Знаете, что нельзя никогда никому рассказывать? Нет. Не тайны и не секреты, мы же не с золотым ключиком стоим перед нарисованным очагом в каморке папы Карло. И не своих желаний, их-то точно нужно объявлять громогласно. Нельзя…

А впрочем, об этом я тогда ещё не знала. Ведь я была маленькой. Детство же тем и сладостно приятно, что в нём можно всё. Особенно, когда ты не любимая девочка, а «оторва» и «сорванец», как прозвали меня в садике, куда я с радостью приходила озорничать. 

 

***

 

Я грезила всякими исследованиями с детства. Когда все девочки играли в дочки-матери, как и положено, таская люльки с младенцами и наполняя игрушечные бутылёчки игрушечным молоком, я растирала песок в чашках, как в чашках Петри. А уже в старшей группе отковыривала гудрон, чтобы помогать Максу мастерить настоящие метеориты. Он был совершенно неправильным романтиком, как бы я сказала сейчас. И хотя его поступки иногда выглядели ужасно для окружающих, но для меня они были самыми ценными. Как и его подаренный на верёвочке череп гуманоида. На самом деле это была обычная пузатая жестяная крышка от «Колокольчика», но мы считали, что это череп с планеты Марс, откуда вернулся Макс. Мы чувствовали себя настоящими исследователями. Подобно космонавтам мы представляли себя, высадившимися с Луны. В наших игрушечных космических чемоданчиках иногда появлялись игрушечные тюбики, с самыми разными космическими жидкостями, добытыми из вулканов и долин. Мы пересекали детские площадки, как путешественники, пересекали тёмную сторону и затем благополучно возвращались на Землю. Мы вырезали и клеили в толстую тетрадку интересное из журналов «Юный техник», «Техника-молодёжи», «Вокруг света», и читали о фантастических приключениях, начиная с Волкова, Носова, Толстого и заканчивая Жюль Верном. Мы подпевали Землянам и смотрели в прорезанное металлическое окно, уцепившись за поручни детской ракеты. Мы видели над городом ночь, а над ночью – луну. А потом пришла она… Печаль, как в песне у Цоя.

Ну и об этом чуть позже. А пока урок истории, ведь именно тогда мы с Максом почувствовали то, что обычно не передаётся словами.

Я достала из рюкзака свой красный кассетник и, растянув наушники, протянула под партой один ему.

— Знаешь, что я сейчас хочу?

Он наклонил голову и, уткнувшись в правление Михаила Фёдоровича и Алексея Михайловича, выстукивал ручкой по парте «скован-ные од-ной цепь-ю свя-зан-ные од-ной цель-ю». А потом неожиданно подтянул меня к себе, и поцеловал.

— Угадал?

Наши многочисленные попытки улизнуть с очередного урока и заняться чем-то более важным всегда заканчивались вызовом родителей к директору. А чем-то важным это были наши секретные опыты по созданию искусственного сердца. Он называл меня ласточкой, рассекающей небо, и мечтал собрать «сердце ласточки». Смеялся, что только безумец был способен так влюбиться, высоко за мною подняться. Наутилусов мы успевали прослушать обе стороны, пока крепили проводки, но ничего не получалось. Мы что-то всегда упускали.

А потом родителям это надоело. И нас просто развели. Или просто снова произошла закономерная случайность.

Родителей Макса перевели на службу в другой город, а мои родители разошлись по своим новым семьям, и я осталась с бабушкой. Потом бабушка умерла, и я осталась одна. Как на небе Луна. Но свет далёких звёзд меня по-прежнему манил, и я по-прежнему грезила космосом.

Наверное, хотя нет, точно поэтому, я пришла на физмат и была единственной девчонкой в покерном клубе «Без Б». Я быстро стала своей, научившись «давать крабика» и «делать рейзы» уже на второй раздаче.

 

— Почему ты одна? Ты вроде бы не уродина и не эта, которые с малиновыми трутся.

— Кто вам сказал, что я одна? Вы что за мной следите?

— Ну, у тебя нет парня. Это точно.

— Нет. Не точно. Я просто никому никогда об этом не говорю.

— Значит, есть?

