1.
Старик сидел на стуле перед кабинетом. Он почти не шевелился. Ладони лежали на коленях, а взгляд был устремлен прямо перед собой. Глубокие морщины, избороздившие лицо, говорили о том, что прежняя его жизнь отнюдь не была безоблачной. Новый костюм сидел мешковато, поскольку был велик на пару размеров. Это наталкивало на мысль, что старик не слишком хорошо выбирал его в магазине. Или что костюм по меньшей мере год после покупки провисел в шкафу, а за это время его обладатель успел заметно потерять в весе.
Мигель подошел ближе и сел чрез несколько стульев от старика. Делать было нечего, по крайней мере еще целый час брат будет занят. А отрывать его от работы ни в коем случае нельзя. Тем более от такой важной работы, которой тот занимался. Сколько себя помнил Мигель, Алехандро всегда для него служил непререкаемым авторитетом. Да и родители постоянно твердили: «Бери пример с Алехандро». И Мигель старался. Правда, это не всегда получалось. Он прекрасно помнил тот день, когда они из пригорода переехали в Сантьяго. Школа, куда определили Мигеля, располагалась за три квартала от дома. Но не это было главное. В классе, где он теперь учился, негласными лидерами были трое парней. Один был здоровенный, как гоблин, два других поменьше. После уроков они отвели Мигеля в сторону и, как водится, попытались доходчиво объяснить местные неписаные законы. Придя домой, Мигель на вопросы родителей о происхождении синяка под глазом, наврал, что упал во время игры в футбол. Брат с учебы, как всегда, вернулся поздно. Он ни слова не сказал, поэтому Мигель подумал, что он тоже поверил. Однако следующий день показал, что Мигель ошибался.
На этот раз троица зажала его в тупике позади школы. Мигель весь сжался, страх липкой волной перехватил горло. Однако в этот момент позади местных громил возник Алехандро.
– Как же так? – спросил он спокойно. – Втроем и на одного?
Троица разом обернулась. Алехандро стоял, засунув руки в карманы брюк и спокойно смотрел из-под полуприкрытых век.
– А твое какое дело? – немного поколебавшись, зло отозвался здоровяк. – Шел бы ты своей дорогой. Радуйся, что тебя не трогают.
– А что, можешь тронуть? – улыбнулся широкой улыбкой Алехандро. – Попробуй. Нет ничего проще.
– И попробую! – здоровяк ни в какую не хотел давать заднюю перед своими приятелями. Подбадриваемый их возгласами, он двинулся на Алехандро, который был чуть ниже ростом и весил как минимум килограммов на десять меньше. – Сейчас я отучу тебя совать свой нос куда не следует!
Зря он это сказал, потому что в одно мгновение фигура Алехандро напружинилась, он принял боксерскую стойку, и через секунду сокрушительный хук справа отправил здоровяка в нокаут. Знал бы тот, с кем связывается, тридцать раз бы подумал, прежде чем соваться.
Алехандро подошел ближе к оставшимся двум. Достал из коробка две спички, одну сломал. Потом, зажав в руке, протянул вперед.
– Кто вытащит короткую, будет драться с моим братом. Так будет честно. Думаю, он сумеет показать, что способен постоять за себя.
Короткую вытащил тип в желтой майке. Второй испуганно отступил назад. Алехандро взглянул на брата.
– Ну, вперед, братишка. Покажи, что ты настоящий мужчина.
Когда они вернулись домой, у Мигеля к синяку под глазом добавилась еще разбитая губа. Но осознание того, что он смог дать достойный отпор, что противник понес гораздо больший ущерб, наполняли его гордостью и неподдельным ликованием. К этому примешивалась огромная благодарность Алехандро, что он не просто заступился за него, а дал возможность сделать все самому.
На следующий день троица в полном составе подошла к Мигелю с уже вполне мирными намерениями.
– Ты парень что надо, – сказал здоровяк. – Нам такой приятель как раз нужен. Пошли с нами после занятий гулять по центру?
Когда Мигель к вечеру вернулся домой, Алехандро, у которого сегодня не было дежурства, поинтересовался, где он все это время пропадал. Мигель, которого так и распирало от гордости, все в красках поведал брату. Но вопреки его ожиданиям, тот не обрадовался.
– Выходит, ты дрался с ними лишь для того, чтобы стать таким же, как они?
– Почему это? – не понял Мигель.
