Пацаны-пацанки (продолжение, начало в №№ 54-55) / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Продолжение, начало в №№ 54 - 55

Патруль в действии

Володя пролежал в больнице всего неделю. Рана заживала быстро на молодом теле, а задерживать пациентов в больницах не принято, если есть возможность отпустить, а сами пациенты не жалуются.

Ребята, или как он их называл пацаны-пацанки, приходили с докладами почти каждый день. Благо, летнее свободное время позволяло. Хотя работы по их организации энпэшников было предостаточно.

Вика не стала дожидаться приезда отца из командировки. Молодость горяча и нетерпелива. Утром следующего после разговора с Людой дня она наскоро позавтракала и побежала в районную управу. Строгий полицейский на своём посту спросил, к кому и зачем она идёт. Выслушав не очень понятые, точнее совершенно не понятые им объяснения девушки по поводу странной школьной организации, он позвонил кому-то, сказав, что пришла юная посетительница по школьному вопросу. Никакого документа Вика с собой не брала, поскольку не знала ещё, что всюду для входа требуется паспорт или другое удостоверение. Ученический билет тоже не взяла. А зачем носить с собой, если учёба не началась? Слушая с безразличным выражением лица всё, что поясняла Вика, дежурный в форме полицейского, всё же записал фамилию и имя настырной девушки и пропустил через турникет, предложив подняться на второй этаж в кабинет заместителя управы.

Робко постучав, Вика вошла и увидела за столом крупную женщину странным образом умещавшуюся в, казалось бы, небольшом для столь пышных форм кресле.

– Что тебе, девочка? – спросила она, отрываясь от чтения бумаг на столе.

Вика, чувствуя некоторую неловкость, оттого что продолжала стоять, стала рассказывать о своей проблеме, стараясь убедить начальницу в том, что для воспитательных мероприятий, которыми они собираются заниматься, нужны простые удостоверения лишь формально на тот случай, если кому-то придёт в голову спросить, кто уполномочивал ребят говорить о правилах поведения в обществе.

Говоря, Вика всё ожидала, что ей предложат сесть, но вместо этого заместитель главы управы задала вопрос:

– Вы где собираетесь проводить своё патрулирование? Только в нашем районе?

– Почему? – спросила удивлённо Вика. – По всему городу.

– Вот, – назидательно произнесла пышная женщина, – во всём городе. А за удостоверением обратились в районную управу. Мы городом не распоряжаемся. Тебе, девочка, надо идти в правительство Москвы. Только напишите письмо, созвонитесь заранее. Что так отрывать людей от работы? Всё поняла?

Вика поняла, но поинтересовалась:

– А к кому там идти?

– Этого, девочка, я не знаю. Может быть, надо идти в департамент социальной защиты. Может, ещё куда. Я очень занята. И вообще, если кому-то не нравится, что ему не уступают место в метро или автобусе, то пусть ездит на своей машине или в такси. Для таких не нужен общественный транспорт.

Вика ушла обескураженная. Дома села за компьютер, нашла в интернете информацию о департаментах мэрии Москвы. Мама не вернулась с работы, да и помочь всё равно не могла, так как с компьютером обращаться не умела. Она работала на часовом заводе, занималась вопросами технического контроля.

Найдя нужную информацию по департаменту социальной защиты, позвонила по указанному телефону, потратив около получаса на то, чтобы пробиться в постоянно занятую линию. Всё объяснять не стала, но получила обнадёживающее приглашение приходить. В холле департамента позвонила по внутреннему телефону главному специалисту, получила добро на вход, показала дежурному свой ученический билет и была пропущена. Пройдя в нужный кабинет, была встречена в нём насмешливым взглядом довольно молодого человека с маленькими усиками и в строгом чёрном костюме.

Он тут же предложил Вике сесть за стол и рассказать о своей проблеме, не забыв сообщить, что его зовут Герман Витальевич. Пока Вика говорила, второй раз за день пытаясь убедительно описать предстоящую деятельность, подчёркивая, что она уже велась в школе, а теперь будет лишь расширена до городских масштабов и, возможно, будет поддержана молодёжной газетой, московский чиновник с пониманием важности своей персоны что-то записывал на листке бумаги.

В отличие от заместителя главы управы, опытного управленца, которая называла Вику девочкой и обращалась к ней «на ты», Герман Витальевич ещё был молод, в департаменте работал недавно и хорошо помнил, что в телевизионных шоу даже к детям чуть ли не детсадовского возраста ведущие обращаются «на вы», поэтому сделал своим правилом говорить «вы» всем посетителям, независимо от возраста. Кроме того, Вика пришла в департамент в элегантном бежевом костюме, состоящим из жакета с короткими рукавами, надетым на белую блузку, и брюках, плотно облегавших тело, что говорило о вкусе и предполагало неплохое, по крайней мере, финансовое положение родителей. По ходу дела он попросил уточнить название организации, заметив, что энпэшники созвучно слову «энтэвэшники», которым пользуются телевизионщики программы «НТВ». Вике такое сравнение не понравилось, и она заявила, что не смотрит не только «НТВ», но и вовсе не любит телевизор, в котором, как ей кажется, ничего интересного для молодёжи нет, кроме дурацких боевиков, где только и делают, что убивают и гоняются друг за другом.

– Кстати, – сказала Вика, – тут, мне кажется, и нужна работа по социальной защите населения, ибо эти иностранные фильмы в нравственном отношении просто вредны.

– Да-а-а, – протянул звук Герман Васильевич, – указывать вы хорошо можете. Но откуда вы знаете, что показывает телевидение, если вы его не смотрите?

– Мама включает, а я пару минут посмотрю на экран, всё становится ясно, и ухожу в свою комнату.

Чиновник департамента социальной защиты сам как раз любил боевики и на них, можно сказать, воспитывался, но спорить не стал. У него на компьютере как раз перед приходом странной посетительницы была игра, в которой он сражался с вампирами, но не успел довоевать до конца. Он предвкушал продолжения игры, но для этого нужно было завершить разговор.

– Знаете что, Вика, – сказал он, медленно складывая предложения из приходящих в голову слов, – я подумаю над вашей идеей. Посоветуюсь в отделе. Вопрос ваш не такой простой. Мы вас поддержим, а потом к нам посыплются жалобы на нарушение демократии. Культуру и нравственность все понимают по-разному. Но спасибо вам, что пришли. Звоните. А мы обсудим и сообщим в вашу школу. Вы в какой класс перешли? В одиннадцатый? У вас будет серьёзный год. Надо ЕГЭ сдавать, а вы тут такое дело закручиваете. Не помешает?

– Нет! – чуть не крикнула Вика. – Мы хорошо учимся. Но не должны быть в жизни равнодушными. Это главное, чему надо учиться.

– Хорошо-хорошо, – попытался успокоить Вику Герман Васильевич. – Я же не возражаю. Мы вам сообщим, не волнуйтесь.

***

Идея рисунка для значка, как символа нравственного патруля, пришла к Людмиле ночью во время сна. Она неожиданно проснулась от мысли, что всё можно сделать очень просто. Включив лампу на тумбочке у кровати, она вскочила, села за письменный стол, включила настольную лампу, вынула из ящика стола чистый лист бумаги, взяла карандаш и стала быстро рисовать руку с указательным пальцем, предупредительно поднятым вверх. Сложенные пальцы руки слева окружила полукругом, по которому написала «Нравственный», а по указательному пальцу пошло слово «Патруль». Оба слова писались снизу вверх, потому буквы Н и П очутились рядом. Вторым полукругом более мелким шрифтом пошли слова «Мы вас любим».

