Двадцать девятое декабря. Последний рабочий день. Весь финансовый отдел на месте, кроме помощника бухгалтера Татьяны Олеговны. Она, будучи необщительной и старомодной женщиной, хотя ей лишь слегка за тридцать, ежедневно ходит домой на обед. И сегодня так: тоже дома обедает, со своими драгоценными детьми, только что вернувшимися из школы. В коллективе её не любят. Да и за что любить-то? Общий разговор не поддерживает, на корпоративы ни ногой, коллег сторонится. Такая странная. Бывают люди, с которыми и поговорить, и помолчать комфортно. Но это, разумеется, не про неё. Татьяна Олеговна считает себя превыше всех, какой-то необыкновенной и особенной. Гордячка. И взгляды у неё, как по мне, весьма семейные и патриархальные, одним словом, устаревшие: всё только около мужа и детей вращается; а для себя ничего: ни маникюра, ни отбеливания зубов, ни солярия – ни-че-го. Вот как с ней общаться, если она такая? Правильно, никак. О чём говорить? Правильно, ни о чём. Мы и не общаемся, обходимся короткими служебными фразами и приветствиями. И как превосходно, что Татьяна Олеговна, чувствуя наше к ней расположение, прохладное, я бы даже сказала, что холодное, никогда не обедает с нами, ведь обед – это лучшее время для душевных бесед, к которым у неё нет ни склонности, ни таланта.

 

Марина Сергеевна, начальник нашего отдела и по совместительству моя близкая подруга, достала из дамской сумочки только что купленный салат «Кукушкино гнездо», кусочек белого хлеба, одноразовые вилки и завела обычный предновогодний разговор:

– Ну что, девчонки, сделали свежие фоточки?

Все присутствующие стали отвечать, и, когда подошла моя очередь, наступило молчание. В этот миг я наконец-то поняла, что именно вылетело из головы во время праздничной гонки.

– Рита, неужели ты забыла? – спрашивали меня. – Не верим! Это же память на всю жизнь!

– Не знаю, – отвечала я растерянно. – Как-то закрутилась: то одно, то другое. Ладно, на выходных наверстаю.

– А я дам непрошеный совет, – в кабинет вошла юрисконсульт Алина Петровна и присела напротив. – Мы на той неделе ходили к Миле, у неё потрясающая студия! Что ни год – новые локации и костюмы всякий раз новые. Её помощница Дина, тоже молодая девчонка, помогла эффектно встать, всем подарки-муляжи выдала. Потрясающе получилось. Стиль «Семейный халат» называется. Если скажете, что от меня, даже скидку сделают: мы с ними лет пять знакомы. У меня и промокод где-то есть, – она бросилась к синему рюкзаку и открыла внешний карман. – Она здесь, эта визитка. Вот, возьми.

Я искренне поблагодарила коллегу и засунула полученную от неё карточку куда-то в пиджак. Видя, что теперь на мне совсем нет лица, Алина Петровна, не любившая грустных разговоров и всяких неприятностей, поспешно удалилась. Потом коллеги заговорили о планах на январские выходные, детских подарках, застольях и т. д. и т. п., но мне словно уши заложило. Остаток рабочего дня прошёл как в тумане, а после возвращения домой я позвонила Миле и договорилась на завтра.

И вот мы стоим на пороге. Как оказалось, студия размещается в роскошном двухэтажном коттедже, находящемся в нескольких километрах от города. У двери нас встретила сама Мила, позднее подъехала и её помощница Дина. К тому времени мы все познакомились и побывали в пяти великолепных комнатах первого этажа, щедро украшенных для празднования Нового года и Рождества. Решили, что будем фотографироваться во всех, но разными составами, а в парадной зале, где стоит огромная сказочная ёлка – вместе. Стали выбирать праздничные наряды. В наличии блестящие вечерние платья и мужские брючные костюмы, вязаные свитера, разноцветные банные халаты (вероятно, стиль «Семейный халат») и прочее. Дина очень хочет, чтобы нам понравилось, и потому предлагает снова и снова, но в это утро мне всё не нравится и кажется чересчур уродливым и смехотворным, фальшивым, воображаемым, нереальным. Ничто не трогает моё истерзанное сердце.

