Воронежская область и терроризм. Юмористические рассказы / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Воронежская область и терроризм

Махмуд, главарь одной из террористических банд Ближнего Востока, тот самый Махмуд Завахири, которого долго и безуспешно разыскивали по всему миру разведки всех стран, страдал от похмелья в коммунальной квартире на Первомайской улице в Москве, где жил последние пять лет. Братья-арабы, спрятавшие его там от ЦРУ и других подобных организаций, и подумать не могли, что интеллигентный учитель Миша, увидев своего нового соседа, уйдёт в тяжёлый и продолжительный запой, захватив с собой их непьющего раньше лидера. Каждое утро в течение этих пяти лет, не совершая даже утреннего омовения, они одевались, шли в местную скупку металлолома и сдавали туда двадцать гранат-лимонок и три противопехотные мины. В скупке их уже отлично знали и давали хорошие деньги, только постоянно просили продать автомат Калашникова, который Махмуд всегда носил с собой. Махмуд улыбался, кивал, грозил местным бомжам пальцем, когда те пытались дёргать его за бороду, но автомат не продавал. Он делал вид, что не понимает по-русски, брал деньги, они с Мишей уходили, а через три минуты их останавливал местный участковый. Пять лет подряд каждое утро этот участковый ждал их на одном и том же месте возле продуктового магазина, где и отдавал молча свою полицейскую честь. Махмуд также молча протягивал российский паспорт, в котором под ранней фотографией Розенбаума арабской вязью, справа налево, было написано: «Иван Иванов, погонщик». И ещё там всегда лежала тысяча рублей, что, как объяснили Махмуду знающие люди, в Москве необходимо, если хочешь носить с собой автомат Калашникова. Участковый паспорт брал и почти сразу, не раскрывая, возвращал обратно. Как он при этом вынимал тысячу, Махмуд не понимал и каждый раз удивлялся, восхищённо цокая языком. Затем участковый растворялся в воздухе, Махмуд с Мишей заходили в магазин, покупали четыре бутылки водки и возвращались домой. А на следующее утро, как, например, сегодня, Махмуд страдал от похмелья и ждал спасительного стука в дверь.

Он вскоре и раздался. В дверь просунулась опухшая Мишина физиономия и многозначительно кивнула. Махмуд надел повязку на пустую глазницу – искусственный глаз неделю назад они подарили продавщице, но забыли, в каком магазине, – и кивнул в ответ. У него гудела голова, дёргались руки, щемило сердце и шалила печень. Миша, у которого, наоборот, шалила голова, щемили руки, гудело сердце и дёргалась печень, выдохнул перегаром и сказал:

– Пошли. У нас гость.

Махмуд встал, оделся и вышел на кухню. Там уже был накрыт стол, то есть стояла пепельница и возле неё лежали спички. За столом сидел сосед Боря, нежно прижимая к груди большую пластиковую бутыль пива. Миша подал стаканы, Боря налил в них напиток, они чокнулись и выпили.

– А жена чего не идёт? – вдруг спросил Миша и посмотрел на Махмуда.

Махмуд понял, что вопрос относится к нему, но на всякий случай решил уточнить.

– Чья жена?

– Чья… Твоя! Остальные-то здесь холостые – Миша показал свободные от обручальных колец пальцы, а Боря кивнул в знак согласия.

Махмуд сделал большой глоток и посмотрел на руку. На его безымянном пальце красовалось массивное золотое кольцо, которого вчера утром точно не было, а вечером… Вечер, к сожалению, из памяти был, по обыкновению, стёрт. Махмуд задумался. Все его жёны были далеко и оказаться в Москве на Первомайской улице никак не могли. На всякий случай он решил зайти в свою комнату – во-первых, шутить такими вещами Миша не мог, во-вторых, Миша вообще шутить не мог, в-третьих – кольцо, а что в-четвёртых, было уже не важно, поскольку, дойдя до комнаты, он увидел, что на его холостяцком ложе, сделанном из сдвинутых ящиков с гранатами и минами, накрывшись с головой одеялом, храпит какое-то существо. Махмуд тихонько закрыл дверь и вернулся на кухню.