Закончив писать, Людмила выключила обе лампы, бухнулась в кровать лицом в подушку и мгновенно уснула. Утром, открыв глаза, никак не могла осознать, что происходит. Ей казалось, что она видела секунду назад сон, в котором что-то рисовала. Пыталась вспомнить, что это было, и никак не могла. Снова закрыла глаза. Но сон не возвращался. Солнце обожгло лучом веки. Отклонила голову и подскочила, словно кольнуло в спину. Подбежала к столу. На нём лежал лист бумаги с нарисованным ею символом.

– Поразительно, – подумала, – неужели мне это не приснилось? Я рисовала ночью? Никогда такого не было.

Но рисунок лежал на столе.

– Ур-ра! – закричала себе. – Это не сон. – И она стала рассматривать собственное произведение.

Вошла мама.

– Ты чего кричишь? На параде что ли?

Подошла к столу, взяла лист с рисунком. Стала внимательно рассматривать.

– Кому это предназначен указующий перст?

– Не указующий, а предупреждающий, – поправила Людмила. – Это я значок для нас придумала. А перст говорит всем, что надо вести себя по-человечески с любовью друг к другу.

– Ну, палец на плакате штука не новая, но в твоём варианте, кажется, есть свой шарм. Думаю, что должно понравиться. Только ты иди завтракать. Потом доделаешь.

В это время зазвонил телефон.

– Это меня, – кинулась к трубке Людмила.

– Тебя, кого же ещё? – засмеялась мама и пошла из комнаты, чтобы не мешать дочери говорить с друзьями.

Звонил Володя. Он спрашивал, готовы ли нарукавные повязки. Они были готовы. Десять штук. Людмилина мама их прострочила на машинке, пришила лямки на липучках, чтобы легко было надевать и снимать. Сегодня вечером Володя собирал команду для совещания и пробного выхода по городу. Встречались по-походному на детской площадке на набережной, без роликов и велосипедов.

Людмила рассказала о проекте значка, пообещала подготовить до встречи десять распечаток для вложений в баджики. Она успела приобрести их в канцелярских товарах. Так что повязками и значками первая десятка энпэшников будет обеспечена. Закончив разговор, Люда побежала завтракать.

***

Августовские часы уже отметили середину тридцатиоднодневного периода последнего летнего месяца. Дневная жара ещё напоминала о себе тёплыми вечерами, слегка охлаждаемыми лёгким ветерком, невидимо, но ощутимо струящимся вдоль реки, охватывая гуляющих до такой степени нежно и ласково, что их шаги непроизвольно замедляются с единственной целью продлить это великолепное чувство радости единения со всей природой, дарящей в эти минуты и неустанно меняющуюся рябь речной поверхности с беспокойными отражениями едва скользящих по небу облаков, окрашенных в пурпур лучами опускающегося за портовые сооружения, башенные краны и головы высотных домов солнца, и зеленеющие травяные ковровые полосы вдоль дороги, по которой периодически проносятся вереницы легковых иномарок и стареньких Жигулей да трещат беспардонно байкеры на мощных Хондах, Ямахах, Судзуки, и шелест листвы берёз от запутавшегося в ветках ветра, что можно услышать лишь только в момент внезапно наступившей тишины, когда дорожный транспорт пронесётся и смолкнет вдалеке.

В эти редкие часы всеобщего вечернего наслаждения набережная Москвы реки, вернее не вся набережная, а её тротуарная часть между речным парапетом и вереницей деревьев на травяном покрове, отделяющим пешеходную трассу от автомобильной, наполняется ценителями этой природной благодати. Тут вы встретите и мам с бабушками, малышей, которых они же везут в колясках, неторопливо толкая их перед собой и едва прислушиваясь к болтовне короткоюбочных дочерей со своими мужьями, важно вышагивающими рядом, или подружками в джинсах с модными рваными дырами на коленях, а то и повыше. Неторопливые группы, следующие за колясками, время от времени позволяют обогнать себя обычным бегунам, обутым в спортивные кеды, и значительно чаще бегунам на роликовых коньках: то совсем молодым и неопытным, широко расставляющим ноги и хватающимся за партнёра или парапет при желании остановить слишком сильный разбег, то настоящим экспертам конькобежцам, бегущим профессионально с наклоном туловища вперёд, сложив руки за спину, словно выступают на конькобежном треке, покрывая длинную дистанцию. Иной молодой резвящийся парень, пробуя свою ловкость и смелость, разогнавшись, подпрыгивает и совершает в воздухе вращение на сто восемьдесят градусов, опускается и мчится уж задом наперёд, счастливый от удавшегося прыжка. Кто-то катается парой, дружно взявшись за руки, напоминая собой влюблённых молодожёнов, кто-то катит сольным номером из конца в конец набережной и обратно, не обращая ни на кого внимания, занятый слушанием музыки через вставленные в уши миниатюрные динамики, музыки, позволяющей спортсмену отключиться от всех ненужных ему шумов улицы.

Свою собственную задачу выполняют велосипедисты. Их двухколёсный транспорт в такие часы едет зигзагами, постоянно огибая детей, пенсионеров, роллеров. При этом одни красуются светом фонариков, работающих от энергии вращающихся колёс, даже ярким днём, другие бравируют ездой, не держась за руль руками, демонстративно отклоняясь телом подальше от управления. Рядом с ними смешными кажутся детские самокаты, на которые, как ни странно, иной раз становятся и взрослые, а так же зарабатывающие постепенно популярность доски на маленьких роликах.

Всё это многообразие движущихся людей и малой техники нарушается иной раз самым натуральным образом проездом мотоциклиста, непонятно почему вздумавшего прокатиться именно здесь по пешеходному пространству, а не по обычной проезжей части набережной. Мотоциклист, естественно, чрезвычайно молод и задирист. Ему хочется, как он обязательно пояснит, если спросят, почувствовать особый кайф, оттого что едет не там, где положено. Через минуту-другую он встретится со своим другом, который тоже едет на мотоцикле, но по нормальной дороге, ничего не нарушая. Они весело обсудят эксперимент и тут же помчатся, сломя голову, вперёд, подминая под колёсами проезжую часть и взрывая атмосферу оглушительным рёвом двигателей своих любимцев.

Однако энпэшники решили в этот раз собраться не в этой части, переполненной любителями свежего воздуха у самой реки, а на противоположной стороне этой самой набережной, то есть ближе к домам, распахнувшимся огромными парусами вдоль реки, на пригорке, с которого в зимнее время ребятишки весело скатываются на санях, досках или даже просто весёлым кубарем, а сейчас покрытом всё ещё зелёной травой, на которой приятно посидеть. Здесь вроде бы и от проносящихся машин чуть подальше, и шум их за рядами деревьев несколько тише, да и людской поток ограничивается лишь редкими любителями прогуливаться по узкой тропинке в сопровождении своих домашних питомцев: такс, бультерьеров, чау-чау, овчарок и даже беспородных собак. Хотя есть и такие обладатели четвероногих воспитанников, которые почему-то предпочитают прогуливать их не здесь на тропинке, в стороне от всякого транспорта, а именно там, у самой реки. Тогда сидящие на скамейках пенсионеры, пришедшие восхититься закатом солнца, или молодёжь, не находящая лучшего места для поцелуев и опрокидывания в себя банок пива, или рыбаки, пьющие водку в ожидании клёва на выставленных над водой длинных удочках, могут наблюдать, как некая дама в неброской одежде небольшого достатка идёт деловым быстрым шагом, едва успевая за двумя дружно бегущими впереди на поводке таксами одинаково низкорослыми, одна коричневая, другая черноватая, а где-то далеко за ней может проходить высокая представительная женщина в красивом элегантном платье, что ведёт за собой у самых ног удивительно крошечного пёсика типа той-терьера. Трудно понять, почему им хочется гулять со своими крошечными друзьями в скоплении колёс, роликов, подшипников и людских ног, но им самим, наверное, известно, зачем с завидной регулярностью они здесь каждый вечер.