 

Муж и дети смотрят отстранённо и безучастно. Возникает такое чувство, что мне одной это надо. А ведь я для них стараюсь, чтоб у них хоть что-то на память осталось. Вот возьмём, к примеру, моих родителей: советские люди, они в своё время особо не напрягались, а потому моих детских фотографий столько, сколько можно по пальцам пересчитать, причём одной руки, ещё и останется. Ведь соседи же как-то снимали детей. Но мои родители или времени и денег не нашли, или не захотели находить, чтоб раздобыть чудо техники. Но я не такая, как они. А толку-то? Хоть кто-то ценит это?

С другой стороны, всё предельно ясно: наш брак трещит по швам, а на пару с ним и наша семья. Месяц назад Андрей признался в измене и ушёл, резко хлопнув дверью. И потянулись бесчисленные упрёки, бессмысленные претензии, бесконечные выяснения отношений. Сначала ссорились только в спальне, затем – в гостиной, а в конце и церемониться перестали – в прихожей и даже за кухонным столом, то есть при детях. Муж хотел развестись, и причин тому было достаточно: ему опостылели и я, и наш дом, и наш быт, и наши дети. Но главной причиной была она, другая женщина. В этом не было сомнений. Я не видела, не знала её, но почему-то полагала, что та особа, этакая штучка, моложе и симпатичнее меня. И с чего бы ей быть дурнушкой? Да хотя бы полноватой? Хромой? Ведь она не родила троих детей, как я. Ведь она не гнула спину 24/7 на ниве домашнего хозяйства. Что там! Впрочем, это уже не имеет значения.

Однако, несмотря на весь ужас случившегося, я нашла в себе силы, чтоб проглотить это унижение, не ради себя, но ради наших детей, тех тонких, но крепких ниточек, что ещё связывали нас, их счастливых родителей и несчастных супругов, ради всего прекрасного и доброго, что было с нами. Я забыла гордость и молила его не уходить в тот вечер – это было бесполезно. С тех пор он бывал дома нечасто: заходил время от времени, чтоб навестить детей, и сразу же уходил. Я была не в силах сделать хоть что-то, а действовать через детей – слишком подло и некрасиво.

Самое обидное – остаться одной. Естественно, дети продолжили жить в нашей квартире, вроде бы со мной, но душой они были с отцом, по крайней мере, Игорь и Наташа. Только с ним они делились печалями и радостями, проводили досуг, со мной же – были вежливы и учтивы, но холодны и молчаливы. Мы не ругались, не спорили, не кричали, но беспросветная мгла, широкая и бесконечная расщелина пролегли между нами. Я инстинктивно чувствовала, что дети на его стороне, значит, они против меня, и мне, как женщине, было грустно и больно вдвойне.

Пошли переодеваться. Красные вязаные свитера и брюки с белыми оленями, а ещё шапочки в виде оленьих рогов смотрелись лучше, чем я предполагала, чего нельзя было сказать о моём муже. Андрей промолчал, спокойно и покорно надел то, что требовалось, не проронив ни слова. В ту минуту я не заметила, как он резко изменился в лице, не почувствовала, что ему неприятно, даже не задумалась об этом. Но он, мой муж, расценил это иначе, по-своему: на протяжении многих лет его тревожило воспоминание о той ночи, которую я провела вне дома. Тогда и закралось то самое подозрение, что день за днём точило и мучило его изнутри. Наверное, тогда и треснула наша полная семейная чаша. Даже рождение Олечки не помогло. Постепенно мы стали отдаляться друг от друга, хотя тщетно скрывали это от всех и, прежде всего, от самих себя, играли роли любящих мужа и жены. И про фотосессию я старалась не думать до последнего, а после – попросту о ней забыла.

Мила позвала на совместную фотографию, и все мы отправились к царице, неизменной спутнице Нового года – новогодней ёлке. Как и говорила Алина Петровна, Дина расставила нас по местам и вручила необходимый праздничный реквизит. Фотосессия началась. Мила возилась с общим фото целых полчаса. Я уж насколько терпеливый и деликатный человек, но это ни в какие ворота. А ведь нужно всего один снимок сделать. Неужели весь день проторчим?

