Киевские князья Аскольд и Дир были выходцами с острова Готланд?

В одной из своих работ петербургский исследователь Г.С. Лебедев, высказал интересное предположение о том, что «совмещение Аскольда и Дира в ПВЛ (Повести временных лет – авт.)  как «соправителей» в 862 – 882 годах – конструкция, безусловно, искусственная. <…> Курганы первых киевских князей, предшественников династии Рюриковичей, находились на значительном удалении друг от друга, что вполне соответствует и различию их по времени правления. Дир наверняка был не современником, а предшественником Аскольда, и ПВЛ их объединила как равно «незаконных» правителей по отношению к Игорю Рюриковичу»[1]. Петербургский историк также отметил, что в исторической науке давно уже выдвинуто предположение о том, что инициатором знаменитого посольства «росов» 838-839 годов к франкскому императору Людовику Благочестивому, зафиксированному в Бертинских анналах, «первым правителем Руси, скрытым за титулом «хакан», был летописный Дир, согласно ПВЛ, киевский князь, возможно, отмеченный в «Золотых лугах» ал-Масуди, арабского автора Х века, как «первый из славянских царей»»[2]. Из вышеизложенного следуют некоторые выводы. Во-первых, совершенно очевидно, что князь Дир правил в Киеве в первой половине - середине IX века, а Аскольд во второй, во-вторых, эти князья, вероятно, имели скандинавское происхождение. Об этом свидетельствуют как Бертинские анналы (в них указывается, что послы являются выходцами из земли «свеонов» - шведов), так и сам термин – рос (русс) – в настоящее время можно уже считать доказанным его скандинавское происхождение и производного от него названия земли – Русь[3]. Возникает вопрос – остались ли на Смоленщине какие-нибудь следы пребывания их соплеменников и современников?

На реке Жереспее, притоке Каспли, среди археологических памятников VIII-IX вв., расположенных на древних волоках из Западной Двины в Днепр, возле деревни Кислой  был найден уникальный клад арабских серебряных монет (дирхемов). Дирхемы относятся к первому периоду обращения арабского серебра в Восточной Европе (786-833), в этом же кладе была обнаружена редчайшая серебряная скандинавская монета – «полубрактеат Хедебю», чеканенная в Дании, с изображением боевого корабля викингов увешанного по борту круглыми щитами. Монета уникальна тем, что чеканилась до 825 года и после этого времени в обращении практически не встречалась. Таким образом, этот клад, вероятнее всего, относится к первой половине IX в.[4] и закопан он был, вне всякого сомнения, скандинавским купцом, т.к. в Восточной Европе не было найдено больше ни одной такой же монеты[5]. А в Гнездове, в Лесной курганной группе, экспедицией МГУ в 1950 г. был раскопан курган № 47 – необычной четырехугольной пирамидальной формы с плоской, как бы срезанной вершиной. В погребении археологами была найдена очень редкая золотая монета (подвеска) византийского императора Феофила II (829-842) и уникальный бронзовый крюк для подвешивания меча, в виде головы дракона пожирающего другого дракона. Крюк датируется началом эпохи викингов – рубежом VIII-IX вв. - или началом IX в. В погребении были также найдены  обломки серебряной позолоченной каролингской шпоры начала IX в. с орнаментом в виде трилистников; железная подвеска в виде меча, с серебряным ушком; железная шейная гривна с тремя привесками; три медных перстня и другие вещи[6]. Московский археолог С.С. Ширинский полагает, что «уникальное сочетание в развале трупосожжения в ладье кургана 47 столь разных по происхождению и выдающихся предметов не может быть удовлетворительно объяснено, как обычное личное имущество удачливого викинга. Более понятно оно становится лишь в сопоставлении с сообщением Бертинских анналов о приеме 18 мая 839 г. в Ингельгейме посольства императора Феофила вместе с послами хакана Руси, возвращавшимися после их пребывания в Константинополе и оказавшимися при проверке шведами»[7]. Таким образом, вполне вероятно, что это погребение могло быть совершено в конце второй четверти, или в середине IX в. Вещевой комплекс, обряд и сама конструкция этого погребения - четырехугольная форма кургана, бытовавшая у населения, принадлежавшего к культуре смоленско-полоцких длинных курганов; большое количество (5) сосудов, могут свидетельствовать о том, что в этом кургане был погребен какой-то знатный скандинав, несомненно, связанный с балтской (Западная Двина) культурой[8]. Также, очевидно, что этот скандинав побывал в Византии и в Каролингской (Франкской), империи (плавал вверх по Дунаю?). Смерть настигла его, когда возвращаясь домой и плывя из низовий Днепра вверх по течению, он достиг в Верхнем Поднепровье района Гнездова. Очевидно, что это захоронение дает нам возможность проследить древнейший вариант пути из «варяг в греки». Напомним, что  «классический» путь, описанный в ПВЛ, начинался в Балтийском море, затем, через Финский залив, Неву, Ладожское озеро и Волхов шел до Новгорода и озера Ильмень. Затем по реке Ловать  спускался к Западной Двине и через систему волоков шел к Днепру. Из Днепра, путешественники или купцы могли попасть в Черное море и доплыть до самого Царьграда (Константинополя). Совершенно очевидно, что путь этот был не только очень долгим и тяжелым, но и не совсем выгодным с точки зрения торговли и был более важен скорее не для международной торговли, а для внутренних потребностей молодого единого Древнерусского государства. Погребение  же в гнездовском кургане № 47, как нам кажется, дает ключ к пониманию другого более легкого и, вероятно, древнего варианта пути. Он начинался, также, в Балтийском море и через Рижский залив,  Западную Двину, систему волоков шел в верховья Днепра, где находился древний Смоленск, далее он ничем не отличался от предыдущего.  Несомненно, что по этому варианту «пути» плавание из Балтийского моря в Черное было гораздо легче и быстрее.

По нашему мнению, клад на реке Жереспее и захоронение в кургане № 47, относящиеся, вероятно, к первой половине IX в. подтверждают правоту дореволюционного историка и источниковеда А.А. Шахматова первым предположившего, что Южная Русь, находившаяся в Среднем Поднепровье, со столицей в Киеве, была древнее Руси Северной, находившейся в Южном Приладожье. Также необходимо заметить, что первое упоминание о появлении руси (вероятно скандинавов) в Черном море относится еще к началу IX в., когда «флотилии росов атаковали византийские порты на черноморском побережье – Амастриду и Сугдею (др.-рус. Сурож)»[9]. Об этом написано в «Житии Георгия Амастридского». Хотя пока археологически не доказано присутствие на Днепре и в Причерноморье скандинавов в начале IX в., это вовсе не исключает того, что «Днепровский путь» был ими открыт еще в то время.

