«Семирамида» Мориса Симашко
На Белгород была обида,
Но там сбылась моя мечта:
Он мне роман «Семирамида»
Дал на досуге почитать.
Как билось сердце под рубашкой!
Я с Государыней на трон
Взошла при помощи Симашко
И познакомилась с Дидро.
Благодаря Екатерине,
Хоть это было и не просто,
В состав России Крым был принят —
Российским стал наш полуостров!
Надев костюм императрицы,
Я снарядилась в путь неблизкий
Из хмурой северной столицы
Туда, где ждал Неаполь скифский.
Вдвоем с величественной дамой
Пять дней гостили мы в Херсоне.
Херсон, не ставший Амстердамом,
О царской помнит все персоне.
И, увлеченная романом,
Как археолог средь раскопок,
Я так же, от Кизикирмана
Пустилась в путь до Перекопа.
Великую Екатерину тропы
Вели в мой город-собиратель,
В столицу Крыма — Симферополь,
Который добрый мой приятель.
Виднелась из окна кареты
Селений разноцветных горстка.
Дал Самодержице ответы
Рельеф скалистый Белогорска.
Но стал и Крым царице тесен,
Хоть был он в дикости прекрасен.
Она решила: быть Одессе
При адмирале де Рибасе!
Не довелось императрице
В Одессе-маме погостить...
За то, что там сейчас творится,
Самих себя нам не простить.
Крымская весна
Мне все еще снятся тревожные сны:
Майдан, предвещающий горе войны,
Все те, кто погиб, чувство общей вины
И тот президент, что сбежал из страны...
Отчетливо вижу смятенье людей,
Что места себе не находят нигде
От множества мыслей, прогнозов, идей,
Забыться стремящихся в тяжком труде.
Я вижу себя: как я гордо несу
Родной триколор, с ним — российскую суть,
Как лью в предвкушении чуда слезу
И громко кричу: «Сердцем, Крым, голосуй!»
Мне все еще снятся прекрасные сны:
Нарядность садов от цветков белизны,
Всеобщее счастье от Крымской весны
И чувство, что мы наконец спасены!
Белая скала
Я бережно кистью в картину несу
По капле всю реку Биюк-Карасу.
И вижу: девчонка, такая как я,
Спиной прислонилась к стене Ак-Кая.
От горя прогоркла степная полынь —
Любовь погибает у Белой скалы.
Знать, ветер укладывал феном ковыль
И выдул всю дурь из ее головы.
Но птицы признаний щебечут слова,
Лучи продолжают лицо целовать,
И жить призывает во веки веков
Скала нуммулитовых известняков.
Красногвардейский район Крыма
Здесь моря нет, но есть моря тюльпанов,
Садов и виноградников моря.
Хранит загадку скифов, их курганов
Земля красногвардейская моя.
Я в День Победы слез своих не скрою —
В живых остались далеко не все.
Мне рассказал о подвигах героев
Районный Краеведческий музей.
Вернулся наконец домой, в Россию
Мой фермерский, аграрный регион.
С Россией станет чище и красивей,
Добрей и благодатней станет он.
Район степей, район орехов грецких,
Подсолнечный и виноградный край,
В котором я могу душой согреться,
Родной район, живи и процветай!
Парад тюльпанов
Отложив на потом все планы,
Я поеду смотреть тюльпаны
В Ботанический дивный сад.
Бахрома лепестков, их рюши,
Вкусно пахнущие, к тому же, —
Вот селекции чудеса!
Посмотреть на «Салют Победы»
Обязательно я поеду —
Я хочу посмотреть сама,
Как сдвигают цветы бокалы,
Чтобы солнышко их ласкало,
Разливая свой аромат.
Тут влюбленных в природу много!
Все понюхать хотят, потрогать
Красоту неземных цветов.
Над оливковой рощей парка,
В лабиринте тюльпанов ярком,
Каждый встретить любовь готов.
Открывается вид на море...
Здесь знакомятся люди, спорят
О понравившихся сортах.
Половинку найдя вторую,
На прощанье цветы воруют,
С поцелуями на устах.
Даже если мне будет не с кем
Насладиться деньком апрельским,
Все ж, цветенья пришла пора:
Где по тропкам гуляют киски,
В ботанический сад Никитский
Я поеду смотреть парад!
Таруса Цветаевой
Чем больше узнаю людей,
Тем больше я люблю деревья...
Такой не видела нигде
Как Вы прекрасной дамы треф я.
О Вас, Марина, говорю,
Веревку связывая в узел.
Костром рябины догорю
У камня Вашего в Тарусе,
Там, где хотела бы лежать
Поэт Цветаева Марина,
Чтоб ввысь свободная душа
Летела в клине журавлином.
Засохла заживо одна
Отцом посаженная ёлка,
Что зеленела у окна, —
Без Вас не протянула долго.
