ГЛАВА 1.

 

Недалеко от берега красивейшей бухты Энгал в рощице из стройных кавказских сосен уютно расположилось элитное двухэтажное здание. В отличие от вилл современных нуворишей, его не закрывал трёхметровый монолитный забор, и только невысокая живая изгородь из подстриженного вечнозелёного самшита отделяла территорию, прилегающую к строению, от дороги, ведущей от посёлка к морю.

Однако всезнающие местные жители, несмотря на отсутствие серьёзной преграды и грозной охраны,  стороной обходили это место, никогда и в мыслях не держа идею позариться на чужое добро. Лишь некоторые из них, самые предприимчивые подвозили к чёрному ходу собственноручно выращенные овощи и фрукты самого высокого качества, только что выловленную рыбу и другие морепродукты, мясо и яйца и всегда получали оплату по самому щедрому прейскуранту.

За этим домом с недавних пор закрепилось удивительное имя – «ЧУДО», хотя оснований для такого названия практически не было, ибо здесь располагался элитный хоспис и для людей, попадавших сюда в салонах дорогих лимузинов, практически не было дороги назад.

Лишь однажды на заказанном стареньком такси отсюда уехала пожилая женщина, оставив на прощание маленькую икону Богородицы, с того для прозванную постояльцами чудотворной, а главврач этого заведения Гиреев Родион Петрович в очередной раз пролистав результаты её анализов, развёл руками и тихо произнёс – не иначе как чудо. С его лёгкой руки хоспис и получил это многообещающее имя.

                                                 

 

ГЛАВА 2.

 

В этот тихий солнечный день в своём уютном кабинете, оборудованном по последнему слову техники, главврач принимал очередного знаменитого пациента, а незнаменитых или весьма состоятельных здесь и не было. Перед ним сидела бывшая легенда советской прокуратуры, а ныне просто пенсионер Маргарита Сергеевна Крулевская. Ходили слухи, что за пребывание её в этом медицинском учреждении заплатил немалые деньги бывший вор в законе, а ныне известный олигарх и негоциант господин Силуянов, по кличке Сила.

В общем-то разговаривать с пациентами на тему их болезней Родион Петрович не любил, прибывшим сюда людям и так всё было предельно ясно. Врачи, получавшие солидные гонорары, делали всё что могли, а пациенты со своей стороны делали всё, что было в их ускользающих силах.

Оба немолодых человека, сидящих по обе стороны стола, знали друг друга не один год, главврач в былые времена работал судмедэкспертом и пользовался заслуженным уважением работников прокуратуры. Сам собой разговор перешёл на тему, камнем лежащую на душе старого доктора. Две недели назад умер старик, бывший крупный партийный работник областного центра. По большому счёту, факт обыденный для хосписа, однако дотошный доктор произвёл вскрытие, совершенно необязательное при диагнозах постоянных жителей этого учреждения. Его поразила причина смерти – асфиксия, удушение, но никак не рак в 4-й степени. Он задержал выдачу тела родственнику,  бывшим сослуживцам, чем вызвал жуткий их гнев и шквал звонков из самых высоких инстанций. В конце концов, позвонил сам председатель попечительского совета и пригрозил увольнением. Врач не устоял, он сдался, такую прибавку к мизерной пенсии более нигде не заработать. Незамедлительно приехали люди из известной ритуальной конторы, тело было тут же доставлено в ближайший крематорий. Говорят, на то была последняя воля усопшего. Теперь уж никогда не узнать, хотел ли убеждённый коммунист быть кремированным или погребённым, но факт остаётся фактом – повторное вскрытие отныне невозможно.

                                                 

 

ГЛАВА 3.

 

В мутной воде 90-х годов ловил мелкую и крупную рыбку будущий Председатель попечительского совета хосписа Матлабуддин Нуриднинов по кличке Узбек.

В его жилах смешалась кровь всей дружбы народов, отваги, смелости и прозорливости ему было не занимать, что и позволило Матлабуддину к концу десятилетия стать владельцем многочисленных заводов, газет, пароходов, а так же великолепного участка земли на берегу чудесной бухты Энгал. Как и подобает мужчине Востока, было у него две страсти – автомобили и женщины. И то и другое менял Узбек регулярно в зависимости от сезона, настроения и погоды. Причём, женщин всё же чаще чем автомобили, однако как всегда, права народная мудрость, и на старуху бывает проруха, прикипел Матлабуддин Нуриднинов к кариокой и стройной дивчине, робкой и тихой Катюше, безропотно  переносящей постоянные загулы и измены своего крутого супруга. Бог детей им не дал, и Катюша винила в этом только себя, выплёскивая все свои эмоции в дивные вышивки и  поделки из бисера.

Всему есть предел, случилось непоправимое – если в семье нет счастья, Бог забирает одного из супругов, а бывает, что и обоих. Катя заболела. Опомнившись, Матлабуддин возил её по самым известным клиникам и врачам, но тщетно, саркому пока не лечат, ни у нас, ни у них. После смерти жены, Узбек в  память о ней построил на своём черноморском участке хоспис, равного которому не было в нашей стране. Были наняты лучшие врачи, завезено уникальное оборудование и медикаменты, однако Узбек в первую очередь был бандитом и коммерсантом, а посему пребывание в хосписе по имени Чудо стоило немалых денег, и здесь, если не вылечивали, то продлевали жизнь только тем, кто мог выложить очень круглую сумму в свободно конвертируемой валюте.

                                               

 

ГЛАВА 4.

 

Маргарита Сергеевна добрела до своей палаты на первом этаже. В Чуде постояльцам предоставлялось право выбора – можно жить в одноместной палате, а можно и в двухместной. Как правило, почти все выбирали двухместные – как говорится, на миру и смерть красна.

Однако право выбора совершенно не касалось второго этажа, его, с грустью и придыханием, постояльцы называли чистилищем, и перевод туда был принудительным и, увы для всех пациентов, рано или поздно – обязательным. Оттуда вниз сам человек уже не спускался.

Маргарита Сергеевна предпочла для себя одноместную, несмотря на больное тело, мозг упорно требовал работы. Мысль о совершённом убийстве за неделю, другую до естественной кончины не давала покоя, и пока ей требовалось одиночество.

Но собраться с мыслями и пораскинуть мозгами сразу не получилось. Почти следом за ней в палату заглянул человек в накрахмаленном зелёном халате, маленького роста, щуплый, но с живыми подвижными глазами.

– Лазарь Арнольдович Гекслер, кандидат медицинских наук и ваш лечащий врач, – представился он и традиционно спросил: – ну-с, на что жалуемся, – и как-то сразу осёкся, – ох, простите меня, с утра что-то заработался, сейчас сделаю вам укол, а через полчаса прошу пожаловать в процедурный кабинет. Да ещё вот что, составьте, пожалуйста, меню с учётом ваших предпочтений, я его быстренько рассмотрю и ежели не будет медицинских ограничений, то извольте наслаждаться любыми кулинарными изысками. Наши повара умеют всё, так что не стесняйтесь – навёрстывайте упущенное.

Переодевшись, бывший следователь вышла в холл. Её внимание привлёк небольшой фонтанчик, вокруг которого были уютно расставлены скамейки и кресла, всё это убранство здорово напоминало хороший санаторий далёких советских времён.