А.А. Шахматов также предположил, что в 839 г. во время посольства  к Людовику Благочестивому, когда русы просили императора пропустить их на свою родину через земли франков «днепровский путь «не был еще в руках русского кагана» - его контролировали хазары»[10]. Вероятно, они и были теми «дикими племенами», которые преградили русам обратную дорогу (в связи с этим сразу же вспоминается трагическая гибель русского князя Святослава в 972 г. на Днепровских порогах). Далее А.А. Шахматов замечает, что для того, что бы крепко утвердиться в Среднем Поднепровье (Киеве) руси необходимо было время. После 839 г. начинается движение руси на юг, которое «увенчивается походом на Царьград в 860 г.»[11] Полемизируя с А.А. Шахматовым московские историки В.Я. Петрухин и Д.С. Раевский справедливо замечают, «что все походы на Византию – вплоть до последнего в 1041 г. – не только требовали напряжения всех сил Русского государства – они требовали участия всех центров и народов, обитавших по пути из варяг в греки, включая самих заморских варягов…»[12] Попробуем внимательно проследить, не осталось ли каких-либо следов на древнейшем описанном выше варианте пути из варяг в греки связанных с этим событием. Тем более что оно было настолько важно для Руси, что именно с ним ПВЛ связывает начало истории русского государства. - «В лето 6360 (852 г.)… наченшу Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руска земля. О сем бо уведахом, яко при сем цари приходиша Русь на Царьград, яко же пишется в летописаньи гречьстем»[13].

Белорусский исследователь Л.В. Алексеев предположил, что несколько кладов арабских дирхемов 40 – 50-х гг. IX в.[14] найденных на территории бывшей Полоцкой земли, а также археологически прослеженные следы большого пожара в самом древнем Полоцке, близкого по времени к 60-м гг. IX в., могут свидетельствовать о продвижении скандинавских отрядов вверх по течению Западной Двины. Этими отрядами (летописных Аскольда и Дира), по предположению ученого и была в конце 50-х – начале 60-х гг. IX в. разграблена Полоцкая земля и возможно сожжен и сам Полоцк[15]. В связи с этим сразу же вспоминаются сообщения древнерусских летописей, которые под 859 г. упоминают о дани собиравшейся варягами с некоторых восточноевропейских народов, в том числе и со «всех кривичех»[16]. Вероятно, трагические события, произошедшие на рубеже 50-х – 60-х гг. IX в. в Полоцкой земле нужно связывать не просто с каким-то эпизодическим варяжским набегом, слишком велики были его масштабы, а с подготовкой грандиозного похода руси на Царьград в 860 г. Возможно скандинавские отряды, двигавшиеся из Балтики вверх по Западной Двине не видя в проживавших там полоцких кривичах ни торговых партнеров, ни вероятных союзников в будущем походе на Константинополь просто занимались грабежом близлежащих поселений, что, возможно, и было зафиксировано в летописях. В этих скандинавах нужно вероятно видеть «заморских варягов», двигавшихся в Среднее Поднепровье. Возникает вопрос – как же вели себя эти скандинавы, достигнув Днепровских волоков, которые, возможно, уже тогда контролировались  Смоленскими кривичами и остались ли какие-либо следы их пребывания в Смоленске или где-либо поблизости?         

В 1967 г. археологической экспедицией И.И. Ляпушкина в Гнездове на юго-западе (стрелке) Центрального селища был открыт древнейший производственный комплекс. И.И. Ляпушкин весь этот производственный комплекс и найденное в заполнении бронзолитейной мастерской № 9 роменское (славянское) билоновое височное кольцо с ложнозерненым орнаментом датировал IX в[17]. Некоторое недоумение ученых вызвали найденные в этой ремесленной мастерской стальные инструменты, явно скандинавского происхождения,[18] имеющие «наиболее близкие параллели наборов инструментов <…> в Старой Ладоге»[19]. Здесь же «наряду с ювелирными работами велась кузнечная обработка железа. Железообрабатывающая деятельность в определенной степени документирована в производственной зоне концентрацией находок из этого металла. <…> (Здесь изготавливали): ножи, шилья, гвозди, оковки, втулки, ладейные заклепки, наконечники стрел(?)<…> Вероятно, обработка цветных металлов происходила в том же месте, где и обработка железа: часто находки, связанные с этими производственными циклами, были обнаружены вместе. Археологические параллели говорящие об устройстве некоторых типов очагов, имеются на памятниках Северной Европы. Очаги, сложенные из крупных камней, были широко распространены в Скандинавии и использовались исключительно для плавки цветных металлов»[20]. Почему же здесь, в глубине кривичской земли, на поселении, которое некоторые специалисты считают древнейшим Смоленском, какие-то скандинавы могли основать производственный комплекс, когда и в связи с какими событиями это произошло?

Вспомним сообщение Устюжского летописного свода, в котором говорится, что Аскольд и Дир двигавшиеся со своими дружинами в 863 г. к «Царюгороду» «не явистася Смоленску, зане град велик и мног людми и приплыста под горы Киевския и узреста на горе град мал»[21]. Не смотря на скеплическое отношение многих современных ученых к этому летописному сообщению[22]  некоторые специалисты считают, что здесь и в некоторых других источниках мы, возможно, сталкиваемся со следами не дошедшего до нас древнего смоленского летописания[23]. Это подтверждает и то, что в недатированной части ПВЛ Смоленск упоминается как город существовавший  «исстари»[24]. Можно предположить, что смоленский летописец, составлявший свод не «ранее второй четверти XII в, когда в связи с учреждением здесь епископии, видимо, получило начало и местное летописание»[25] мог добавить в него какие-то очень древние местные устные предания, настолько важные, что память о них сохранялась на протяжении нескольких столетий. А не сталкиваемся ли мы в этих преданиях с народной памятью, в которой запечатлелись события связанные с походом руси на Царьград в 860 г? Очевидно, что в этом летописном упоминании основными являются три момента. – 1. Смоленск уже в то время был крупным и независимым центром. 2. Подчеркивается, что в отличие от Смоленска Киев в то время был небольшим и зависимым (завоеванным?) от руси поселением[26]. 3. Независимый древний Смоленск был также каким-то образом связан с Киевскими князьями Аскольдом и Диром. В связи с этим можно предположить, что изученный И.И. Ляпушкиным и В.А. Булкиным на стрелке Центрального селища древний производственный комплекс и является свидетельством участия древних жителей Гнездова в походе руси на Константинополь в 860 г. А его возникновение во второй половине 50-х гг. IX в. можно связать с подготовкой «заморских варягов» (руси?) и местных кривичей к дальнейшему движению вниз по Днепру к Киеву и далее к Константинополю. О подготовке судов (ладей) свидетельствуют найденные здесь гвозди, оковки,  возможно втулки и ладейные заклепки, здесь же, на стрелке Центрального селища местными жителями был найден древний узколезвийный широкопроушный топор без щековиц VIII - IX вв.[27] Его находка может свидетельствовать как о том, что смоленскими кривичами и ранее в этом месте изготовлялись лодки-однодеревки для плавания по Днепру[28], так и о том, что местные кривичи и варяги могли здесь делать и оснащать лодки (ладьи) для дальнейшего совместного похода. Естественно, что большому количеству воинов требовалось много оружия и в этих ремесленных мастерских также имеются следы его изготовления. Например, – «В свете последних исследований оружия Хедебю отдельные находки перекрестий и наверший мечей, найденных на территории гнездовского Центрального городища, могут рассматриваться как следы производства (монтирование) оружия»[29]. И еще, - «Возможно, о подобного рода работах (монтирование рукоятей и ремонт каролингских мечей – авт.) свидетельствуют находки перекрестья на селище, перекрестья и головки навершия на городище в Гнездове»[30]. Головка навершия и перекрестье от каролингских мечей найденные в Гнездове относятся к ранним формам, такое оружие использовалось в VIII – IX вв.[31], поэтому вполне можно допустить, что мечи (монтирование) и другое оружие[32] также изготавливались в древних ремесленных мастерских на Центральном селище в IX в. На Центральном городище они могли изготавливаться  позднее, в Х в. Таким образом, существуют определенные факты, которые позволяют предполагать, что во второй половине 50-х гг. IX в. на Центральном поселении в Гнездове могла вестись интенсивная подготовка к походу на Царьград. Также очевидно, что когда объединенные отряды «заморских» варягов и смоленских кривичей спустились вниз по Днепру к Киеву, где вероятно также велась интенсивная подготовка к походу, общее войско было возглавлено князем Аскольдом, что и зафиксировано в летописях (правда совмещенном с правившим до него, вероятно в первой половине IX в. Диром). Не совсем точная летописная датировка происходивших в 860 г. событий не должна нас сильно смущать, т. к. в древнерусских летописях, особенно относящихся к раннему периоду формирования Древнерусского государства часты небольшие хронологические ошибки. Следует также подчеркнуть, что Устюжский летописный свод свидетельствует в отличие от племенного объединения полян не о подчиненном положении смоленских кривичей, а скорее в пользу союзнических отношений. Как мы помним, там особенно подчеркнута независимость Смоленска, это подтверждает и военный поход Олега в 882 г. на Смоленск с целью его покорения. Может быть, у смоленских кривичей со скандинавами, возглавлявшими поход 860 г. и вероятно составлявшими значительную часть войска, были какие-то союзнические отношения? Может быть, между ними был заключен какой-то устный договор (ряд)?

