Поэт-анахорет
Я вас желал так искренне, так нежно,
мятежным вожделением томим...
Игорь Кохановский
«Я вас любил» – я где-то слышал это.
Да, кажется, от «нашего всего».
У главного российского поэта
Читал я, женщин было ого-го.
А чем, простите, классика я плоше?
Мятежным вожделением томим,
Хочу дам сердца я голубить тоже.
А что до целомудрия – Бог с ним!
От непристойных снов изнемогая,
Я вас желал всем телом и душой.
Не сомневайтесь – у меня большой...
Нет, в смысле, интерес к вам, дорогая.
Я встретил вас, и дальше всё такое...
Для холостого похоть – не порок.
В мечтах о вас лишился я покоя.
(Жаль, не невинности, но только дайте срок.)
Пускай ко мне ревнуют вас подружки.
Чернил побереги, зоил-дебил!
Я к вам пишу, чего же... Тьфу ты, Пушкин
И здесь меня опять опередил!
Уматывай!
Мне частушек ты не пой,
К чёрту, ах, уматывай,
Если ты такой тупой –
Не читал Ахматовой.
Нина Краснова
Русь, скорее дай ответ –
Правды не утаивай:
Ведь и впрямь я как поэт
Посильней Цветаевой?
И Ахматовой со мной
Гением сравниться ли?..
Что за смех очередной?
(Трудно мне с тупицами!)
И совсем тот идиот
(Сколько в людях дури, ой!),
Кто меня не предпочтёт
Белле Ахмадулиной.
Все вы сукины сыны,
Гнать вас хворостиною,
Коль ничуть не пленены
Вы Красновой Ниною!
Древо поэзии
ты смотришь в зеркало – и постепенно
деревенеешь, словно Буратино,
который превращается в полено.
Григорий Кружков
Внутри меня есть творческая карма.
Сидеть и бить баклуши мне противно.
И вкалываю я, как папа Карло,
Стругавший из чурбана Буратино.
Стараюсь без сучка и без задорин
Я превратить в изделие «полено».
В своём труде на редкость я упорен.
Корплю над вещью нощно я и денно.
Но чувствую – рука деревенеет.
И голоса растут: «Ха, очень мило!
Ещё один никак не поумнеет,
Смешной и неотёсанный чудила.
Небось, мечтаешь о вершинах горных?
Дуб стоеросовый пускай тебя читает.
А нас уволь от строф твоих топорных. –
Нам деревянных вирш и так хватает!»
Встреча на Парнасе
И всё мерещится то яма, то барак
с плюгавым уркой одесную.
И каждый раз трудней бывает сделать шаг
в словесность чистую простую...
Юрий Кублановский
Мне всё мерещится то ямб, а то хорей,
То шпилю критикессу-дуру...
Себя я подгоняю: ну, иди скорей,
Не опоздай в литературу!
И всё трудней в пути даётся каждый шаг.
И, спотыкаясь по дороге,
Дошёл до места назначенья кое-как.
От долгих вёрст распухли ноги.
Гляжу: Парнас битком набит творцами весь.
Приткнуться негде, право слово.
Ну что как вкопанные вы стоите здесь?
Встречайте гостя дорогого!
Сейчас на вас обрушу свежих рифм поток.
Мелькнула чья-то морда пёсья...
Разнёсся за спиной ехидный шепоток:
«Ещё один чудак припёрся!»
Эвтерпа скомкала стихи мои в горсти
(Не ждал подобного приёма):
«Охота ж было Вам в такую даль брести!
Сидели бы Вы лучше дома!»
«Заложники»
Заложи бухло за ворот.
Вот тебе моя рука.
Если Тушино не город,
То и Волга не река.
Евгений Лесин
Разливай «водяру», кореш.
И ты «клюкнуть» не дурак.
Правды от меня не скроешь –
Я всё вижу: что и как.
Заложи за ворот «горькой»,
И я тоже заложу.
Коль не свалимся за стойкой,
То удав не брат ужу.
Нанесём удар по мозгу –
Литр добьём наверняка...
Ты, смотрю, свой парень в доску.
Вот тебе моя рука.
Организму спирт полезен –
Это знал ещё мой дед.
Если не в запое Лесин,
То и Пушкин не поэт.
От фонаря
Сижу на балконе, как овощ,
В уединенье своём.
…
Не мыслю и не читаю,
А просто на мир смотрю,
А просто ворон считаю
И жалуюсь фонарю.