Володя подождал, пока все ребята усядутся на траве. Теперь их было больше. Кроме Вики, Люды, Тани и Фёдора, пришли ещё пятеро одноклассников: три худенькие стройные девочки Ксеня, Жанна и Марина, и два парня Трифон с широкими, как у штангиста, плечами и Жора, полненький, круглолицый, явно неторопливый. Все, как договорились, пришли в джинсах или брюках, в спортивных майках и кедах.

Володя заговорил медленно почти торжественным голосом:

– Ну что, пацаны-пацанки, пора начинать. Через два дня школа, наш последний год учёбы, и тогда времени будет поменьше. Так что давайте попробуем нашу идею сегодня. Вид у всех хороший, Люда приготовила повязки и значки. Между прочим, потратилась.

– Брось ты, Проф! – Насупившись запротестовала Людмила. – Я как бы ничего и не платила. Мама всё дала.

– Вот мы как бы, – подчеркнув голосом «как бы», продолжал Володя, и девушка сразу поняла очередной свой промах в речи – должны отблагодарить тебя. Каждый угостит тебя мороженым или бутылкой лимонада. Но это потом. А сейчас надеваем повязки и значки. Посмотрим, что получилось.

Все вскочили на ноги, Люда достала из чёрной сумки красные повязки и пакетик с довольно крупными простенькими значками. Повязки тут же оказались у всех на руках, а значки долго рассматривались, прежде чем прикреплялись обычной английской булавкой к груди. В лёгкий пластмассовый ободок были вставлены картонный и пластмассовый прозрачный диски, между которыми и помещался бумажный кружок с придуманной Людмилой эмблемой в виде указующего перста. Такой же рисунок был и на повязках.

– Супер!

– Класс!

– Люся, ты гений!

Комплименты сыпались один за другим. С красными повязками на рукавах и значками на груди, в белых кедах, тёмных джинсах и светлых футболках ребята казались одетыми в специальную униформу, что всем очень понравилось. Все восторженно смотрели друг на друга, ощущая себя членами одной особой команды. Такое важное психологическое значение играет униформа, не только объединяющая людей внешним антуражем, но и воздействуя на сам дух человека, позволяя ему верить в какую-то свою исключительность. Теперь они могли гордо говорить «мы энпэшники» и добавлять небрежно «Видишь значок и повязку? Таких ни у кого больше нет».

Вдруг со стороны верхней дороги, проходившей вдоль домов над пригорком, послышался знакомый всем голос:

–А что это здесь делает наш новоиспечённый одиннадцатый класс?

Все посмотрели наверх и радостно закричали, увидев учителя литературы:

– Николай Гаврилович!

Он сбежал с пригорка к ребятам, весело стал пожимать руки и мальчикам и девочкам, восторженно глядя на своих питомцев и говоря:

– Это прекрасно, что вы здесь вместе. Я думал, что увижу вас только в школе. А мы решили собраться на педсовет вечерком, так как днём ещё ремонтники работали. Но какие же вы все красивые? Что это за форма на вас?

– Так это же ваша идея, Николай Гаврилович! – стал пояснять Володя. – Видите, на повязках и значках написано «Нравственный патруль».

– Да-да, понятно.

Учитель стал внимательно рассматривать значок на груди Володи.

– Это вы к школе приготовили?

– Нет, мы решили расширить нашу деятельность до городской, если получится. Хотим вот сейчас пройти для начала по набережной, посмотреть, кто как себя ведёт в плане общественного порядка.

– Та-ак, – протянул Николай Гаврилович, – и если кто-то что-то делает не так, вы сделаете ему замечание, а он вас пошлёт к чёрту, что вы станете делать? Побьёте его или её?

– Ну, нет, – серьёзно сказал Володя, – у нас это пройденный этап. Я за такой метод уже получил своё. Но это как-нибудь потом.

– Чего там потом? – вмешалась Вика, – Профа ножом чуть не убили. Он в больнице лежал.

– Что вы говорите? – испуганно воскликнул учитель.

– Да, но теперь всё нормально. – Продолжала пояснять Вика, – Проф обещает больше не драться, и он предложил тех, кто не захочет нас слушать, фотографировать, а потом мы сделаем стенд и будем всех нарушителей там вывешивать. У нас и фотограф классный есть, – и она указала на Жору, на груди которого кроме значка красовалась и небольшая цифровая фотокамера.

– А давайте я вас всех сфотографирую? – предложил Жора, обрадованный тем, что на него обратили внимание.

Все с весёлым гомоном начали группироваться, ставя любимого учителя в середину. Жора нацелил аппарат и хотел уже фотографировать, говоря знакомое всем «чи-и-из», как тут Николай Гаврилович скомандовал:

– Стоп, Жора! Не снимай!

Все удивлённо посмотрели на учителя, а он, оглянувшись, обратил свой взор на асфальтированную тропинку, по которой шла девушка с парнем лет тридцати, оба в чёрных джинсах и чёрных курточках. Они прошли до дороги и стали переходить её, направляясь к реке.

– Теперь можно снимать, – сказал учитель. – Не хотел, чтобы они попали в кадр. Мне было бы неприятно.

– А что такое? – участливо спросила Таня. – Неприятные люди?

– Это потом. Сфотографируемся сначала, раз уж стоим.

Жора опять сказал «Чи-и-из», все заулыбались, и кадр был сделан.

– Так что? – Спросил Володя. – Кто это были? Мне парень тоже кого-то напоминает. Но я видел его только со спины. Издали похожи на киберготов. Но, может, ошибаюсь.

– Нет, ты его вряд ли знаешь. Я познакомился с ним на выборах в муниципальный совет. Он был председателем избирательной комиссии, а я кандидатом в депутаты. Долго рассказывать. За меня проголосовало больше избирателей, чем за других кандидатов, но этот председатель вместе со своими помощниками сделал всё, чтобы в протоколе победила моя конкурентка, которую им нужно было провести, как мы понимаем, по команде сверху. Нарушений они сделали много, и все зафиксированы были на видеокамеру. Но когда я потребовал перепроверки бюллетеней, мне в этом отказали. Я подал в суд, на котором с моей стороны наблюдатели подтвердили, что председатель занимался фальсификацией документов, но судья заявила, что верит председателю и его помощникам, которые утверждали, что никаких нарушений не было, и всё делалось по закону. Мы попросили приобщить к делу видеозаписи и просмотреть их, но судья отказала и в этом.

– Значит, если бы председатель не мухлевал, вы бы были сейчас депутатом? – спросила Марина.

– Скорее всего, да, но им нужна была их представитель, которую они наметили заранее. Мне бы не хотелось вам об этом говорить, но вы уже через год выйдете в самостоятельное плаванье и должны быть готовыми к таким обстоятельствам жизни, где далеко не всё бывает так, как хочется, или как должно быть по закону.