– Ну, как же? Ты с радостью вступил в их банду, значит – они правы. Мало того, выиграли. Ведь теперь их стало на одного больше. Получается, все, чего ты добивался – это чтобы тебя приняли в их число.
– Но я не этого хотел!
– Интересно у тебя получается. Хочешь одно, а выходит другое.
Алехандро покачал головой и ушел в свою комнату готовиться к занятиям. А Мигель не спал почти полночи и все думал, думал…
На следующий день, когда троица подошла к нему с новым предложением, он наотрез отказался.
– Я не собираюсь враждовать с вами, – сказал Мигель. – Но знайте – мы не друзья. И еще. Хочу, чтобы вы знали – мне не нравится, как вы ведете себя по отношению к другим, а еще то, что постоянно обижаете слабых.
Троица была неприятно удивлена, но предпочла – особенно в виду недавних событий – удалиться.
Вечером Мигель подошел к Алехандро.
– Отведи меня к своему тренеру, – попросил он. – Хочу тоже заниматься боксом.
Алехандро отложил в сторону тетрадь и ручку.
– Зачем тебе это?
– Хочу стать таким же как ты сильным и ловким.
– Ну, хорошо. Вот ты стал сильным и ловким. Для чего?
– Чтобы защищать слабых. Чтобы восстанавливать справедливость. Чтобы делать жизнь лучше.
Алехандро улыбнулся своей широкой белозубой улыбкой и потрепал брата по плечу.
– Молодец. Завтра отведу. Но знай, если бы ты ответил по-другому, я бы не стал этого делать.
Помнил Мигель и другой разговор с братом, который произошел у них через пару лет. Настала пора выбирать профессию, и после недолгих раздумий Мигель заявил:
– Хочу учиться на врача, как ты.
К этим словам Алехандро отнесся очень серьезно. Он усадил Мигеля напротив и спросил:
– Скажи, что, по-твоему, главное в профессии врача?
– Знания? – ответил Мигель, немного подумав.
– Знания важны. Но не это главное.
Мигель озадаченно замолчал.
– Доброта? – наконец предположил он.
– Доброта очень важна, – согласился Алехандро. – Но и не она главная.
– Ну, тогда я не знаю! – разозлился Мигель и попытался встать.
– Терпение. Терпение – вот что главное, – улыбнулся Алехандро и усадил Мигеля на место. – Все, что ты сказал, правильно. Без знаний врачом не станешь. Но для того, чтобы им стать, надо едва ли не десять лет учиться. А без терпения это невозможно. Без доброты врачом тем более не стать. Но подумай, чем будет доброта без терпения? Больные часто раздражительны, даже злы, несправедливы, порой проявляют отнюдь не лучшие человеческие качества. Но они… больные! И их надо лечить. Подчас долго и упорно. Поэтому из того, что ты назвал, знания идут лишь на третьем месте. На втором – доброта. А на первом – терпение. Отсюда вопрос. Хватит ли у тебя терпения, чтобы стать врачом?
Мигель немного подумал и уверенно ответил:
– Хватит!
Через полгода организовывалась миссия сюда, в Боливию. Алехандро к этому времени уже специализировался в офтальмологии, и его включили в состав тех, кто должен был ехать. Почти две недели Мигель упрашивал брата взять его с собой. Во-первых, ему нужна практика – как-никак он теперь учащийся медицинского колледжа, во-вторых, он никогда еще нигде не был, тем более за границей, и, в-третьих, в следующем году Алехандро обещали отправить на стажировку в какую-то известную клинику в России, а Россия находится вообще на другом конце земного шара, так что сколько они не увидятся, одному Богу известно. В конце концов доводы Мигеля возымели свое действие.
– Так и быть, я попрошу за тебя, – сказал Алехандро. – Но, сам понимаешь, решение зависит не только от меня. Нужно согласие руководителя, придется оформить кучу бумаг…
Надо признать, надежда Мигеля, что вопрос разрешится положительно, была слабой. Каково же было его удивление, когда Алехандро попросил его на следующий день утром прийти к руководителю на собеседование. Мигель очень волновался, но собеседование оказалось легким. Руководитель по большей части спрашивал о какой-то ерунде и то и дело отвлекался на разговоры по непрерывно трезвонящему телефону. Через пятнадцать минут подобной беседы Мигель был включен в группу. Ему предстояло выполнять роль медбрата, санитара, носильщика – и вообще, делать все, что скажут. Возни с бумагами оказалось действительно много, но Мигель был вне себя от радости – ведь это была его первая серьезная работа.
