёл за ней, толпу неясных теней. …Золотые волосы Магдалины развевались, как знамёна на ветру... Укоренился, окреп посреди великого степного пространства притягательно-властный угольный рай. И сколько бы ты ни скитался, звёздный тракт, замыкаясь кольцом, приведёт тебя в Донецк».

…А дорога-то – щербата. Проезжаем чьи-то даты, чьи-то хаты, казематы… В небе скачет конь крылатый. А дорога – не цветами, вся усыпана камнями, изборождена следами, и пропитана веками и годами, и часами… И слезами вся дорога, как святой водой, умыта. Скользко. Смотрят все под ноги. Сеют звезды через сито. В спешке звезд не замечают. Звезды падают на землю. А дорога мчится дальше. А из звезд растут деревья.

Звезды бесстрастно (даже, если мигают) смотрят на то, что происходит в подлунном мире, где Угольная Магдалина, возникая и исчезая, всегда нежданно радуя или огорчая, вершит, если не историю, то исторический фон бытия шахтерского поселка. А есть еще сестра Магдалины – Хранительница Степи и ее сестры – каменные изваяния. Одно из них – Фирса-киммерийка, «охранительница громов и ветров, стон рубинов, свист кожаных лент, раскосая и жадная до ласк». Ей молятся влюблённые и разлюбленные, невинные девушки и одинокие вдовы, помеченные шрамами солдаты. За тысячелетия Фирса превратилась в языческую икону, спасительницу душ. Революция, раскулачивания, войны, голод, мор обошли стороной Фирсовку. Сёла в соседних районах практически вымерли, а Фирсовка увеличивается, крепнет, жизнь теплится и в школе, больнице, сельском музее, и нет ни одного заброшенного дома… Спасительная Степь и всеисцеляющая Любовь творят чудеса. Так было. И так есть.

«Мы умираем от забвения и одиночества, мы умираем, когда память о нас уходит из сердца. Люди — хрупкие растения. Но каменные изваяния — совсем другое дело! Каменные женщины, даже спустя века вы не утеряли своей природы. Над вами не властны годы, смерть не украдёт ваши тела, невозможно присвоить то, что ей уже не принадлежит. Из всех сестёр вы наиболее счастливые, вас не тронули, вы у себя дома в Степи. Катран раскидистым соцветием обвивает тучные бёдра ваши, кермек, горицвет, миндаль и шалфей, как и тысячелетия тому, дурманят запахом родного стойбища... Говорят, уходящее время напоминает бродячего пса; зализывая сердечные раны, боль притихает, но ни в коем случае не уходит навсегда, таится до времени, чтобы с новой силой вспыхнуть и кровоточить».

Бессмертие – у каждого своё. Зато безжизненность – одна на всех. И молнии внезапное копьё Всегда ли поражает лютый грех? Сквозь время пограничной полосы, сквозь жизнь и смерть – судьбы тугая нить. И, кажется, любовь, а не часы отсчитывает: быть или не быть…

Великая сила Любви, безусловно, спасала и спасает и в мирные времена, и в военные. В разделе «Угольная Магдалина» несколько рассказов о войне, один из них – о том, как красноармеец-разведчик, незаметно пробравшись в еще занятую врагом деревню, угостил пыльным кусочком рафинада случайно увидевшую его девочку. С тех пор на праздничном столе в ее доме на каждый День Победы обязательно появлялся кусочек простого рафинада, как память о сладостном счастье свободы, о том неизвестном солдате, который подарил это счастье. Герои рассказов «Угольной Магдалины», где реальность вполне по-домашнему соседствует с мифологией, без труда открывают волшебную «Дверь Бальфура» (так и называется следующая глава книги), перемещаясь в вовсе фантастические условия далекого (или не очень) будущего, где научная (и ненаучная) фантастика творит чудеса, в которые веришь и не веришь. Они порой страшны и нелепы, но и без доброты, в основе которой вечная (хотелось бы верить) любовь, не обходится. Пересказывать их превращения, приключения, открытия, сражения за жизнь и любовь, победы и поражения – просто невозможно. Фантазия и мастерство автора неудержимы и непредсказуемы. Это иной мир, хоть в основе его всё та же Магдалиновка, вернее, ее отражение в Зазеркалье, неведомом и не всегда понятном. В нем можно перемещаться в пространстве и времени, воскрешать ушедших, излечивать смертельно больных, любить и (увы) ненавидеть… Там, как в сказке, добро воюет со злом (и не факт, что всегда побеждает), оживают предметы и растения и даже горбы, внезапно появляющиеся на теле (и, слава автору, потом исчезающие), тоже разговаривают и стремятся вершить свои волшебные дела. И рядом с волшебством – мучительные рассуждения о жизни и смерти, любви и дружбе, правде и вранье.

