Учитель технологии Альфред Михайлович сидел за столом и с пролетарской болью смотрел на то, как ученики восьмого класса пытаются делать полки для книг. Что-то получалось только у Мухамеджанова, который, правда, книг до своего переезда в Россию не видел, но руками работать умел. Отличник Чернышов вертел в руках ножовку, не понимая, как пользоваться этим агрегатом, двоечник Солдатов хмуро смотрел на разложенные перед ним доски, Обухов, выходец из верующей семьи, на всякий случай молился на тиски, Жмыхов, ещё в первом классе решивший стать стилистом, копался в своём рюкзачке в поисках зеркальца, а весельчак Шувалов радостно долбил по доске молотком, пытаясь вбить в неё гвоздь. Пальцы у него были уже кроваво-красные.
Учитель встал, вздохнул, прошёлся по классу и остановился возле Шувалова.
– А ты кем собираешься работать, Шувалов? Кем стать хочешь? – на лице учителя появился почти ленинский прищур, без доброты, но с суровой хитрецой.
– А я уже работаю. У меня подписчиков больше ста тысяч… – ответил Шувалов, не переставая попадать молотком по пальцам.
Учитель не знал, что и этот урок улетает в «Тик Ток» и побитые пальцы принесут Шувалову деньги намного большие, чем учительская зарплата.
– Во-первых, прекрати стучать. Во-вторых, ты не «Советский спорт», чтоб на тебя подписываться. В-третьих, вот перед тобой чертёж лежит. Где здесь гвоздь? Зачем он здесь? – учитель сунул чертёж под нос Шувалову.
Шувалов отложил молоток, взял чертёж и долго на него смотрел.
– А я, Альфред Михайлович, в этих чертежах ничего не понимаю. И вот же гвоздь! – ткнул он куда-то пальцем.
– Это единица, обозначает заднюю стенку. А здесь должно быть отверстие для самореза… – вздохнул учитель.
– Трэш! Саморез какой-то… Отпустите лучше меня к медсестре, у меня вон… – и Шувалов показал пальцы сначала учителю, а потом стоящему на верстаке телефону.
– Иди, а то меня с работы выгонят… – учитель пошёл дальше по классу.
Шувалов схватил телефон.
– А сейчас, френды, будет жесть… – и с этими словами он выбежал в коридор.
– Какая жесть? У нас ДСП! – обернулся учитель, а класс хохотнул.
– Что смешного? – насупился Альфред Михайлович.
– «Жесть» – это жёстко, – просветил учителя Солдатов. – Это молодёжный сленг.
– Жесть – это холоднокатаная отожжённая листовая сталь, – отчеканил Альфред Михайлович. – А жёстко это спать на…
Но где жёстко спать, класс не услышал. Раздался грохот, и Альфред Михайлович рванул на этот грохот, как голодный лев на толстую антилопу. Слава Богу, страшного ничего не случилось, просто Толя Рыженков решил отпилить часть ДСП-шной плиты и уронил всё, включая верстак.
– Сломалась вот… – извиняюще сказал Рыженков, показывая остатки полотна ножовки. – Я всё расчертил, хотел…
– А ты проверил крепление полотна? Мы же учили – концы полотен лучковых пил должны быть прочно закреплены в шаховках, а сами полотна разведены, – сказал Альфред Михайлович.
– Ой, а у нас коттедж в Шаховке, а родители разведены… – раздался голос Жмыхова. – Мы на каникулах в Данию летим, может, там их поженят…
– А в России почему пожениться нельзя? – спросил учитель, помогая Рыженкову поставить верстак. – На Руси такие прекрасные свадебные обряды. А ты бы на свадьбу стул своими руками сделал, мы бы помогли всем классом. Да, ребята?
Класс издал одобрительный звук, а Жмыхов вздохнул.
– На Руси невозможно заключить брак между двумя людьми одного пола. – сказал он. – Статья двенадцатая Семейного кодекса требует согласие мужчины и женщины. А у нас в семье женщин нет…
Альфред Михайлович открыл рот и хотел что-то сказать, но вовремя осёкся и посмотрел на стоящего рядом Рыженкова.
– У Жмыхова однополая семья. – пояснил тот. – Папа один и папа два. А папа два – чернокожий афродатчанин.
У учителя произошёл когнитивный диссонанс, но он не знал, что это такое, поэтому просто резко погрустнел. Помолчав, он поправил верстак, потом ещё раз поправил и решил сделать вид, что ничего не слышал.
– А ты кем стать хочешь? – спросил он у Рыженкова.
– Я в «нефтянку» пойду, – ответил тот.
– Нефть добывать будешь?
– Зачем добывать? Продавать.
– Так чтобы продать, её надо сначала добыть!
– Ну это я не знаю, как её там добывают, откуда… Я буду только продавать. А из чего её добывают?
– Из земли, – когнитивный диссонанс у Альфреда Михайловича усиливался, и он с тоской посмотрел на часы.
– Отлично. На Мальдивах земля есть, там и добывать будем, – решил Рыженков.
Альфред Михайлович сглотнул слюну, зачем-то занюхал её рукавом и подошёл к Мухамеджанову, который работу закончил и подметал возле верстака.
– Что это? – учитель осмотрел сотворённую Мухамеджановым конструкцию.
– Полка, – уверенно ответил Мухамеджанов.
– Что бы ты ни делал, Мухамеджанов, получается дастархан… Четыре тебе. А остальным по три балла.
Альфред Михайлович взглянул на Жмыхова и толерантно добавил:
– Жмыхов, тебя пять.
Но слова «толерантно» учитель тоже не знал, поэтому добавил это просто так, из жалости. Тут прозвенел звонок, ученики потянулись к дверям, а когнитивный диссонанс в голове Альфреда Михайловича трансформировался в непреодолимое желание выпить.
Вечером, когда школа опустела, учитель технологии Альфред Михайлович напился в компании физрука и школьного охранника. Он долго и бессвязно рассказывал собутыльникам про СССР, потом спел две песни из репертуара Софии Ротару, пробормотал «Сталина надо» и уснул на лавочке в школьной раздевалке.
А утром Альфред Михайлович написал заявление об увольнении и в этот же день уехал куда-то с Ярославского вокзала. Через четыре дня, проехав пять тысяч километров, он оказался в 1972 году и сошёл с поезда.
Альфред Михайлович работает трудовиком в средней школе забайкальского посёлка Киреево. Его там ценят, он признан лучшим учителем школы и награждён грамотой, а его мальчишки делают прекрасные полки с табуретками и побеждают в поселковых конкурсах по столярному делу. Альфред Михайлович счастлив и недавно женился на завуче. Расписали их прямо у памятника Ленину и выделили две комнаты в бараке с печным отоплением и колонкой неподалёку.
Одна только странность есть у Альфреда Михайловича – когда он видит по телевизору выступление стилиста и певца Огюста, он плачет, напивается и рассказывает, что раньше этот Огюст был Жмыховым из восьмого «Г», что у него два папы-педераста и один из них – негр из Дании.
Но ему, конечно, никто не верит, и жена-завуч идёт в аптеку за димедролом.
Да и, если честно, телевизоры в Киреево концерты этих Огюстов не показывают.
Художник Пётр Мухин (из открытых источников).