Марина отличалась в классе своей серьёзностью, и, если бы не Володя, была бы, наверное, старостой класса. И тут она была очень серьёзной, говоря так, словно, прожила жизнь больше своих друзей:

– Да, мы знаем. Я ходила с мамой на избирательный участок. Она была наблюдателем и тоже возмущалась, когда члены комиссии и бюллетени сами заполняли и подбрасывали в урны, и своих друзей пропускали голосовать по несколько раз. Читали мы и про карусели. Когда мне исполнится восемнадцать лет, я, может, вообще не пойду голосовать.

– Нет, это неправильно, – покачав головой, сказал Николай Гаврилович. – Но мы пока не будем обсуждать этот сложный вопрос. Перенесём его в школу, а сейчас мне пора на педсовет, а то опоздаю, чего я очень не люблю делать, – и, помахав на прощанье рукой, учитель пошёл к лестнице.

Ребята снова расположились на траве и начали обсуждать план действий в ожидании Кати, пообещавшей приехать на первый рейд. Ей хотелось самой принять участие в этой затее. Утром она позвонила Володе и с грустью в голосе сообщила, что найти напавших на него парней полиции пока не удалось, статью, что она написала об энпэшниках, редактор пока не подписал к печати, сказав, что подумает, нужно ли это. Его смутило то, что, как говорилось в статье, Володя сам оказался зачинщиком драки в метро, а виновников нападения на него никто не видел. Да и завотделом с нотками сомнения предлагал этот материал. Словом, тормознули, и Катя решила попробовать передать статью в «Комсомольскую правду».

Услышав пессимистичный рассказ девушки, Володя попытался успокоить её и предложил тоже придти на набережную, чтобы увидеть собственными глазами, как начнут свою работу ребята. Идея очень обрадовала Катю. И вот её фигурка, одетая в лёгкий сарафанчик белого цвета с узорами и белым хайратником на голове, не позволяющим в этот раз волосам рассыпаться на плечи, оставаясь на спине, выскочила из автобуса, неторопливо подкатившего к остановке и с шипеньем распахнувшего двери. Вид её ничем не напоминал строгую профессию корреспондента – ни планшетного характера сумочки с блокнотом и ручкой, ни огромного фотоаппарата типа Олимпус, Никон, Кэнон или Сони с большим внушительным объективом. Хотя, конечно, белая сумочка с ремешком, перекинутым небрежно через плечо, у красавицы, обутой в столь же белые босоножки, была, а в ней находился и маленький цифровой фотоаппарат, и тот самый диктофон, который она однажды забыла включить, и банальный блокнотик на всякий случай для записи забывающихся имён и чисел, и мобильник, и обязательная расчёска для струившихся по спине волос. Кстати, и эта последняя деталь, то есть расчёска, была не какого-то иного цвета, а именно белого в тон одежде и другим аксессуарам красавицы. Белый сарафан, снабжённый узорными украшениями, своей полупрозрачностью напоминал больше ночной пеньюар, чем верхнюю дневную одежду, но положение почти непристойности спасал нижний чехол, что делало всё одеяние молодой девушки вполне приличным для своего времени. Однако по всему можно было легко догадаться, что обладательница такой одежды хотела кому-то обязательно понравиться.

Она сразу заметила сидевших на траве ребят и замахала им рукой. Володя первым подскочил и направился навстречу корреспонденту. Скрыть удивление при виде Кати он не смог, и вопрос прозвучал в унисон первому впечатлению:

– Простите, фея, вы к нам?

Катя остановилась, смущённо глядя на подходивших ребят, и слова сами сорвались с губ извиняющимся тоном:

– Ой, извините, ребята, вы все так хорошо одинаково оделись, что я как белая ворона. Честное слово, я не хотела выделяться, просто оделась по-летнему и думала совсем о другом. И у всех повязки, значки… Здорово!

– Всё нормально, – философски заметил Жора, берясь за висевший на груди вполне профессиональный фотоаппарат Никон с длиннофокусным объективом. – Мадам пришла на свидание с жизнью и соответственно оделась. Предлагаю всем сфотографироваться перед началом нашей операции по вылавливанию неприлично ведущих себя людей, ибо я не уверен, что нам выпадет ещё такой удобный случай общаться с Белоснежкой в прекрасную погоду на фоне заходящего солнца.

– Нет-нет, – протестуя, подняла руку Вика, – не здесь, а у реки. И давайте скорее, пока солнце не скрылось.

Все дружно направились к переходу через дорогу. Машины стали, как вкопанные, перед ватагой молодёжи, да ещё с красными повязками.

Оказавшись у чугунного ограждения, на котором любители-туристы вешают старые замки от калиток, школьники весело стали выстраиваться вдоль него. Жора не спеша отошёл на противоположную сторону тротуара, раскрывая аппарат.

Два мальчика и две девочки лет двенадцати шли небольшой группкой. Все четверо дымили сигаретами. С независимым видом они следовали мимо старшеклассников, лишь мельком глянув на них. Но Марина тут же остановила их.

– Ребятишки, чего это вы дымите? Во-первых, на набережной, где люди отдыхают, курить нельзя вообще. Во-вторых, сколько вам лет?

– Сколько надо, – ответил один. А тебе чего?

– А того, – грозно ответил Трифон, выдёргивая изо рта каждого сигареты. – Видишь? – и он поднёс к лицам ребят руку с повязкой. – Читать умеете?

– Тут криво написано, – обиженно пробормотал самый высокий из ребят. – А документ у вас есть? Мало ли что кто напишет?

– Криво написано, – передразнил Жора. – Нравственный патруль. Вот что написано. Ты читать не умеешь, а курить уже научился. Вон урна, выбрось свои сигареты, – он сунул четыре сигареты в руку паренька.

Испугавшись грозного вида широкоплечего парня, мальчишка послушно выбросил сигареты в урну.

– Рекомендую выбросить и все остальные, – ввернула Татьяна.

– Неужели вы сами не понимаете, – нравоучительным тоном заговорила Марина, – что этот дым вас изнутри ест? Какими вы будете? Какой толк от вас в жизни будет, если вы через пять лет уже кхекать как старики будете? Мальчики, вас даже в армию не возьмут.

– А мы и не хотим туда. Там бьют.

– Ну и глупо. Слабых бьют везде, не только в армии. А будешь курить, будешь слабым, и везде будут бить. – Это уже говорил Фёдор. – Вы лучше приходите к нам в школьную спортивную секцию. Мы с сентября начнём обучать самбо. Я нашёл тренера. Только курящих не берём.

– А не врёшь? В какой школе секция?

Фёдор назвал школу.

– Мы в другой учимся.

– Ничего. На тренировку приходите к нам. Ребята заулыбались, согласно закивали головами и пошли, поминутно оглядываясь. Разговор им явно пришёлся по душе.

– Вот, пацаны-пацанки, мы и начали нашу основную работу, – радостно улыбаясь, сказал Володя. – Федя, ты очень вовремя встрял со своей секцией. Ребятам действительно нечем заняться, вот и хватаются за сигареты.

– Хорошо ещё, что не за наркотики. – Говоря это Жора развернул всем свою камеру, чтобы друзья увидели дисплей. Все увидели на дисплее четвёрку детей с сигаретами в зубах.

– Ну, ты гений! – сказала Катя! – У меня ведь тоже есть аппарат, но я не сообразила сфотографировать. Я тебя очень прошу дать мне этот снимок. Пришли по электронке, пожалуйста, и она протянула Жоре свою визитку. Я своего зава убью этим кадром, и статью мою они поместят.