 

Я собирала выигранные фишки и выходила, не закончив эту болтовню с одногруппниками. Шёл второй курс, и мы уже порядком притёрлись друг к другу, поэтому, когда декан объявила, что к нам в группу добавлен новенький, особого восторга это ни у кого не вызвало.

Пока вдруг как в сказке не скрипнула дверь, и пацаны не разразились хохотом, потому что, припевая и пританцовывая, под укоризненный взгляд куратора, вплыл он. Я, конечно же, его узнала. Странно, да? Как могло так случиться, что он пришёл именно в наш уник. И влился именно в мой поток. Представляю себя Бэллой, а его Эдвардом, и как две заряжённые частицы нас притягивает и отталкивает одновременно. Когда его познакомили со всеми, мне показалось, что он задержал взгляд на мне. Потом проходя по аудитории, резко развернулся и плюхнулся рядом. Я замерла, и искоса посмотрела на него. Ноль эмоций.

Скажите-ка, какая выдержка, словно Железный Дровосек, надменно уставился в одну точку. Я нахмурилась и даже когда распредели по группам и нас записали на один курсач, он никак не отреагировал.

Ну и чёрт с тобой, думала я.

Не буду никак показывать, что узнала тебя. Сиди себе как лягушка с короной.

И вот в тот момент, когда я уже не переживала, мы впервые встретились. Перед сдачей курсача, надо было проверить наши заготовки и вместе собрать всё в одну презентацию. Я открыла свой ноут, вставила протянутую им флешку, кликнула на первое изображение и подвисла. У меня так сильно колотилось сердце, что я чуть было не ляпнула ему об этом. Я вспомнила всё: и наш садик, и наши метеоритные поделки и позже школу. Сомнений не было, он специально выбрал для темы «Искусственного двигателя» этот электромотор. Я уже хотела было броситься ему на шею, повернула к нему голову, а он уткнулся в свои бумажки и что-то нетерпеливо искал.

— Нашёл. Нам понадобятся всего два предмета, даже ребёнок справится. — Вот. — Тут он улыбнулся, глядя на меня.

— Какой ребёнок? — Хотя мне хотелось крикнуть: «Ты что, совсем обалдел?».

— Любой. — Беспристрастно ответил Мистер Самоспокойствие. — Который отыщет дома одну батарейку и две проволоки. Желательно, как у нас на рисунке. — И он ткнул пальцем на «сердце» в экране. — Сейчас поясню, за счёт источника электричества, то есть батарейки, заряжённые частицы в проводнике, то есть проволоке, начнут упорядоченно двигаться. При воздействии на него магнитным полем, траектория частиц отклонится согласно правилу «левой руки». На магнит ставим батарейку и затем водружаем на них сердце из проволоки. Система начинает вращаться. Происходит это потому, что в проволоке возникает электрический заряд. А это ничто иное, как упорядоченное движение заряжённых частиц. На каждую из них действует магнитное поле, которое отклоняет направление их движения.

Он так увлечённо рассказывал, что я не решалась его перебивать. Ещё минуту назад я была уверенна, что он меня узнает, а теперь, моё сердце, словно отключённое от питания, выдавало синусовую аритмию.

— Это отклонение зовётся силой Лоренца. — Продолжал мой физик. —  Физическим языком — это сила, с которой электромагнитное или магнитное поле воздействует на точечную заряжённую частицу. Частным случаем силы Лоренца является ситуация, когда магнитное поле направлено перпендикулярно вектору скорости. В этом случае сила становится центростремительной. То есть заряжённые частицы движутся по окружности, создавая вращение конструкции. Батарейка через какое-то время сядет, и движение прекратится. А впечатление останется.

Я смотрела на его изобретение и размышляла: в медном сердце не живут воспоминания, в отличие от настоящего. Хм… Впечатления, воспоминания, любовь, как это ни банально, — чем не вечный двигатель?!   

