Родная кровь / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Родная кровь Бог миловал Петра во время войны с фашистской Германией. Вернулся домой живой, хотя и весь израненный. Вся грудь в орденах и медалях, но главной его наградой была красавица жена Прасковья. Она, будучи медсестрой в госпитале, выхаживала его после очередного ранения. Там и сплелись их судьбы на всю оставшуюся жизнь. Только не довелось им спокойно пожить в отцовском доме.

Ещё в детстве Петра мать его занедужила после обычной простуды и умерла. Отец помыкался какое-то время один и неожиданно для всех женился на неизвестно откуда взявшейся бабе. Та быстренько переехала к мужу вместе со своим скарбом и стала хозяйничать в доме.

Отец Петра был человеком тихим, а новая жена словно влила в него отраву, как-то сразу подчинила и сломала его. Плохо скрываемая ненависть ко всему живому и злая практичность были характерными чертами этой женщины. Так, прогоняя со своего огорода случайно забредшую соседскую курицу, она обязательно старалась нанести ей какое-нибудь увечье, что не раз приводило к громким разборкам с хозяевами птиц. Умела Мачеха травить мышей каким-то составом, который делала сама по только ей известному рецепту. Ругаясь с кем-нибудь, проклинала всех известных ей родственников противника и могла сказочно матюкаться как пьяный сапожник с базара. Учитывая всё это, соседи стали называть её ведьмой и старались лишний раз с ней не встречаться.

Невзлюбила Мачеха Петра с первого дня. Уж больно независимый и упрямый характер был у приёмного сына. Упрёкам и тычкам конца-краю не было. Отец Петра пытался иной раз защитить сына:

– Ты бы с ним помягче, родная всё ж таки кровь!

Но Мачеха слушать ничего не желала. Бывало, так в ответ рот раскроет, что муж только рукой махнёт с досады и уйти куда-нибудь побыстрей старается. Так и рос Пётр, учась жить, рассчитывая только на свои силы. А потом была война.

И вот теперь солдату-победителю, вернувшемуся с фронта, не нашлось места в родном доме. Собрав в трофейный чемодан свои вещи, Пётр с молодой женой ушли устраивать свою жизнь в другое место. Им и самим, после нескольких дней жизни под одной крышей с Мачехой уже не хотелось там оставаться. Они очень надеялись, что всё самое страшное в их жизни уже позади.

Шло время. Отец Петра как-то незаметно ушёл из жизни. Был человек, и не стало человека. И ничего в этом мире не изменилось. Пётр случайно узнал о том, что его схоронили на деревенском кладбище, только через месяц.

Осталась одна Мачеха в доме жить, некем помыкать стало. Собачка дворовая ещё какое-то время под крыльцом жила – муж ещё завёл, да и та вскоре сдохла. Однако случилась по весне с Мачехой оказия.

С первыми оттепелями отвалился от печной трубы кирпич и вместе со льдом и талым снегом пополз вниз по крыше. Солнце с каждым днём сильнее светило, становилось теплее. Лежал он себе на боку, всё ближе к краю спускался и наконец спустился. Угораздило Мачеху в неподходящий момент внизу бельё на верёвке развешивать. В общем, свалился закопчённый кирпич сверху и стукнул злобную женщину по самой макушке.

Так и померла бы ведьма во дворе, залив своей кровью стиранные цветастые наволочки, да соседка услышала стоны. Позвала людей. Отвезли Мачеху в больницу и наложили там на непутёвую башку несколько швов.

Люди говорили потом, что после этого случая совсем Мачеха осатанела.

Между тем Пётр с Прасковьей обжились на новом месте, обзавелись домом, родили сына.

Однажды, в воскресный день, пришла Мачеха к Петру в гости. Не хотел он пускать её на порог, да жена упросила: «По-доброму ведь пришла, по-людски же надо». В общем, приняли её, как полагается, по-родственному.

Угостилась Мачеха, порассказывала о том, о сём и собралась уходить. Проходя мимо сидевшего за столом Петра, плеснула ему на голову какую-то жидкость из пузырька. Пётр было вскочил: «Ты что, спятила?». Но хитрая Мачеха спряталась за Прасковью:

– Успокойся, – говорит. – Это одеколончик.

Крикнула на бегу: «Будьте здоровы!», и с тем выскочила из избы.