Просьба Жоре понравилась. Он спрятал визитку за кофр аппарата и попросил всех занять позиции для прерванного снимка. Ребята снова стали выстраиваться. В это время почти рядом с Жорой остановились двое молодых людей несколько странной внешности. Впрочем, странными были лица парня и девушки, а ещё точнее их взгляды. Они были любопытными и, казалось, ничего не понимающими. В руках у девушки была видеокамера. Всё прояснилось, как только юноша – ему было лет двадцать пять – задал вопрос:

– Фото он может?

Под словом «он», конечно, имелась в виду девушка с короткой стрижкой. На неё и показывал юноша.

– О, иностранцы, – сразу резюмировал Володя. – Жаннет, это по твоей части. Давай сюда!

Жанну все ребята почему-то звали Жаннет, хотя к Франции она никакого отношения не имела. Ей довелось провести два года в Англии с родителями, которые работали при посольстве в Лондоне. Английский язык она знала прекрасно, и, как только она появилась в школе после возвращения в Москву, учитель английского стал практически на каждом уроке использовать её для показательных разговоров, в которых она оказывалась непревзойдённым партнёром. Но в школе любят давать прозвища или переиначивать имена. Происходит это всегда не умышленно. Никто ведь специально не сочиняет, как кого назвать. Всё происходит само собой. Володю, например, сначала называли по его имени, но потом ему часто говорили «Ну, ты молоток, настоящий профессор» и подзывали «Эй, профессор, помоги». Позже кто-то обратился проще «Проф», и это краткое имя приклеилось, а Володя и не возражал. И, кстати, именно Володя первым назвал Жанну в шутку Жаннет. Все в классе рассмеялись, да так её и стали называть.

Не удивительно, что гардероб Жанны состоял в основном из одежды иностранного пошива. Ну да и те, кто ещё не бывал за границей, сегодня тоже носят зарубежную одежду, если позволяют финансы. Так что внешне по платью, пиджаку, обуви или шляпе не всегда отличишь россиянина от иностранца. В этом отношении всё перемешалось, поскольку иностранцы, попавшие в Россию, часто носят на головах типично русские шапки, а на ногах обычные шлёпанцы на босу ногу.

Жанна была худенькой девушкой, но открытый жакет и юбка из английского твида делали её фигуру довольно стройной и элегантной, выделяя все те контуры тела, которые женщине хочется сделать заметными. На ногах сиреневые, как и весь костюм, ботильоны Бетси на высоком каблуке дополняли красоту девушки.

Подойдя к незнакомцам, Жанна поинтересовалась, говорят ли они на английском. Они говорили. Через несколько минут беседы Жанна сообщила друзьям:

–Это Том и Алис. Они американцы. Преподают у нас в Москве детям английский язык на курсах.

Тут же поступил вопрос, как они могут преподавать английский, если совсем не знают русского языка.

Жанна спросила и тут же перевела:

– Они преподают по международной языковой программе, разработанной канадцами. Суть именно в том, что обучение происходит без использования родного языка обучающегося, то есть по такому же принципу, как языку учатся дети, которым не объясняют грамматику и теорию произношения. Они набирают группу детей и играют с ними в игры, рисуют, поют, танцуют, используя только английскую речь. Дети так и учат английский.

– А здесь что им надо? – спросил Володя.

– Они фотографировали и снимали на видео реку и теплоходы, а теперь спрашивают, что означают наши повязки. Я объяснила, что мы занимаемся нравственным патрулированием, на английском «Moral Patrolling». Им это понравилось. Они говорят, что у них тоже есть всякие молодёжные организации типа скаутов. Спрашивают, слышали ли мы о международных слётах скаутов Джамбори? Я знаю о них в Англии, а в России не слышала. Скаутами бывают тинэйджеры, обычно от четырнадцати до семнадцати лет. Они спросили, где мы учимся. Я им сказала номер нашей школы. Но, пока мы говорим, они уже нас запечатлели и им пора уходить.

Американцы весело помахали руками. В ответ на всем понятное «гуд бай» компания Володи прощалась на русском, так что в ответ тоже услышали «до свиданя» с ударением почему-то на предлог «до».

Попрощавшись с неожиданными гостями, все снова стали выстраиваться в линию на фоне реки. По тротуару проехали три велосипедиста, пробежала парочка на роликовых коньках, прокатилась на роликах молодая женщина с дочкой, уцепившейся сзади за мамин пояс. Жора ждал пока все проедут.

Со стороны моста, полуобнявшись и почти целуясь, а потому никого вокруг не замечая, шла парочка молодых людей в чёрной одежде. Они прошли между фотографом и группой готовящихся фотографироваться, едва не столкнувшись с Володей, который при виде них остолбенел.

– Чур, я стою рядом с Профом, – прокричала Вика, но тут же заметила мертвенную неподвижность его тела и взгляд, направленный в сторону уходившей по тротуару парочки и взволнованно тихо спросила: – В чём дело, Проф? Это те, о которых говорил Николай Гаврилович?

– Да, Вика. – Голос Володи показался немного хриплым. – Но дело даже не в этом. Я узнал парня. Это тот, кто меня подрезал. У него заметные усики и причёска короткая. – Глядя вослед удаляющейся паре, так же тихо добавил: – И сапоги высокие. Наверное, там и нож есть.

После этих слов Володи на Вику было страшно смотреть. Она вся сжалась, как зверёк перед атакой, глаза сверкнули злобой.

– Это правда, Проф? Это он тебя ножом? Я ему сейчас глаза выцарапаю.

– Подожди! – Володя схватил за руку девчонку, понимая, что та может осуществить свою угрозу немедленно. – Я сам справлюсь.

Все ребята оказались рядом с Володей, удерживая теперь его. Трифон перегородил своими широкими плечами дорогу. Фёдор сказал, что надо сначала всё обдумать, но не упускать пару из виду. Таня и Люда решили сразу идти за целью.

– Стоп! – Властно скомандовала Катя! – Она здесь была старше всех и должна была быть самой рассудительной. – Володя, ты уверен, что это тот парень?

– Сто процентов он.

Катя уже достала из сумочки мобильный телефон.

– Следите все потихоньку за ними, но молча, а я позвоню деду. Они же ищут этого парня. – Нажав кнопку быстрого набора нужного номера и услышав знакомый голос деда, сказала: – Дедушка, это срочно. Я на набережной. Ты знаешь, куда я пошла. Здесь оказывается тот кибер, которого ты ищешь. Тот, с ножом который.

– Что он делает там? – Послышалось в трубке?

– Гуляет со своей пассией.

– Понятно. А твой парень рядом с тобой?

– Какой мой парень?

– Ну, Владимир.

– Он не мой парень, деда. У него есть девушка.

– Да не то сейчас важно, – прозвучал возмущённый голос. – Он рядом с тобой? Дай ему трубку.

Катя протянула Володе свой телефон.

– Дедушка хочет тебе что-то сказать.

Володя поднёс телефон к уху:

– Слушаю.

– Володя, в каком месте набережной вы находитесь?

– Недалеко от моста у самой остановки. Точнее у причала.

– Понял. Буду у вас через пять-десять минут. Прошу вас ничего без меня не предпринимайте. Это приказ. Понял?

– Так точно, товарищ генерал.

– Я не генерал, а майор. Только издали смотрите за парнем, чтобы не исчез.

– Слушаюсь, товарищ майор.