Я думала вот он подходящий момент. Но нет, этот упоротый физик, даже не думал меня вспоминать. И именно тогда я и решилась. Просто подключилась моя женская сила притяжения. Мой индукционный метод чувственности. Моя особая частица эмоционального ускорения. Я подумала, если напрямую всё выдать, то не будет так эффектно. Все учёные любят не сам эксперимент. А бум, созданный вокруг него. Не столько поставить опыт, сколько рассказать о нём. Застолбить. Вот я и застолбила игру. Тем более что Макса уже давно вытягивали на бабло, проставиться по случаю зачисления в уник. А в покер он играл не хуже других ребят, это я уже поняла по разговору.

 

На игру садились обычно одной компашкой. Нас было пятеро, как шутили пацаны: Черепашки ниндзя и Эйприл О`Нил. Но сегодня с Максом, число стало чётным.

Мы начали игру.

— Скажи, Макс. А ты веришь в притяжение? — мой эффект неожиданности, как и предполагалось совершенно не сбил его надменность.

— Это как? Ты Венера, я Юпитер? — и, проследив за двоими, сделавшими малые и большие блайнды, он сдвигает к центру стола пару красных и одну синюю фишки.

— Ну, не так далеко. — Чёрт, только бы не пасовать. — Просто вот они были знакомы когда-то. А потом разошлись. И даже разъехались. А потом снова. —  Пытаюсь вычислить его карты. — Притянулись. Или так сложилась судьба, что он вдруг случайно оказался в этом самом месте, в этот самый час. И так всё выходит ровно и в тоже время необычно.

— Как вы, девочки, любите говорить: судьба нас свела, не так ли? — Совершенно не выдавая эмоций, он делает рейз. А я точно знаю, что Макс не может блефовать, значит, он достаточно хорошо оценивает силу своей руки.

— Ну, по теории относительности. Мы же не знаем точно. — Мне поздно фолдить. — Чек.

— Кот Шрёдингера и правда мог бы хотя бы мяукнуть. Или подать хоть какой-то знак. Знаешь, как затерявшиеся корабли находят берег? — Осторожно отгибает уголок. 

Не знаю, что меня больше бесит, его невозмутимость или его упоротость. Я прикидываю свои шансы на банк.  — По маяку. — Задерживаю дыхание. Трое уже слетели. Но нас по-прежнему трое.

— Ставка? — Даже не поднимает головы. — Кстати, а твоя фамилия такая же, как и была в школе?

— Что ты имеешь в виду? Я не замужем да, – начинаю я сердиться и выдавать свою нервозность.

— Ну вот. А ещё учёной называешься, сама-то уравнение с двумя известными величинами сложить не можешь. — И он вытаскивает из кармана на стол чёрный камень. —  Ставлю на этот вот метеорит. Мы же физики, да?

Я не могу произнести ни слова.

Мы так привыкли к закономерным событиям, что совершенно спокойно допускаем обычные вещи, кажущиеся необычными. Ну вот ласточки. Говорят, если они низко летают, быть дождю. И все верят безоговорочно. Это уже стало настолько обиходным, что повторяется как поверье или предсказание. А почему это так? Никто не задумывается. Просто принимают за аксиому. Так-то оно и есть. Птицы гоняются за насекомыми, которые во время дождя прибиваются к земле. Вот ласточки и снижаются за ними. В дождь. Или вот взять, к примеру, падающую звезду. Ну кто из романтиков не загадывает желания? И что, все верят? Или есть тому космическая уверенность? Да нет же, просто мы приложим максимум усилий этому. Не потому что хотим, чтобы желание осуществилось, а желаем, чтобы наша вера в звёзды продолжала оставаться аксиомой, даже если это сказка.

Верила ли я в любовь? Сложно ответить. Мне хотелось, чтобы меня любили и чтобы в мою жизнь ворвался мужчина в самом расцвете сил и завопил, жужжа пропеллером: «Спокойствие малыш, только спокойствие». В моей жизни была куча примеров, как это, иметь семью и когда ты кому-то важен и нужен. Когда о тебе заботятся без маниакальной заботушки и без ревнительной душниловки. А по правде, интересуясь, как прошёл твой день и что тебе сегодня приснилось. Многие сокурсники на мой вопрос, что для тебя любовь отвечали почти одинаково — Это когда ты хочешь быть с этим человеком всегда. Ну, вот наши преподы тоже хотят с нами быть всегда, пока мы не сдадим им эти занудные курсачи. Что ж у нас большая и искренняя любовь?

Я знала, что такое любовь. Но я не хотела делиться ею с другими. Я хотела, чтобы он всё понял сам.

Я расшнуровываю свою блузку под смачные шуточки ребят и снимаю с шеи верёвочку, на которой болтается почерневший уже со временем, но всё такой же пузатый «череп». Он должен его узнать, чёрт возьми.

— Колл. — Обожаю математику и точно знаю, что два туза ещё находятся на руках. Вернее один стопроцентно. — Мне нужно всего-то вытянуть его на ривере. — Ты способен любить по-настоящему, Макс?

 

***

 

Она сидит напротив меня и я, не поднимая головы, ощущаю, что она ждёт. Я избегаю полной предсказуемости, хотя тоже знаю, какой будет ставка. Я понял, что она давно уже её приняла. Не ради поддержания моей, а из-за ответа на её вопрос.

 

—  Нет! Знаешь, я совсем не романтик, да и собственно не понимаю я в этом ничерта. Свечки в ванной, букеты залежавшихся роз каждую неделю, картинки с приторными любезностями, инфантильные зайки, котики, рыбки, чмоки… Мне приятнее слышать правду о себе и говорить её про тебя, нежели разделять эту ванильную хрень показательно. Самое романтичное, это сказать тебе не насколько ты сегодня ярка и броска, какие у тебя обалденные духи и новая стрижечка, а сказать насколько ты афигенна. Выражаться теми словами, которым ты действительно соответствуешь, вот что круто. Ты афигенна в этом мейкапе и в этой кепи! Потому как другая сопливая чушь тебя сейчас никак не охарактеризует. Я готов делить с тобой самое интимное, что есть в моей жизни: чашку двойного эспрессо и второй наушник. Я не стесняюсь тебя и пусть я буду порой бесчувственным гадом, а ты последней оторвой — но это наша ставка. И мы её сделали. Сделали ведь? — Она держит карты рубашкой вниз. И в тот момент, когда я уже готов был вскрыться, произносит:

— А давай на желания. Запишем на листочках. — И, дотянувшись до своего рюкзачка, достаёт из него блокнот, вырывает листок и, сложив его пополам, протягивает одну половинку мне. — Победитель исполняет то, что написано на листке проигравшего.

 

— Чё началось-то. — Я, зная её темперамент, нарочно продолжаю дразнить. — Какая-то б… —  делаю вид, что подавился, откашливаюсь… — кхе кхе… б… кхе банальщина лютая. Так какое у вас желание, мадмуазель?

— А вот какое будет тут на бумажке. — Она хмурит брови и что-то пишет, сворачивает конвертиком. — Не раскрывая, всё как в картах. Откроет тот, кто проиграет. Каждый пишет своё.

 

***

 

Я знаю, какие желания пишут пацаны: задрать маечку, снять юбочку. Что блин там ещё будет, поэтому решила зайти с ноги, опередив, и написала «не задирать верх и не снимать низ».

— Фулл-хаус. — Он впервые поднимает глаза и смотрит прямо на меня.

Чёрт. Спокойно. Джокер-то всё равно у меня. Даже при любом его самом отвратном раскладе.

Он протягивает мне свой свёрнутый конвертиком листочек, и я открываю его. Ребята, всё ещё ничего не понимая, следят за нами. Читаю, опустив голову.

Не хватало ещё растечься тут как тряпке.

Он подходит ко мне и, подняв подбородок, касается моих губ. Мои щёки становятся пунцовыми под цвет стола, на котором лежат фишки.

— Оу оу… В воздухе повышенный уровень влажности! — проносится по залу.

— Угадал?

Я снова ощущаю себя ласточкой, но всё же нахожу в себе силы, чтобы поднять на него взгляд. Скомкиваю в кармане свою бумажку и прижимаюсь к нему.

 

***

 

Помните, вопрос, который я задавала в самом начале своего рассказа. Думаю, вы уже знаете его. Ведь ответ прозвучал давным-давно.

 

 

Художник: Ирина Балдина (из открытых источников).

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2025
Илья - оформление и программирование