Археологические факты также свидетельствуют, что производственный комплекс  на юго-западе Центрального селища в Гнездове функционировал и далее, возможно до начала, Х в[33].  Именно здесь производились «трапециевидные, ромбовидные и трехдырчатые подвески»[34], разделительные обоймицы от головного венчика-вайнаги, а также возможно широкосрединные перстни с завязанными концами и  цепочки для подвешивания ромбовидных и грибовидных подвесок и плоские серповидные височные кольца с заходящими концами[35]. Эти изделия были нехарактерны для жителей Гнездова, и изготавливались для населения Верхнего Поднепровья и Подвинья, вероятно балтского происхожденья оставившего после себя длинные курганы[36]. Также, вне всякого сомнения, в этих мастерских и далее продолжали изготавливать разные изделия из железа, в том числе и с целью оснащения новых и ремонта старых лодок и ладей для путешествия по пути из «варяг в греки» как в одну, так и в другую сторону. Следует заметить, что на территории Центрального поселения были найдены и две очень редкие монеты византийского императора Феофила II правившего в 829 – 842 гг.,  одна на Центральном городище, а другая на юго-западе (стрелке) Центрального селища  только в отличие от найденной в кургане N 47 они сделаны из меди[37].  

Из какого же района Скандинавии могли быть родом ремесленники, основавшие во второй половине 50-х гг.  IX в. производственный комплекс на юго-западе Центрального селища в Гнездове? Попробуем это установить. Вот, что написала, например, Н.В. Ениосова - «Несмотря на схожесть форм ювелирных инструментов разных эпох и территорий, наиболее близкие параллели набору инструментов Гнездова обнаруживаются в материалах Старой Ладоги и Готланда (Местермюрский клад)»[38]. Еще одним подтверждением тому, что в ремесленных мастерских на юго-западе Центрального селища в Гнездове работал мастер (или мастера?) с о. Готланд может служить уникальный меч каролингского типа найденный археологической экспедицией Д.А. Авдусина в большом кургане Ц-2 в 1950 г.[39] Все современные исследователи согласны с тем, что рукоять этого меча была изготовлена мастером с о. Готланд. Дискуссии вызывает только место и время его изготовления. Шведский исследователь «Х. Арбхам <…> считал меч северным, но склонялся к определению его производства в районе Смоленска»[40]. Интересно, что клеймо обнаруженное учеными на клинке этого меча со знаком «в виде кольца» было трижды зафиксировано на Готланде. К тому же «простота, незамысловатость, а также семантическая открытость о – образной фигуры (очевидно, символизирующей солнце) и креста допускают местное производство по привозным образцам»[41]. Трудно согласиться с тем, что клинки мечей каролингского типа изготавливались в местных ремесленных мастерских на юго-западе Центрального селища, это был достаточно долгий и трудоемкий технологический процесс, подтверждений которому в Гнездове (по крайней мере, в производственном комплексе на юго-западе Центрального селища) пока не обнаружено. Скорее полуфабрикаты в виде клинков мечей каролингского типа изготавливались на самом Готланде[42] или покупались в мастерских Рейнской области Германии готландскими купцами и привозились в Гнездово, а здесь монтировались только рукояти. Что уже и было нами отмечено выше. Когда же мог быть смонтирован этот меч?

Известно, что мечи типа D, аналогичные найденному в кургане Ц-2, «относятся к IX в. точнее, как определил Я. Петерсен, к его первой половине»[43]. По мнению же И. Янсона коробчатые фибулы, изготавливавшиеся на о. Готланд, «орнаментально наиболее близкие декору рукояти гнездовского меча относятся к 900 г. + - 25 – 50 лет»[44]. К началу Х в. мечи подобного типа полностью вышли из употребления, поэтому логично было бы предположить, что рукоять гнездовского меча была изготовлена во время, когда коробчатые фибулы «орнаментально наиболее близкие декору рукояти гнездовского меча» начали изготавливаться на о. Готланд. Кажется сомнительным введение мастером на Готланде в декор рукояти меча орнамента фибул изготовлявшихся здесь же, но, вдали от родины как ностальгия, такой декор был бы оправдан.  Т. е. рукоять этого меча могла быть изготовлена и смонтирована в Гнездове во второй половине – конце IX в. Некоторое недоумение вызывает только то, что меч IX в. попадает в захоронение только в середине Х в.[45]   

А теперь, когда нами зафиксированы следы вероятного пребывания скандинавов с о. Готланд на Центральном поселении в Гнездове, попытаемся выяснить, не связаны ли с ними и другие ранние следы пребывания скандинавов в Верхнем Поднепровье и Подвинье и в Гнездове. Выше нами было уже рассмотрено раннее захоронение знатного дружинника погребенного в кургане № 47. Вот, что в связи с этим написал Д.А. Авдусин. – «… Становление днепровского пути, как пути торгового, произошло не ранее начала Х в., <…> основной путь шел через Рижский залив и Двину, на котором следы оживленной деятельности, как и в Гнездове, отмечаются во второй половине Х в., сопоставляя это с находимыми в Гнездове подкововидными фибулами, типичными для юго-восточной Прибалтики, и с некоторыми другими привезенными оттуда предметами, можно думать, что гнездовские варяги были скандинавами с балтской примесью, первое поколение которых жило где-то там, может быть на Готланде, бывшем местом смешения племен»[46].  В настоящее время в исторической науке утвердились несколько иные взгляды на время начала функционирования днепровского торгового пути. Вот, что об этом, например, пишет украинский историк В.Н. Зоценко – «Результаты комплексного анализа археологических материалов южнорусских памятников, полученные в течение последнего десятилетия, позволяют рассматривать Среднеднепровский регион в качестве стабильного участника балтийско-восточных связей на протяжении второй половины VIII – середины Х в. и непосредственно – скандинаво-среднеднепровских со второй трети IX в»[47]. Несомненно, это же относится и к району Верхнего Поднепровья (древнему Смоленску). Выше нами была отмечена безусловная связь погребенного в кургане № 47 знатного скандинава с балтской культурой. Выявлена и связь скандинавов с о. Готланд, вероятно основавших производственный комплекс на юго-западе Центрального селища с этой же культурой (см. выше). Таким образом, к настоящему времени имеются определенные факты позволяющие предположить, что первыми скандинавами, открывшими днепровский путь, подчинившими полян и возможно, основавшими в Киеве династию своих князей, были выходцы с острова Готланд. Об этом косвенно свидетельствуют и Бертинские анналы, в которых описывается, что после долгих разбирательств, император Людовик Благочестивый пришел к выводу, что послы «хакана» росов относились «к роду свеонов»[48], а были не просто свеоны  (шведы), т.е. не совсем шведы.

«Ян Жак в своей большой работе о скандинавском импорте в западнославянские страны показывает, что в период VIII – IX вв. посредниками в торговых сношениях были, кроме фризов, также и готландцы»[49]. Й. Херрман развивая эти идеи, выделил внутри Балтийского моря «три основные экономические зоны, торговые и культурные связи внутри которых были достаточно стабильными»[50]. Интересно, что первая – Западнобалтийская торговая зона, внутри которой и мог иметь хожденье полубрактеат Хедебю (Haithabu) чеканенный до 825 г. была довольно ограниченной. Но с этой очень ограниченной (можно сказать локальной) зоной через Сконе и о. Эланд был связан о. Готланд, входивший во вторую экономическую зону. Этот же остров входил и в третью – Восточнобалтийскую торговую зону. Причем, кроме Готланда со второй экономической зоной не были связаны ни Средняя Швеция, ни Аландские острова, ни побережье Финского залива, также входившие в третью экономическую зону[51]. Таким образом, полубрактеат Хедебю, чеканенный до 825 г. мог попасть в клад, закопанный на Днепро-Двинском  волоке, возле деревни Кислой, вероятно, только при посредничестве купца с о. Готланд.

Этим выводам не противоречит и исследованное археологической экспедицией Д.А. Авдусина в 1949 г. захоронение в кургане № 38 в Лесной группе Гнездова. Об этом погребении Д. А. Авдусин в частности писал – «раскопки дали возможность определенно говорить о IХ веке, который раньше предполагался по отдельным вещам, но не выявлялся ни в одном комплексе»[52].  В кургане № 38 были найдены три подковообразные фибулы с цилиндрическими концами. Аналогичные фибулы с цилиндрическими концами появляются в VII – VIII вв. в Литве, в VIII в. попадают в  смоленско-полоцкие длинные курганы[53]. Многочисленные находки  Е. А. Шмидтом в длинных курганах этих фибул убедительно свидетельствуют, что они относятся именно к балтскому кругу древностей. Вот, что об этом пишет сам Е. А. Шмидт – «Подковообразные фибулы являются частой находкой в погребениях КСДК. Обнаружены они в курганных могильниках у д. Слобода-Глушица, у д. Цурковка, у д. Шугайлово, у д. Заозерье и в других местах» [54].  В кургане № 38 также были найдены – «бусы хрустальные: призматическая восьмигранная с пирамидальными концами – одна штука, 14 гранная – одна штука, буса сердоликовая 14 гранная одна»[55]. Интересно, что в парном трупосожжении кургана № 1 в Михайловском могильнике, недалеко от Ярославля, где также была найдена восьмигранная призматическая с пирамидальными концами бусина, вероятно, был погребен скандинав выходец именно с о. Готланд[56]. Следует отметить, что хрустальная призматическая восьмигранная бусина с пирамидальными концами ранняя и очень редко встречается, а четырнадцатигранные хрустальная и сердоликовая датируются в длинных курганах IХ – первой половиной Х в.[57] Наличие  лепной урны (в обломках), а самое главное, находка двух дирхемов – один из которых датируется в целом IХ в., а другой Аббасидский из Армении 218 года хиджры датируется 842/843 гг., позволяет предполагать, что время сооружения кургана № 38 следует относить не к  Х в. как считают некоторые исследователи[58], а скорее к  – IХ в. Интересно, что обломок медного браслета, найденный в кургане № 38 практически аналогичен обломку серебряного браслета, найденному в длинном кургане № 5, в захоронении № 1 у д. Заозерье[59]. В этом же, по всей видимости, женском захоронении у д. Заозерье были также найдены изготовленные в ремесленных мастерских Гнездова (на юго-западе Центрального селища) ромбовидные подвески[60]. Необходимо также отметить что, захоронение № 38, как и захоронение № 47 было совершено в кургане местной, балтской четырехугольной формы. Отсутствие же в  женском погребении остатков головного венчика-вайнаги может свидетельствовать в пользу того, что здесь могла быть погребена скандинавка. Но эта версия также не может являться убедительной ввиду отсутствия женских скандинавских фибул или хотя бы их фрагментов. Конечно, эти фибулы могли по каким-то причинам  и не попасть в захоронение, но, может быть, их не было вообще. В этом случае, если в кургане № 38 и была погребена скандинавка, то это могла быть только скандинавка с острова Готланд. Т. к. только на Готланде, ввиду его особого расположения между Скандинавией и Восточной и Юго-восточной Прибалтикой присутствовали многие элементы балтской культуры, а в женском костюме отсутствовали фибулы характерные для материковой Швеции[61]. Таким образом, захоронение знатной женщины в кургане № 38, как нам кажется, можно связать с основанием производственного комплекса на юго-западе (стрелке) Центрального селища во второй половине 50-х гг. IX в. скандинавами с о. Готланд. Вероятно, наша мысль как о связи скандинавов о. Готланд с балтской культурой, так и, возможным их проживанием в Гнездове подтверждается и находками на территории Центрального городища нескольких таких же, как и в кургане № 38 маленьких подковообразных (спиралеконечных) фибул с цилиндрическими концами[62]. О том, что этими фибулами пользовались именно скандинавы неопровержимо свидетельствует одна из найденных фибул, к которой была прикреплена привеска-амулет в виде молоточка Тора[63]. Другая фибула, найденная на Центральном городище в Гнездове, была, вероятно, переделана из балтского серповидного височного кольца[64]. Интересно, что еще одна подковообразная (спиралеконечная) фибула с  цилиндрическими концами, но не медная, а сделанная из серебряной рубленой проволоки была найдена В.А. Булкиным  в 1971 г. на юго-западе (стрелке) Центрального селища[65]. Возможно, эта фибула была изготовлена здесь же, в ремесленных мастерских, т. к. А.А. Спициным была опубликована точно такая же найденная С.И. Сергеевым в кургане № 97[66]. Опубликована похожая фибула, только с несколько иным орнаментом, ближайшую аналогию которому, по мнению Е.А. Шмидту, «можно найти в древностях латгалов»[67].  Таким образом, найденные в Гнездове артефакты могут являться свидетельством того, что маленькие равноплечие фибулы с цилиндрическими концами изготовленные из проволоки (вероятно, как и широкосрединные перстни с завязанными концами), первоначально относившиеся к балтскому кругу древностей, возможно, раньше всего были заимствованы скандинавами с о. Готланд, а уже оттуда в Х в. при посредничестве готландцев распространились в Средней Швеции и Южном Приладожье.