Связь оборвалась. Володя вернул телефон Кате и посмотрел вдоль тротуара. Парочка остановилась у скамейки. Девушка села, а парень стал выплясывать перед нею. Им было весело. Они не чувствовали сгущающихся над ними туч.

Жора нацелил телеобъектив аппарата, приблизил объект. На дисплее появилось чёткое изображение лица парня с усами. Жора сфотографировал и подозвал Володю. Глянув на экран, тот махнул рукой:

– Да он это, никаких сомнений.

Ждать и догонять – самое неприятное дело. Всегда кажется, что время тянется и никогда не наступит желанный момент. До скамейки с парочкой было метров сто. Одиннадцать пар глаз внимательно наблюдали за происходящим возле неё. Парень перестал выкаблучиваться перед своей девицей и сел рядом.

– Чем они там занимаются? – нетерпеливо спросил Володя Жору.

Тот опять нацелил камеру и приблизил изображение.

– Лузгают семечки, Проф, и плюют перед собой.

– Вот, гады, – прошипела сквозь зубы Люда. – Сами уйдут, а другим убирать потом за ними. Мы их прижучим сейчас.

– Это мысль. – И Володя распорядился: – Федя, Жора, Трифон, Таня и Ксеня идёте спокойно мимо. Проходите дальше, чтобы они не сбежали в случае чего. А мы потихоньку будем приближаться отсюда, когда подъедет Катин дедушка. Их ни в коем случае нельзя упустить. И как это такого кибера председателем избирательной комиссии сделали?

– А чего удивительного? – Марина философски подняла палец вверх. – Сегодня даже в правительство попадают люди с криминальным прошлым. Об этом, где только не пишут, а ничего не меняется.

Названная Володей группа двинулась в сторону скамейки с парочкой. На других скамейках уже никто не сидел. Солнце опустилось за домами противоположного берега реки. Общий снимок так и не получился. О нём напрочь забыли. Теперь была одна цель – взять преступника. А то, что на скамейке с девушкой сидел преступник, не сомневался никто.

Белая крупная шелуха, разлеталась от сидящих на скамейке, говоря о том, что поедаются тыквенные семечки, а не подсолнечника. Между парнем и его девушкой стояли две бутылки пива. Когда группа, во главе которой подразумевался Фёдор, поравнялась со скамейкой, парень и девушка приложились к горлышкам бутылок и стали сосать пиво. Ксеня оказалась самой невыдержанной. Картина пьющих и сорящих вызвала у неё негодование и, забыв о предупреждении проходить молча, произнесла весьма громко, будто в никуда:

– Смотреть противно. Разводят тут свинство.

Однако выпивавшие приняли фразу на свой счёт и мгновенно оторвали рты от бутылок. Повязки энпэшников ребята прикрепили себе на левые руки, а скамейка находилась по правую руку от группы патрулей, поэтому сидевшие на скамейке не сразу заметили красный сигнал повязок, что могло бы, возможно, предотвратить то, что произошло потом. Да, может, они вообще ничего не хотели видеть, занятые только собой и своими удовольствиями. К тому же солнце ушло, и с каждой минутой становилось хоть чуть-чуть, но темнее. Лето подошло к концу. Так или иначе, но кибер, как его попросту окрестили про себя члены первого инспекционного рейда, оторвавшись от бутылки, сходу грязно выругался матерными словами в адрес Ксени, сказав, чтобы она убиралась ко всем чертям со своими комментариями и безмозглыми ухажёрами.

Между тем Ксеня отличалась от подруг более утончённым характером. Родители её были интеллигентами в нескольких поколениях. Они аккуратно вели древо своей родословной, обращая внимание детей на то, что их предки все были очень грамотны и хорошо воспитаны. Ксеня не проявляла особых талантов в учёбе, но была чрезвычайно щепетильна в отношениях, не терпя никаких грубостей и фривольностей относительно себя, со всеми старалась быть подчёркнуто вежливой до такой степени, что иногда какой-нибудь из провинившихся, с её точки зрения, учеников получал от Ксени такой презрительный взгляд, что говорил в порядке самозащиты: «Подумаешь, принцесса какая! Уж и пошутить с нею нельзя», а она отвечала: «Шутить можно, только надо знать, как и когда. С безграмотными в этом отношении я ничего общего не хочу иметь» и, повернувшись спиной к обидчику, гордо уходила. Ксеня сразу поддержала идею Профа с нравственным патрулём и, хоть не входила в первую пятёрку его организаторов, но в школе была одним из самых активных энпэшников и очень обрадовалась, когда её пригласил Володя на первое дело в городе.

Услышать матерные слова в свой адрес для Ксени было то же самое, что для другого удар хлыстом по лицу. Уши загорелись, руки задрожали. Она стала как вкопанная, не зная, что делать. Рядом были друзья, которые слышали этот позор. Она готова была провалиться сквозь землю. Но и друзья этого стерпеть не могли.

Для шестнадцатилетнего Трифона тридцатилетний верзила на скамейке выглядел уже вполне взрослым человеком, потому он сказал ему:

– Дядя, нехорошо ведёте себя. Надо бы извиниться перед женщинами. Вы не в конюшне.

– Это ещё что за шпана будет мне здесь указывать? – вскричал верзила и, оторвавшись от своей сотрапезницы, которую приобнимал левой рукой, держа в правой бутылку пива (возможно, они пили на брудершафт), быстро перекинул бутылку в левую руку, а правую опустил вниз. Ему хотелось припугнуть, как он решил про себя, школяров и с этой лишь целью выхватил из сапога нож и, угрожающе выставив его вперёд, поднялся, ожидая немедленного испуга. – Дуйте отсюда, пока животы вам не вспорол!

Фёдор стоял по левую сторону от Трифона. Верзила с ножом ещё только поднимался, как Фёдор выбросил левую руку вперёд, пропустив её за ножом под руку противника, схватил её за локоть и рывком потянул руку, а вместе с нею и всё тело на себя, разворачивая и заламывая руку за спину. Не успевший фактически ещё твёрдо стать на ноги верзила повалился вперёд и закричал от боли в почти вывихнутой за спиной руке, сразу выпустившей нож.

Трифон, расправив широкие плечи, натренированные ежедневным поднятием штанги, подхватил верзилу за грудки и поставил на ноги. В этот момент успел подбежать, увидевший начавшуюся драку Володя.

– Федя, отпусти кибера, – приказал.

Фёдор отпустил захват.

– Узнаёшь меня? – спросил Володя и, не дожидаясь ответа, завершил свою мысль: – В прошлый раз я пожалел тебя, а ты оказался гадёнышем, получи за это.

Удар правой попал точно в цель. Верзила упал.

Пронзительный сигнал полицейской сирены перекрыл шелест шин проносящихся изредка машин и крик девушки, подруги верзилы «Вы что делаете?». Майор хотел подъехать тихо, ещё не зная, каким образом можно арестовать человека, не имея явных доказательств его вины, но проскочив под мостом, увидел впереди на тротуаре скопление людей и явную драку, поэтому попросил водителя включить сирену.

Они подбежали к месту действия, и теперь не надо было ничего придумывать – налицо была драка и её участники, которые даже не пытались убежать. Всё становилось на свои места.

– Что здесь происходит?

Майор обратился сразу ко всем, хотя прекрасно узнал и свою внучку, едва успевшую добежать следом за Володей, и самого Володю, причину всех событий, свалившихся как снег на голову. Все остальные были незнакомы.