– Миша, кто это? – тревожно спросил он, наливая.

В его положении женщины были не нужны, это Махмуд знал давно. Под «положением» он имел в виду не своё нахождение в розыске какими-то там разведками, а нахождение в состоянии опохмеления.

– Я же говорю – жена твоя. Зовут Ира, продавщица, приехала из Воронежской области – хохотнул Миша: – Вы сегодня туда уезжаете в свадебное путешествие, с тёщей знакомиться. Ты, кстати, вчера на свадьбе «Калашников» свой подарил невесте, так что поосторожней с семейными разборками. Пристрелит. Она ведь уже не невеста, а жена. Вон по НТВ показывали…

– А БМП? – перебил Мишу Махмуд.

У него была ещё БМП, спрятанная в Измайловском парке, и он испугался остаться совсем безоружным в этой далёкой и дикой стране.

– БМП у подъезда стоит, мы на ней вчера в ЗАГС ездили – сказал Миша.

Махмуд подбежал к окну. Внизу действительно стояла боевая машина пехоты, украшенная ленточками и шариками. Она была вся облеплена местными детьми, на стволе висела кукла в беленьком платьице, а рядом стоял участковый и что-то подсчитывал на калькуляторе. Видимо, свою будущую прибыль. Махмуд охнул и сел за стол.

– И что теперь делать? – спросил он.

– Как что? Жить! – Мише становилось всё лучше и лучше: – Ты паспорт свой посмотри, у тебя там и печать стоит. Зато у тебя теперь всегда будут стиранные носки и горячие пельмени, пока смерть не разлучит вас. Так в ЗАГСе сказали. Вас ведь сразу зарегистрировали, как только вы туда с «Калашом» вошли. Она вся в белом, ты весь пьяный… Красивые…

Раздались шаги, и на кухне появилось заспанное существо, которое теперь являлось махмудовской женой. Обведя троицу неласковым взглядом, жена спросила:

– Кто муж?

– Он! – хором ответили Миша и Боря, показывая на Махмуда.

Жена внимательно осмотрела его и осталось недовольна.

– Переодевайся. Зовут как? Не надо, вспомнила – Максимчик. Мы вчера кому костюм купили? Омару Хайяму? Вот его одевай, а эту лабуду – молодая жена кивнула на восточное одеяние Махмуда: – сымай и выбрасывай. Или мне это самой сделать? И что это за повязка пиратская?

– Лицензионной не было… – решил пошутить Боря, чтоб разрядить обстановку, но под взглядом Иры осёкся и замолчал.

Миша же, заметив, что Махмуд ничего не понял, решил ему помочь.

– Она говорит, чтобы ты переоделся. А по случаю вчерашней свадьбы… – Миша достал из-под стола бутылку водки, а Боря извлёк из холодильника шмат сала.

– Никакой водки. Или убирайте, или вылью. Он теперь женатый человек. И переводить ему ничего не надо, он сам всё понимает. Да, Максимчик?

Сказано это было таким тоном, что опытный Боря сразу исчез вместе с водкой и салом и Миша остался в одиночестве со своим желанием выпить. Махмуд был уже не в счёт.

– Ира… – ласково заговорил Миша, сразу вспомнив, кому они подарили искусственный глаз: – А помнишь, как мы тебе камушек красивый подарили? Так это его глаз, поэтому он в повязке…

– Я из него уже брелок сделала, так что глаз менять будем. И обои. И паркет. И люстру. И входную дверь. И не забудь – ты с завтрашнего дня грузчик у меня в магазине. Вернёмся из свадебного путешествия, Максимчик к тебе в сменщики пойдёт. Да, Максимчик? Мусор вынеси, скотина.

Махмуд-Максимчик сидел, обхватив голову руками. Он уже понял, какую ошибку совершил вчера по пьянке. В детстве отец рассказывал ему старинную восточную легенду про мужчину, которого била жена. Чтобы скрыть синяки, этот мужчина стал носить паранджу, родственники прокляли его, друзья отвернулись, мальчишки при встрече бросали камни, он стал изгоем, и его жена взяла себе сначала второго мужа, а потом третьего, четвёртого и пятого. Легенда гласила – родом жена этого несчастного была из Воронежской области, а там существует поверье, что один муж в семье вырастает эгоистом. Мужей должно быть много, чтоб они носились по всему дому, играли, смеялись, баловались, приводили друзей… Да и в старости подспорье… «Мусульманин не должен брать жену из Воронежской области, если не хочет прогневить Аллаха» – так заканчивалась эта легенда.

Махмуд встал, взял мусорное ведро и вышел из квартиры. Из подъезда он уже выбегал и, добежав до участкового, долго его о чём-то просил. Участковый отказывался. Отказывался до тех пор, пока из окна не раздался Ирин голос:

– Максимчик! Домой, скотина!

Махмуд съёжился, участковый вздрогнул, побледнел и шёпотом спросил:

– Она что, из Воронежской области?

Махмуд кивнул.

– Землячка моей жены… Поехали.

Через десять минут знаменитый, разыскиваемый всеми разведками мира террорист Махмуд Завахири сдался российской ФСБ.

Премию за поимку особо опасного террориста разделили между собой дежурившие в тот день офицеры ФСБ, участкового повысили в звании и представили к награде, хотя в деньгах он, конечно, потерял, а вот про Иру как-то забыли. Она пару раз приезжала к зданию ФСБ, требовала вернуть ей мужа и обещала в случае отказа разнести это здание по кирпичику, но офицеры ФСБ закрывали все двери и тихо сидели в своих кабинетах. А через некоторое время, к их счастью, Ира переключилась на Мишу и про Махмуда на время забыла. Она уже свозила нового избранника к тёще в Воронежскую область, где он и остался. Его друзьям и родственникам Ира сказала, что Миша влюбился в неброскую красоту её родины, одел рубище, сморкается в бороду, поёт воронежские частушки и возвращаться в столицу пока не собирается, поскольку счастлив. А она будет жить здесь, в его квартире с другим мужем, работать и ждать, когда он там досморкается, допоёт и вернётся. И про Махмуда она тоже стала частенько вспоминать, поглядывая на запертую дверь его комнаты. Мужей же должно быть много, иначе они вырастают эгоистами…

Сам Махмуд, кстати, под угрозой того, что его выпустят на свободу и сообщат об этом Ире, охотно давал правдивые показания и просил себе пожизненное заключение в любой самой суровой тюрьме, расположенной вдалеке от Воронежа.

А Воронежская область стала запретной для воинов Аллаха, особенно после того, как там бесследно исчезли двенадцать шахидов-смертников. Нашли их только через год, но это были уже совсем не шахиды и совершенно не смертники. Просто их взяли себе в мужья воронежские девушки и смерть теперь для них – несбыточная мечта…

Завоевание Елены

Впервые я увидел её на даче у своих друзей. Первое впечатление, как известно, самое верное, так вот – она была хороша. Потом я выпил ещё, и она стала обворожительной, а после третьего коньяка – грациозной. Как я блистал для неё в тот вечер! Жениться я, конечно, не обещал, но намерения у меня были самые серьёзные. Я читал ей стихи позднего Михаила Круга и раннего Ильи Резника, пел что-то из Григория Лепса, сыпал цитатами из Дарьи Донцовой и даже сыграл в лицах всю последнюю серию «Нашей Раши», которую она пропустила. Когда гостеприимные хозяева, устав от нас, ушли наконец спать, мы решили прогуляться к озеру. Ночь, звёзды, дорога петляла меж полей, вдалеке чернела загадочная гладь воды… Какая звенящая тишина стояла в ту ночь! Слышен был только её раскатистый голосок, когда она пела свою любимую «Таганку», да где-то в ближайшей деревне орали матерные частушки, казавшиеся нам осанной, которую для нас восклицает само небо… Потом мы плавали в тёплой чёрной воде, и нам чудилось, будто мы купаемся в бесконечной ночи… А на берегу… Нет, на берегу нас грела не любовь. Любовь только зарождалась в наших сердцах, её серебряные нити только начали опутывать наши души… Нас грела бутылка виски, которую она спёрла у хозяев, и сосиски, которые взял я на закуску. И мы уже шли назад, отчего-то спотыкаясь и падая, и мелкие камушки больно впивались в босые ноги… Жаль, жаль было кроссовки за сто евро, оставленные по пьяни на берегу, но ещё оставался вискарь, мы по очереди прикладывались к нему, и печаль уходила. Да и кроссовки стоили не сто евро, как я сказал ей, а сто рублей. И мы уже не пели, мы боялись, что песня спугнёт что-то неуловимое, витающее в предрассветном воздухе. Только на следующий день, когда зачесались укусы, я понял, что неуловимое там витало с таким противным писком. Но пока мы шли, обнявшись, и я обещал бросить к её ногам весь мир, все звёзды и всю Вселенную… Я никогда не экономлю на обещаниях, так воспитан.

Вскоре мы дошли до дачи наших друзей. Мы даже выпили по бокалу шампанского… Мы смотрели сквозь хрусталь на ещё робкое и нежаркое солнце… Она не знала, что шампанское на виски нельзя, это понижение градуса, это тазик с утра, это головная боль и невозможность подняться. А я знал, но почему-то промолчал… Она пошла спать на второй этаж, а я… Но пусть это останется между нами.

Я проснулся раньше её. Где-то совсем рядом пел свою любовную песню соловей, вызывая рвотный рефлекс. Хозяева уже встали, и я пошёл к ним с надеждой, которая оправдалась – мне молча протянули бутылку холодного пива. Как по-другому зазвучала песня соловья! Как по-другому засветило солнце!

А часов через семь к нам вышла она. В её ресницах заблудились солнечные зайчики, в её глазах расцветали васильки, хотя вся в целом она выглядела помятой. Умывшись, она подошла ко мне и улыбнулась. Мой перегар был уже приятен, сам я был уже элегантен и с удовольствием расцеловал алые маки на её щеках. Затем я вытер губы и мы наконец познакомились. Её звали Еленой.

Вскоре она засобиралась домой. На станцию её повезла Света, жена моего друга, и я, разумеется, напросился с ними. На платформе, когда Света ушла смотреть расписание, я обнял её. А ты помнишь, вдруг спросила она, что ты обещал вчера? Конечно, помню, ответил я, ведь я обещал подарить тебе весь мир. И я подарил ей билет на электричку.

Потом у нас были ещё два свидания, на которых я бросал к её ногам все свои деньги. Триста рублей это тоже деньги, что бы там не говорили её подруги.

Уже три года мы живём вместе. Оказывается, она не знает, кто такой Михаил Круг, не любит Лепса, не читает Донцову, ни разу не слышала песню про Таганку и не смотрит «Нашу Рашу». Плюс ко всему она ненавидит виски с шампанским и не любит купаться по ночам в озёрах. Чем же я завоевал её? Почему именно мне достался этот голубоглазый и сорокалетний кусок счастья?

Я часто думаю над этим, когда мою посуду или стираю, глажу бельё или бреду с сумками из магазина. Я думаю над этим, когда готовлю обед и мою полы, чищу её обувь и варю для неё утренний кофе, драю туалет и поливаю цветы. И иногда мне кажется, что это не я завоевал её, а немного наоборот. Чуть-чуть, но наоборот. Ведь недаром тётка в ЗАГСе, оглашавшая приговор, так мило улыбалась, показывая свой звериный оскал…

Я и Хемингуэй

Хемингуэю повезло, он жил в молодости в Париже. Дружил с писателями и художниками, работал в газете, пил бурбон, гулял, любил свою молодую жену… Потом написал, что «Париж это праздник, который всегда с тобой…»

Мне повезло больше. Я жил в молодости в Мытищах. Дружил с Гундосым и с Кротом, пил пиво, чем-то торговал, любил Верку… Я ради Верки даже как-то витрину разбил, любовь свою показывал… А они потом написали, что «…находясь в состоянии алкогольного опьянения, разбил витрину продуктового магазина и похитил муляж колбасы “Краковской”…»

Хемингуэй в тюрьме не сидел. А мне дали пятнадцать суток и я две недели красил забор вокруг отделения. Дышал краской, от этого много думал. Верка ко мне не приходила, она, оказывается, уже с Гундосым жила, так что мне опять повезло. Это я потом понял, когда пиво пил на лавочке и Гундосого увидел с коляской, а рядом Верка с животом. И тоже с пивом.

Хемингуэя всегда любили красивые женщины. Меня любили пьяные, а красивых я не видел. Нет у нас в Мытищах красивых женщин, не рождаются. Не от кого.

Хемингуэй работал журналистом и мотался по всей Европе. Я тоже из Мытищ мотался в Москву, где работал охранником. В Швейцарии, в горах, Хемингуэй влюбился в подругу своей жены и ушёл из семьи. В Люберцах, на равнине, я встретил Людку, пожилую повариху местной шашлычной, тоже влюбился и переехал к ней. Мы с ней пиво каждый день пили, ну и водку иногда.

Хемингуэю повезло, у него было трое сыновей от разных жён. Мне опять повезло больше, у моей Людки было четверо и от разных мужей. Может, один был и от Хемингуэя, я не спрашивал.

Хемингуэй очень переживал, что оставил первую жену с ребёнком и до конца жизни помогал им. Бывшие мужья Людки нам не помогали, а только мешались, так как половина из них жила вместе с нами. Потом, когда сыновья Людкины подросли, они маминых мужей, меня в том числе, с лестницы спустили. Пока было тепло, я ещё в Люберцах пожил, пиво попил, а вечером уехал.

Хемингуэй всегда возвращался на родину, в США, где его ждала семья, ждали друзья и поклонники. Я тоже решил вернуться в Мытищи, где меня всегда ждут Гундосый и Крот. Оказалось, правда, что Гундосый умер, Крот пропал, а Верке пятьдесят три года. Вот так время пролетело, под пиво.

Хемингуэю повезло, он выжил в страшной автокатастрофе. Долго лечился, но врачи поставили его на ноги, и он снова вернулся домой. Мне тоже повезло, меня машина сшибла, но не насмерть. «Скорая», правда, без денег в больницу не везла. А откуда деньги, я Верке последнее на пиво отдал. Сам дошёл, ногами… Вот только возвращаться не к кому и некуда.

Хемингуэй застрелился из охотничьего ружья. Он сходил с ума и не хотел, чтобы сыновья и бывшие жёны видели его безумным и немощным. А мне не повезло – с ума я сошёл, но у меня нет ни ружья, ни бывших жён, никого. Так что немощным меня только санитарки видят, но они особенно не присматриваются. Живой и ладно.

И пиво уже не помогает. Да и не дают его здесь. А когда просветление наступает, я думаю, что вообще зря свою жизнь пиву посвятил. Как-то по-другому надо было, но как? И спросить не у кого – Крота нет, Гундосого нет, санитарки внимания не обращают, Верка не приходит, как и тогда, в молодости. Пиво пьёт, наверное. Интересно, что Хемингуэй про это писал, надо обязательно прочитать, но… Теперь только в следующей жизни прочитаю, если она будет. Эта-то пролетела, как бутылка пива в электричке – только открыл, она уже закончилась, а от Мытищ ещё не отъехали. Не повезло мне, наверное. Надо было…

…надо было сразу две брать. Не бутылки – жизни…

Компания «Труба-дело» проводит различные сантехнические работы. Подробнее можно узнать на сайте компании. Важно, что сантехработы не должны проводится непрофессионалами, поскольку это может вызвать самые неприятные последствия. Лучше обратиться к специалистам, которые сумеют всё сделать правильно и вовремя.