– Извините, Мила, – не сдержалась я. – Можно как-то ускорить процесс? Вы очень долго работаете.

– Маргарита Андреевна, это не в моих силах. Вы хотите безупречные фото и будете спрашивать с меня, но я не виновата, что у вас хмурые лица.

Слова фотографа подлили масла в нашу «семейную идиллию». Андрей, уставший скрывать своё дурное настроение, отошёл в сторону и крикнул:

– Хватит! Мне надоел этот цирк! Каждый год одно и то же. Я не могу так, Рита. Я не вернусь в семью – это окончательно и бесповоротно.

– Мы оставим вас, – произнесла Мила спокойно и удалилась из комнаты вместе с помощницей.

 

Наши дети, видя, что в позировании нет никакого смысла, опустились на белый кожаный диван. И хотя я всегда была против публичных ссор, то есть ссор при детях и посторонних, в этот раз не удержалась. Поток оскорбительных и нелицеприятных слов в адрес мужа и его предполагаемой любовницы становился ожесточённее и гуще: я потеряла контроль над собой, что случалось очень редко. И хотя ужасная правда была давно всем известна, для наших детей не было ничего, чего бы они ни слышали, но разразившаяся здесь сцена была, конечно, недопустима не только с психологической, но и с любой точки зрения. Наконец, когда все слова были сказаны, повисла долгожданная и такая приятная для слуха тишина, но ненадолго:

– Дети, теперь вы взрослые, – сказал Андрей, обращаясь к подросткам, – и вам решать, участвовать в этом аншлаге или нет. Сейчас я еду домой. Кто хочет со мной, жду в машине.

Старшие дети, Игорь и Наташа, покинули злосчастную студию вслед за отцом. Только трёхлетняя Олечка смотрела на меня сквозь слёзы и повторяла:

 – Мама, я устала улыбаться! – её тонкий голосок дрожал.

Я стояла посередине нарядной комнаты и не знала, что делать. Глубокое отчаяние овладело мной с ног до головы. Чужой дом, чужой праздник, чужие люди. Это было начало конца.

Тем же вечером мы в первый раз за долгое время поругалась с дочерью Наташей: видимо, отцовская смелость передалась и ей, особенно после того, что произошло утром. Она, со всем пылом и горячностью пятнадцатилетнего подростка, набросилась на меня с упрёками. А Игорь, наоборот, не сказал ни слова. Он лишь подошёл к сестре и что-то тихо шепнул на ухо, она не ответила и быстро ушла в детскую.

– Куда ты? – спросила я, когда сын достал зимний пуховик и потянулся за шерстяной шапкой. – Надолго?

– Звонил отец. Я скоро.

После того дня семейная жизнь окончательно испортилась и расстроилась. Андрей заявил, что проведёт новогоднюю ночь с ней, своей новой возлюбленной, но пригласил детей в гости на зимние каникулы. Игорь уехал к отцу на все выходные, а Наташа отметила Новый год с подружками, а после присоединилась к брату.

Первое января я встретила вместе с Олечкой. Само собой, у меня было много подруг, коллег, знакомых. Можно было пойти в гости (в крайнем случае, напросилась бы) или пригласить кого-то к себе. Но у всех свои семьи и заботы, планы (караоке-бары, сауны, бани, путешествия, катки…), а тут я со своими рыданиями. Зачем портить людям праздник? Как говорится, сытое брюхо к голодному глухо. Да и как я, вечно довольная и успешная, уверенная в себе женщина, страстно любимая жена и удачливая мать многодетного семейства, могла признаться в том, что у меня всё плохо, просто отвратительно, невыносимо и безнадёжно, что муж ушёл к другой, что я так и не смогла стать хорошей матерью и женой, что все от меня отвернулись? И ещё десяток-другой подобных «что»!

На всех окнах блестят праздничные гирлянды, мишура, серпантин – все квартиры и дома светятся. А за этим ярким блеском и неземным светом кроются чужие тайны, болезни, горести, страдания, человеческое одиночество, домашнее насилие во всех его формах и видах – всё то, о чём не принято говорить, но пока висят праздничные гирлянды, мишура и серпантин, иные о них не ведают, не думают и не задумываются. И на моих окнах мерцают идеальные, то есть магазинные, снежинки и рисовая гирлянда. Пусть никто не жалеет меня: сейчас все утешения как мёртвому припарки.