– Вы новенькая? Давайте знакомиться! – раздался сзади раскатистый бас, – Григорий, солист Мариинки, – протянул широкую ладонь высокий мужчина одётый то ли в балахон, то ли в халат. И ещё понизив и без того низкий голос добавил, – бывший, наверное как и все мы.

– Маргарита, – в свою очередь представилась она.

– Мы здесь все запросто, без отчества, – забасил артист, – я сейчас вам всё расскажу. –Самое главное, это наши старые собаки. Узбек привозит их сюда, когда они уже не могут охранять его владения, ну а здесь им вольготно и сытно, они всё равно исправно несут свою службу, на ночь их сторож выпускает, но главное не в этом, – его голос стал совсем глухим, – собаки смерть чуют.

– Что чуют, – переспросила Марго, тоже переходя невольно на шёпот.

– Когда в доме покойник – они воют. Ещё никто из медперсонала не знает, а они уже воют. Поэтому все наши здесь сидят у окон и слушают.

Чтобы уйти от этой грустной темы, Маргарита Сергеевна спросила:

– Вы вот что, Григорий, расскажите как мне лучше о себе, о постояльцах здешних, о врачах, а то я кроме главврача, да ещё Гекслера никого и не знаю.

– Ну это проще простого, – опять переходя на густой бас, сказал  Георгий. – Начнём по порядку, то есть с меня. Народный, лауреат и прочее и прочее, да вы, наверное, на моих спектаклях бывали, я сударыня за свой век весь союз объездил да и старушку Европу тоже. Теперь вот рак лёгких, курить-то я давно бросил, да вот, наверное надо было раньше бросать, не верил в рекламу, а она иногда и права бывает.

– А я курю, призналась Маргарита Сергеевна, не знаете  как  здесь с этим – строго?

– Конечно – полный запрет. Поймают – враз десерта лишат. Да шучу я, кому надо покурить, все в рощицу сосновую уходят, там за деревьями дымят, но таких не много –  Вера Васильевна – банкирша из третьей палаты, медсестра Галина, и вы теперь третьей будете.

– А что, мужчины здесь все некурящие, поинтересовалась Маргарита Сергеевна.

– Выходит, что так, – ответил Георгий. Я  здесь уже как с полгода и не замечал.

В холле повисла пауза и, чтобы продолжить разговор, женщина спросила:

– А банкирша в отдельной палате живёт или с кем-то.

– Вот то-то и оно, – с радостью подхватил разговор словоохотливый Георгий, – вроде бы, дама состоятельная, при деньгах, а вот, поди ж ты, выбрала в спутницы себе Анастасию, бывшую советскую торговку. О чём они там разговаривают, одному Богу известно, только, на мой взгляд, общего между ними совсем мало.

– А мужчины тоже вместе живут или принципиально по одиночкам обитают, –любопытствовала Маргарита Сергеевна.

– Мужиков-то у нас раз два и обчёлся. Я вот жил с одним старичком, бывшим партийным работником областного масштаба, однако ж пару недель назад его наверх перевели поближе к Богу, так он там быстренько Ему душу и отдал. Сейчас вот один, горемыка, обитаю. Да ещё рядом со мной Иннокентий Николаевич мельник-мукомол, да ещё Филипп бывший спортсмен обитают, а следом за ними Элеонора Витальевна, та одна живёт, никуда не выходит, еду ей приносят, лицо вуалью покрывает постоянно, у неё проблемы с кожей, вот и не хочет, чтобы её такой некрасивой видели. Даже детям запретила себя навещать, да кто ж тут у нас красивый-то, здесь все мы одним миром мазаны и все красивые до неузнаваемости.

– Ну а врачи здесь какие, – продолжала Маргарита, радуясь тому, что вот так, разом может собрать почти всю первичную информацию по людям, возможно причастным к убийству.

– Врачей тоже не очень много. Гиреева и Гекслера вы уже знаете, ещё есть Пуманов Виктор Васильевич, он вообще-то психиатр, но его сам Узбек привёл, а с ним не поспоришь. Скажу по секрету, они с главным на ножах, всё никак власть над нами не поделят, а что её делить, власть над нами известно кому принадлежит. Ещё медсестра Галина, я вам про неё уже говорил. Гавриил Данилович, ну это врач от Бога, просто универсал во всех медицинских специальностях преуспел, да ещё старшая медсестра  Наргиз Хошимовна, её  тоже Узбек сюда определил. Но она всё больше по хозяйственной части – одеяла, простыни, лекарства, кухня – вот это её епархия. Да ещё сторож Еремей, он из местных, и повара, они здесь вахтовым методом работают.

– Григорий, вы сказали, что Еремей из местных, надо понимать, что все остальные тут живут?

– Ну это как сказать, конечно, здесь есть блок из нескольких комнат для персонала, но главврач уезжает в посёлок, там у него дом есть, то ли собственный, то ли съёмный, сказать точно не могу, а Пуманов так тот аж в областной центр ездит, из-за этого у него с Родионом Петровичем постоянно нелады случаются. А остальные когда как, если пару выходных выпадает, то в близлежащих посёлках у них есть где пожить, а так все в основном здесь, за нашим братом глаз да глаз нужен, того и гляди собакам сигнал подадим.

– Ах да, совсем забыл, я ж вам про нашу молодёжь ничего не сказал.

– А что, здесь и молодые  встречаются,  – удивилась Марго.

– Увы,  встречаются. Болезнь она, знаете ли, никого не щадит, для неё возраст не помеха. Анатолий – он бывший автогонщик, сердцеед, гроза всех девушек, дамочек и вдов, сейчас наверху, вряд ли вы его увидите, хотя на всё воля Божья, говорят, что икона Богородицы животворящей у него, и Аслан – программист, они вдвоём жили, сейчас Аслан только со своим  планшетником живёт.

– Вы, Маргарита, с компьютером как? На Вы?

– Да как все – продвинутый юзер, – ответила женщина.

– Ну тогда не стесняйтесь, если помощь нужна, сразу к Аслану, он никому не отказывает, если приступа нет и встать может, а если и не сможет, то и лёжа всё наладит. Господи, не забирай такую светлую голову, она ох как здесь на земле нужна.

– Георгий, вы упомянули икону, это что талисман такой. Он что, всем помогает или только тем, кто православной веры, – с иронией в голосе спросила она.

Ответить Григорий не успел, в помещение буквально ворвался  Гекслер.

                                        

 

ГЛАВА 5.

 

– Маргарита Сергеевна, лапушка, что ж вы с первого дня режим нарушаете, прошу, прошу  быстренько в процедурную и затем на обед. Григорий у нас балагур известный, он вам ещё надоест, и не сомневайтесь.

Марго лежала под капельницей, а врач с медсестрой Галиной суетились возле каких-то диковинных приборов со шнурами и дисплеями.

– Лазарь Арнольдович, спросила она, а разговаривать мне сейчас можно или надо лежать тихо, как мышь белая подопытная. 

– Милая вы моя, вам, конечно, можно, иначе вы же меня потом по прокуратурам и судам затаскаете.

– О, вы и это знаете? – удивилась она.

– Конечно, у нас тут практически секретов нет, тем более от лечащих врачей, мне о вас  всё Родион Петрович рассказал. Так что, спрашивайте, я весь во внимании.