Инна Лиснянская
Сижу, молчу – Бог мне в помощь!
Идей моих тесен круг.
Одни говорят: «Ты - овощ!»
Другие: «Ну ты и фрукт!»
Вся в мыслях – парю, мечтаю.
И просто себе курю...
Им мнится: ворон считаю,
А это я так творю.
Луны я смакую дольку,
Пока не взойдёт заря.
На столб я смотрю, поскольку
Пишу я от фонаря.
Будем жить!
Куренье убивает, спору нет,
И правда то, что мёртвые не курят,
Их воздух свеж, их души балагурят,
Проветрен их рабочий кабинет.
Юнна Мориц
Нет, всё же хорошо быть мертвецом –
Живому столько нервов портят, что ты!
А тут блаженство, никакой заботы.
Глаза закрыл – и все дела с концом.
Лежит себе спокойненько в гробу,
Кругом цветы, венки, корзины, свечи...
Ему такие посвящают речи!
Тут есть за что хвалить свою судьбу.
Квартирный у него решён вопрос.
Не пьёт труп водку и совсем не курит,
Не распускает рук, не бедокурит.
(Ну разве только задирает нос.)
И как не позавидовать душе,
Что пребывает в чудных райских кущах.
Никто её счастливую не мучит.
И ни к чему ей быть настороже.
Меня в том мире встретит тишина,
Земной юдоли сброшу я оковы.
А мои критики-зоилы и злословы
Тогда поймут, какая их вина.
А впрочем, тело я успею рву
Ещё отдать под этот плач неистов...
Но как оставить бедных пародистов? –
На радость им ещё я поживу!
Лирическое-холерическое
Лирика, друг мой, лирика.
Динь-дилинь, трень-потетень.
Что с меня взять, холерика?
Тень на плетень.
…
Гладкий и лупоглазый
Жук-дроволаз
Двинулся восвояси,
Где там его своясь.
Василина Орлова
Здесь динь-дилинь, там вдали
Тень-потетень, трень...
Гениально, не правда ли?!
Кто тут сказал: «Хрень»?
Вы поглядите шире-ка.
Что значит – таланта нема?
Это же суперлирика,
Как вы не понима!
Фокусы-покусы, фикусы.
Вышла из грязи в князь.
Накося, критик, выкуси!
Топай в свою своясь.
Хватит стихотворении
Хаять мои в пресс.
Лучше давайте премии –
Мне они позарез.
Случай с классиком
Но – слышу, небо говорит:
брат, – это дело не твоё...
Иван Переверзин
Уж сколько вёсен я и лет
Тяну литературы воз.
Парнаса я завхоз-поэт,
Точнее так: поэт-завхоз.
Сижу за письменным столом.
На нём, дубовом, книг моих
Гора. И, двигая челом,
Обдумываю новый стих.
Я выпил рюмку, выпил две.
(Вдруг вправду – истина в вине?)
И заиграло в голове,
И Пушкин сам явился мне.
Он опустился на диван.
Коллеге был я очень рад:
«Давай знакомиться – Иван!
Твой, Саня, по перу собрат...»
Ему читать я вирши стал,
Ведь разобраться по уму –
Не век же звёздный пьедестал
Топтать А. С-у одному.
А «наше всё» губу кривит,
Вонзили будто остриё:
«Помилуй, что ты за пиит?
Брат, это дело не твоё...»
Нет, «классик» тоже наш хорош! –
Так нахамить мне, каково?!
Культуры, такта ни на грош.
А ещё Пушкин, мать его!..
«Высокое искусство»
Играю с чувством, но без нот
так, что ворона по карнизу
царевной-лебедью плывёт.
Юрий Перминов
Живу я во многоэтажке.
Мне без поэзии невмочь.
Себе я не даю поблажки –
Пишу-творю и день, и ночь.
Я – пленник сладостной мороки.
С меня пусть сходят сто потов –
Часами собственные строки
Я декламировать готов.
Моё здесь всем известно имя.
Люблю я выйти на балкон
И сразу виршами своими
Привлечь вниманье всех ворон.
Найдут, конечно, недостатки
Завистники у моих книг.
Зато обложки там в порядке.
А «блошки», ляпы – как без них?
А в целом я доволен мною.
На жизнь не смею я роптать.
Враньё, что лирикой одною
Нельзя сейчас богатым стать.
