Время собирать земли

К началу XXI в. в России появилась новая разновидность патриотизма – «патриотизм мечтательный». Суть этого интеллигентского порождения сводится к горячему желанию вернуться в 1913 год. Но поелику такое путешествие во времени неосуществимо, наши патриоты-мечтатели грезят обустроить год 1913 в году 2013. Что, конечно же, так же невозможно, хотя и не столь категорично.

Именно распространением патриотизма мечтательного объясняется во многом обилие в современной России разного рода ряженых.

То и дело приходится слышать о русском национализме как благе для русского народа, о возврате к традиционному хозяйственному укладу, о реставрации монархии и так далее в том же роде. То, что какие бы то ни было переходы и возрождения не случаются с наскока и, не будучи следствием естественного хода вещей, превращаются в балаган и водевиль с переодеваниями, патриоты-мечтатели знать не хотят. Их, по всей видимости, увлекает игра и страшит действительность, требующая ответственности.

Для обоснования своей правоты патриоты-мечтатели ссылаются на лучшие русские умы – на Данилевского и Достоевского, на Каткова и Леонтьева и др. Но мог ли предвидеть Достоевский, что Малороссия вдруг станет незалэжной Украиной и заявит о своей евроинтеграции? Мог ли знать Леонтьев, что якуты, мордва и татары (полный список, конечно, куда как пространнее) станут всерьёз поговаривать о собственной государственности? Могли ли все самые прославленные русские умы вообразить, что однажды Петербург и Архангельск, Ростов-на-Дону и Братск заявят, что мы, мол, не русские и Москву знать не хотим? Нет, такого не знал и не ждал никто. А потому если и есть у особо мечтательной части общества горячее желание вернуться в прошлое, то следует хотя бы признать, что XIX век нам никак не подходит. Скорее уж нам подойдёт век XIV, или время собирания земель. В самом деле, общий наш дом трещит по швам, того и гляди раскатится по брёвнышку. НАТО заглядывает в покосившееся наше окошко. А мы думаем о сарафанах, газырях и резных наличниках.

Вернуться в прошлое невозможно, как бы ни хотелось. Тот же, кто вопреки всякому здравомыслию пытается это сделать, только топчется на месте, вместо того, чтобы идти вперёд.

Каждая эпоха по-своему испытывает человека и бросает ему свои вызовы. И в зависимости от того, сможет или нет человек ответить на них, зависит не просто его будущее, но и право иметь это будущее.

Каковы же сегодня эти самые вызовы?

С тем, что в мире за последние два десятилетия сложился однополярный порядок и что полюс этот находится ни где-нибудь, а именно в США, вряд ли кто-то поспорит. Также бесспорно и очевидно, что противостоять в той или иной мере США способны только крупные государства, обладающие сопоставимыми с американскими человеческими и военными ресурсами. Не менее очевидно и то, что с целью не допустить подобного рода противостояния, США, как это не раз уже случалось, способны на всё. И, в первую очередь, на разукрупнение и дестабилизацию потенциального противника. А поскольку любое крупное государство является по составу многонациональным, то, естественно, самый короткий и верный путь к его уничтожению – это возбуждение национальной ненависти и подстрекательство к сепаратизму. Это внушение народам одной страны той подлой идеи, что самостоятельное существование, вне пределов единого государственного образования, суть несомненное благо, исполнение вековой мечты и, что самое важное, восстановление национального достоинства, попранного в результате оккупации злонамеренного соседа. И тут начинаются страшные сказки об уничтожении национальной культуры, о голодоморе и умышленном спаивании, о преследовании родного языка и невозможности говорить на нём под страхом казематов, лесоповала, ссылки в тундру, а то и, чего доброго, расстрела.

Под эти россказни вчера ещё ничего не подозревавшие о своём угнетении малые народы заходятся слезами и в пароксизме жалости к себе начинают ненавидеть «оккупантов», с которыми не так давно считали себя одной семьёй и ничего не собирались делить.