На самом Готланде имеются многочисленные следы связей эпохи викингов с восточнославянскими землями. Это, прежде всего, «масса кладов серебра эпохи викингов и колоссальное количество ранних арабских серебряных монет»[68]. «Находки восточных монет, хранящихся в Европейских собраниях, происходят из кладов, хотя отдельные монеты были найдены при археологических раскопках. <…> Подавляющее большинство монетных находок приходится на о. Готланд. Археологические данные и годы чеканки восточных монет свидетельствуют о том, что эти монеты были широко распространены в Скандинавии в основном в период с VIII по ХI в., большая же часть монет чеканена в VIII – первой половине IХ в. Монеты из Шведских кладов охватывают 37 арабских династий и происходят из 160 мест чеканки»[69]. Всего к началу 90-х гг. ХХ в. на Готланде было найдено 80 тысяч арабских монет, что уступало только числу восточных монет хранившихся в музейных собраниях бывшего СССР[70]. Причем, самый ранний клад восточных монет, найденный на острове Готланд, датируется 802 г.[71] Это, вероятно, самый ранний клад восточного серебра не только на этом острове, но и вообще в Скандинавии. Такая исключительная концентрация дирхемов и других ранних драгоценных вещей на Готланде свидетельствует, вероятно, в пользу очень древних торговых связей населения этого острова с восточноевропейскими землями. Наш вывод подтверждает и то, что на территории г. Висбю «вместе с многочисленными находками в пределах городских стен эти памятники (имеются ввиду ранние языческие кладбища – авт.) свидетельствуют о выдвижении торговли в качестве ведущего занятия уже в эпоху викингов»[72]. На фотографии одного из примерно 700 кладов  эпохи викингов найденном на Готланде, на переднем плане совершенно отчетливо видны несколько серебряных спиральных браслетов[73]. Подобные спиральные браслеты, только в основном из бронзы, встречаются и в смоленско-полоцких длинных курганах,[74] и связываются современными исследователями с древним балтским населением жившем в среднем и верхнем течении Западной Двины и в Верхнем Поднепровье. Л. Тунмарк-Нюлен пишет, что «есть убедительные свидетельства торговых связей готландцев с населением юго-восточной Прибалтики»[75]. На Готланде имеется и целый ряд других кладов,[76] в которых встречаются,  вероятно, женские балтские украшения - серебряные спиральки с головных венчиков, а также упомянутые выше  спиральные браслеты[77]. То, что в некоторых кладах, найденных на Готланде кроме арабских и византийских монет были обнаружены не целые комплексы, а лишь отдельные вещи, относящиеся к кругу женских балтских древностей, наводит на мысль, что они были обретены грабежами, а не торговлей[78]. Из опубликованных имеются найденные на Готланде два клада, которые по младшим монетам датируются 842/843 и 857/858 гг.[79], в них кроме восточных монет были найдены и отдельные серебряные женские балтские украшения. Вероятно, эти клады подтверждают с одной стороны сообщения древнерусских летописей датированных 859 г. о взимавшейся варягами с ряда восточноевропейских племен дани, с другой стороны они подтверждают, что варяги (скандинавы) продвигались вглубь Восточной Европы именно по Западной Двине, что было отмечено выше. То, что клады, датированные 850-ми – 860-ми гг. с балтскими вещами найдены на Готланде, может являться возможным свидетельством того, что именно готландцы участвовали в 860 г. в походе на Царьград.  

В ПВЛ под 862 г. зафиксировано одно событие, с которым связывается начало Северной (Верхней) Руси. Это событие – изгнание за море каких-то варягов. Этим же годом датировано и начало княжения в Северной (Верхней) Руси  династии Рюриковичей (братья Рюрик, Синеус и Трувор)[80]. И хотя эти два события – изгнание варягов и вокняжение династии Рюриковичей в летописи вроде бы ничем не связаны, все же то, что оба они датированы одним и тем же годом заставляет задуматься о какой-то прямой связи между ними. Выше уже было отмечено, что самые ранние клады восточного серебра в Скандинавии, датирующиеся началом – первой половиной IX  в. были найдены на о. Готланд[81]. Вероятно, именно этими скандинавами и балтийскими славянами и был во второй половине  -  конце VIII в. открыт торговый путь из «арабов в варяги», шедший с берегов Волги в Южное Приладожье, а оттуда через Финский залив на Балтику[82]. Можно предположить, что скандинавы с о. Готланд не только свободно пользовались этим путем, но и некоторые из них могли постоянно проживать в Старой Ладоге в первой половине – середине IX в. Возможно они тогда не только торговали, но и собирали с местных племен дань[83]. В связи с этим совершенно логичным выглядит изгнание их Рюриком и братьями, вероятно переложившими варяжскую дань на себя. Интересно, что «около 860 г. (на стыке горизонтов Е2 – Е1) произошел тотальный пожар Ладоги»[84], который также возможно  свидетельствует в пользу серьезного вооруженного противостояния. Вероятно также, что скандинавам с Готланда торговавшим в Южном Приладожье после их изгнания и вокняжения Рюрика пришлось уже платить и какие-то торговые пошлины. Археологические факты также свидетельствуют о тесной связи Рюриковичей со шведами.  Сложные отношения между скандинавами с территории средней Швеции и очень предприимчивыми, отважными, удачливыми, но малочисленными скандинавами с о. Готланд отмечают и шведские ученые. Например, Л. Тунмарк-Нюлен, пишет – «В 1996 г. я предположила, что у Рюрика и его братьев, первых скандинавских поселенцев и колонистов, были какие-то политические причины для того, чтобы блокировать торговлю Готланда. – Рюрик возглавлял шведов, которые, как подтверждает Гутасага, записанная в начале XIII в., и в дохристианское (VIII-X вв.) время, и позже, то враждовали с готландцами, то заключали с ними мирные договоры. Во все времена шведы и готландцы – это два разных народа. Отношения между ними в мирное время могут быть охарактеризованы как состояние военного нейтралитета»[85]. В связи с этим очень заманчивым выглядит предположение, что славянские, финские и балтские племена, возглавляемые княжеской династией Рюриковичей, сбросили с себя «иго» одних скандинавов (готландцев) с помощью других (шведов) связь с которыми возможно была для них более выгодной. Если наши предположения верны, то, вероятно, именно серьезные политические изменения в Южном Приладожье и могли привести к окончательному переориентированию скандинавов с о. Готланд в своей торговой и военной экспансии с северо-восточного на юго-восточное направление. И очень может быть, что именно торговое поселение в Гнездове с начала 60-х гг. IX в. становится основным поставщиком восточного серебра для готландских скандинавов. И именно в контексте произошедших в Южном Приладожье экономических и политических событий становятся понятными основание на юго-западе Центрального селища в Гнездове производственного комплекса и грандиозный поход руси 860 г. на Царьград. Интересно, что ПВЛ четко различает скандинавов с о. Готланд и Шведов[86].

