Неведомый закон / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Неведомый закон Владимир Никонорович жил на узкую ногу. К старости он потерял многое, но никак не ожидал, что у него не останется почти ни единого зуба. Это для него было болью повседневной. Накопив денег и купив себе пару лет назад вставную челюсть, он так и не обрёл утешения. Рацион его менялся редко, каждая копейка была распределена на свою нужду. И одна из этих определённых стопок мелочи предназначалась закоренелому попрошайке по имени Филька. Это был бородатый мужик, сидящий на паперти и испрашивающий подаяние у Владимира Никоноровича, который в свою очередь по непонятным причинам каждый месяц подавал ему строгое количество мелочи. Так уж устроилось, что каждое первое воскресенье месяца Владимир Никонорович посещал церковь и при входе опустошал карман от заготовленной мелочи, отдавая её своему попрошайке. Они ни разу не говорили друг с другом, но знали друг о друге всё и уже на протяжении нескольких лет встречались в одном и том же месте, в одно и то же время.

Один раз Владимир Никонорович потратил эту чужую стопочку на столь нужный и вожделенный, вставляющийся в рот предмет. Накопления длились три месяца, и он уже весь истощавшийся осмелился совершить этакое преступление, добавить себе попрошайничиские. Он плавным движением ладони смахнул сию мелочь себе в карман, и как по какому-то неведомому закону всё сошлось копейка в копейку. Это произошло обыкновенно, и уже к вечеру Владимир Никонорович уверенно грыз грибной суп без единой копейки за душой.

Настал воскресный день, и он отправился по знакомому пути в церковь. Филька весь облезлый и дряблый, приоткрыл глаза, завидев идущего друга. Бог его знает, какие надежды Филька возлагал на уже, казалось, гремящую мелочь у него в руках. Владимир Никонорович, как только ни старался не глядеть в сторону просящего, но всё же мельком увидел его заплывшие, полные надежд и благодарности глаза. Эти глаза уже были родные, да и денег им сколько отдано. Но Филькины вытянутые руки так и остались пустыми, а друг его, казалось, как ни в чем не бывало зашёл в церковь. Владимира Никоноровича всю службу грызла мысль о том, отдавать ли в следующий месяц Фильке в два раза больше мелочи или дать как обычно. И когда, выйдя из храма, он не увидел своего друга, тогда-то и было решено отдать законные причитающиеся за два месяца. Так по пути домой он всё говорил себе, что мол неудобно получилось, в пятницу-то большой православный праздник был, и Филька теперь непременно говел по-русски. По-русски теперь говел, – всё повторял Владимир Никонорович. Да, неудобно, ему, может, на похмелку не хватило, это же у них дело обычное. И вид-то у него не ахти, глаза заплывшие, в ознобе, нет нехорошо, надо всё отдать, а то обидится. Да, решено отдать надо всё.

В следующий месяц в первое воскресение Владимир Никонорович опять шёл по знакомой дороге в церковь. Карман его было тяжелее чем обычно, а если быть точнее, то тяжелее ровно в два раза. Он играл мелочью в кармане и уже представлял, как обрадует Фильку, подав ему столь непривычно или даже неприлично большую сумму. Церковь всё отчетливее представала перед глазами, и привычный силуэт сидел на том же месте. Всё было, как обычно, но подойдя к воротам и уже достав мелочь, Владимир Никонорович озадаченно отшатнулся. На месте Фильки сидел другой. Этот другой смотрел грубо и непристойно, даже как-то осуждающе. Владимир Никонорович было хотел открыть рот, но незнакомец опередил его.

– Помер твой Филька, месяц уж как, с похмелья больного.