«Блажен, кто рядом славных дел
Свой век украсил быстротечный.
Блажен, кто жизнию умел
Хоть раз коснуться Правды вечной…»
А.Толстой. [1]
Окунёмся в интересный мир рубаи cовременного русского поэта Алексия Зайцева. В это исцеляющее душу мудрое самобытное поэтическое пространство.
Рубаи (другие названия: дубайти, таране) – четверостишие; форма лирической поэзии, широко распространённая на Ближнем и Среднем Востоке (наравне с газелью и касыдой).
В письменном виде рубаи существует с 9-10 вв. По содержанию – это лирика с философскими размышлениями.
Стихотворения состоят из четырёх строк (двух бейтов), рифмующихся как aaba, реже – aaaa, и строятся, как принято, в метре аруза (использование специфической стороны фонетического строя арабского языка, а точнее кратких и долгих гласных звуков).
Первые переводы рубаи на русский язык относятся к 1891-1894 годам и связаны с именами В.Л. Величко, П. Порфирова и др. Эти и последующие работы не поступались формальной эстетикой русского стихосложения. Использовалась перекрёстная рифма, парная и опоясывающая, в результате чего четверостишия становились энергичными и выразительными. [2]
Эта статья не предполагает анализа общей истории становления и развития жанра рубаи. Скажем лишь, что иносказания и глубинные пласты смысла всегда были в традициях народного творчества, фольклора.
Рубаи слагали и знаменитые мастера художественного слова, и малоизвестные поэты. Этот жанр, обязанный своим происхождением устной народной традиции, получил своё многоплановое оформление в поэтических сочинениях таких корифеев средневековой персидско-таджикской литературы, как Унсури, Фаррухи, Абусаид Абулхайр, Анвари, Хакани, Шейх Аттар, Джалалуддин Руми, Саади Ширази, Хафиз Ширази, Абдуррахман Джами и многих других, среди которых особое место занимают Рудаки и Омар Хайям.[3]
Ввёл в поэзию этот вид стихосложения Рудаки, а Омар Хайям утвердил внутренние законы, отшлифовал и фактически превратил эту форму в новый жанр изящной словесности. Короткие четверостишия Хайяма наполнены бунтарским духом, декларируют свободу человека, его независимость от догм, высмеивают лукавство, двуличие, сочно источают мудрость востока. [4]
Приступив к чтению книги А. Зайцева «Чаша бытия», признаюсь, растерялась: в ней есть и откровенная Божественная лирика, и дивные пейзажные строки, и серьёзные гражданские стихи, и, конечно же, четверостишия – рубаи, эти «дебри иносказаний», в которых, по выражению Н.А. Некрасова, «словам – тесно, а мыслям – просторно».[5]
При всём разнообразии поэтических жанров, используемых поэтом, не случайно избраны для этого обзора именно рубаи.
Ведь этот жанр привлекает ёмкостью формы, лаконичностью языка, неповторимой выразительностью средств художественного отображения. К тому же это философская поэзия.
В четверостишиях А.Зайцева зримо присутствует "воспарение" духа поэта, соизмеряющего своё бытие с данной Богом человеческой участью.
19. Не в планах мудрого себя боготворить;
Ценнейшим кажется в ином пример явить:
От низшей мудрости до высшей, постепенно,
Уроки жизни постигая, восходить.
40. Господь земле и Небу дал Закон,
Сад Истины открыл Он испокон…
В служенье ей мы обретаем Счастье,
А вне её – приятной фальши звон.[6]
Мне показалось, что эти строки, словно молитвенные откровения; говоря словами святителя Филарета (Дроздова), это «простёртая рука» автора с просьбой к читателю «принять благодать Божью».[7] Чтобы каждый из нас понял, что «всех мудрей рыбак простой, когда живёт в нём Дух Святой».[8]
Философские, религиозные формулы в рубаи А. Зайцева, как правило, выражены яркими смысловыми художественными образами – «хладный век», «сад Истины», «пожар людской хулы», «огарок души», «пепелище плоти», «яд пристрастий», «страсть – вор», «пьющий лесть» и другие, иногда фразами-символами могущества Бога, как к примеру, «Всесилие Христа», и т.п.