Тактика эта, соответствующая древнему принципу «разделяй и властвуй», настолько очевидна, что всякие разъяснения по её поводу кажутся каким-то ликбезом. А разговоры о русском национализме, о «выходе из состава», о «хватит кормить» и пр. – ни чем иным, как преступным легкомыслием, недостойным государствообразующего народа, которому, может статься, из-за необдуманной болтовни образовывать в скором времени будет нечего.

Именно от русского народа зависит целостность его государства и, как следствие, его благополучие, независимость и право на собственную историю. Последнее, кстати, является важнейшим и основополагающим правом. А в отношении потомков и предков – так и вовсе святым долгом.

С развалом СССР не исчез этнический сепаратизм. Но кроме того, в современной России существует сепаратизм, связанный не только со стремлением малых народов к национальной независимости и этнической государственности. По всей стране, тут и там то и дело проходят встречи и конференции, где обсуждается особая региональная идентичность русских. Так, например, в 2006 г. в Ростовском государственном университете прошла международная конференция, организованная Американским советом научных сообществ и Международной гуманитарной школой. Конференция была посвящена проблеме формирования… южнорусской идентичности! Не трудно догадаться, что при желании можно заняться формированием идентичности, ориентированной на любую из частей света.

А вот в 2005 г. в Архангельске вышел «Краткий словарь поморского языка». Одно название уже говорит о многом. Но помимо того, что никакого такого «поморского языка» в природе не существует, что язык и диалект – это отнюдь не одно и то же, в предисловии автора-составителя И.И. Моисеева, встречаются, например, и такие пассажи: «Поморы даже не считали Поморье частью России», «Ассимиляция в великорусской этнической традиции означает для поморов собственную этническую деградацию». И т.д. Очень даже может быть, что когда-то Тверь и Новгород тоже не считали себя частью России. Но на этом основании нельзя говорить о том, что ассимиляция тверяков и новгородцев в великорусской этнической традиции означало деградацию, поскольку и тверяки, и новгородцы, как, впрочем, и поморы, и псковитяне, и многие другие, эту самую традицию и образуют. И обставлять дело так, как будто Великороссия – это Москва, а все остальные – независимые, свободолюбивые народы, значит попросту заниматься шельмованием.

В 2008 г. в качестве средства борьбы с коррупцией Нижне-Кубанские казаки предложили выйти Ставрополью из состава Российской Федерации. Существует немало организаций, открыто призывающих к выходу из состава России Сибири на том основании, что Сибирь де – колония России и потому имеет право на самоопределение. Причём подобного рода заявления исходят, как правило, от русских, проживающих в Сибири. Есть и просто русские националисты, зовущие к самоопределению русский народ, исходя из чего, можно сделать вывод, что русский народ также находится в колониальной зависимости. По-видимому, от всех прочих народов, населяющих Российскую Федерацию. Под предлогом восстановления уникальной региональной идентичности, раздавленной имперской унификацией, борцы с единой и неделимой Россией приглашают российские регионы размежеваться, дабы не быть более друг другу в тягость.

Об этих бредовых, невежественных фантазиях можно сказать словами М.Ю. Лермонтова: «Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно». Ведь все эти разрозненные, казалось бы, выступления и публикации льют воду на одну мельницу: вместе они уничтожают в общественном сознании образ единой и неделимой России, подтачивают мысль о невозможности расчленения огромной страны, медленно, но неотступно внушают идею, что, будучи разделённой на множество мелких государств, Россия не просто ничего не потеряет, но даже, пожалуй, и выиграет.

Малым народам и регионам навязывается мысль о том, что хватит им быть колониями России, пора и о себе подумать. Русский народ призывают перестать кормить разных дармоедов. По сути же, не только народы России, но и соседствующие области исподволь стравливают друг с другом.