Жизнь шла своим чередом, работа, каждодневные домашние хлопоты, и о визите Мачехи стали забывать. Однако вскоре у Петра начались головные боли. С каждым днём они усиливались. Пётр потемнел лицом, осунулся. Поход в районную поликлинику ничего не дал – врачи не смогли найти причину недомогания. Съездили на обследование в областную больницу – результат тот же самый. Все специалисты только руками разводили. Дали какие-то таблетки: «Попейте вот это». Но «это» не принесло облегчения. Оказались бесполезными настои трав, мази по домашним рецептам и банные процедуры.

Прасковья, глядя на мучения мужа, порою приходила в отчаяние: «Ведьма эта – Мачеха во всём виновата! Облила тебя какой-то дрянью, после этого всё началось!» Пётр считал, что всякие разговоры о ведьмовстве чепуха – пустые женские страхи. «Паша, родная, уймись! – говорил он жене. – Застудился я, верно. Отлежусь – пройдёт». Но шло время, а боли не проходили.

Обратилась Прасковья и к деревенскому Батюшке. Тот внимательно выслушал, дал молитву по случаю: «Господь наш сказал: Да будет вам по вере вашей. Ты верь, и Бог не оставит тебя, будет тебе возможность спасти мужа!»

А между тем Пётр угасал на глазах, похудел. Уже не угадывался в его фигуре крепкий мужик, однажды на фронте ударом кулака убивший фашиста. От постоянных головных болей распухли веки, стало ухудшаться зрение.

В доме всё реже звучал смех, все старались вести себя тихо, поскольку всякий шум доставлял Петру дополнительные страдания. Малолетний сынишка теперь каждый день приставал к матери: «Мам, а когда папа выздоровеет? Завтра? Послезавтра?»

Тяжкое бремя забот легло на хрупкие плечи Прасковьи, рушились все надежды на спокойную семейную жизнь. «Господи! – думала она иногда. – Если ты есть, помоги мне. Я – верую!»

Казалось, радость и счастье навсегда ушли из светлого дома, утопающего в зелени яблоневого сада.

Но вот однажды на улице к Прасковье подошла старушка: «Дочка! Это твой Пётр головной болью мучается?» Получив утвердительный ответ, она пошамкала сухими губами, как бы сосредотачиваясь на своей мысли: «Послушай-ка, что я тебе скажу. Слышала, что облила ему ведьма голову чем-то, потом и болезнь началась. Да? Так вот, с моим мужем, царство ему небесное, в молодости такое же произошло. Не буду, уж, говорить, как всё случилось, только думала, что всё – помрёт. Так плохо ему стало. Дали мне добрые люди адрес одной женщины. Ездила я к ней в деревню под Москвой. Дала она мне настой и тем настоем я своего Андрюшу тогда выходила. Вот он, адресок, и как добраться туда приписано».

– Бабушка! Да когда же это было? Её, может, и в живых уже нет!

Старушка строго поглядела на Прасковью, дотронулась иссохшей сморщенной ладонью до её руки: «Езжай! Она не старше меня была. Бог милостив! Должна она ещё жить. Езжай с Богом! Найди её и вылечи своего Петра!»

Старушка перекрестила её, вытерла набежавшую слезинку в уголке глаза платочком: «Ты, дочка, надейся – с Богом!»

Поблагодарив за нежданную помощь, Прасковья пошла дальше по своим делам. Неожиданно для себя самой она подумала: «Может быть, Господь меня услышал, а это и есть данная мне возможность? А вдруг последняя?» От этой мысли ноги невольно остановились, заставив внимательно прислушаться к своим чувствам. Прогрохотавший по дороге трактор привёл её в сознание.

– Так что же я стою? – спросила она сама себя. И вот уже на следующий день попутный поезд уносил молодую женщину в московском направлении.

Вечерело, солнце вплотную скатилось к линии горизонта. Приглушённый свет уходящего дня ровно и спокойно растекался в пространстве. По незнакомой улице небольшой деревушки двигалось стадо. Коровы неторопливо, с чувством собственного достоинства, уверенно шли к своим дворам. Целый рой комаров и оводов следовал за ними. Устало перебирая лапами, с высунутым языком пробежала пастушеская собака. Как это всё напоминало свою деревню на далёкой Саратовщине! Вздохнув, Прасковья пошла на околицу. Оттуда, согласно объяснениям местных старушек, вела дорога через пшеничное поле к лесу, на ближайший хутор. Там, на выселках, жила женщина, имя которой было указано в записке.