Кроме художественности, четверостишия А. Зайцева глубинно мудры. Это, по существу, во многом талантливые поэтические переложения многих библейских заветов, советов из Книги Притчей.
Не случайно эпиграфом к сборнику своих стихотворений «Чаша бытия» поэт поставил эти слова:
«Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум, – потому что приобретение её лучше приобретения серебра, и прибыли от неё больше, нежели от золота: она дороже драгоценных камней; и ничто из желаемого тобою не сравнится с нею… Она – древо жизни для тех, которые приобретают её, – и блаженны, которые сохраняют её!». [9]
Надо отметить, что Библейская концепция мудрости коренным образом отличается от классического представления о человеческой мудрости, которая заключается в поиске смысла жизни и тайн бытия и Вселенной посредством философских умозаключений.
Первым и самым главным принципом Библейской (Божьей) мудрости является смирение человека перед Господом Богом, заключающееся в послушании и повиновении Его заповедям.
Именно эта идея прослеживается во всех библейских книгах мудрости: в книге Иова, Псалтири, Притчах и книге Екклесиаста.[10]
39. Путь к Истине – отрада мудреца:
Блаженна роль почтенного отца.
Но если нет смиренья с чистотою,
Увы, не будет поискам конца.
В своих рубаи А. Зайцев не противопоставляет эти два вида мудрости, указывая, что мудрость Божья выше и значимее мудрости человеческой.
Четверостишия А. Зайцева – это фактически духовное назидание читателю.
34. Вне Истины неведом отблеск рая.
Но Что Она и в чём – кто верно знает?
Блажен, кто молвит: «Только Сам Господь», –
В стремленье жить, Его словам внимая.
Основной предмет, заботящий поэта, - это духовная жизнь, а она обширна: «широка заповедь Твоя зело». [11]
Духовному росту предела нет, поэтому хочется им овладевать постоянно, читать и перечитывать каждую строку, помня при этом наставления преподобного Макария:
«Читайте отеческие книги; в их учении найдёте себе вразумление и укрепление». [12]
В общем, заметно то, что в поэтических строках А. Зайцева религия, философия и лирика не только дружны, но и взаимно дополняют, «украшают» друг друга, усиливая притягательность прелестных поэтических строк и серьёзность, поучительность выводов.
8. Когда, познавши зной, земля утомлена –
Взывает о дожде всем существом она.
Так ищет Божьих нег израненное сердце,
Но плоть беспечная спешит испить вина.
У Алексия Зайцева нет абсолютного строгого следования классическому сложению рубаи, порой по требованию смысла два четверостишия слагаются в один стих, но это не нарушает главной особенности этой формы стихосложения: единства мысли и чувства, мудрости в наставлениях.
7. Об Истине глаголят мудрецы,
Прикрыться ей пытаются льстецы,
А хитрецы – продать, разбив на части;
Но Истина хранит свои венцы
Для тех, кто в Боге обретают счастье,
Кто не рабы порока или страсти, –
Учёные мужи иль простецы.
…Нет Истины, где нет Господней власти.
«Мудрость, наверно, тем и отличается от умной и точной мысли, что мысль легко сломать, чуть-чуть переиначив, и превратить в глупость или трюизм, но мудрость – пластична, и даже при вольном её пересказе, даже многое не поняв, мы почувствуем её глубокое дыхание. Высказанная кем-то мысль дарит нам мысль; но изречённая мудрость обогащает нас целым клубком сцепленных между собой мыслей, и, сколько ни разматывай этот клубок, конца им не видно».[13]
Как-то я написала о мысли: «Ты демоничною порой бываешь, когда судьбой неведомо играешь. Твои глаза – проталины ума – такие зрячие не только ныне, прозорливы во все времена… Чем, каким оттенком я заполню твою чашу?