Ла-Пас во многом его разочаровал. Весь центр занимали двухэтажные дома в колониальном стиле, на которые Мигель вполне мог полюбоваться и в Сантьяго. Впрочем, на осмотр достопримечательностей у него особо не было времени. Работы в клинике оказалось много, всем от него постоянно было что-то нужно: то поднести, то унести, то записать, то простерилизовать… Одним словом, он крутился, как белка в колесе, и к вечеру заниматься еще осмотром достопримечательностей у него уже не было никакого желания. Впрочем, дня через три-четыре он привык к подобному темпу жизни. Помня наставления брата, он старался все делать с терпением и добротой, всегда был готов взяться за работу, о которой его даже не просили, чтобы научиться чему-то новому.
В этот день он работал до четырех, потом заступал сменщик. Сегодня они с Алехандро договорились наконец-то пройтись по городу. Однако до окончания рабочего дня Алехандро оставалось еще порядка часа, и Мигель не знал, чем себя занять. В конце концов он решил использовать время с пользой и понаблюдать за пациентами. А заодно поупражняться в столь важном для профессии врача терпении.
Старик все так же сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой.
«Ну прямо древнеегипетский сфинкс, – подумал Мигель, вспомнив картинку из учебника, где был изображен гигантский лев с человеческой головой на фоне пирамид.
– Вы в этот кабинет, дедушка? – поинтересовался Мигель, чтобы прервать молчание.
Старик даже не повернулся. Только едва заметно кивнул. Но Мигель обрадовался и этому: какая-никакая коммуникация все же налаживалась.
– Не беспокойтесь, – добавил он. – На Кубе самые лучшие врачи. Ну, после русских, конечно. Вылечат обязательно.
Старик все так же молчал.
– У меня здесь брат врачом работает, – доверительно сообщил Мигель. – Правда, он только еще начинающий, и в основном ассестирует. Но очень скоро он станет настоящим врачом, – уверенно добавил он.
Старик слегка повернул голову в сторону Мигеля, смерил его отстраненным взглядом и снова уставился перед собой.
– Я тоже буду врачом, как брат, – сказал Мигель после паузы. – Естественно, для этого нужны знания, но это дело наживное. Еще нужна доброта. Здесь сложнее. Но самое трудное – это терпение. Брат говорит, что я слишком нетерпеливый. Но я обязательно буду над этим работать. И тогда смогу приносить пользу людям. Ведь это самое важное – быть полезным людям. Лечить их, продлевать им жизнь. И тогда ты будешь уважаемым человеком, достойным членом общества.
Старик поднял руку, вынул из кармана носовой платок и высморкался. Затем снова засунул его в карман. Мигель из вежливости с минуту подождал – не захочет ли старик что-то сказать. Но тот молчал.
– В Америке да и вообще там, где капитализм, лечат только за деньги, – Мигель решил, что пора придать беседе просветительский характер. – Если нет денег или страховки, то лечить никто не будет. А у нас лечат всех. Потому что у нас справедливое общество. У всех равные возможности, у всех равные права. За это сражались наши отцы. И наш лидер Фидель Кастро. И команданте Че Гевара. Кстати, он тоже был врачом.
Мигель распахнул медицинский халат и показал черно-белый портрет Че Гевары у себя на майке. Старик по-прежнему не произносил ни слова. Только веки слегка подрагивали.
– Я сам стараюсь брать с них пример. Особенно с команданте Че. Подумать только, быть министром, вторым человеком в государстве – и оставить все для того, чтобы возглавить борьбу против империалистов в Африке, а потом здесь, у вас в Боливии. Красивая жизнь. И красивая смерть. Я тоже выучусь на врача, а потом отправлюсь куда-нибудь бороться за свободу, если только, конечно, до тех пор в мире еще останутся угнетенные народы. В Боливии все тоже изменится, я в этом уверен. В свое время широкие массы здесь не поддержали партизанский отряд команданте Че, но ведь сознательность людей со временем растет. Необразованных темных крестьян становится все меньше… Так что скоро и у вас наступит справедливое общество. Разве не о том же мечтал ваш Симон Боливар?
Старик повернулся к Мигелю, но сказать ничего не успел. Дверь кабинета открылась, в коридор выглянул врач и, сказав «Заходите», снова пропал.