 

К слову, поговорка про то, что, как встретишь Новый год, так и проведёшь, в моём случае оказалась верна. Вслед за Игорем и Наташа сначала выпорхнула из средней школы, а потом и из отчего дома: сын поступил в университет и переехал к отцу, а дочка – в колледж и сразу в общежитие. Мы стали видеться только по праздникам: дети проводили их то у меня, то у отца, но, чаще всего, с прежними и новыми друзьями. В общем, совместная жизнь длиною почти в двадцать лет вмиг разбилась и канула в лету.

Лишь спустя годы мы впервые смогли сесть за общий стол. Андрей, его жена Алёна и их дети, Игорь и его невеста, Наташа и её молодой человек, дяди и тёти, двоюродные братья и сёстры, дедушки и бабушки наших детей с обеих сторон и я. Я не в первую, а в последнюю очередь. В семье нужно уметь забывать о себе, любить искренне и не ждать, не требовать чего-то взамен. В день свадьбы мы, молодые супруги, даём торжественные клятвы, жаль, что так быстро их забываем. А в день рождения детей обещаем, что станем лучшими родителями, и опять забываем. Это случилось и со мной, тогда случилось, когда я стала думать о себе и чужих более, чем о родных и близких. И в наказание за то убедилась на личном примере, что «счастье любит тишину, оно публичности не терпит».

В разгар веселья я поднялась на второй этаж и вошла в гостиную. Нажала на включатель. Лёгкая дрожь пробежала по моим приоткрытым плечам: Наташа сидела на полу возле камина, согнув ноги по-турецки, и лицо её было красным и мокрым от слёз. Прежде я ни разу не видела её такой расстроенной и слабой, беспомощной. Она смотрела наш семейный фотоальбом. Я присела рядом. Слева располагалась та самая фотография, что была сделана у Милы. Из всех снимков этот был более-менее удачным. И последним, а после него разразилась настоящая буря. Волшебный, слегка приглушённый свет, высокая ёлка с алыми шарами и бантиками, а под ней большие и маленькие коробки с подарками. Справа от ёлки стоит старинный стеллаж, на котором собрались коллекционные издания всего цвета русской классической литературы; а слева – длинный праздничный стол, который буквально ломится от всевозможных напитков, сладостей и угощений. Только посреди шумного бала, над головами смотрящих уже застрял первый залп рокового фейерверка.

Наши взгляды встретились, и мы без слов поняли друг друга: одна и та же мысль пришла на ум. Чтобы воплотить в реальность наше заветное желание, Наташа достала фотографию, порвала её пополам и протянула мне: теперь мой черёд. Через пару секунд дело было кончено: мелкие кусочки призрачного счастья превратились в серый безжизненный пепел, правдивый и честный со всеми и со всем от начала и до конца.

Не помню, сколько времени мы просидели безмолвно и неподвижно, по-настоящему весёлые и довольные, но нас все потеряли. Первой в комнату вошла моя мама. Она вместе со мной и внучкой стала рассматривать семейный фотоальбом. «Как замечательно, что у меня мало детских фотографий», – подумала я и прослезилась. Вдруг мама пронзительно и нежно, как она одна умеет, посмотрела на меня и простила за то, что я делала не так. Мы – родные люди, никого ближе друг друга у нас нет. Разве могут какие-то пустяки и глупые обиды рассорить нас? Никогда и ни за что! А потом пришли и другие, и мы дружной толпой побежали к ёлке.

На новых фотографиях все получились отлично. В родительском доме, возле новогодней красавицы, которую мы наряжали сами, вместе, со старыми советскими игрушками, открывающими свои сердце и душу, со вкусными салатами, приготовленными своими руками, с душевными песнями и задорными танцами, что известны всем и каждому, под аккомпанемент старой, многое повидавшей гармошки, помнящей и весёлые, и печальные дни, но всегда настоящие, мы встретили Новый, 2025 год!

 

Выходит, Татьяна Олеговна была права. Во всём. С самого начала.

 

 

Художник: Н. Жуков (из открытых источников).

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2025
Илья - оформление и программирование