– Радугой, мечтами, радостью моей?
Или рассчётливым «роением» твоим? Давай устроим карнавал ума и чувства! –
Союз такой всегда непобедим!»[14]
Этот «карнавал» не рождается сам собой, он олицетворяет постоянное духовное искание, это дар Божий, «ибо Господь даёт мудрость». [15]
А «обращающийся с мудрыми будет мудр; а кто дружится с глупыми, развратится».[16]
Известно, что мы живём в «злокозненное время» [17],
в сетях добра и зла. Но самое большое зло – это зло в себе, когда сам «не видишь недуга», живущего в тебе. [18]
В отличие от Омара Хайяма, заявившего:
533. Про Зло с Добром
ни с кем нельзя мне говорить…
Хранитель тайны – нем.
Нельзя мне говорить [19],
А.Зайцев пишет:
14. Где счастье и любовь верны твоей судьбе,
Давно зачахло зло – мечта пожить тебе.
Отрадно, что мечта чистейшей станет явью
Для каждого, кто зло искоренит в себе.
В своих рубаи автор развенчивает ложные ценности этого мира, восстаёт против вскормленных ими пороков. Обличает их антигуманную суть.
16. Корыстному слова о милости – пусты,
Лукавому слова о честности – грустны.
И края нет заботам у богатых:
То житницы малы, то кошельки тесны.
10. В ком сострадания давно простыл и след,
В ком язвы скупости – в том Божьей искры нет.
Познать бы нам, как возвышает милость,
На тьму бесчувствия излив превечный Свет.
Ценность зайцевских рубаи не только в их философских достоинствах, сжатых формулировках мировоззренческих воззрений священнослужителя.
Интересен ещё и язык четверостиший. Он имеет проповеднический настрой. Он, как своеобразный шифр, символический код связи Души Поэта с Небесами, с Богом.
У Омара Хайяма рубаи – это прежде всего вопросы и ответы, неуверенность в суфизме, других религиозных течениях того времени.
А у А. Зайцева – чёткая мировоззренческая позиция православного священника.
Отсюда и потрясающая притягательность всей стилистики текстов.
Во многих строках – крик души, чуткой и обнажённой, переживающей за человека, за мир, за свою Родину.
43. В наш хладный век не важен человек,
Важны: идея, цель, что вождь прорек.
…И строят счастье (взламывая судьбы)
Для измождённых сирот и калек.
44. Хулить Отчизну – гóрше дела нет.
Хула рождает смрад, а нужен – свет.
Отчизна ждёт высокого служенья,
Ждёт сотворцов свершений и побед».
6. Страна, где заповедь Господня не в чести,
Где дремлет праведность, пороку дав цвести,
Бывает, предстаёт в подобии величья –
Но лжемогуществу не долго стяг нести».
Автор последовательно прочерчивает путь к постижению Божественных истин, вырисовывает цепочку необходимых современному человеку душевных борений, расставляет их в той последовательности, которая продиктована авторскими приоритетами.
И во главу угла ставит жизнь человека с верой в Господа.
36.Один простак природу искусил:
Желая плода, камень посадил.
Был тяжким труд и долгим – всё напрасно...
И путь без Бога – всуе трата сил.
33. К беспечным духом время бессердечно –
Цвет юных лет крадёт бесчеловечно.
Сынов же Божьих время, как свидетель,
Возводит от земли – к Чертогам вечным.
Ясно одно, рубаи А.Зайцева весьма поучительны, они, как подсказка человеку на пути к постижению Бога. Их многоплановость поразительна. И духовная польза от них неоспорима.