Володя не знал, что сказать, так как чувствовал, что нарушил обещание, данное майору, ничего без него не предпринимать, и потому слова его были до удивления бессвязны:

– Вот, как-то так. Пришлось ударить. Упал. Нокаут, конечно, Но, надеюсь, оклемается.

Но тут встала, наконец, со скамейки девушка верзилы, которую впопыхах никто не замечал, и со слезами на глазах запричитала:

– Помогите, пожалуйста. Эти бандиты напали на нас. Мы сидели спокойно на скамейке, а эти всей кодлой навалились и избили моего Стасика.

Стасик зашевелился, приходя в себя. Трифон наклонился, чтобы помочь подняться. Но тот, оттолкнув руку помощи, перевернулся на живот, встал на четвереньки и, опираясь на скамейку, поднялся сам. Осознав сразу, что перед ним представители власти, Стасик, обрадовался и стал выступать как на трибуне:

– Я делаю официальное заявление. Эта шпана распустилась. Их надо отправить в колонию. Меня зверски избили. Думаю, что это не случайно, поскольку я председатель участковой избирательной комиссии.

Ему хотелось ещё что-то сказать, но майор остановил тираду:

– Заявления будете делать в суде, когда попросят. Меня интересует в данном случае, что именно сейчас произошло, и он посмотрел вопросительно на Володю.

Володя повернулся к Фёдору. Его взгляд был понят, как команда докладывать, и он доложил:

– Товарищ майор, наша группа нравственного патруля проходила спокойно по набережной, когда этот человек, распивавший со своей подругой алкогольные напитки, вдруг оскорбительно нецензурно выразился в адрес одной из наших девочек. Мы попросили его извиниться. Он достал нож и хотел ударить им моего товарища Трифона. Я обучался приёмам самбо с детства, поэтому заломил ему руку. Он упал, ударился подбородком о землю и потерял сознание. Вот и всё, что было.

– Это всё неправда, – закричала подруга Стасика.

– Помолчите, – остановил её майор. – Будете говорить, когда я спрошу, – и, обращаясь снова к Фёдору, спросил: – А где нож?

– Он тут, я сейчас подниму.

– Стой! – приказал майор. – Не трогать нож. Ты его брал в руки? Где он?

– Нет, товарищ майор. Я нож не трогал. Я только руку вывернул, а этот гипер заорал от боли и сам его выпустил. Ну, такой приём. Вы же знаете.

Майор подошёл к месту борьбы и увидел на земле клинок.

– У кого-нибудь есть носовой платок?

Он оказался у припасливой Людмилы. Она достала из своей сумки расшитый шёлковый платок. Майор взял его в руки и им поднял нож.

– Ещё раз спрашиваю, кто-нибудь трогал этот нож?

Все молчали.

– Тогда я спрашиваю вас, – он обратился к Стасику, – это ваш нож?

– Нет, никоим образом. Они всё врут. Они мне специально подкинули нож.

– Разберёмся. Сержант, – майор повернулся к сопровождавшему его сержанту, – аккуратно отнесите и положите в машине в пакет. Проверим отпечатки пальцев.

Прежде чем отдать нож сержанту майор внимательно осмотрел его и как бы про себя тихо, но так, чтобы его услышали, сказал:

– М-м-да, тут, по-видимому, остались следы крови.

– Никакой там крови нет! – закричал Стасик.

Майор резко повернулся к нему, спрашивая:

– Откуда вам это известно, если это не ваш нож и его вам подкинули?

– Вы меня специально подставляете. Я чист. Я буду жаловаться, – закричал истерично Стасик и неожиданно, оттолкнув свою девушку, перепрыгнул через скамейку и бросился бежать.

Но за ним тут же бросился Фёдор и догнал Стасика в несколько прыжков. Он играл центральным нападающим в футбольной команде и умел бегать быстро. Сделав подножку, он заставил беглеца упасть на землю, не добежав даже до дороги. А оттуда уже спешили навстречу полицейские из машины.

В полицейском отделении

Майор вошёл в кабинет с внучкой. Сел за стол. Посмотрел на Катю улыбающимися глазами.

– Ну как тебе понравилась вся эта история, внучка? Собрала для себя материал?

Катя тоже села и поставила на колени сумочку.

– Думаю, дедуль, я не только для себя собрала, но и тебе помогу.

– Это чем же, моя ты радость?

– А вот давай послушаем. Надеюсь, в этот раз всё записалось.

Катя достала из сумочки диктофон и нажала кнопку перемотки плёнки назад.

– Ты всё записывала?!

В голосе майора звучало не то изумление, не то восхищение.

– А как ты думал? Я всё-таки журналист или кто?

Диктофон включился. Послышалась иностранная речь.

– Это что такое? – удивился майор.

– Дедуль, к нам подошли случайно американцы. Это не нужно, но я записала. Они преподают английский у нас. К делу не относится.

Дальше был записан разговор с момента, когда Володя и вся компания подбежали к дерущимся, и было слышно, как Володя говорит с кибером Стасиком, падение тела, вой сирены и появление полиции.

– Ты даже не представляешь, внучка, насколько хорошо то, что ты сделала, – сказал майор, прослушав до конца запись. Это же, как у нас говорят, вещдок, от которого этот кибер не отвертится.

Майор поднялся, подошёл к Кате, обнял её и поцеловал со словами:

– Спасибо, родная! Какая же ты у меня умница.

– Дедуль, ты пригласи сюда и мальчика с фотоаппаратом. Я заметила, что он всё снимал своей камерой.

– Это я видел. Он тоже энпэшник?

– Да, он мне обещал бесценный кадр. Представляешь, там мы сначала встретили четверых подростков с сигаретами в зубах. Ребята отобрали сигареты, но главное то, что они убедили мальцов не только не курить, но и придти в спортивную секцию. Вот в чём я вижу смысл работы энпэшников. Это такой козырь, против которого редактор не сможет устоять.

– Интересно. Может ты и права, но не обольщайся особенно. Я с подростками много работал. Они могли согласиться при всех, а потом пойти в другое место и снова закурить. Такое тоже бывает.

– Не хотелось бы, дедуль. Я за то, чтобы они поверили своим старшим товарищам. Мне показался их разговор очень убедительным и откровенным.

– Я тоже за это, внучка, но, к сожалению, бывает и по-другому. Но посмотрим. Но ты иди теперь, напиши там, что видела, и домой, а я поговорю с остальными. Надо же всех отпускать потихоньку.

– А кибера отпустишь?

– Нет, его придётся задержать. Он подозревается в покушении на убийство. Это серьёзная статья.

– А они не подерутся у тебя?

– Ни в коем случае. Ты же видела, что его отвели в другую комнату. Все уже пишут свои объяснения случившегося. Дело за тобой.

– Деда, а вещдок ты мне отдашь?

– Только не сейчас, малышка. Для своей газеты пиши по памяти. Им такая точность не нужна.

Катя насупилась, говоря:

– Не называй меня малышкой, дедушка. Я уже большая.

– Извини! Конечно, большая. Небось, замуж хочешь за своего профа?

– Хотела бы, дедуль, но у него есть уже девушка, которая без ума от него.

–А он как к ней относится?

– Не знаю. Но в нашем треугольнике, по-моему, Вика сильней меня.

– Почему?

– Ты пойми, дедуль. Я сегодня видела сама, как эта Вика готова была горло перегрызть парню, когда узнала, что он тот самый кибер, который ножом пырнул Володю. Он её едва удержал, схватив за руку. Она любит, не думая, почему или за что. Мне кажется, это какая-то звериная любовь. Может, я не так выразилась. Но Вика никому Володю не отдаст. А я люблю, наверное, головой. Володя хоть и моложе меня, но очень умный. То есть по интеллекту он даже старше меня. И всё же я никому глаза за него, наверное, не смогу выцарапать, а Вика сможет.

Майор прижал голову Кати к своей груди, задумчиво говоря:

– Да, внучка. Любовь калькулятором не вычислишь. Настоящая любовь рождается от сердца, которое стучит в унисон другому, а не от головы. Тут ты права. Но ты, пожалуй, иди, а то мы других задерживаем.

–Дедуль, у меня ещё вопрос к тебе. Не знаю, ответишь ли. Ты там, на улице, когда поднял нож, сказал, что следы крови на нём. Действительно там были следы?

– Нет, конечно. Только ты этого никому не говори. То была моя хитрость, и она сработала. Вишь, как напугал парня, что бежать бросился. Но мы ещё исследуем нож в лаборатории. Возможно, струйка крови затекла под рукоятку. Если нож не мыли особенно тщательно, то всё обнаружится. Так что я, может, и не наврал.

Катя восхищённо посмотрела на деда, тряхнула одобрительно головой и пошла к выходу.

Следующим собеседником майора был Жора. Оба сели за стол как старые друзья и начали рассматривать на дисплее фотоаппарата сделанные снимки. Просмотрев все, майор попросил тут же перекинуть на компьютер кадры с кибером. А фотографу удалось зафиксировать буквально все основные моменты: и то, как Стасик выхватывает нож из-за голенища сапога, и как Фёдор проводит приём, и момент удара кулака Володи в челюсть.

– Ты удивительный мастер оперативной фотографии, – сказал майор. – Я бы взял тебя к нам фотографом.

– Спасибо, не надо, – ответил Жора.

– Брезгуешь работой полиции?

– Нет, я мечтаю быть оператором и снимать классные фильмы. Хочу поступить в институт кинематографии.

– Не стану отговаривать. Мечта есть мечта. Хорошо, когда знаешь, чего хочешь в жизни. Но твоя сегодняшняя работа нам очень пригодится. Мы-то с собой не брали фотографа в этот раз. Так что твоя помощь, прямо скажу, бесценна. Спасибо! – и майор от всей души пожал руку Жоры.

Следующий разговор в кабинете майора был настоящим допросом. В дверь ввели долговязого Стасика. Майор посадил сержанта писать протокол.

– Вы не имеете права меня задерживать, – закричал с порога Стасик. – Я буду жаловаться. Дайте мне мой телефон, который отобрали. Мне нужно позвонить. Вам придётся отвечать. Вы не знаете, с кем связались.

Майор спокойно слушал и потом так же спокойно спросил:

– Вы всё сказали? Теперь слушайте меня. Мы задержали не только вас, а всех, кто участвовал и был свидетелем драки.

– Но это меня били.

– Правильно. Об этом вы и расскажете, как свидетель и потерпевший. Но у меня есть сведения о том, что вы сами были зачинщиком драки.

– Это неправда. Оговор. Я докажу, кричал Стасик.

– Очень хорошо, – по-прежнему спокойным голосом отвечал майор. – Но начнём всё по порядку для протокола. Ваша фамилия, имя, отчество, год рождения, место проживания. Дайте ваш документ, если есть.

Отвечавший достал из кармана брюк паспорт. Это оказался Станислав Романович Романов тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения.

– Зачем вы достали нож? – спросил неожиданно майор, смотря прямо в глаза Романову.

– Я ниоткуда его не доставал. Мне его подбросили, может, даже вы сами.

– Любопытства ради посмотрите, пожалуйста, на экран компьютера, – сказал майор, и повернул экран так, чтобы допрашиваемый мог увидеть крупный снимок человека с ножом, выставленным вперёд. – Узнаёте кого-нибудь?

– Это не я. Это подстава.

– Я не сказал, что это вы, но усы на лице явно ваши, не находите? А рядом, между прочим, ваша девушка с испуганными глазами. Она-то, я полагаю, вас легко узнает, как и себя. Вы её хоть узнаёте? Как её зовут.

– Валерия.

– Ну вот, а говорите, что это подстава. Тут есть и снимок, как вы достаёте нож из сапога. Смотрите, похоже?

Стасик хмуро кивнул головой.

– А теперь я попрошу вас снять с себя правый сапог.

– Зачем ещё?

– Это наше дело. Снимайте, пожалуйста. Не звать же мне для этого солдат.

Стасик с мрачным видом стянул с себя правый сапог и протянул его майору. Офицер внимательно стал смотреть внутрь сапога. Потом нажал кнопку вызова. В кабинет вошёл рядовой полицейский.

– Возьмите сапог, отнесите в нашу лабораторию. Пусть возьмут на анализ следы от крови на внутренней стороне, вот здесь.

Полицейский взял сапог и вышел, а майор продолжил разговор:

– Как я и ожидал, кровь на сапоге изнутри смыть не удалось. Точнее, вы даже не подумали о таком пустяке. Лезвие, конечно, вы вытерли, но забыли, что перед этим вставили нож в сапог, когда убегали с места драки. Это мы и докажем в ближайшее время. Скажите мне сейчас, где вы были ровно две недели назад в тринадцать часов дня.

– Не помню.

– Я напомню. Вы были со своими друзьями у станции метро Автозаводская. Оттуда направились вслед за молодым человеком, который сегодня вам врезал кулаком так, что вы отключились. Не скажете ли мне, за что он вас ударил?

– Не могу сказать. Я его никогда раньше не видел.

– Неужели? – Майор придвинул к себе диктофон и, подумав секунду, слегка отмотал назад плёнку, затем включил воспроизведение. Услышав свой собственный голос, остановил и отмотал назад ещё немного. Снова включил.

Из маленького динамика донеслось: «Федя, отпусти кибера. Узнаёшь меня? В прошлый раз я пожалел тебя, а ты оказался гадёнышем, получи за это».

– Вам это ни о чём не говорит? – спросил майор, уставившись опять напряжённым взглядом в глаза Станислава.

– Ни о чём.

– Вы можете, конечно, упорствовать, сколько вам угодно, однако имейте в виду, что следы крови в вашем сапоге, а так же те, что мы найдём за рукояткой ножа, совпадут с кровью человека, которого вы ударили этим ножом. Отпечатки пальцев на вашем ноже совпадут с вашими, которые мы сейчас снимем. Ваша попытка к бегству, связанная с психологической неустойчивостью, подтверждает версию о вашей причастности к попытке на убийство. При этом ваши компаньоны, которых мы легко найдём теперь, напрочь от вас отрекутся и скажут, что не собирались никого убивать, и это лишь ваше собственное решение. Они обязательно будут свидетельствовать против вас. Всё это светит вам лишением свободы на приличный срок, поэтому я вас задерживаю по подозрению в попытке убить человека, а не за сегодняшнюю драку. Вы, там на набережной, что-то упомянули о вашей работе председателем участковой избирательной комиссии, если я не ошибаюсь. Не подскажете ли, в каком округе. Завтра я позвоню туда и поинтересуюсь их отношением к вашему задержанию, связанным с тем, что мы называем поножовщиной.

Станислав поставил локти рук на стол и охватил голову руками. Он не хотел, чтобы видели, как на глазах наворачиваются слёзы. Это были слёзы страха от предстоящего впереди позора.

Продолжение следует