Сын (отрывок из поэмы) / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

-1-

Прошёл легчайший дождь,

Почти неуловимый,

И радуга воздвигла зыбкий мост.

Трава курится вогловатым дымом,

Чуть розовым от зноя и стрекоз.

И вспыхнувший цветеньем

Куст сирени
Дымится тоже, хоть и не промок.

Над Волгою в неясном отдалении

Пошаливает радостный громок.

И стая голубей над парком кружит,

И падает на землю с виража.

И важно ходят голуби по лужам,

И воду пьют глотками, не спеша.

Они взлетают хлопотливым роем,

Меня крылами не задев едва.

Сегодня на земле всё молодое:

И гром, и дождь, и солнце, и трава.

-2-

Его весна назад тому столетье

Была такой же юной как сейчас.

И соловьи трубили о победе

Любви к всему, что окружает нас.

Клубился мёд сиреневых туманов.

Стучали ветви клёнов по окну.

Входил, волнуясь, молодой Ульянов

В открытую ветрам свою весну.

Семнадцать лет!

Судьба на ярком взлёте,

И в сердце ощущение крыла.

На грозовом российском небосводе

Его звезда высокая взошла.

Пускай она, неведомая миру,

Лишь для него горит в кромешной мгле,

Он ощущает радостную силу

В себе самом и молодой земле.

Ещё чуть-чуть, и будет брошен жребий,

Что мир расколет через тридцать лет.

За вешней Волгой, отражаясь в небе,

Вставал, играя, радужный рассвет.

Открыли церковь. Нищие старухи

На папертях с протянутой рукой.

Симбирск чадил угаром летних кухонь,

И терпко пахло молодой травой.

Прогрохотал исправник на пролётке,

Как будто идол, деревянно прям,

Прошёл, дырявой хлюпая подметкой,

В кабак родства не помнящий Иван.

Швейцары двери драили присутствий,

Зевал судья, читая приговор,

И заводил с клиенткой об искусстве

Галантный парикмахер разговор.

Симбирск вставал, весь в колокольных звонах,

Весь благолепный, истовый как встарь.

Он был одной из многих ножек трона,

На коем восседал российский царь.

Царь был для всех – и божий гром и милость,

Паря над миллионами голов.

И паутины власти все сходились

В когтях бездушных гербовых орлов.

Сословия, чины… Кругом ранжиры,

Указы, циркуляры, рапорта.

Битком набита каторга Сибири.

Разлома обозначилась черта.

Народовольцы – молодость и совесть,

Чья вера лишь один прицельный взрыв.

Не понаслышке знал он эту повесть,

А сердцем и умом переварив.

Саднила память, горечью распята.

Рыданья мамы и сестёр испуг.

Ульянов помнил день ареста брата,

И сквозняковый холодок вокруг.

Косился лавочник, отвешивая сахар,

Судачили соседи шепотком.

На тротуаре взвизгивала плаха

Под полицейским жёстким сапогом.

У дома день и ночь в засаде сыщик

Сидел – как бы чего не просмотреть.

Ульянов знал: неумолимо рыщет,

Круги сужая, возле брата смерть.

Он заточён в пучину каземата

И отказался бить царю челом.

А здесь в Симбирске яблонька крылато

Плескалась под Володиным окном.

Запел скворец, сверкая антрацитно.

Жизнь совершала свой весенний взлёт.

И за Свиягой – с косогора видно –

Работал на полях простой народ.

Скрипели сохи. Надрывая жилы

Тянули с хрипом баржу бурлаки.

И тощие коровы воду пили,

В трясине увязая, из реки.

Он был не в силах радоваться маю.

Ему судьбы чуть приоткрылась даль.

Его взрослила, душу остужая,

Недетская холодная печаль.

-3-

Куда пойти?..

С кем поделиться болью?

Мать рядом с Сашей,

Нет в живых отца.

Запруженная арестантской голью

Вскипала гулко улица с конца.

Косил лиловым глазом конь горячий,

Конвойный офицер крутил усы.

Совала бабка каторжным калачик,

Как повелось от века на Руси.

Владимир жадно всматривался в лица.

Кого ни привели сюда пути!

Вот два студента, может из столицы?

Спросить про Сашу… Но не подойти.

Гонимый люд шёл, спотыкаясь, в гору,

Сквозь толпы обитателей градских.

Хотелось отшатнуться от позора

Своей страны, но он смотрел на них.

-4-

Над городом

Весны звенело знамя,

С Венца дул лёгкий ветер – ласковей.

Над крышами домов, над куполами

Кружился май на крыльях голубей.

Шумело монастырское кладбище

Вороньем граем, молодой листвой.

И словно на родное пепелище,

Пришёл Владимир к стеле гробовой.

Тот день вставал в сиянии немилом.

Народ всё шёл и шёл издалека.

Под синим генеральским вицмундиром

Остановилось сердце мужика.

Отец лежал в гробу, прямой, лобастый.

Сторонник дел. Противник болтовни.

Он был педагогических дел мастер,

Учитель и наставник ребятни.

Под шум дождя и всхлипывание вьюги,

Не думая про званье и почёт,

Он объезжал Симбирскую округу

И все деревни знал наперечёт.

Курные избы, рощицы, пригорки.

Серп полумесяца, сияние креста.

Папузы, Курослепки, Домосёрки –

Беспамятные дикие места.

Сквозила бедность русских, инородцев

Из каждого дремучего угла.

За ним вставали школы как колодцы

С живой водою знанья и добра.

– Отец, отец…

Мы – пасынки отчизны,

Твои сыны…

(О, как земля молчит!)

К чему не прикоснёшься в русской жизни,

Умом иль сердцем – всё кровоточит.

Не оступиться б, что найдёшь, не знаешь.

Ведь на Руси, как будто в сказке той:

Пойдёшь налево – совесть потеряешь,

Пойдёшь направо – голова долой.

Вороний грай шумел над тополями,

Земля молчала под родным крестом.

Но знал Владимир, что пойдёт он прямо.

Своим, ещё не тореным путём.

Пройдёт сквозь испытания на ощупь,

В бореньях прозревая, чтоб потом,

В семнадцатом, рванула штурмом площадь,

Всё обрекая на распыл и слом.

Земля молчала, но ударил ветер,

Взыграла в небе света полоса.

Цепляясь за верхушки старых ветел,

Шла на Симбирск весенняя гроза.

1987-2014