– Лазарь Арнольдович, мне тут Григорий начал про икону рассказывать, а вы ему договорить не дали, так уж, будьте добры, сообщите следователю о сём артефакте.

– Понимаете, Маргарита, – несколько задумавшись и смутившись начал Гекслер, – была у нас тут больная не из высшего общества, из простых – Вера Марковна, семья у неё большая и очень дружная, все работящие – умельцы, одним словом. Так вот, когда она заболела, все имеющиеся сбережения ну и ходатайства от нужных людей, которым они чего-то, когда-то строили или чинили, были сюда направлены, и наш главврач её принял.

Матлабуддин, конечно, поворчал для вида, но потом это дело как-то само собой уладилось. Диагноз у неё был как и у всех, вы же знаете, у нас здесь он только стадиями в основном отличается. Ну, так вот, принесла она с собой иконку Богородицы, простую такую, самописную, то ли дети её написали, то ли кто из близких родственников, в общем не церковная она не освящённая. Вот Вера Марковна на неё и молилась, не за себя, за детей своих и внуков и за всю родню свою. А через месяц, другой, вдруг порумянела  так, приосанилась. Стала на кухню бегать, поварам помогать, не могу, говорит, без работы, барыней в палате валяться не привыкшая я. Гиреев не возражал, только велел поварам через час её выпроваживать, во всём меру знать надобно.

– Ну, а дальше, – с нетерпением спросила Марго, боясь, что врач на этом и закончит свой монолог.

– А что дальше, обследовали мы её, сердешную, всю просветили приборами нашими, анализы все взяли, пробы – нет рака, как и не было.

– Так, может, это лекарства ваши и процедуры помогли?

– Нет, голубушка, меня-то не обманешь, чудо это дивное, человеческому разуму не подвластное. Вера Марковна говорит, икона это Богородицы помогла, даром, что не в церкви писанная. Видать, художник, что её писал, большой души человек был, частичку себя в ней оставил, оттого она и чудотворит. Вера Марковна утверждала, что у неё такое имя  Вера – вот ей вера и помогла.

– И где сейчас эта икона? Поглядеть на нее можно? – не унималась Марго.

– А Бог её знает, где она? Вера Марковна, когда уезжала, её с собой не взяла, сказала на прощание, что она здесь много нужней, чем у неё дома. Большие люди за ней, за иконой то есть, приезжали. И Узбеку, и нашему главврачу серьёзные деньги за неё предлагали. Только вот пропала она, размером-то не велика была. И в карман сунуть можно, вот кто-то из больных и взял, да  тайком молится, хотя на словах здесь почти все атеисты.

– Так вот, дорогая Маргарита Сергеевна, поднимайтесь и, будьте добры, пожаловать в трапезную. Сегодня у нас рыбный день, отведаете наших местных морепродуктов, а ежели, иконку ту у кого увидите, так не сочтите за труд, дайте знать. Мы её, конечно, никому продавать не станем, ни за какие коврижки. А выставим на всеобщее обозрение, может быть, ещё кому поможет, на всё воля Божья.

                                                    

 

ГЛАВА 6.     

 

В столовой набор блюд просто сразил Маргариту наповал: мясо рапанов, креветки, крабы, икра всех цветов радуги, осетрина и стерлядь. Она застыла перед таким кулинарным  изобилием. 

– Что остановились, – раздался за спиной хриплый женский голос, – мне говорить очень трудно, проходите вперёд, не стойте в дверях.

Несмотря на то, что за столом было много свободного места, женщины сели друг на против друга. В руках незнакомки был блокнот и ручка. Она быстро написала:

«Не удивляйтесь, у меня проблемы с горлом и связками, вы со мной говорите, а я буду вам ответы писать, иначе мы просидим молча, а мне так хочется пообщаться с новым человеком. Как там на воле, рассказывайте».

Маргарита, ковыряя вилкой в различных деликатесах, рассказала, что работала следователем прокуратуры, пока здоровье позволяло, потом вот комиссовали, детей нет, мужа тоже, в общем-то, обычная жизнь обычного советского сыщика, потом вот болезнь и путёвка  сюда, наверное, в один конец.

«Анастасия, – написала соседка по столу, – я из торговли, я из тех, за кем вы в своё время гонялись. То, что вы здесь видите на столах, для меня обыденная ежедневная еда, я давно уже привыкла не удивляться кулинарным изыскам. А вот тому, что мы с вами в одном этом заведении, искренне удивлена, вроде бы как волк и заяц за одним столом – Ну погоди! получается».

Почерк у Анастасии был разборчивый, чёткий, писала она удивительно быстро и грамотно.

Марго замолчала, терзая очередной кусочек осетрины.

«Можно нескромный вопрос, здесь уже, наверное, можно и нескромные вопросы задавать – написала Анастасия. – Ну ладно я, со мной всё понятно, воровала всю жизнь, накопила на ЧУДО. А вы, выходит, взятки брали, людей от тюрьмы отмазывали? На следовательскую зарплату на это медицинское учреждение не накопить. Не стесняйтесь, излейте душу, здесь священников, увы, нет, вот мы и исповедуемся друг другу».

Маргарита задумалась с открытым ртом и вилкой в руке, как этой незнакомой женщине рассказать, что следователи тоже люди, так бывает, что влюбляются в тех, кого призваны карать, что не смогли они пожениться с Силуяновым по той простой причине, что вор в законе этого сделать не может, и детей у неё нет по той же причине. Как рассказать этой женщине о бессонных ночах, когда она металась между долгом и чувством, как потом новоиспечённый олигарх в шикарной белой тройке, припав на одно колено, по-рыцарски просил её руки, но было уже поздно. Диагноз обжалованию не подлежал.

Помолчала минуту, другую и сказала с комком в горле:

– Есть один человек, он добро помнит, он и заплатил. Вы правы, на зарплату осетриной в больнице не кормят.

Ей хотелось расспросить Анастасию о многом, но говорить было трудно, а сидеть молча как-то неловко.

– Что-то я себя, не очень чувствую, спасибо вам за компанию, пойду к себе. У нас, вроде бы как, тихий час, – сказала Марго и вышла из-за стола.

                                            

 

ГЛАВА 7.

 

Ближе к вечеру, изнемогая от желания, Маргарита буквально выбежала в сосновую рощицу, курить хотелось невероятно. Длинный тонкий мундштук и тоненькая женская  сигарета, да ещё крепкий утренний кофе, вот собственно и все её женские слабости. Спрятавшись за старой сосной, как учил её Григорий, она к своему удивлению увидела, что соседняя сосна тоже не пустует, две женщины заговорщицки посмотрели друг на друга и раскатисто расхохотались. «Вера», «Маргарита» – одновременно сказали они и ещё раз улыбнулись своей синхронности.

– Ага, вот вы и попались, – раздалось откуда-то сбоку, – и не стыдно вам, солидные леди, финансист и следователь, а как девчонки малые нашкодили и прячетесь.

У Марго как-то нехорошо засосало под ложечкой, но голос был весёлый и, вроде бы, знакомый.

– Галя, да хватит людей пугать, – сказала Вера, – мы и так уж здесь все пуганные перепуганные, чего нам ещё бояться.