Здесь Вы гуляли молодой,
Я это знаю также точно,
Как то, что временем-водой
Размыло домик Ваш «песочный»,
Где любовались не одним
Закатом, навевавшим дрему,
И просыпались вместе с ним —
С рассветным запахом черемух...
Мне чья-то светлая рука
Сотрет с лица несчастья слезы,
Ока покажет берега,
В поклонах выгнутся березы.
И я увижу: Вы одна
Плывете в деревянной лодке,
Печаль свою испив до дна,
Пройдя нелегкий путь короткий.
Как в сердце нож — глаза в глаза
В меня упрется взгляд Ваш русый,
Я в нем увижу небеса
И купола церквей Тарусы.
Вы бросили к моим ногам
Ваш город — место тихой грусти,
И он, влюбив в свои луга,
Теперь надолго не отпустит.
Все Вашим именем простым
Здесь наполняет, словно светом,
И белой бузины цветы
Напоминают мне об этом.
Деревья
Задумчив деревьев вид —
Молчат они мне в ответ,
Лишь ветер один шумит,
Запутавшийся в листве.
Всю силу храня в корнях,
Ветвями ловя лучи,
Деревья могли б меня
Жить в мудрости научить.
Все видевшие они
Бесстрашно ждут ураган.
От многих из них лишь пни
Оставит рука врага.
А тем из них, что вдали
От рек и озер росли,
В ответ на призыв молитв,
Лишь ливень давал полив.
Быть памятником живым,
Тому, кто тебя взрастил,
Умеете только вы —
Хранители мудрости!
В больнице
Я на четверном этаже
В домашнем виде простоштанном,
А за окном шумят каштаны,
Что обесцветились уже.
Мне птицы песенки поют...
Запомнить бы моменты эти,
Пока лежу в палате третьей,
Больничный чувствуя уют.
Здесь так свободно в неглиже
Смотреть во двор, как ветви машут —
Зовут гулять палату нашу,
Чтоб стало легче на душе.
Соседке крикну из окна,
Что я уже спускаюсь скоро.
Пускай меня встречает город,
Тот, что вчера дождем прогнал.
В зачетный самый месяц май
Я заболела на отлично
И чтоб блюсти режим больничный
Врачам сдала себя сама.
Как только май ушел, июнь
Стремглав ворвался в отделенье
И нашептал стихотворенье
В больную голову мою.
Нарциссу
Соседские дети кидали камнями,
Травили тебя ночами и днями,
Жестокая мать избивала ногами,
Но ты всем назло собирал оригами.
Жил в мире своем тряпичном, бумажном,
Где не было больно, не было страшно,
Где ты был властителем, был кукловодом.
Так время и длилось твое год за годом.
Больной, длинноногий, как гадкий утенок,
Подкидышем в доме своем был с пеленок.
Тебя не любили ни мама, ни папа;
Посуда летала и падала на пол.
И чтобы в душе твоей не было пусто,
Ты стал принимать негативные чувства
За чувство любви: и скандалы, и крики;
И с радостью нес мазохизма вериги.
Плевались девчонки, толкались мальчишки,
А ты углублялся в недетские книжки
И с детства уже был безумен немного:
Не верил отцу ты, а веровал в Бога.
Ты с детства был жертвой, мечтая о мести,
О помощи крик трансформировав в песни.
В тебе прорастали обида и зависть,
Что с возрастом в дикое чувство связались.
Ты смог имитировать дружбу и жалось,
Хоть в сердце твоем для них мест не осталось,
А были одни извращенные чувства,
Что ты сублимировал в бред и искусство.
Ты стал психопатом, нарциссом, садистом;
Лжецом, лицемером — прекрасным артистом.
Ты держишь все время за пазухой камень,
Пытаясь гештальты закрыть кулаками.
А мать не поймет, что она виновата,
Что из-за нее вырос неадекватом
Несчастный ребенок, не помнящий ласки,
Ставший героем шизоидной сказки.
Поцелуй Иуды
В Гефсиманском саду восемь древних олив
Знают, как одноглазый Иуда труслив.
Как он преданно ждал, чтоб случилась беда,
Наготове в любую минуту предать.
Как хотел он, чтоб принял из дружеских уст
Поцелуй и смертельный удар Иисус,
Что не мог ожидать от Иуды вреда,
Так как сам он не предал его никогда.
— Что ты делаешь, делай, Иуда, скорей,
Я молиться пойду к Елионской горе.
И в молитве над ним Божий лик воссиял.
— Да минует меня, Отче, чаша сия!
Он завидовал мне, он хотел быть, как я,
Но на все будет, Господи, воля твоя.
Вот приблизится он, предающий меня,
Как мне нож этот в спину от друга принять?
Дай мне, Господи, сил, я послушно иду,
Чтоб он выдал меня в Гефсиманском саду,
Чтоб он продал меня и в ночной тишине
Горько плакал предатель потом обо мне.
Художник Олег Танцюра (из открытых источников).
