А на подъём душа легка и палая листва
Осенний день сегодня хмур,
но снега нет пока,
из лужи дворник на бордюр
сметает облака.
Природу зря не упрекай
за то, что ты устал,
а на подъём душа легка
и палая листва.
Немало было на веку,
но снова в хмари ждёшь,
что разлинует под строку
окно весенний дождь.
Поднялся голубь выше крыш –
и горизонт осел...
смеясь, о чём-то говоришь,
и день не пуст совсем.
Рябины кисть и снегири целованы зарей
Под вечер клён на костыле
морозами пугал,
на чистой белой простыне
уляжется пурга.
И пять берёзовых свечей
осветят грани крыш,
вчерашний день до мелочей
сегодня повторишь.
Повиснет веток бахрома
за складками гардин,
большая долгая зима
страшна, когда один.
А время, что ни говори,
то миг, то век – порой...
рябины кисть и снегири
целованы зарей.
Осень берёзовой люстрой сумрак осветит ночей
Бликами жёлтые листья
с ивы – на дремлющий пруд,
алость рябиновой кисти
скоро дожди расклюют.
Годы осыпались галькой
на перепутье версты,
две любопытные галки
свитки считают листвы.
Серые будни и морось
не превратятся в печаль,
ливень серебряный волос
вновь распустил по плечам.
Не торопи, если грустно,
время прилёта грачей...
осень берёзовой люстрой
сумрак осветит ночей.
В небе белую пену гуси взбили крылом
Ни разбитое блюдце,
ни себя не жалей,
листья-бабочки бьются
в паутине дождей.
Под ночное стаккато
вспоминай, как любил,
капли летних закатов
стынут в гроздьях рябин.
Не оставишь всё прежним –
без тоски погрусти,
серебро не удержит
лист кленовый в горсти.
И прими перемену
и в судьбе, и в былом...
в небе белую пену
гуси взбили крылом.
И гроздья спелые калины до жара солнце раскалило
Ещё не гонит осень лето,
и тень плетёт узор из света,
и гроздья спелые калины
до жара солнце раскалило.
Потом слова и взгляд усталый,
и утром в синеве растает
вчерашний день, косяк гусиный
и то, что у судьбы просили.
Не проживёшь ушедшим маем –
грустим, горюем понимаем,
слеза заката каплей алой
на куст шиповника упала.
Душа не знает, что удержим
мольбой, молчанием, надеждой...
и переплёт оконный крестит
не сумерки, а тех, кто вместе.
Рыжий месяц бородкой прижался к макушке
Час сумерек – отдых короткий,
успей досмотреть свои сны,
пока рыжий месяц бородкой
прижался к макушке сосны.
Когда от бессонницы горькой
сбиваются простыни в ком,
смотри, как на пламени зорьки
сгорает звезда мотыльком.
Пусть время и славится прытью,
а осень любви не по мне...
июль позолоченной нитью
узоры плетёт на стене.
Небо через веток сито цедит в лужи синеву
Мать-и-мачеха в овраге,
грач во фраке – важный лорд,
лист исписанной бумаги
принял нашу грусть на борт.
Накопилась лет усталость,
не смахнуть рукой, как пыль,
а кораблик поднял парус,
покачнулся и поплыл.
Голуби за нами – свитой,
сон январский наяву –
небо через веток сито
цедит в лужи синеву.
Время – это миг, по сути,
встал малыш – старик присел...
а любовь и вёсны крутят
наших судеб карусель.
Шлейфом белая позёмка тянулась за ночным прохожим
Ушёл февральский день в потёмки,
утешил истиной расхожей,
и шлейфом белая позёмка
тянулась за ночным прохожим.
Качали ветки сумрак вязкий,
где сеял снег фонарь сквозь сито,
твоей душе хотелось сказки,
а не обыденности быта.
Молчали оба и попутно
теней смотрели пантомиму,
и знала ты – проснёшься утром
и смутным сном припомнишь зиму.
Рассветы зазвенят ручьями,
напрасно хмурилась сердито...
и старый клён, скрипя плечами,
дотащит солнце до зенита.
Берёза прятала колени от жёлтых взглядов фонаря
Узоры наносили тени
на холст белёный февраля,
берёза прятала колени
от жёлтых взглядов фонаря.
А ветка клёна через серость
тянула тоненькую нить,
и было грустно, и хотелось
о тёплом лете говорить.
Трамвая скрип, прохожих топот
и поцелуи у перил,
под ореолом солнца тополь
над нами золотой парил.
И поднимался столбик ртутный,
и уносил тоску ночей...
узнал сугроб морозным утром –
в его груди стучит ручей.
А звёздная пыль превращается в хлопья
Закатное солнце окрасило охрой
соседнего дома последний этаж,
без свежего снега сугробы усохли
и портят красивый январский пейзаж.
У окон к пяти появляется вечер,
и тени спешат поудобнее лечь,
сдувает в заснеженном скверике ветер
пылинками звёзды с берёзовых плеч.
В домашнем тепле разговор не торопим,
без грусти припомнится, что утекло,
а звёздная пыль превращается в хлопья
и стайками бабочек бьётся в стекло.
Сугробы к земле прижимаются грудью,
ночные метели поют про любовь...
и утром на белом напишутся судьбы
затейливой вязью глубоких следов.
Белыми нитками снега осень сошьёт вечера
В парке печалится ясень –
сумрак, аллеи пусты,
ворон в монашеской рясе
свитки считает листвы.
Время устало от бега –
всё по часам, как вчера,
белыми нитками снега
осень сошьёт вечера.
В памяти жухлых растений
солнце, дожди, синева,
я по разлукам рассеял
горькие наши слова.
Станешь зимующей птицей –
чувства былые вернём...
знает душа, чем роднится
ветреный март с ноябрём.
Художник: Дж. Роуланд.