К ним подошла медсестра Галя, немолодая женщина с копной жгучих рыжих волос.

Разговор сразу задался, как будто встретились старые закадычные  подруги. Галя и Вера, вероятно, не в первый раз затеяли обсуждение сильной половины человечества, обитающей в Чуде. Марго ничего интересного из этого женского трёпа для себя не подчеркнула и поэтому постаралась перевести разговор в нужное ей русло, благо большой опыт следственной работы, давал ей такую возможность.

– А скажите, девочки, вот старик партработник у вас тут помер. Говорят, за ним спецкатафалк приезжал. Это что, традиция такая – партийцев бывших с почестями провожать и прям урну с прахом в кремлёвскую стену.

– Ну, Маргарита, вы тут новенькая и Митрича совсем не знали, уникальный в своём роде был человек. Он, оказывается, в прошлой жизни был знаком почти со всеми нашими постояльцами, и все о нём слова доброго сказать не могли, прости меня, Господи, грешную, о покойниках или хорошо или никак, но Митрич – исключение.

– Вера, чего молчишь, расскажи новенькой, сколько он тебе крови попил, пока ты в 90-е  свой банк открывала, сказала медсестра.

– Да уж, натерпелась я от этого идейного коммуниста. Вроде бы, и партии не стало, а он – раз и в нужном областном кресле оказался. Так ладно бы взятку деньгами вымогал, дело привычное. Он же ещё, старый хрыч, под юбку норовил угодить. С него уже тогда труха сыпалась, а туда же. Или сама, или приведи кого помоложе, тогда и бумажку заветную получишь. Хай, его черти теперь в аду поджаривают.

– Вера, а что вам мешало к нам в прокуратуру обратиться?

– Милая вы моя, мне банк открывать надо, капитализм в стране строить, бумажки нужные получать, а не по судам бегать. Как вы думаете, после того как я на него «беспочвенное обвинение накатаю», меня его приемники с распростёртыми объятьями примут? Вы уж пожили на этом свете, наверное, всё лучше меня понимаете.

– Галя, ну вам-то, надеюсь, этот старый хрыч  ничего такого не предлагал, – допытывалась Маргарита.

– Да здесь ему уж не до того было. Только я вам вот, что скажу, девочки, собачки наши на покойников по-разному воют.

– Это как? – разом удивились Вера и Марго.

– А так. Как-то раз к нам Узбек своего подраненного боевика привёз, да только поздно уже было, пуль в нём, что в моем кухонном решете дырок. Как только он преставился, собаки завыли по-особенному, вразнобой. Вот в ту ночь, когда Митрич помер, они тоже вразнобой выли.

– Выдумываешь ты всё, Галина, – сказала Вера, – насмотрелась ужастиков по ящику, вот и чудится тебе всякое. Надо же такое вообразить – собаки вразнобой воют, скажешь тоже.

– Вера, так это не одна я заметила. Григорий мне об этом говорил, а у него слух-то музыкальный. Говорит, что только два раза так собаки и выли на бандюгу и на Митрича, а на остальных по другому – жалостливо.

– А что, Митрич и Григорию успел насолить, – с интересом спросила Марго, – человек из Мариинки, в высших духовных сферах обитал, неужто и там пересекались.

– Маргарита, вы человек новый, ещё много не знаете. Так вот, у нас тут сухой закон, ну условно сухой, на Галину не коситесь, она свой человек, не выдаст. Бывает иногда, такая тоска нападет, хоть вой как собаки Узбека, тогда и попросишь либо спиртику разбавленного либо чего поинтересней, но это только через поваров и не иначе как за наличку, в долг они ничего не приносят. Бывает, соберёмся у кого-нибудь в палате, да и устроим вечер воспоминаний, что нам, горемыкам, ещё остаётся. Понимаю, что нельзя. Да нам тут уже всё льзя!

– Так вот, в один такой запойный вечер, после приличной дозы мадам Клико, Григорий и рассказал нам, что Митрич кому-то там звонил из своих и просил попридержать с присвоением народного, пока Григорий очередную крошку Митрича в мир высокого искусства не пристроит. Ну, а у Гриши, понятное дело, везде поклонников хватает, вот они всё ему и рассказали.

– Так чем же дело кончилось? – с нетерпением поинтересовалась Марго.

– Как чем, ты  не догадываешься, – запросто переходя на ты, сказала Вера, – а ещё и сыщица! Помидорами кончилось, освистали шлюшку и турнули куда-то в областную филармонию Заполярного округа.

– Так, поздно уже, девочки! Из окон наши огоньки увидят. Расходимся! Ну а тебя, дорогая, с прибытием! Дай Бог тебе здоровья, – засуетилась Галя и быстро затушила сигарету.

 

                                                     

ГЛАВА 8.

 

Осмотревшись наконец в своей палате, Марго нашла и пульт от большого плазменного телевизора и шнур скоростного интернета. В ванной комнате для неё предусмотрительно приготовили новую зубную щетку, пасту и, конечно, нежные, мягкие тапочки.

Сон почему-то не шёл, она уселась у окна и стала смотреть на лунную дорожку на гладкой поверхности моря, на тёмные силуэты сосен. Было тихо, где-то вдоль изгороди бегали старые собаки, старательно отрабатывая свою пайку. Сегодня они не выли.

 

Утром Марго как всегда ощутила ноющую боль в боку. «Болит – значит пока жива» – подумала она. Вставать не хотелось, мысли как-то сами собой перекинулись на вчерашний день, а потом галопом унеслись в далёкую юность, когда молодая стажёрка юрфака без памяти влюбилась в симпатичного курносого медицинского эксперта. Молодые ребята опера наперебой приглашали её в кино и на танцы, более солидные офицеры, тайком снимая с пальца кольца, звали в ресторан, а она искала любой повод чтобы лишний раз забежать в служебное помещение экспертного отдела.

Потом было распределение, работа в прокуратуре, много разных событий. Как говорится – не сложилось, так часто в жизни бывает, а теперь она пациент, скажем так с окончательным диагнозом, а он главный врач, задача которого этот диагноз отодвинуть как можно дальше.

 

Всё, хватит о себе. Итак, о деле: Митрич задушен – это бесспорный факт, задушен будучи на втором этаже, надо бы узнать, кто кроме врачей имеет туда доступ. По сути своей личность была мерзкая, врагов при жизни нажил воз и маленькую тележку, кто же таким нетерпеливым оказался, что пару недель потерпеть не мог. Задушили, вероятно, полушкой, тут силы много не надо, старик ведь серьёзного сопротивления оказать не мог уже. Информация о пациентах потихоньку собирается, все люди более менее известные, без криминального прошлого. А вот медперсонал – в отдел кадров не зайдёшь, личные дела не попросишь, статус у меня, увы, не тот. Попросить здесь можно только таблетку или укол. Вот, а ещё говорят, что мысли нематериальны, додумала Марго свою мысль.

В комнату вошёл врач в неизменном зелёном халате.

– Гавриил Данилович, – представился врач, – я сегодня дежурю и вам первой сделаю укол, так как вы самая симпатичная.

«Враки, а всё равно приятно» – пронеслось в голове у Маргариты, и кокетливо, насколько позволял ноющий бок, она перевернулась на спину.