Старик медленно встал и побрел в направлении кабинета. Вот он взялся за ручку, но в следующий момент застыл на месте, после чего внезапно обернулся и, взглянув Мигелю в глаза, отчетливо произнес:
– Я тот, кто убил Че Гевару.
Через пару секунд дверь за стариком закрылась. Мигель сидел в растерянности. Затем покрутил головой.
«Какой странный, неприятный дед, – подумал он. – То сидел молча, то вдруг начал говорить какие-то глупости». Мигель уже успел понять, что на свете встречаются люди, которые специально пытаются сделать что-то плохое окружающим: сказать неприятное, как-то унизить, оскорбить. Особенно часто такие попадались среди больных. «Оно и понятно, – думал Мигель. – Ведь они больные. Они хотят внимания, чтобы кто-то разделил с ними их боль. Все так, как и говорил брат». Но были и другие – это Мигель тоже успел понять. Они встречались там, за пределами больниц и поликлиник. И на первый взгляд они были абсолютно здоровы. Но это только на первый взгляд. На самом деле они тоже больны, хотя и не подозревают об этом. «Ведь стремление причинять зло окружающим – это всегда признак внутреннего неблагополучия. Что ж, нам, врачам, предстоит еще много работы, – решил Мигель. – А старик… Может, я просто надоел ему своей болтовней? Как бы то ни было, я выполнил свою программу на сегодня и хорошо поупражнялся в терпении».
Мигель улыбнулся. До окончания рабочего дня брата оставалось не более двадцати минут. На улице было солнечно, гомон толпы и сигналы машин влетали в распахнутое окно. Вдохнув полной грудью, Мигель засвистел услышанную недавно песенку и отправился к старшей сестре сдавать халат.
2.
Операция прошла быстро и успешно. Никаких осложнений после нее тоже не наблюдалось, и сегодня старику должны были снять с глаз повязку. После этого он мог отправляться домой.
В кабинете пахло дезинфекцией и какими-то лекарствами. Старик неуверенно прошел в кабинет и сел в кресло.
– Ну, как мы себя сегодня чувствуем? – весело спросил доктор, садясь рядом. – Пора снимать повязку. Все хорошо. Уже сегодня будете дома.
Доктор принялся разматывать бинты.
– До этого вы смотрели на окружающий мир словно сквозь туман. Зато теперь увидите его во всей красе! А он полон света и всевозможных разноцветных оттенков… Так, что здесь у нас?.. Все отлично. Даже лучше, чем следовало ожидать… Да, но слишком не увлекайтесь. Глаза пока нельзя перенапрягать. Для того, кто долго сидел в полумраке, яркий свет может быть не безопасен. Сейчас оформлю выписку, а вот здесь рекомендации, что нужно делать, какие капли и сколько раз капать…
Старик слушал молча, только один раз едва заметно кивнул. Медленно он открыл глаза и тотчас зажмурился – свет показался ему нестерпимым. Достав из кармана заранее припасенные темные очки, старик надел их. Теперь он мог открыть глаза.
Сестра, придерживая за локоть, проводила старика к лифту, потом вывела во двор. Здесь его уже дожидалось такси. Старик осторожно сел на заднее сиденье и отрывисто назвал адрес. Машина тронулась.
Прошло несколько минут. В такси стояла тишина. Старик упорно молчал. Водитель поначалу решил было завязать с пассажиром непринужденный разговор, но дед на него так зыркнул, что тот мгновенно умолк.
Старик неподвижным взглядом смотрел в окно. Мимо проплывали улицы города со снующими по ним жителями, гостиницы и обыкновенные дома, супермаркеты и маленькие магазинчики. Везде кипела жизнь – непростая и разная, бесконечная и пестрая, как картинки в детском калейдоскопе. Машина повернула на перекрестке, и внезапно впереди появился многоэтажный дом, у которого сбоку, во всю высоту, было нарисовано гигантское граффити, воспроизводящее известный портрет Че Гевары. Лицо самого известного на планете революционера обрамляла лохматая шевелюра, сверху красовался берет со звездой, а взгляд был устремлен куда-то вдаль, словно там, в этой дали, он пытался разглядеть очертания какого-то другого, более справедливого и счастливого мира.