При этом скромно умалчивается о перспективах такого «развода по-русски». Например, о том, что, выйдя из состава единой страны,  малые народы, в особенности те, чьи недра напичканы ископаемыми, незамедлительно поймут, что такое на самом деле быть колонией. Что же касается русского народа, то отделившись от младших братьев, он перестанет существовать, как сколько-нибудь значимый этнос. И лучшее, что его ждёт – это окончательное одичание и полуголодное существование среди родных болот.

Десятого декабря 2011 г. на телеканале РТР в передаче Д. Киселёва «Национальный интерес» генеральный директор Института внешнеполитических исследований и инициатив В.Ю. Крашенинникова рассказала, как в данном ей интервью Р. Робинсон, один из авторов стратегии уничтожения СССР, назвал среди прочих внешнеполитических целей США образование на территории России массы враждующих между собой военно-феодальных образований. Если российскую власть не заинтересует впечатление, производимое на коренных жителей Сибири утечкой нефти прямо-таки из-под ног, или то обстоятельство, что многонациональная страна не может существовать без скрепляющей народы идеи, то, пожалуй, американцы вскоре «сделают это».

Низкий уровень жизни, в том числе в богатых ископаемыми регионах, отсутствие внятной идеи относительно того, зачем «все мы здесь сегодня собрались», плюс поистине хищническая активность недремлющего заокеанского соседа – вот гумус национального и регионального сепаратизма России XXI в. И если не иссушить эту плодородную почву, несложно представить себе плоды, которые она принесёт в недалёком будущем.

На чём же может зиждиться современная идеология? Кто и как может убедить народы и регионы России оставаться по-прежнему одной страной?

Основываясь не на мечтательности, а на действительном положении дел, можно утверждать, что сегодняшними скрепами могут быть только этнические скрепы, то есть идея, провозглашающая единство российской нации, состоящей из множества народов и обладающей общим для всех национализмом. А проявления какого бы то ни было шовинизма должны не просто строжайше караться, но подвергаться остракизму. Другими словами, любой внутрироссийский шовинизм должен стать делом презренным.

Именно об этом писали в начале XX в. классики евразийского движения. Появившееся в 20-е гг. в среде русских эмигрантов, после II Мировой войны евразийство было забыто. Но к концу ХХ в. интерес к нему возродился, поскольку именно евразийские идеи дают ответы на поставленные сегодня временем вопросы.

Не раз доводилось слышать, что евразийство – это всего лишь философия, игра ума. И что место одной философской идеи всегда может занять другая, точно так же не имеющая отношения к действительной жизни. Но, во-первых, евразийство нацелено на то, чтобы каждый человек в стране понимал и сознавал свою принадлежность к органическому единству, разрушение которого никому не сулит ничего доброго и полезного. И только уже поэтому евразийство не является отвлечённой идеей. А во-вторых, идеология должна не подстраиваться под реальность, но корректировать её. Любая идеология появляется в обществе с целью закрепить мировоззренческую систему. Любому обществу, как и любому индивиду, необходимо решить проблему идентичности. Именно для решения этой проблемы существует идеология, обладающая одновременно репрессивными и скрепляющими функциями. В обществе, где упразднена идеология, некоторое время сохраняется эйфория, связанная с исчезновением репрессивной функции. Однако эйфория сменяется депрессией и растерянностью, вызванными исчезновением скрепляющего начала. Ощущение тревоги, неспособность понять себя и своё назначение в жизни, утрата всякого смысла появляются в обществе вскоре после отмены идеологии. На этой стадии общество начинает новый поиск идей.

Именно на этой стадии пребывает сегодня российской общество, нуждающееся как никогда, может быть, раньше, в жизнеобеспечивающей системе идей.

Как бы ненавистно ни было нам наше настоящее, вернуться в прошлое мы всё равно не сможем. А равно и подладить прошлое под настоящее. Прошлое может быть только переосмыслено, а переосмысление способно стать основой будущего.

Но евразийство – это невоплощённые идеи, ждавшие своего часа почти сто лет. А потому и говорить о них как о прошлом нельзя. Этим идеям только ещё предстоит стать настоящим.