А теперь на основе имеющегося у нас материала попробуем выяснить, не осталось ли каких-либо других следов пребывания скандинавов с о. Готланд в бассейнах рек Западная Двина и Днепр. Прежде всего, необходимо отметить, что «образование экономических и политических центров в низовьях Даугавы (Западной Двины – авт.) явилось результатом не только внутреннего развития, но и внешнего давления. С середины IX в. наблюдаются усиленные попытки скандинавов закрепиться в этом регионе»[87]. Очень много следов пребывания, а возможно и проживания скандинавов[88] осталось на поселении Даугмале, располагавшегося недалеко от устья Западной Двины. В Х – XI вв. это поселение было «важным ремесленным центром»[89]. В числе прочих вещей «во время раскопок 1933 г. на Даугмальском городище (низовье р. Даугавы)»[90] была найдена бронзовая фигурка викинга. Точно такая же фигурка, вероятно сделанная в одном и том же месте одним и тем же мастером была найдена «на правом берегу Днепра, близ г. Новый Быхов»[91] в Белоруссии. В результате анализа этих изделий В.П. Петренко приходит к выводу, что на этих отливках «изображен скандинав и фигурки эти изготовил скандинавский мастер»[92]. Интересно, что многие факты свидетельствуют в пользу того, что фигурки могли быть изготовлены на городище Даугмале мастером с о. Готланд[93]. В.П. Петренко считает, что фигурки могли быть изготовлены «не позднее середины XI в.»[94], но сейчас известно, что мечи типа Z распространились из Англии, где были известны еще с IX в. [95] Возможно, что их распространение в Х в. в Скандинавии также связано с купцами с о. Готланд. Таким образом, не исключено, что эти фигурки могли быть изготовлены и несколько ранее – в первой половине, или даже в начале XI в. Следует заметить, что на этом же городище были найдены две скандинавские кольцеобразные булавки с длинными иглами[96]. Подобные булавки по классификации Л.А. Голубевой относятся к концу IX –  началу XI вв. и встречались «на Готланде, в Бирке, Польше и ГДР»[97]. На территории Восточной Европы эти булавки не являются большой редкостью и встречаются во многих местах, но особенно их много в юго-восточном Приладожье и в Верхнем Поволжье, а также в бассейне реки Западная Двина и в Верхнем Поднепровье[98].

В нескольких километрах северо-восточнее Центрального поселения в Гнездове, в Новоселках имеется небольшое укрепленное городище, а рядом была расположена ныне несуществующая курганная группа. Она изучалась в 1924 – 1999 гг.[99] В курганах уже знакомой нам четырехугольной формы были обнаружены скандинавские, балтские и славянские вещи[100]. Это может являться свидетельством сложного этнического состава погребенных здесь людей. В результате археологических исследований выяснено, что самыми богатыми захоронениями здесь являлись, безусловно, скандинавские[101]. Также несомненна связь проживавших в этом небольшом городище людей с Центральным поселением в Гнездове, прежде всего с древнейшим производственным комплексом, находившемся на юго-западе Центрального селища и уже описанного выше. Т. к. в некоторых из курганов Новоселок были найдены женские бронзовые украшения, безусловно, изготовленные в этих мастерских[102]. Здесь же, в некоторых, вероятно, скандинавских погребениях были найдены кольцеобразные булавки с длинными иглами (кстати, подобная булавка, опубликованная М.К. Каргером была найдена в Киеве в погребении 116[103]). «Они были широко распространены на территории Скандинавии, где датируются с конца IX до начала XI в.»[104] Одна булавка была найдена А.Н. Лявданским в кургане № 3[105], три булавки были найдены Е.А. Шмидтом в курганах № 2, № 4 и № 6[106], еще, вероятно, две подобные булавки были найдены в 1969 г. при раскопках новоселковских курганов С.С. Ширинским[107]. С.С. Сизовым также были опубликованы пять кольцеобразных булавок, найденные им и другими исследователями в курганных группах Гнездова, причем, судя по фотографиям, некоторые из них почти идентичны найденным в Новоселках[108]. Кстати, А.А. Спицин еще в дореволюционное время видел в коллекции Серебрякова, учителя из Старой Ладоги булавку с длинной иглой «и указал, что она аналогична булавке с декоративным кольцом, найденной в Гнездове»[109]. Можно думать, что столь большая концентрация этих булавок в районе Гнездова далеко не случайна. Очень вероятно, что они начали сначала производиться в бронзолитейной мастерской на юго-западе Центрального селища с конца IX, или рубежа IX – Х вв.  А затем, когда эта древнейшая бронзолитейная мастерская была по каким-то причинам заброшена в начале Х в. их продолжали изготавливать в находившихся рядом других (вероятно более поздних) производственных комплексах. В этом нас убеждает найденный в районе древнейшего производственного комплекса бракованный «обломок иглы от кольцевой фибулы»[110]. Может быть переориентация ювелирной деятельности мастерской с женских балтских украшений на дружинные была связана с подчинением Смоленских кривичей в 882 г. Олегом и с появлением в Гнездове великокняжеских дружинников? Очевидно, что новые возможные заказчики были гораздо более выгодны гнездовским ремесленникам, среди которых, возможно, были уже и местные мастера[111]. Впрочем, завоевание Смоленска (Гнездова) могло привести и к какой-нибудь форме зависимости местных мастеров от пришельцев. В связи с этим вспоминается старинная скандинавская легенда о кузнеце Велунде[112]. Кстати, на готландском камне из Ардре отражающем эту легенду изображены кузнечные инструменты, напоминающие найденные в Гнездове[113]. Нашу мысль о заказчиках, возможно, подтверждает и то, что в 1952 г. в Старой Ладоге, в культурном слое Х в. тоже был найден обломок (навершие) бракованной бронзовой иглы от кольцевой фибулы[114]. Этот обломок навершия очень напоминает опубликованную В.И. Сизовым найденную в одном из курганов Гнездова кольцеобразную фибулу[115]. Очевидно, что здесь прослеживается не только какая-то связь между ремесленными мастерскими Старой Ладоги и Гнездова, но и подтверждается, что заказчиками подобных изделий в Гнездове, как впрочем, и в Старой Ладоге, могли выступать пришедшие из Южного Приладожья великокняжеские дружинники. То, что практически половина кольцеобразных булавок были найдены в небольшой курганной группе в Новоселках[116], как и большое количество женских балтских украшений, в отличие от огромного Гнездовского могильника, в котором к данному моменту известны находки отдельных вещей КСПДК только в трех курганах[117], может свидетельствовать об очень близких связях скандинавов живших в небольшом городище в Новоселках с мастером или мастерами, работавшими в мастерских на юго-западе (стрелке) Центрального селища. Выше нами была уже выяснена вероятная принадлежность ремесленника (ремесленников?) к скандинавской культуре о. Готланд. Может быть, скандинавы, жившие в Новоселках, тоже были выходцами с этого же острова? Впрочем, связь их с балтской культурой несомненна, и очень вероятно, что эти скандинавы пришли в район Гнездова с берегов Западной Двины (из района Полоцка?)[118].  Кстати, «скандинавские письменные источники говорят о конкретных поселениях на берегах Даугавы (Западной Двины – авт.). По меньшей мере, десять раз в них упомянут Полоцк»[119]. Можно еще отметить, что женские бронзовые украшения, относящиеся к культуре смоленско-полоцких длинных курганов изготовленные в мастерских на юго-западе Центрального селища  были найдены либо недалеко от Днепро-Двинских волоков, либо возле Днепра, как например у д. Мохова, Гомельской области в Белоруссии. Может быть, эти изделия распространялись не только гнездовскими кривичами, но и проплывавшими по пути из «варяг в греки» скандинавскими купцами? Таким образом, к настоящему моменту накоплено уже определенное количество фактов свидетельствующих о присутствии в Подвинье и Верхнем Поднепровье скандинавов с первой половины IX в. И многие их них, правда пока в основном косвенные говорят о том, что открыли Днепровский путь, и, вероятно, некоторое время им единолично пользовались скандинавы с о. Готланд.     