– Да, – сказали Прасковье напоследок, – лечила она от всяких недугов. Много людей к ней прежде ходило. Только стара она очень стала, не знаем, сможет ли чем помочь тебе.

Наконец вот он, старый, но ещё крепкий дом, рубленый из кругляка. Отворив провисшую калитку, Прасковья, пригнувшись под ветвями начавшей разваливаться яблони, подошла к покосившемуся крыльцу. Постучалась в приоткрытое, с выцветшими от времени ситцевыми занавесками окно.

К удивлению Прасковьи, престарелая бабушка, встретившая её в пропахших травами сенях, сказала, что знает, зачем она пришла: «Муж у тебя болен и ты хочешь получить средство, чтобы его вылечить. Порчу на него навели, поэтому и не помогают никакие таблетки».

Потом они сидели на лавочке у завалины. Хозяйка слушала взволнованный рассказ гостьи, молча кивала головой. Чёрная, с белым брюшком кошка тёрлась у их ног. Смеркалось.

– Дам я тебе нужное лекарство, – тихо произнесла старуха. – Но помни: всё нужно делать именем Господнем, с молитвой. А теперь пошли спать. Завтра тебе в дорогу.

Путь домой, как показалось Прасковье, занял целую вечность.

Почти целую неделю поила Прасковья своего мужа целебным настоем. Головные боли не проходили. Петра уже начала раздражать вся эта затея.

– И помереть-то спокойно не дадут, – ворчал он. – Хотя б на водке настойка была, а то гадость какая-то: зелёная да мутная!

Но Прасковья решительно заставляла его ежедневно пить привезённую жидкость и читала при этом молитвы.

Но вот однажды днём, после очередной выпитой порции настоя Петру стало плохо. Через некоторое время начались озноб и страшная рвота. Всё это продолжалось до позднего вечера. Наконец Петр затих и уснул, впав в глубокое забытьё. На следующее утро стало ясно, что мучительная хворь отступает, и он начал поправляться.

После этих событий любовь Петра и Прасковьи, и так считавшихся созданными друг для друга, переросла в некое высшее, сверхбытийное состояние. Любовь, озарённая счастьем возвращения от края небытия в жизнь. Что может быть крепче этого? А Пётр уже не был категоричен в делах недоступных разумному пониманию.

– Что-то такое есть, – говорил он потом осторожно.

Узнал подробности истории зашедший как-то повидаться кум Шурка. Очень уж он уважал Петра – при людях старался его по имени-отчеству называть. Плюнул он в сердцах, стаканчик попросил налить.

– Эх, жизнь поломатая! – говорит. – Ладно, пойду я.

А сам – домой за велосипедом, да на окраину поехал, где Мачеха жила.

Приезжает, а та в огороде копается.

– Здорово! – кричит.

– Здорово, коли не шутишь!

– Дай рубль на пару дней!

Мачеха почувствовала неладное и боком, боком к дому: «Сейчас, милок, принесу». Кум Шурка к ней – та бежать. Бежит баба, в юбке путается, орёт: «Спасите! Люди! Убивают!» Настиг в сенях, не успела Мачеха перед ним дверь захлопнуть. Схватил её за волосы, а второй рукой нос расцарапал сильно-сильно. Люди говорят, что от этого ведьмы силы свои теряют. Заверещала от этого Мачеха, завыла нечеловеческим голосом, метнулась в сторону ошпаренной кошкой.

Кум Шурка клялся потом, что ведьма, в кошачьем обличье, пробежала вокруг него по стенам. От этого протрезвел мужик и, впервые за долгую жизнь, искренне осенил себя крёстным знамением. Выскочив из ведьминой избы, прыгнул на велосипед и крутил педали всю дорогу обратно без остановки. Уже на подъезде к своим воротам слетела цепь, и велосипед, вяло прокатившись ещё некоторое расстояние, остановился. Соскочив на землю, кум Шурка оглянулся – как будто никто следом не гнался. После этого, словно успокаивая себя, провёл по взмокшей голове ладонью и, не обнаружив на ней привычной кепки, крепко выругался.

Много лет спустя, после смерти Мачехи, подросший сын Петра хотел вбить осиновый кол в её могилу. Как известно, покойники после этого корчатся и мучаются на том свете до второго пришествия. Очень уж хотелось парню отомстить за все обиды, нанесённые отцу. Да вовремя остановился – в могиле с ненавистной Мачехой лежал его дед. Кровь всё-таки родная – нельзя.