И потому сказочные события воспринимаются не совсем сказочными. Ведь в основе их – любовь, которая может примирить со всем или наоборот – лишить покоя и равновесия. И победить все невзгоды, если она настоящая. Всё, как в окружающей реальности, с учетом мира и войны…

«Если задуматься, каждый из нас таскает за плечами личный Горб, даже если он внешне не обнаруживается, это не значит, что его не существует. Что только не хранит в себе горб: глубинные потаённые секреты, постыдные желания, зазорные и бесславные поступки, утаённые каждым из нас от посторонних глаз и ушей… Но ведь дружба между мужчиной и женщиной существует. Любовь рождается из различия, грешит в случае разлада переломом сердца, а дружба из подобия спокойна и безопасна. А рядом с дружбой правда, которая опасна, она токсична ещё и потому, что способна плодить врагов. Растеряв друзей и знакомых, попробуй получить удовольствие от одиночества»…

Не слова, не отсутствие слов… Может быть, ощущенье полёта. Может быть. Но ещё любовь – это будни, болезни, заботы. И готовность помочь, спасти, улыбнуться в момент, когда худо. Так бывает не часто, учти. Но не реже, чем всякое чудо.

Говорят, что купить можно всё, кроме чуда здоровья, верной любви, искренней дружбы и настоящего таланта. Литературного, в том числе. Безусловно, можно и без таланта писать километрами стихи и романы, издавать их (если есть средства или спонсоры), дарить друзьям и родственникам (продавать – вряд ли, но возможно), проводить презентации и поэтические (чаще псевдопоэтические) чтения… Ирина Бауэр знает обо всём этом не понаслышке, ибо и в литературных столицах, и в провинции подковерная суета, интриги и сплетни, всё то, что вмещает в себя «окололитературное творчество», проистекает одинаково. Неистребимая тяга к рифмованному изложению мыслей и чувств может проявиться и в молодости, но чаще – в предпенсионном возрасте, и тогда кажется, что не было еще в мире столь удачных и великолепных строк, как собственные, а сочинять их – столь же легко, как говорить. И что там написано в мировой литературе за предшествующие века – до лампочки. С нескрываемой иронией и сарказмом представлены в книге образы широко известных в узком кругу литераторов, которые «исключительно из человеколюбия готовы творить и вытворять». И это тоже реалии Магдалиновки, в которой зуд сочинительства у некоторых представителей общественности – явление столь же прозаическое, сколь и поэтическое.

«Чем заняться на пенсии бывшей ламповщице шахты «Ударная» в неказистом районном центре? Она завела аккаунт в социальной сети и с головой ушла в поэзию. Организовала кружок любителей литературы и выдавала на своей страничке каждый день восемь эпохальных произведений. Даже во время приготовления пищи стихи бродили в её сознании, как помидоры в банках на подоконнике… За годы поэтического экстаза читатели устали от капелек росы, первого лучика солнца, роз, шипы которых поджидают влюблённых, могильной плиты и бархатного ложа... Всё чаще поэтесса теряла над собой контроль. — Вас всех будут помнить лишь потому, что вы жили рядом со мной. Нищие духом мародёры! — Мадам, не напрягайтесь, капилляры лопнут, — отвечала Маня. — Выпустите газы, — поддакивала Рая, — и не мешайте жить… Откровенность — вещь непростительная, дружба — штука убыточная. Время замерло у порога романтической поэтессы, не в силах вытравить печать величия на ее лице»…

Всенародно известными стать не дано современным поэтам. Их слова вылетают, как птицы в окно, и – без ответа. Маломощны их книги, как Даймлер и Бенц в самом начале,
И, к тому же, утерян терновый венец. Вы не встречали? Боже, как сладко услышать: «Поэт…»
Мыслей властитель. Это вопрос или сразу ответ, Глупый, простите… Но и безденежью наперекор, пишут и пишут… Сносят судьбы не укор – приговор, как сносит крышу.

«Сносит крышу» (и не только у впечатлительных литераторов) от многого из того, что происходит вокруг. Прежде всего, от потери исторической памяти, от временного (хочется верить в это) реванша потомков тех, чьё поражение в Великой Отечественной войне казалось окончательным и бесповоротным. От мстительного злорадства и злобы, которые переполняют пространство жизни, и в нём всё меньше места для мира и всё больше для войны. При всей многоплановости книги и разнообразии жанров, на мой взгляд, главное в ее содержании – это именно память о прошлом, местами трогательная и жгучая, местами – строгая, полная раздумий, вопросов и поиском ответов на них. Эхо этих рассуждений слышится на протяжении всей книги. Но особенно – в главе «Заколдованная война». При чтении её понимаешь, что в Донбассе память о войне и солдатах, победивших в ней, жива. Пронзительны строки о праздновании Дня Победы, когда движущегося на инвалидной тележке героя-ветерана приветствует весь город.

«Видится мне, как в лёгком мареве майских садов, когда дурманяще пахнет первая клейкая зелень, смешиваясь с ароматами тюльпанов и сирени, движется доверху заваленная цветами инвалидная тележка. Звон, опадающий с орденов, переливается в воздухе нимбом над головой кавалера всех мыслимых и немыслимых наград за мужество и отвагу лётчика-героя. И в этом пылающем огне повязанных на шее красных галстуков исходит от него сияние. Машины, как по мановению факира, разъезжаются в разные стороны, уступив место движущейся по «встречке» тележке. Одна за другой легковушки и грузовики выстраиваются вдоль тротуара. — Сегодня наш день, ребята! — кричит герой, потрясая над головой утюжком. — С Днём Победы! — слышится в ответ».

И невозможно, читая это, понять и принять демонтаж памятников воинам Победы, полководцам и простым солдатам, историческим деятелям, поэтам… Как это, почему? Ведь еще не так давно даже подумать о таком было невозможно. Ирина Бауэр пишет об уничтожении памяти и памятников, вспоминая своего отца, вернувшегося с войны, израненного, но с ощущением незыблемой правоты, с уверенностью в справедливости победы над страшным врагом. И это было ощущением всенародным. Победа света над тьмой негасима. Уверенностью в этом пронизана вся книга.

«Беспамятство и памятник роднятся общим корнем. Он крепок, и поэтому ни кувалдой, ни молотком невозможно сокрушить историю. Только государство в стадии социальной неустойчивости, глубокого психологического рифта способно объявить памятникам войну. Очередная утопия? Проект устройства «правильного» государства, где нет места для истории, для солдат, отдавших жизнь во имя жизни. Уверена, что вскоре выяснится: «неправильных» памятников павшим воинам не осталось, а всеобщее счастье так и не наступило. И тогда придется искать врагов в личном своем окружении. Мёртвые сильнее нас, живых. Куда уходят солдаты? На рубежи. Стоит воинство вечных. Командир стрелкового взвода с пулеметом «Максим» на плечах среди них. Здравствуй, отец».

О том же – другими словами. Но кровь не меняет свой цвет. Всё то же – теперь уже с нами, сквозь память растоптанных лет. Растоптанных, взорванных, сбитых на взлёте. И всё – как всегда... И кровью стекает с гранита совсем не случайно звезда.

Кровь вновь льётся обильно и, конечно, не случайно. А то, что всё это происходит спустя десятилетия ровно там же, где в Великую Отечественную войну топтали землю гитлеровские «солдаты группы Центр», не перестает изумлять и укреплять в мысли о необходимости торжества исторической справедливости и здравого смысла. Было бы удивительно, если бы в книге, написанной и изданной в Донецке, не было бы главы о новой войне, которая уже дольше десяти лет уничтожает и калечит землю Донбасса и тех, чьи отцы и деды смогли одолеть дотоле непобедимых фашистов. Но они вновь воскресли, и вместе с ними опять пришла война…

«Нынешняя война в Донбассе с её безжалостными обстрелами погубила и посёлок, и родительский дом... Тихонько, вместе с заколоченными окнами умерла станция, остыли рельсы покрытые патиной прошлого, а линии электропередач истончились до паутины… Над движущимся автобусом со свистом пронеслась чья-то смерть, чтобы тяжело осесть за домами. Обстрел «накрывает» как диарея, в самый неожиданный момент. Взрыв снаряда разметал газон с розами, осыпаясь тучными осколками на дорогу… Стёкла, как аисты, разлетелись во все стороны, оставив после себя контуженую тишину. Замерло сотрясение дома, когда лифт, икнув, вдруг вознёсся на девятый этаж, откуда вместе с клёкотом и кашлем послышался голос соседа. — Живы? — Да! — Пронесло»…

И всё, как будто, не напрасно, - и красота, и тень, и свет… Но чем всё кончится – неясно. У всех на это – свой ответ. Он каждый миг пронзает время, касаясь прошлого всерьёз, смеясь и плача вместе с теми, чья память стала тенью звёзд…

Ожившая память Магдалиновки и ее легендарной девы Магдалины, представленная Ириной Бауэр ярко и образно, с нарочитым переплетением правды и вымысла, своей магией наверняка завладеет читательским вниманием. Книга, словно клубок историй, ведет за собой дорогой страстей, надежд, разочарований. Куда? Жизнь покажет. А писатель расскажет.