К примеру, я за годы эти
Скопил солидный капитал –
Ведь платят щедро мне соседи,
Чтоб я стихов им не читал.
Суперстар
А я, летя в пустой Вселенной,
Как невозвратный метеор,
Пойму себя как дар нетленный,
Как Слово, павшее в упор.
Евгений Рейн
Лечу-парю в пустой Вселенной,
Не зная грусти и тревог.
Непревзойдённый и нетленный,
Я сам себе и царь, и Бог.
Кумир для всех я поколений –
Столь уникален мой геном.
Я здесь и гений, и Ев-гений,
Как говорится, два в одном.
Стоять на звёздном пьедестале
Я заслужил давным-давно.
Не зря ж в Германии назвали
Моей фамилией вино
И восхитительную реку
Как символ горней красоты.
Что ещё нужно Человеку,
Который с вечностью на ты?!
И мысль меня пронзила снова,
Когда я к Лире делал крен:
«Вначале если было Слово,
То это слово было – Рейн!»
Развод
Нет, я себя не чувствую больным...
Но вроде я развёлся сам с собою.
Эльдар Рязанов
Есть у меня к стихам бесспорный дар,
Ну а в кино – я вовсе самый-самый.
Недаром имя гордое «Эльдар»
В роддоме получил от папы с мамой.
Извилин у меня – так просто тьма,
А интеллекта – целая палата.
Но вот хлебнул я горе от ума.
За мой талант, увы, пришла расплата.
Знакомый доктор в пол не прятал глаз
И произнёс, гася надежды лучик:
«Ведь сколько раз предупреждал я Вас –
Одумайтесь!.. Допрыгались, голубчик!»
Нет, не такой я ожидал финал.
С ночами напрочь перепутал дни я.
И, как поэт Бездомный, вдруг узнал
Те десять страшных букв - «шизофрения».
И на душе с утра такая гнусь.
Стою, трясусь, небритый, злой и потный.
Сегодня я с собою развожусь.
Как мне постыл процесс бракоразводный!
То бросит в жар, то чувствую мороз...
Бывают в жизни горькие моменты.
Меня один лишь мучает вопрос:
А кто платить мне будет алименты?
Поэт в массах
Есть в мире праведные вещи,
Когда свободный русский стих
По рожам без стесненья хлещет
Хмельных создателей своих.
Евгений Семичев
Ну всё, точить довольно лясы!
И, письменный покинув стол,
Решил я самолично в массы
Нести свой пламенный глагол.
Зашёл в кафе (молчать нет мочи!)
«Встречайте классика, друзья!»
Тут слово за слово – короче,
В тот вечер был в ударе я...
Вернулся я домой под утро.
Не сразу ключ попал мой в щель.
Соседка – рыжая лахудра
Съязвила: «Что, была дуэль?..»
Жена встревожено спросила:
«Я здесь, как белка в колесе –
Послушай, где тебя носило?
Уж обзвонила морги все.
Кровоподтёки на рубашке,
Лицо разбитое опять...»
«Да, – говорю, – одной компашке
Стихи хотел я почитать».
Венерологическое
Всю ночь пишу, как будто умираю,
потом хвосты кометам тереблю,
Окно небес от ночи протираю
И до звезды на сеновале сплю.
Владимир Скиф
Едва стемнеет, я спешу к сараю –
По женскому теплу затосковал.
Я без любви ночами умираю.
Спасенье для поэта – сеновал.
Я томно поднимаю очи к небу,
Дверь распахну – один я не усну.
Такую в ласках чувствую потребу,
Что я сейчас завою на Луну.
Со мною моя верная тетрадка
И огоньки в бездонной вышине.
Когда всё в этом мире дремлет сладко,
Является не только Муза мне.
В ушах звучат амурные напевы.
Я весь в огне, и всё горит внутри.
Ну, здравствуйте, блистательные Девы,
Я вас хочу голубить до зари!
И вот уже подмигиваю Веге,
Хвосты кометам пылко тереблю.
И тает моё тело в дивной неге.
О, как я спать со звёздами люблю!
Увы, весьма чревата страсть без меры.
И грешный я опять попал в беду –
Из-за одной такой своей «Венеры»
Я завтра к венерологу иду.
«Русская валькирия»
На всякий случай нужен карабин.
Всего семь тысяч. Десятизарядный.
Уверенности даст запас изрядный
тому, кто против подлости один.
Марина Струкова
Опять над моей Родиной беда –
Враги со всех сторон ордой несметной.