– После укола постарайтесь полчаса – час особо не двигаться, я к вам ещё зайду, – сказал Гавриил Данилович и вышел. 

У Марго наконец-то появилось время детально, ещё раз осмотреть свои апартаменты. Хороший качественный интерьер, но без излишеств, на стене большое зеркало, и везде в зоне досягаемости красные кнопки экстренного вызова медперсонала и ещё кнопки домофона с динамиком и номеронабирателем.

«Вот интересно, зачем здесь домофон и зеркало, – подумала женщина. – Ладно, про домофон я ещё расспрошу, а зеркало, чего, скажем так, не совсем здоровым людям в него глядеться, хотя с другой стороны, я женщина, а, следовательно, и в гробу должна выглядеть привлекательно, – и с трудом  поднявшись, подошла к нему. – Итак, что мы имеем, фигурка у нас ещё ничего, одной болезни – целюлита нет и в помине, лицо, ну скажем, так себе, на любителя, хотя вполне симпатичное, морщин, ну польстим себе любимой – не очень много, и любители на него всегда находились. Ноги-ножки тоже, скажем, аппетитные ножки, с двумя буквами п. Исходя из этого, вот, что интересно, одежды я с собой сюда почти никакой не взяла, представляла, куда еду, а в больничных халатах, как я погляжу, здесь никто не ходит. Проблема. Вечная, известная женская проблема – что надеть? В чём ходить, хоть и не очень долго».

Вернулся врач.

– Ну как самочувствие, Маргарита Сергеевна, – спросил он, выдавливая из шприца воздух и капельку жидкости.

– Гавриил Данилович, прошу прощения за мой вопрос, но я как-то не подумала о своём гардеробе, собираясь сюда, а традиционный халат мне почему-то не выдали, как быть?

Врач широко улыбнулся, отложил в сторону шприц, подошёл к домофону и нажал кнопку. 

– Наргиз Хошимовна, спуститесь в палату Маргариты Сергеевны и захватите свои каталоги. 

– Видите ли, голубушка, у нас здесь правило, каждый ходит в том, что ему удобно. Если для вас удобнее всего открытое вечернее платье с декольте и туфли на высоком  каблуке – Бога ради, врачи не будут против, однако я бы вам советовал удобную повседневную одежду свободного покроя. – И тут же тактично развернул Марго, к кровати, – так, голубушка, быстренько ложимся, иначе вам скоро будет не до медицины.

В палату стремительно вошла моложавая узбечка средних лет с красивыми восточными чертами  лица.

– Наргиз, – представилась женщина на хорошем русском языке, с едва заметным акцентом и протянула Маргарите два каталога. – В первом одежда и обувь, которые уже имеются у нас в наличии, а во втором то, что мы можем заказать с быстрой курьерской доставкой.

Гавриил Данилович уже вышел, и женщины смогли вдоволь насладиться разглядыванием и обсуждением каталожных товаров. 

Маргарита выбрала элегантный брючный костюм, несколько блузок и лёгкие туфли на удобной платформе, понятное дело, без каблуков, так как боль в правом боку полностью исключала такие модельные изыски. Все выбранные товары были в наличии, и сестра-хозяйка их обещала подобрать и принести в течение четверти часа.

Марго опять подошла к зеркалу: «Итак, продолжим. Кто я есть на самом деле? Больная доходяга, которая (не будем льстить себе самой) пытается завершить своё последнее в жизни расследование. То есть, я Ниро Вульв или Шерлок Холмс в хорошем, элегантном брючном костюме. Следовательно, мне положен Арчи Гудвин или на худой конец доктор Ватсон. Только вот, где их найти».

Пришла Наргиз, принесла коробки с одеждой и обувью и заодно рассказала Маргарите, как пользоваться домофоном. Понятное дело, что кнопка номер один соединяла обитателя  палаты с главврачом, вот ей женщина и  не преминула воспользоваться.

– Можно к вам в гости? – спросила  она.

– Конечно, – тут же ответил ей знакомый голос, – заходи, буду рад. Зелёный сливочный Улун тебя устроит?

– Вообще-то я люблю Арабику, но из твоих рук… – переходя на ты, сказала Маргарита, но из динамика слышались только щелчки, Гиреев уже отключился не простившись

«Невежда» – подумала Марго, показала динамику кончик языка и, быстро переодевшись в обновки, вместе с Наргиз, вызвавшейся её проводить, отправилась в знакомый кабинет.

                                           

 

ГЛАВА 9.

 

– Невоспитанный мужлан, – без предисловий набросилась с упрёками на главврача Маргарита, входя в кабинет, – тебя не учили хорошим манерам в разговоре с женщинами, тем более с пациентками.

– Каюсь, каюсь, – попробовал оправдаться Родион Петрович, – у меня тут на проводе в трубке висело очень важное лицо.

– Молчи, несчастный! Во искупление своего жуткого поступка ты мне сейчас же расскажешь всё о своих сотрудниках, – сменяя гнев на милость, сказала Марго и взяла протянутую ей чашку с ароматным напитком.

– Кто, откуда сюда пришёл, где раньше работал, ну не мне тебя учить, ты ведь и сам всё понимаешь.

В кабинете повисла тишина.

– Маргоша, – ласково начал Гиреев, – ты, пожалуйста, пойми меня правильно. Мне здесь ещё работать надобно, все сотрудники нашей шарашки люди непростые и не с улицы пришедшие. Зная твой темперамент, смею предположить, что через пару-тройку дней здесь вполне может появиться автобус с группой СОБРа или ОМОНа. Я понимаю, – продолжил он, не давая Маргарите вставить хоть слово, – что здесь совершено чудовищное преступление и я сам тебе о нём рассказал, но прошу тебя, будь предельно осторожной, человек уже совершивший убийство без проблем пойдёт и на второе. И мне бы очень не хотелось, чтобы второй жертвой оказались я или ты. А сотрудники здешние это такой своеобразный террариум, и отношения в нём соответствующие.

                                              

 

ГЛАВА 10.

 

Так ничего толком не добившись от главврача, Маргарита пошла по аллее в сторону домика сторожа и вольера с собаками. Возле вольера стоял высокий, полный и абсолютно лысый человек в фирменной спецодежде.

– Вы сторож? – спросила Маргарита.

Человек отвернулся от собак, и на неё уставились большие серые глаза, спрятанные за стёклами дорогих очков.

– Нет, Маргарита Сергеевна, я не сторож, я Иннокентий Николаевич, а о новенькой уже весь наш улей жужжит, вот я вас ещё издали и заприметил.

– Очень приятно, – сказала Маргарита, – вот и познакомились. Раз вы уж тут, может, подскажете, где мне сторожа Еремея разыскать.

– Так он только ночью здесь бывает, да и то не всегда, охранять тут особенно нечего, местные сюда почти не приходят, да и собачки нашу службу свою дюже знают.

Марго подошла поближе, в глубине вольера в тени раскидистой шелковицы лежали здоровенные зверюги, положив свои красные языки-лопаты на жёлтые стёртые зубы. Зимний мех свисал с их шкур по боками и резко контрастировал с переливающимся иссиня-чёрным коротким шерстяным покровом летнего собачьего наряда.

Собаки подняли головы на незнакомку, но никто из них даже не тявкнул. 