Старик пошевелился. Лицо его исказила едва заметная гримаса, губы беззвучно что-то прошептали. Он отвернулся от окна и откинулся на спинку сиденья. После чего закрыл глаза и постарался успокоиться. «Так, контроль дыхания и максимальное расслабление, как советовал тот профессор месяц назад», – подумал старик и принялся дышать глубоко и размеренно. Однако прошло пять минут, а спокойствие так и не наступило. И дело было вовсе не в этом дурацком огромном портрете. А в чем?
Старик заерзал на сиденье и постарался выбрать позу поудобней. Но это не помогло. «В чем же дело? – подумал он снова и тут же понял: похоже, его все же чем-то зацепили слова того мальчишки у кабинета, того самого, которого он встретил почти неделю назад, еще до операции. – Дурак, сопляк. Весь пропитан пропагандой. Вишь ты, хочет быть похожим на Че Гевару. Ты его видел в жизни хоть раз? Нечесаный, месяцами не мытый, из-за чего даже друзья прозвали его «боровом», – старик усмехнулся. – Увидел бы ты его в жизни, на самом деле, а не на разных дурацких портретах… Хотя, надо сказать, держался тот до конца. Что он там сказал мне? Ах, да. «Я знаю, что ты пришел убить меня. Стреляй, трус!» Никогда я не был трусом. Никогда! Впрочем, он прав. Я стал им на старости лет… Вот, имя свое вынужден скрывать… Но я не чувствую своей вины! С нами были американцы, мы подчинялись правительству. Даже когда у трупа отрезали кисти рук и помещали в колбу с формалином, чтобы отправить в столицу для идентификации, я не считал, что это не правильно! И даже когда захоранивали его вместе с другими убитыми партизанами в яме под взлетной полосой аэродрома, а сверху заливали бетоном, чтобы не только могилы не осталось, а чтобы само имя стерлось из человеческой памяти, – я был согласен. И что же? Прошло всего каких-то тридцать пять лет – и труп нашли, отрыли, перевезли на Кубу и с почестями захоронили в специально выстроенном мавзолее! Американцы сбежали, от прошлых властей не осталось следа… Жители деревни, где я нашпиговал свинцом этого авантюриста, стали почитать его как святого. Предатели. Мерзавцы. Даже наш боливийский министр МВД сбежал на Кубу, прихватив с собой дневники «товарища Че» и ту самую колбу с кистями его рук…»
Старик попытался взять себя в руки. Дыхание его участилось, пульс застучал быстрее, спина распрямилась. Старик на мгновение замер, потом глубоко вдохнул пару раз и откинулся на спинку сиденья. Через минуту он открыл глаза, взглянул в окно. Там по-прежнему царила городская суета и раздавался невнятный шум голосов. Старик с отвращением отвернулся и снова закрыл глаза.
«О чем это я?.. Да, портреты! Везде они! Повсюду! На майках, на флагах, на открытках, на плакатах, даже на стенах! А за что? За то, что везде стремился посеять смуту, нарушить заведенный порядок? Почему повсюду он, почему не я, Марио Теран, выпустивший девять пуль в этого врага государства, отомстивший за убитых им боливийских солдат, моих друзей? Почему я должен скрывать свое имя, чтобы мне кубинцы сделали операцию на глаза, которую мне должно было сделать государство за то, что я служил ему всю жизнь? Почему я прозябаю в безвестности и почти в нищете? Он всегда был нарушителем спокойствия, а я всегда поступал правильно, как было предписано. Я не нарушал законов, всегда выполнял приказы вышестоящих, и даже когда на меня пал жребий привести приговор в исполнение, не стал отказываться, потому что понимал – это правильно. И это мой портрет должен быть здесь, на этом чертовом доме! На меня должен хотеть походить тот сопляк из клиники! Подумать только, даже мой собственный внук носит майку с изображением этого смутьяна! Даже у теперешнего нашего президента Моралеса в кабинете висит его портрет! А где среди всего этого я? Тот, кто выполнял приказы, рисковал жизнью ради вас, тот, кто всегда поступал как предписано? Все предали меня… И что со всем этим делать? – старик повернул голову и посмотрел в окно. – Где тот мир, который я защищал? Почему я здесь, среди всех этих неизвестно чему радующихся людей? Что пошло не так, и я вдруг оказался заброшен на чуждую мне, неведомую планету? И что теперь делать? Что дальше? – Старик опустил голову и едва слышно прошептал: – Доживать… С мыслью о том, что я убил Че Гевару.