Пока нам не известны археологические факты присутствия скандинавов с о. Готланд в Киеве, но присутствие этих скандинавов в низовьях Днепра уже доказано. В районе Днепровских порогов  «в 1928 г. во время работ землесосов Днепростроя, из Днепра, у левого берега Кичкаса на глубине 5-6 м были извлечены пять древнерусских мечей. Опубликовавший эту находку В. И. Равдоникас отметил, что вместе с мечами был извлечен и ряд предметов разного времени. Несколько позже Н. А. Чернышев сообщил, что кроме упомянутых мечей были извлечены: клепаный медный, сильно деформированный котел, несколько золотых и бронзовых монет, две «поздние амфоры» и сабля ХVI в… Два меча были отнесены к типу «S»,еще два – к типу «Т», пятый меч не атрибутирован. На лезвиях трех мечей сохранились клейма «ULFBERHT», на двух изображение свастики с двух сторон»[120]. Ф. А. Андрощук считает, что эти каролингские мечи Х в. были брошены в Днепр скандинавами с о. Готланд в качестве жертвоприношения. Вот, что он пишет – «Традиция жертвоприношения оружия была широко распространена среди северных германцев <…> Ярким примером последних жертвоприношений являются так называемые «Поля Гуди» («Gudingsakrarna») на Готланде. «Поля Гуди» расположены в приходе Вальстена, в северо-восточной части Готланда, в 8 км от моря. Здесь, на местности ограниченной с востока дорогой Вальстена-Бель, а с запада дорогой Вальстена-Кальюнге, начиная с 1900-х годов в большом количестве находили копья, топоры, мечи, ножи, ключи, фрагменты сосудов, бронзовые булавки и серебряные монеты <…> Хронология вещей свидетельствует, что жертвоприношения осуществлялись на протяжении Вендельского времени эпохи викингов (конец 700-х – начало 1000-х годов) <…> Н. Нерман, обратив внимание на эти находки, первый интерпретировал их как жертвоприношение, связанное с культом птиц и указал на  сообщения Константина Багрянородного о жертвоприношениях руссов <…> В целом складывается впечатление, что жертвоприношения оружия больше всего практиковались на Готланде. Так или иначе, готландские аналогии позволяют рассматривать вещи, поднятые со дна Днепра, как жертвоприношения»[121]. Таким образом, присутствие скандинавов с о. Готланд фиксируется во многих местах реки Днепр, от его верховий почти до устья. То, что это присутствие (в низовьях Днепра) относится не к IХ, а к Х и ХI вв., не может свидетельствовать о том, что готландцы не плавали здесь в более ранний период. Просто, вероятнее всего, факты, свидетельствующие об их более раннем пребывании, или еще не открыты или пока нам неизвестны. Модная же сейчас гипотеза о функционировании южной части пути из «варяг в греки» не через низовья Днепра, а через Северский Донец и Дон по нашему мнению пока не имеет достаточных оснований[122]. Тем более что на о. Березань недалеко от устья Днепра имеется поминальный камень с рунической надписью[123].

 О том, что скандинавы с о. Готланд бывали на Днепровских порогах, имеются не только косвенные, но и прямые данные – « «Ярко окрашенные установлены эти камни: Хакбьярн и его брат Хродвисл, Эйстейн (и) Эймунд вместе установили эти камни по Хравну к югу от Ровстейна. Они добрались вплоть до Айфора. Вифил вел (отряд)»; т. е. Хравн погиб на одном из днепровских порогов (Айфоре)»[124]. О том, что это именно названия днепровских порогов имеется и прямое свидетельство Константина Багрянородного – «В свое время В. Краузе предложил связать названия Руфстайн и Айфур с названиями днепровских порогов, упомянутых Константином Багрянородным (Руфстайн, т. е. «Рваный камень» - название каменной отмели порога «Ненасытец»). В главе 9 сочинения «Об управлении империей», где речь идет о пути русских моноксилов (т. е. лодок-однодеревок – авт.) по Днепру приводятся славянские и «росские» названия порогов, говорится: «… четвертый порог, огромный, нарекаемый по росски Айфор, по-славянски Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны». Совпадение названий удивительное и свидетельствует о том, что жители Готланда посещали Днепровские пороги. Возможно, мечи из Днепровских порогов и являются своеобразным памятником такого посещения»[125].  О конечной цели поездок готландцев на восток свидетельствуют и другие поминальные камни о. Готланд – «Хродвисл и Хродельв, они велели установить камни по трем (своим сыновьям): этот по Хродфосу. Его обманом убили валахи в далекой поездке…»[126]. Готландские рунические поминальные камни  также свидетельствуют об особенно широком географическом диапазоне поездок, например камень из Тиманса - «Ормига, Ульвар: Греки, Иерусалим, Исландия, Серкланд («страна сарацинов» - авт.)»[127]. Характер самих надписей позволяет сделать вывод, что в отличие от скандинавов из средней Швеции (Упланда)[128] готландцы в основном занимались торговлей, а не наемничеством, разбоем и грабежами. «Есть и письменные свидетельства о движении варягов – первопоселенцев о. Готланда по р. Дюна (Западная Двина) через Рюцланд (Русь), именно в Грецию, причем указывается, что путь этот знали и «паломники из Святой земли» еще до Олава Святого (т. е. до ХI в.)»[129].

«Согласно одному хазаро-персидскому известию, дошедшему до нас через «Древнейшую историю тюрок» от эпохи, предшествующей IX веку, русы приходили Волжским путем с севера, с некоего острова, расположенного дальше волжских булгар и «сакалиба» (что здесь означает финские племена)»[130].  Арабский автор начала X в. Ибн Русте используя известия, которые восходят к IX в.[131],  возможно ко времени предшествующему завоеванию Смоленска и Киева «вещим» Олегом в 882 г. также писал о каком-то таинственном «острове русов» «окруженном озером»[132]. Упоминание арабского автора о том, что царь руссов называется «хакан», дает основание считать, что в этом описании мы сталкиваемся с Южной Русью (районом Киева). Известно, что в Среднем Поднепровье нет острова, который можно было бы идентифицировать как родину руссов, поэтому ученые до сих пор спорят о том, был ли такой остров в действительности или он являлся плодом фантазии восточных авторов, и если был, то где находился.