Лимонку спрячу (не скажу куда!)
И обмотаюсь пулемётной лентой.
С оружием хожу я в туалет.
(Вдруг и туда проникли твари эти?)
Не помешает лишний пистолет.
Я даже спать ложусь в бронежилете.
«Калаш» притёрся к моему плечу.
(С ним легче мысли льются на бумагу.)
Затвором щёлкнув, я стихи строчу.
Без автомата я теперь ни шагу.
Как амазонка, вооружена,
На сильный пол давно уж не надеясь,
Борюсь я против нечисти одна,
А остальные по кустам расселись.
Никто меня врасплох здесь не возьмёт.
И будут все враги России в шоке –
Ведь завтра я куплю гранатомёт.
(Проханов обещал мне по дешёвке.)
Триумфатор
пора седлать осла
Алексей Цветков
Мой гениальный ум
Мне напророчил славу.
Поднимет мой триумф
С колен мою державу.
С улыбкой на лице,
Во фраке, как у лорда,
Я, словно Юлий Ц.
В седло уселся гордо.
Перед дорогой я
Коню погладил гриву.
Мой Буцефал «и-а!»
Ответил мне игриво.
В Москву, как в чудный сон,
Неспешно я поехал,
«Мартелем» опьянён
И будущим успехом.
Толпой стоит народ
Встречать моё явленье.
И даже кто-то рот
Раскрыл от удивленья.
Вдруг я невдалеке
Услышал: «Видишь, Коля!
Ишак на ишаке!
Я ж говорил – прикольно!»
Смотрю: вот это да!
Осёл – и в самом деле.
О, Боже, и куда
Глаза мои глядели?!
Нержавеющий топор
А и пусь редакторский топор
заржавеет в лесополосе!
…
Тоже ведь редактор... Тоже прав
для ещё бегущих вероник.
Вероника Шелленберг
Надо мною, как Дамоклов меч,
Занесён редакторский топор.
Критик прав, но не об этом речь.
Приговор моим твореньям скор.
Их кромсает строгая рука.
Жаль моих «кровиночек», хоть плачь.
Каждая изъятая строка –
Словно перст, что отрубил палач.
У него резни немалый стаж.
Красным исполосан бедный лист.
Измывается, вошедший в раж,
Над несчастной жертвою садист.
Я за остриём смотрю вослед.
И от боли слёзы лью ручьём.
Здесь живого места уже нет
На произведении моём.
Зубы скалит лиходей-мясник:
«Ради Бога, лезьте на Парнас –
Детища таких вот вероник
Без работы не оставят нас!»
Силач
Был я, кажется, вовсе не промах:
изо всех из младенческих сил
белоснежную россыпь черёмух
я обламывать очень любил.
Виктор Широков
Я природою был не обижен.
Изо всех геркулесовых сил
Сколько яблонь, черешен и вишен
Я в задоре лихом завалил!
Брёл ли улицей иль перелеском, –
Мять цветы было мне по душе.
Истреблял я черёмуху с треском.
(Про заборы молчу я уже.)
И однажды, опять что-то руша,
Я почувствовал вдруг зов добра
И сказал себе: «Хватит, Витюша!
Брось дурить – за ум взяться пора».
Надоело калечить берёзы.
(Ты прости мои, Боже, грехи!)
От постылой расхристанной прозы
Я решил перейти на стихи.
Навалился на них со всей мощью.
(Я и здесь передышки не знал.)
И над рифмой потел днём и ночью,
Предвкушая победный финал.
Рвался к нобелевской медали,
Но был критиков вывод суров:
«Мы ж не зря тебя предупреждали –
Наломаешь в поэзии дров!»
Загадка
Я замираю на пороге,
Босая, в голубой пыли:
Ответьте мне, какие боги
Меня на землю привели?
Нина Ягодинцева
Я на Парнасе – это чудо!
Журчит Кастальская струя.
Здесь появилась я откуда? –
У Господа спросила я.
Бог с облаков спустился чинно,
Доброжелательный на вид:
«Одну секунду... Как Вас, Нина? –
Сейчас нам Муза объяснит...»
Пройти успело лишь мгновенье, –
Возникла дама без туфлей.
Красавица была в волненье.
Ещё бы – честь такая ей!
«Удивлена сама немало, –
Эвтерпа повела плечом –
И как она сюда попала,
Не знаю – я тут не при чём».
Комментарии пока отсутствуют ...