«...Польза наша бывает не от количества слов, а от качества. Иногда и много говорится, а слушать нечего, а в другое время и одно услышишь слово, и оно остаётся на всю жизнь в памяти» (преп. Антоний).[20]
Поскольку поиск Истины бесконечен, то и этот скромный обзор, его выводы только лишь одна из творческих попыток осознать глубинный смысл зайцевских мировоззренческих установок и убеждений. Он уверен, что
1. Когда не учит Бог, тогда учитель – страсть.
Вещая о дарах, она спешит украсть
У вечности святой доверчивые души;
И учит одному – как людям глубже пасть.
Безусловно, хотелось бы надеяться, что какие-то крупицы объективного анализа в этих заметках присутствуют, и они помогут читателю постичь порой непостижимое – поэтический талант Протоиерея, современного поэта Алексия Зайцева.
Ведь для духовных исканий у него под рукой было и остаётся православие, христианство, 1025-летие на Руси которого мы отмечаем в эти дни.
Литература:
1. А.К.Толстой. Блажен, кто рядом… Собрание сочинений в 4-х томах. М.: «Художественная литература».1964. Т.1
2. Cм.: Аминов А. Жанр рубаи и советская лирико-философская поэзия. Душанбе. Издательство «Дониш», 1988.
3. Омар Хайям. Рубаи. Полное собрание / Омар Хайям; [пер. с перс. И.А.Голубева]. – М.: РИПОЛ классик, 2009.-528 с.: ил.С.5-70.
4. Ворожейкина З.Н. Омар Хайям и хайямовские четверостишия. //Омар Хайям. Рубаи. Л.: 1986.
5. Н.Некрасов. Подражание Шиллеру. Форма. См.: Собрание сочинений. М.: издательство «Наука», 1981г.
6. Здесь и далее рубаи цитируются с сохранением нумерации по книге «Чаша бытия» [Текст]: стихотворения / протоиер. Алексий Зайцев. – Челябинск: Челябинский Дом печати, 2013. – 190 с.: (Библиотека православной поэзии+С).
7. Антология изречений Святых Отцов Церкви. Из записной книжки священника. М.: «Издательство Православного фонда «Благовест». 1996, 159с.
8. В. Афанасьев «Собор святых славных и всехвальных двенадцати апостолов». Стихотворения о святых.
9. Прит. 3: 13-18
10. См.: 1 Коринфянам 2:6-13
11. Толкования на Пс.118:96.
12. «Из писем преподобного Макария Оптинского». – В кн.: И. Концевич. Оптина Пустынь и её время. Минск: «Издательство Белорусского Экзархата». 2006, с.576.
13. Омар Хайям. Рубаи. Полное собрание. Перевод И.А. Голубева. Рипол Классик. Москва. 2009. С.71.
14. Светлана Демченко. Небо хочу удержать. М.: изд.-во «Спутник+», 2011. С.84
15. Библейская книга Притчей. Притчи 2:1, 2, 5, 6.
16. Притчи 13:20
17. Мф. 24, 12.
18. Мф. 24, 12.
19.Омар Хайям. Рубаи. Полное собрание. Перевод И.А. Голубева. Рипол Классик. Москва. 2009. с. 533.
20. Антология изречений святых отцов церкви. Из записной книжки священника. М.: Издательство Православного Фонда «Благовест». 1996, 159с.
21. https://omiliya.org/profile/protoierei-aleksii-zaitsev
Об о. Алексии Зайцеве. К настоящему времени известен любителям поэзии по сборникам стихов «Врата вечности» (2010), «Лепта души» (2011), "Троицын день" (2012) и "Чаша бытия" (2013), участию в ряде коллективных сборников, многочисленным публикациям в православных и светских периодических изданиях в России и за рубежом, а также песням, написанным на его стихи различными авторами. Поэтическое творчество воспринимает неотъемлемой частью своего священнического служения и продолжением пастырской проповеди.
Член Академии российской литературы, член Союза писателей России. Лауреат литературной премии УрФо.