К данному моменту исторической наукой и прежде всего археологией накоплен определенный фактический материал, который может позволить с достаточной степенью вероятности локализовать загадочный «остров русов» если он конечно существовал. Попробуем выяснить,  существовал ли реально этот таинственный остров, и если существовал, то где он находился. Прежде всего, необходимо отметить, что к настоящему времени можно считать доказанным скандинавское происхожденье восточнославянских слов «русы» и русь», о чем уже упоминалось выше. Ибн Русте пишет, что русы «нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают <…> Единственное их занятие – торговля соболями, белками и прочими мехами, которые они продают покупателям»[133]. Очевидно, что арабский автор описывает каких-то скандинавов, вероятно приплывающих в земли славян с берегов Балтики, которые занимаются в Волжской Булгарии, Хазарии и возможно Византии торговыми операциями, в том числе и работорговлей. Попробуем уточнить, что это были за скандинавы. «Когда у них рождается сын, – пишет Ибн Русте, - то он (рус) дарит новорожденному обнаженный меч, кладет его перед ребенком и говорит: «Я не оставлю тебе в наследство никакого имущества и нет у тебя ничего, кроме того что приобретешь этим мечом»»[134]. Вероятно, в этом описании мы сталкиваемся с культом оружия существовавшем в раннем средневековье у скандинавских племен. Мощный культ оружия и самые его поздние жертвоприношения были зафиксированы на о. Готланд («Поля Гуди»)  а также на Нижнем Днепре, в районе Днепровских порогов (об этом упоминалось выше). Обращает на себя внимание и еще одно место из сочинения Ибн Русте – «[Русы] носят широкие шаровары, на каждые из которых идет по сто локтей материи. Надевая такие шаровары, собирают их в сборку до колен, к которым затем и привязывают»[135]. Интересно, что на готландском рельефе, вероятно изображающем воина (героя?) скачущего на коне в Вальхаллу, которого там держа в руке ритуальный рог для питья, встречает Валькирия[136], вышеупомянутый воин изображен в шароварах[137]. В связи с этим изображением сразу же вспоминается захоронение знатного скандинава в гнездовском кургане № 47. Здесь также были обнаружены фрагменты оковок рога для питья. Несомненно, рог, положенный в это захоронение имел ритуальное значение. Вероятно, прав был С.С. Ширинский предположивший, что в кургане № 47 был погребен далеко не рядовой удачливый викинг. Известно и изображение процессии воинов на поминальном камне из Ларбо (Larbo) о. Готланд[138]. На детальной прорисовке опубликованной В.П. Петренко хорошо видно, что древний скандинавский мастер изобразил, по крайней мере, двух из воинов  в шароварах, а не в «широких юбках»[139]. Еще на одном камне VIII – IX вв. с Готланда два сражающихся воина также изображены в широких шароварах[140]. В связи с этим можно предположить, что «ниспадающее до колен широкое складчатое одеяние»[141] изображенное на бронзовых фигурках викинга из Нового Быхова и Даугмальского городища это не юбка, а возможно также широкие шаровары[142].

Убедительным свидетельством того, что «мода» на шаровары пришла в Среднее Поднепровье с Готланда, а не наоборот является то, что самый ранний камень с таким изображением датируется на острове VIII в. Между тем, известия Ибн Русте о шароварах носимых русами в Среднем Поднепровье относятся ко времени не раннее IX в. Еще одним доказательством того, что описываемые арабским автором русы являлись выходцами из Скандинавии является описанный им варварский языческий обряд жертвопринесения людей и животных. – «Есть у них знахари, из которых иные повелевают царем, как будто бы они их [русов] начальники. Случается, что они приказывают принести жертву творцу их тем, чем они пожелают: женщинами, мужчинами, скотом»[143]. Известно, что язычникам-славянам в IX – X вв. обряд человеческих жертвоприношений был несвойственен. Таким образом, очень многие изложенные нами выше факты свидетельствуют в пользу того, что вероятно, русы попавшие в Среднее Поднепровье еще в первой трети IX в. и затем вставшие во главе Южной (Нижней) Руси были выходцами с о. Готланд. А упоминающийся в сочинениях некоторых восточных авторов раннего средневековья таинственный «остров русов» расположенный посреди какого-то озера, к настоящему времени достаточно четко идентифицируется с находящимся в Балтийском море о. Готланд.   

ПВЛ подчеркивает, что в отличие от Рюриковичей, рода, безусловно, аристократического (княжеского) князья Аскольд и Дир были самозванцами. «Вы неста князя, ни рода княжа, но аз есьм роду княжа»[144]  -  эти слова летописец вкладывает в уста завоевавшего Киев в 882 г. Олега. Еще А.А. Шахматов обратил внимание на то, что «весь рассказ о вокняжении Олега в Киеве и устранении Аскольда и Дира носит весьма тенденциозный характер […] Едва ли подлежит какому либо сомнению, что весь рассказ летописи (как Повести вр. лет, так и предшествовавшего ей Начального свода) сообразован с известными династическими интересами правящего княжеского дома; потомки Рюрика представляются единственными по праву носителями власти во всех восточнославянских землях»[145]. Может быть династические притязания рода Рюриковичей на все восточнославянские земли будут лучше понятны, если попытаться посмотреть на события 882 г. под несколько иным углом зрения. Если следовать нашей гипотезе о том, что киевские князья Аскольд и Дир были выходцами с о. Готланд, то совершенно очевидна правота ПВЛ, ведь на Готланде не было зафиксировано ни одной собственной княжеской династии. В этом случае князьями на далеких восточнославянских землях вполне могли провозглашаться удачливые предводители варяжских отрядов с о. Готланд. Нашу мысль подтверждает Г.С. Лебедев – «Имя Дир, как и Аскольд, рассматривается как скандинавское. Безусловно, это так, если только это имя, но может быть, и прозвище. Djor, Djur на древнесеверном языке – Зверь, образ и понятие эсхатологическое. «Зверь», «Большой Зверь» - характерные имена флагманских кораблей викингов, прозвища-титулы, такие как Gramr – лютый, Ulf – волк, сопровождали имена вождей. Ивар водивший боевые корабли и дружины по всем странам, очерченным в «Круге Земном», мог носить подобное прозвище или до, или после того, как получил более почетное – Видфамн, Широкие Объятья, под которым вошел в сагу. Конунг Харальд после того, как подчинил себе всю Норвегию, стал вместо Косматого (Luva) «Прекрасноволосым» (Harfagr)»[146]. Очень может быть, что поход Олега на Смоленск и Киев в 882 г. был спровоцирован грандиозным и вероятно достаточно прибыльным походом 860 г. руси из Среднего Поднепровья, славян и возможно варягов с о. Готланд на Константинополь. Можно предположить, что именно это событие также лежало в основе блокирования  открытого также вероятно скандинавами с о. Готланд торгового  пути из юго-восточной Прибалтики через Западную Двину и Днепр в Византию правившей в Северной (Верхней) Руси княжеской династией Рюриковичей и связанными с ней скандинавами из Средней Швеции. Наша мысль подтверждается тем, что начиная с Олега каждый следующий киевский князь, вплоть до Ярослава Мудрого обязательно проводил свой собственный военный поход в Византию.

Таким образом, многие факты свидетельствуют о том, что вероятно с первой трети IX в. -  до конца IX – рубежа IX-X вв. Верхнее Поднепровье было связано со скандинавской культурой о. Готланд и через нее с Южной Балтикой, Сконе, о. Эланд, бассейном реки Западная Двина, Средним Поднепровьем, Хазарией и Византией. Связь же с территорией Средней Швеции и юго-восточным Приладожьем прослеживается в Верхнем Поднепровье и прежде всего в районе Гнездова вероятно не ранее конца IX – рубежа IX-X вв. Необходимо отметить, что в IX в. экономические связи между территорией Средней Швеции и Готландом, безусловно, существовали. Но прямые связи Верхнего Поднепровья с территориями Северной (Верхней) Руси и Средней Швеции минуя о. Готланд до завоевания Смоленска в 882 г. Олегом выглядят очень сомнительно.

ПРИМЕЧАНИЯ: