Маршал Жуков. Монолог
Знаю – судьба меня приговорила
К ратному делу. Но вам не понять,
Как, отдавая приказы, в горнило
Битвы смертельной полки направлять.
Ты, ведь, поймешь меня, Родина-мать?
Вряд ли найдется другое мерило!
От рядового и до генерала,
В строгом, суровом, пехотном строю,
Мы постигали азы Ганнибала:
Бей, маневрируй, секиру свою –
Так закали, чтобы вражья орава
Заживо рухнула в смертном бою.
От рядового и до генерала,
В строгом, суровом, пехотном строю,
Мы заучили завет Ганнибала:
Бей, маневрируй в жестоком бою,
Штык наточи, чтоб фашисты, бесславно,
Прахом покрыли Валгаллу свою.
С нами на сечу Суворова рати,
Вышли подмогой, духовным огнем.
Дмитрий Донской, куликовские латы,
Вновь надевает, дружина при нем.
Тьма отступает под солнечным днем,
Знаю за Вислой наступит расплата.
Мы, ощетинившись сталью военной,
Меч поднимая от волжских степей,
В центре Берлина разрубим гиену,
Мир оградив от нацистских цепей.
Да мы заплатим страшную цену.
Кровью заплатим, жизнью своей!
***
В этом времени, нависающем смертной тенью,
Самого себя в отражении зеркала не узнавая,
Я шепчу, сжимая руками виски растенью,
Потерпи немного, в ладонях моих оживая.
Боль пройдет. Так проходит любая осень.
Стаей снег на листву октября ложиться.
Видишь, там вдалеке, зеленеет волною озимь,
Под сухостоем, слышишь, полевка в гнезде ворошится.
Мы корнями уходим в землю, ветвями в эпоху, в лица.
По зрачкам нашим видно, что боль, наконец, стихает.
А над пашнями в небе кречета клекот длится,
Но между собой мы всегда говорим стихами.
В этой горестной глине – оттиски наших павших.
Мы замираем, сутулясь, губами воздух горча.
И пока, над долиной реют боевые знамена наши –
Кровь, идущих на смерть, как кипящая сталь, горяча.
***
Я никак не начну. Это, видимо, где-то в крови.
Где-то там, в глубине, в нераспознанном почерке крови.
В неуменье сознаться себе – от себя не уйти.
Даже, если коряв этот почерк – он почерк. На волю,
Через кровопускание выпустить ворох слогов,
Чтоб в осеннем зените, столкнув их с небесной тоскою,
Замешать невесомую смесь кучевых облаков,
С пузырящейся, красной от вдоха и выдоха кровью.
Гагарин
«Восток», воздвигнутый на стартовом столе,
Подобен, в тетиву, заложенной стреле.
Звучат отрывисто команды: «ключ на старт!
Продувка». Огненное пламя, гул, удар!
Он выдохнул – «Поехали!» Лети, родной!
За всех – один ты над притихшею страной,
За триста неподъемных, трудных верст,
Один среди вселенских ярких звезд,
На орбитальной Циолковской высоте,
В холодной, мрачной, невесомой, пустоте,
Обычный с виду летчик, старший лейтенант.
Не за награды, почести и ордена –
Ему сказала Родина – шагнуть вперед,
В рискованный всечеловеческий полет.
Всего один виток вокруг родной Земли,
И сразу спуск через воздушные слои,
Пронзая пятый атмосферный океан,
Посадка мягкая, умолкнул ураган.
С тех пор сияет в чистом небе, сквозь года,
Гагаринская вечная звезда!
Смерть Жанны Д`Арк
Франция, я умираю,
Бог мой! Отчизна, как я,
Молча склонилась над краем
Жизни. Кончина моя –
Крестным знаменьем победы
Будущего торжества
Над лихолетьем – воспета
Впредь будет! Ах, синева
Неба над головою!
Господи, я умира…
Франция, вместе со мною
Корчится в лапах костра.
***
Безупречны пальцы листвы. Над бессонной рощей,
Ветер на слух ночную мелодию подбирает,
Шелестит смычком и, сквозь зубы, ропщет
На судьбу, на время. Чувствует, – не доиграет.
Ну, еще немного этих длиннот и всплесков,
Лунных кристаллов света, свитых в одно кольцо
Звезд. И, с ума сводящего, полуземного треска
Времени. Лишь цикады знают его в лицо.