– Умные создания, – произнёс Иннокентий Николаевич, – своих зараз чуют, сдуру брехать не станут. Грешен, люблю собак, у меня на комбинате тоже подобная свора имеется, так они службу свою получше любого ЧОПа несут.

– Интересная у вас униформа, – сказала Маргарита, – что значит «Инохлебопродукт», я раньше  такую эмблему никогда не видела. 

– А то и значит, дорогая Маргарита Сергеевна, что это созданный мною «Иннокентий хлебопродукт». Сеть мельниц, элеваторов и комбикормовых заводов. Вечным делом занимаемся, народ российский кормим. Сразу отвечу и на ваш второй вопрос.

– Так, я же его не задала, – удивилась Марго.

– Ой, ну вы меня просто удивляете, – рассмеялся Иннокентий Николаевич, – этот нескромный вопрос здесь все друг другу задают – своих денег у меня нет, все в производство вложил, оборудование закупал, зерно для мельниц, а когда заболел, в онкоцентр попал, так народ наш комбинатский решил, часть прибыли на мой курорт потратить, вот меня сюда и отрядили. Звонят и пишут каждый день, и мне приятно, и им от меня какая-то польза имеется. Я ведь всю жизнь муку мололю, как моя младшенькая в детстве говорила. Кто ракеты строит, кто лихих людей ловит, – покосился толстяк на Маргариту, – а я вот вокруг зерна верчусь. Такая вот выходит у меня планида.

– Вижу, сударыня, что у вас ещё куча вопросов на языке вертится, не стесняйтесь, спрашивайте. Выходит, Григорий вам ещё не все уши прожужжал, и на мою стариковскую долю часть осталось, я же здесь старожил, уж почти год как от безделья маюсь. Что знаю – по-хорошему изложу, без повестки, – весело и как-то по доброму сказал он и улыбнулся.

– Только прошу вас об одном, пойдёмте к той скамеечке, а то у меня долго стоять не получается, ноги немеют. 

Они расположились на скамейке, одной из многих стоящих вдоль аллеи.

– Иннокентий Николаевич, вот вы говорите, что дольше всех здесь пребываете, а что про икону Богоматери слышали, – спросила Маргарита, – может быть, вы ещё и своими глазами видели?

– Да, сударыня приходилось. Мы ведь с Верой Марковной шибко дружили, у нас ведь общих интересов много было, работящие мы, так сказать, пролетарской закваски. Икону эту знакомый их семьи нарисовал, чудно так нарисовал. Матушка Богородица словно живая, и глаза у неё дивный свет излучают. Даром, что не по церковным законам писана, на мой взгляд, такая любой иконостас в любом храме украсит.

– Ну и где она сейчас, – не унималась Маргарита.

– А Бог её знает? Говорят, на втором этаже в палате реанимации обитает.

– А вы верите, что с её помощью Вера Марковна излечилась?

– Верю, голубушка, ох как верю! Я вот только раза три на неё глядел, а вот, поди ж ты, всё ещё белый свет копчу, да и с вами разговоры разговариваю. А, если человек истинно в Бога верует, по-настоящему, не для показухи, как наши нувориши, так и она поможет, уж будьте уверены.

– Как вы считаете, можно мне тихонько на второй этаж подняться и на неё поглядеть?

– Маргарита Сергеевна, не принято у нас, вот так запросто на второй этаж шастать,  примета плохая, все там побываем, в своё время. Да и врачи говорят, что не видели икону там, она ж больших денег стоит, может её  кто уже и того. Как Вера Марковна уехала, все захотели икону у себя иметь, все сразу такими верующими стали, просто жуть. Только после её отъезда, она, вроде бы, как растворилась.

– Так откуда же вы знаете, что она на втором этаже, раз её никто не видел?

– Анатолий Аслану весточку, ну, как сейчас по-современному, СМС прислал, что икона вроде бы рядом с ним на тумбочке стоит. Аслан, конечно, Гекслеру рассказал, только я его потом спрашивал, – нет, говорит там никакой иконы. Сами понимаете, в таком состоянии нашему автогонщику что угодно могло примерещиться.

По алее, в сторону здания шла хорошо одетая молодая девушка в красивом облегающем платье и модных туфлях на высоком каблуке.

– Посетительница? – спросила Маргарита, – навещает кого-то из близких?

– Нет, – ответил старый мельник, – это приходящая медсестра Ирена, только мы её Сиреной зовём, голос у неё соответствующий.

– А что значит приходящая? – удивилась Маргарита.

– Есть у нас тут заместитель главного врача Пуманов Виктор Васильевич, как говорят, психиатр по образованию. Зачем нам психиатр, я в толк не возьму, но начальству виднее. Должность у него большая, вот он считает, что нам не хватает медицинских сестёр, и нанял двух не в штат, а по трудовому соглашению, Сирену и её подругу Ирину Кадарскую. В основном они по ночам дежурят, а сейчас вот Сирена днём появилась, не иначе как Пуманов зачем-то вызвал.

– Ну что, дорогая Маргарита Сергеевна, надобно нам с вами в сторону трапезной двигаться, солнышко уже вон как высоко забралось, а режим питания, как говаривал герой произведения товарища Носова нарушать нельзя.

                                            

 

ГЛАВА 11.

 

В столовой они застали молодого и такого же лысого как мельник, парня, как сейчас говорят, ярко выраженной кавказской национальности.

– Аслан, – представился он Маргарите и протянул руку Иннокентию Николаевичу.

– Чем сегодня потчуют, – поинтересовался мукомол.

– Вашей продукцией, – улыбнулся Аслан, – гречневая каша по-гурьевски и различные вариации на тему изделия из муки и крупы, ну ещё мне по заказу наш Адыгейский копчёный сыр передали, хотите попробовать?

Сыр оказался свежим и удивительно вкусным.

Разговор как-то сам собой перешёл на тему кулинарии и вкусовых предпочтений.

Вдруг Маргарита застыла на полуслове.

– Ой, товарищи мужчины, а у меня ведь послезавтра день рождения, подскажите, пожалуйста, здесь такие праздники отмечают?

– Ещё как отмечают, – хором ответили ей, – вы  не  представляете, как важен для здешних сидельцев сей праздник, – добавил Мельник.

– Да уж догадываюсь, как-то кисло улыбнулась женщина.

– Сейчас я позову повара, и вы сделаете свой фирменный праздничный заказ.

Маргарита как-то сразу погрустнела, аппетит пропал напрочь.

Старый мельник это сразу заметил.

– Душа моя, Маргарита Сергеевна, одним из смертных грехов является уныние – выше голову, мы с вами ещё повоюем. А сейчас баиньки, у нас не называют мёртвый час, у нас говорят послеобеденный отдых. Увидимся! – и он побрёл шаркающей походкой к выходу.

Маргарита смотрела ему вслед. «Да, мельнику тяжело было бы подняться на второй этаж. Значит, не он, значит я нашла своего Ватсона», – подумала она и улыбнулась.

                                                                

 

ГЛАВА 12.

 

В левом крыле здания сидел стройный, спортивного телосложения мужчина.

События последних дней не давали ему покоя, – действительно эта новенькая неизлечимо больна, или это засланный казачок из прокуратуры. Её медицинская карта находится у главврача, а с ним лишний раз общаться никак не хотелось, да и других врачей не спросишь, всё схватывают на лету. Чтобы не светиться самому, он пригласил медсестру, надо же, как точно подобрали  пациенты хосписа ей кличку. Что голосом, что повадками, точное совпадение. Так сети умеет расставить, не вырвешься.

Надо будет попросить её поближе сойтись с этой Маргаритой, чтобы узнала, что да как, а заодно пусть попытается сфотографировать её медицинскую карту, после чего мы уж разработаем курс лечения – мало не покажется.

Помощница давно просит у него «Мини-Купер», вот пусть сначала расстарается. Нынче такие иномарки одним телом не зарабатываются.

И ещё проблема – как  избавиться от Кадарской? Мавр должен исчезнуть, но как? Думай  дружище, думай, времени у тебя немного. Как жаль, что здешние болезни не заразные или заразные, так она, зараза, тоже ухо востро держит. Ох, бабы! Точно сказано – коварство вам имя.

                                                       

 

ГЛАВА 13.

 

Марго лежала с открытыми  глазами, за окном уже давно ночь, а сна нет и в помине. Уже завтра у неё юбилей, она выйдет из бальзаковского возраста, а кто знает, может быть, Стендаль или какой-нибудь утончённый французский Гюго любили женщин и после бальзаковского возраста. С этих лет женщин всё чаще и чаще начинают называть бабушками, сначала маленькие карапузы, дети собственных детей, теребят за юбку и требуют внимания к своей маленькой персоне, а так же сладостей и сказок. Правда, современные спиногрызы уже сказок почти не требуют, а требуют мультики или в худшем случае аудиокнигу. Да, жизнь меняется, и это неоспоримый факт, и ей практически незачем за неё цепляться. Нестерпимо захотелось курить, курить сейчас же, немедленно и много. Рука сама потянулась к заветной пачке. В палате курить нельзя, – подумала Марго, – наверняка здесь где-то торчат датчики дыма, а на улицу идти так то бррррр.

– Ну, дорогуша, сказала она сама себе, – или преодолевай брррр или бросай курить.

Нет уж, лучше пойду за сосну, что-либо менять в своих привычках, скажем так, мне уже поздно.

Пройдя по тёмной аллее, Марго вдруг с испугом заметила, что скамейка впереди неё не пуста.

Тёмная сгорбленная фигура сидела на самом краешке и казалась абсолютно неподвижной. Марго в нерешительности подошла ближе. Большой  опыт  работы  в  органах следствия приучил её к любым экстремальным ситуациям.

– Вы мне снитесь или на самом деле тут сидите, – спросила она, присаживаясь рядом. –Меня Маргарита зовут, а вас?

– А я Элеонора Витальевна, – ответило существо под чёрной вуалью.

У меня лицо очень сильно испорчено, не хочу, чтоб меня кто-то видел, вот и выхожу из своей конуры только по ночам. Да уж, видать, недолго осталось скамейку занимать, вы потерпите ещё немного, – ответила женщина голосом без каких-либо интонаций, словно у неё в горле работал старый динамик.

– Ну, мы так не договаривались, – возмутилась Марго, – кому и сколько, это одному Богу известно, Вера Марковна вот своими ногами отсюда вышла.

Острая пронзительная боль в боку оборвала её монолог, и Маргарита замолчала.

Так они и сидели молча, две женщины, две судьбы и общая беда на двоих.

Марго усилием воли взяла себя в руки и сказала:

– Я вот одна на белом свете, а у вас, вероятно, родня имеется.

– Да, – опять каким-то механическим голосом ответила собеседница, – муж, сын, невестка, внуки – всё как положено. Только вот не хочу я, чтобы они меня такой запомнили, и похоронить себя завещаю в закрытом гробу, а они всё равно сюда рвутся, приезжали несколько раз, да я их в палату не пустила.

– Элеонора Витальевна, – превозмогая боль, спросила Марго, а вы икону Богородицы видели, она часом не у вас?

– Вам и про неё уже рассказали. Видела один раз в у Веры Марковны, глаза у Богородицы словно живые, смотришь на неё и думаешь – сейчас моргнёт. Только, видать, мне уже никакая Богородица не поможет.

Чтобы уйти от этого разговора, Марго спросила:

– А Митрича вы знали? Что он за человек был?

– Я у окна почти всё время сижу. Как-то раз подслушала разговор Митрича с нашим  Пумановым о каких-то капсулах, лаборатории, товаре и конторе. Я мало, что поняла, но Митрич, по-моему, нехороший человек был, даже перед судом Господним всё людям козни строил…

Договорить ей не дали, к скамейке приближалась ещё одна фигура.

«Прям не аллея, а место для неформальной демонстрации, – подумала Маргарита, – вот не спиться людям, поговорить толком не дадут».

К ним подошла девушка в медицинском халате и тихо спросила:

– Не помешаю?

Увидев в руке Марго незажжённую сигарету, спросила:

– Не угостите?

– Пожалуйста,  – протянула ей пачку и зажигалку бывший следователь.

– Девушка прикурила и тут же закашлялась.

– Милочка, вы же не курите, так и нечего начинать, ведь каждый день видите, к чему сие  баловство приводит, – сказала Марго, отобрала и затушила сигарету.

Откашлявшись, девушка представилась:

– Я знаю, вы новенькая, а меня Ириной зовут, но все меня по фамилии называют – Кадарская, чтоб с Иреной не путать. Я приходящая медсестра, в основном по ночам здесь дежурю.

В кустах зашуршали, где-то совсем рядом тёмными пятнами пробежали собаки. Ирина вздрогнула и поёжилась. 

– Вы что, здешних псов боитесь? – спросила Марго, и последнее слово у неё получилось каким-то сжатым из-за очередного приступа боли.

Вместо ответа медсестра просто взяла Маргариту за руку и сказала:

– Я вижу, вам совсем невмоготу. Идёмте, я укол сделаю и прибор включу, чтобы ваши боли  унять. – И, не дожидаясь ответа, решительно повела женщину к корпусу.

                                                        

 

ГЛАВА 14.

 

Марго проснулась поздно, время завтрака давно прошло, да и какой завтрак, когда бок давал о себе знать постоянно и с изощренностью квалифицированного палача позднего средневековья. «И что теперь, – подумала Маргарита, – опять на иглу садиться или терпеть как партизан на допросе. Вот умру завтра, и будет у меня на могильном камне выбито: день рождения, день смерти – один день, забавно. Терпи, родная, терпи, мы бабы народ терпеливый, выносливый. Они, заразы, специально кнопок тут красных понатыкали, для искушения».

В дверь тихо постучали, и, не дожидаясь ответа, загородив весь проём и широко улыбаясь, в палате появился Иннокентий Николаевич.

– И здрасьте вам, сударыня, как почивали?

Но, увидев искажённое лицо женщины, сразу смутился:

– Гекслера звать или как?

– Не надо Гекслера, – с трудом произнесла Марго, – я сейчас к главврачу пойду, а вас попрошу, если не затруднит, пригласите, пожалуйста, ко мне Аслана, уж не сочтите за труд.

Мельник вышел, а Маргарита, минуту поразмыслив, нажала на домофоне цифру 1.

– Да, слушаю, – тут же отозвался динамик. 

– Зайди ко мне, если не сильно занят.

Голова кружилась, и Марго опустилась на кровать.

Гиреев и Аслан пришли одновременно.

– Аслан, можно вас попросить настроить мне выход в интернет, а то мой планшетник уже второй день без дела пылится. Меня, наверное, уже все обыскались, – попросила Маргарита и протянула айпад.

Оставшись вдвоём с Родионом, женщина приподнялась на локтях и спросила напрямую, ну как я тебе, только не виляй, и не ври – сколько?

– Если будешь вести себя хорошо, полгода, а то и год я тебе обещаю.

– А хорошо это как? Я вот завтра хочу у тебя просить разрешения водки выпить. Ты хоть помнишь, что у  меня, э-э-э-э – юбилей. Вот и подари мне бутылку Абсолюта.

– Маргоша, ну ведь нельзя.

– Знаешь, что, как говорит твоя банкирша, нам теперь всё льзя.

– Ну, во-первых, она не моя, – возмутился врач, – а во-вторых, я тебя знаю, всё равно по-своему поступишь, скажу поварам чтобы выдали по 30 гр. Желающим – не больше. А теперь марш за мной в процедурную, идти сама сможешь или каталку организовать?

                                                       

 

ГЛАВА 15.

 

После серии процедур опять велено было лежать.

«Ну как тут вести расследование в горизонтальном положении, – думала Марго, глядя в потолок, – хорошо было в прокуратуре, вызвала к себе оперов, дала задание, нарыть, откопать, арестовать, доставить. А сейчас кому задание давать».

Вдруг на тумбочке ожил сиротливо лежащий айпад.

«Надо же, Аслан подключил интернет, а я и не заметила. Интересно, кому это я понадобилась, кто ещё меня помнит?»

Взяв в руки планшетник, Маргарита открыла почтовую программу.

Письмо было от Силуянова, спрашивал можно ли приехать завтра на днюху.

«Вот кого можно озадачить, – подумала Марго, – пусть его служба безопасности немного попотеет, нечего хозяйский хлеб задарма лопать», – и стала быстро набирать вопросы.

К вечеру опять заглянул мельник, прошаркал негнущимися ногами к креслу и стал рассказывать, как повара готовятся к завтрашнему обеду. Маргарите было спокойно и приятно. Этот пожилой человек излучал какую-то суровую мужскую уверенность, казалось, что ему всё по плечу.

– Иннокентий Николаевич, а расскажите немного о себе, – попросила Маргарита, – по роду своей прошлой деятельности я встречалась с людьми многих профессий, а вот мельники как-то не попадались, люди из вашей среды что, кристально честные или уж больно ловкие, – через силу улыбнулась она.

– Видите ли, сударыня, я начну издалека. Моя матушка в детстве пережила голод. Собирала колоски в поле после уборки под страхом сурового наказания по законам того времени, ходила на базар и выменивала одежду на миску ячневой крупы, поэтому когда стал вопрос в какой ВУЗ мне поступать, её совет был совершенно ясен – в мукомолы. Будешь, говорит, всегда при зерне, чай с голоду не помрёшь, а в нашей стране всё может быть. Я с малых лет увлекался  химией, ну а на факультете хлебопродуктов, сего предмета было хоть отбавляй – и органическая, и неорганическая, и физколоидная, и химия зерна, так что учился я с большим  интересом, за что матушке от меня низкий поклон и царство ей  небесное. Воры и жулики, конечно, есть в каждой профессии, и у нас их хватает, но сейчас мы  работаем сами на себя, акции принадлежат всем сотрудникам, чего ж у самих себя воровать, да и не позволят, все ведь дело дюже знают, и конкуренты не дремлют. Чуть что с качеством сплоховал, враз покупателей к себе переманят. Из близких у меня только сын да дочка, они уже взрослые. А вот с внуками пока напряг, ну даст Бог успею увидеть. Про супругу я как-нибудь в другой раз расскажу, ежели такой рассказ от старика интересно слушать будет.

У Маргариты, как бывало не раз в её прошлой жизни, в мозгу щёлкнул невидимый тумблер.

– Иннокентий Николаевич, – ухватилась она за химическую тему, – раз вы в химии большой дока, скажите, пожалуйста, можно ли в наших условиях чего-либо подсыпать в еду или питьё, чтобы ускорить или замедлить процесс протекания наших болезней.

– Ну замедлить процесс, наши доктора и так всеми силами пытаются, такова их главная задача, а вот ускорить, наверное, можно, только это скорей из области фармацевтики, не по моей части. А к чему это вы такими вопросами интересуетесь, – спросил  мельник.

– Иннокентий Николаевич, можно я вам чуть позже на этот вопрос отвечу, а сейчас, если вас не затруднит, вспомните, пожалуйста, кто из медсестёр дежурил в ту ночь, когда Митрич скончался?

– Понятное дело, – усмехнулся мельник, – сыщик, он и в Африке сыщик, сразу неладное чует. Рад, что у меня единомышленник появился. Я давно для себя решил, что Митрич не сам по себе помер, помогли ему. А дежурила в эту ночь Кадарская, это я точно знаю, она мне на ночь укол приходила делать, да  болючий такой, поэтому и запомнил.

– Получается, по вашему, что Митрича убили, – заинтересованно спросила Марго, – и что же вас на такой вывод натолкнуло?

– Ну, во-первых, уж больно быстро Митрич преставился, как на второй этаж перебрался, там ведь всё-таки реанимация, всё самое важное для продления нашей бренной жизни в тех палатах сосредоточено, да и надзор за вторым этажом особый. Деньги Узбеку платят не за то, чтоб мы быстренько на тот свет перебирались.

– Но ведь он совсем старый был, не унималась Маргарита, – всё бывает…

– Во-вторых, – продолжил Иннокентий Николаевич, – наш психолог Пуменов аж в областной центр ночевать ездит, а тут взял да и с Даниловичем поменялся, на него это ох как не похоже.

– Ну, может быть, предвидел, что больному может стать плохо, вот и остался.

– Милая моя сыщица, – ласково продолжил мельник, – он сам прекрасно понимает, какой из него врач реаниматор. Я вот сначала, грешным делом, подумал, что у него с Кадарской  шуры-муры образовались, но нет, эту проблему он с Сиреной решает, вряд ли Пуманов двоих осилит, чай не бугай-производитель, да и Сирена такой конкуренции никогда не допустит.

Маргарита открыла, было, рот, чтобы вставить фразу, но боль так скрутила её, что голос пропал начисто, а Иннокентий Николаевич продолжал:

– И в третьих, я уже говорил вам, что собачек люблю всяких, а нашинских так особенно, старые они как и я, следовательно ровесники мы с ними по их собачьему возрасту. И тявканье ихнее или там вой я различаю даже по каждой зверюге в отдельности. Так вот, выли они в тот раз иначе. Это я вам как заядлый собачник говорю, т.е авторитетно заявляю. А уж за что Митричу жизнь укоротили, это вам, дорогая Маргарита Сергеевна,  додумывать, этому меня в институтах не обучали. Голубушка, да вы не стесняйтесь, жмите кнопку, я ж вижу, что вам уже невмоготу, пусть укольчик сделают, чего ж терпеть, а я пойду потороплю их.

 

Продолжение следует                                                       

 

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование