Бабушка Зоя / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Бабушка Зоя Бабушка моя, Лысова Зоя Александровна, родилась 30 сентября 1941 года в деревне Вертьяново Дивеевского района. Деревеньку в одну улицу Вертьяново и село Дивеево разделяла речушка Вичкинза. Вернее, мост, что лежал через реку. Давно уже нет этой деревеньки, которая словно деревце к дереву, приросла к огромному селу и носит новое название – Дивеево. Но всё равно устами местных так и кличут жителей той стороны – «вертьяновскими».

Каждый раз воспоминания из далёкого солнечного детства тёплой радостью, словно маленький огонёк лампадки, согревают душу. Будь то школьные будни, детские мальчишеские проделки, весёлые игры или же ночёвки у бабушки Зои. Столько времени прошло уже, а помнится, как будто всё это было вчера. Мне лет восемь, сестрёнке Валюше и того меньше, годиков шесть. Зимой в каникулы бабушка частенько брала нас к себе ночевать, чтобы родители хоть как-то могли отдохнуть от нас – сорванцов. Бабушкина квартира находилась на первом этаже старого двухэтажного дома. Это уже после она получит уютную однокомнатную квартиру со всеми удобствами, а до весны 2002 года проживала в негодном доме. Окна первого этажа уходили в землю и, находясь в самой квартире, было забавно смотреть в них – вроде бы и огород, и кусты малины, и крапива за стеклом, и в тоже время виднеется земля. Летом в квартире, когда не топилась печь, было холодно и сыро. По ночам со скрипом отклеивались от холодной штукатурки обои, и того гляди, казалось, что вместе с ними рухнут и стены. Может, и днём тоже обои трещали, но в суматохе дня этого как-то не замечали. Но зато по ночам, когда всё вокруг стихало и погружалось в сон, стены, словно ночные призраки, напоминали о себе. Сама квартира была двухкомнатной. До пяти лет я с родителями и с сестрёнкой проживал в одной из комнат, пока матери не дали отдельное жильё. Как только мы переехали в двухкомнатную квартиру, бабушка перебралась в нашу комнату – она была больше, светлее и теплее. Другую же комнату со временем завалили старыми ненужными никому вещами. Отчего-то повелось так у нашего народа, что вроде бы вещь и старая, никому уже не нужная, а выбрасывать жалко. Словно память сжимает ладонью сердце и не велит выкидывать. Пусть хранится, хлеба не просит, может, когда-нибудь да сгодится. Вот именно ту самую комнату я и любил навещать, будучи мальчишкой, когда гостил у бабушки. Чего там только не было: старые книги, журналы, открытки, письма, изломанные часы, разобранное радио и телевизор, игрушки, среди которых была и мамина детская кукла. Кукла эта давно уже почернела от старости, и рот её был разрезан ножницами. Это мама маленькой девочкой подправила резиновой кукле ротик, чтобы та могла кушать кашу. Столько времени прошло, как ни странно, а кукла сохранилась. Мама давно уже окончила школу, отучилась в Горьковском училище на швею, вышла замуж, родила меня и сестрёнку, а кукла по-прежнему ютилась среди старых коробок, изломанных ненужных вещей, как бы дожидаясь своей участи – а может, всё-таки ещё поиграют? Посмотрев на чёрно-белых Степашку и Хрюшу по телевизору «Рекорд», мы начинали готовиться ко сну. Я знал, что сразу мы не уснём. В тёмной комнате, что освещалась лишь луной, лёжа в постели, мы, как обычно, заведём беседу. Бабушка расскажет какую-нибудь сказку, а может, и не одну. Бабушка Зоя много знала сказок. На то она и бабушка. Это был самый щемящий сердце момент, когда, наигравшись за весь вечер, мы начинали готовиться ко сну, хотя спать особо ещё не хотелось. По крайне мере мне и сестрёнке, ну, на худой конец, уж мне-то точно. Я всегда любил такие вот беседы и, как себя помню, постоянно был любопытным мальчишкой. Бабушка рассказывала сказку, а если мы не засыпали, то рассказывала ещё одну. В основном это были одни и те же сказки – Красная шапочка, Гуси-лебеди, Снежная королева... Зная назубок каждую из этих историй, они казались мне уже скучными. Поэтому мы с бабушкой пробовали придумывать новые сюжеты по старым сказкам. Получалось забавно и интересно. В нашей истории Красная шапочка несла бабушке не пироги в корзинке, а колобка, и на пути ей встречался не серый волк, а Змей Горыныч. Сестрёнка тоже пыталась что-то вставить от себя, хотя бы словечко, но я её перебивал, придумывая что-то своё. Вскоре и эти новые выдумки поднадоели. Напридумали историю такую, что и конец подобрать не можем. И кажется, что нет нашей сказке ни конца, ни начала. Валюшка давно уже спит, тихо посапывая носиком. Сестрёнка всегда ложилась с бабушкой на большом диване, я же за печкой на кровати, как взрослый, лежал один. В комнате тихо играло радио (отчего-то у бабушки радио никогда не выключалось и жило своей жизнью), в печи, потрескивая, догорали поленья, а за ледяным окном свирепствовала, тяжко завывая, вьюга.

– Ну, вот что, давай-ка уже спать, – говорит мне бабушка, поправляя сестрёнке одеяло. – Валюша уже седьмой сон видит, а ты всё никак Змеем Горынычем не угомонишься.

– Не спится, – я поворачиваюсь на левый бок и сквозь темноту посматриваю на неё. – А расскажи про Марью-колдунью.

– Нашёл время о колдунах говорить. Кто же по ночам о них вспоминает? – бабушка, покашляв, затихает.

Мне не спится. Лёжа в кровати, откинув одеяло к ногам, я слушаю, как позади меня, в печи, всё слабее и слабее потрескивают, умирают поленья. Ту историю о колдунье Марье, что проживала когда-то в Вертьянове, я немного знал. Но тогда, в ночной тишине, я снова хотел её услышать. Но бабушка, по-видимому, устала от разговоров и всерьёз приготовилась ко сну. И я пошел на хитрость.

– А правда, что колдуны могут в кошек оборачиваться? – спросил я вполголоса.

– Могут, – послышался бабушкин слабый голос.

– И в собаку смогут? – не унимался я.

– А чего бы и нет, – отвечала бабушка. – Они в кого угодно могут. Вот взять ту же Марью, к примеру...

– А что она?

– Снова не уснёшь, бояться всего будешь, – упрекает бабушка.

– Не буду, – я отважно храбрюсь.

Спать и правда не хотелось, а послушать историю про колдунью, попугать свою детскую душонку было страх как интересно. И бабушка, снова вздохнув, начала рассказ:

– Идём мы как-то с девчатами из клуба. Разговариваем, смеёмся. Танцы вроде бы как уже и прошли, а расходиться не хочется. Вдруг видим, а за нами по дороге бревно огромное катится. Мы шаг прибавим, и оно за нами следом быстрее, мы остановимся, и бревно стоит. Испугались мы, девчонки молодые, и бросились бежать, не помня себя. А навстречу брат мой Юрка с ребятами идёт. Мы к ним, так, мол, и так, бревно за нами катилось. Те в смех. А кто-то из ребят и говорит, да это вас Марья попугать решила. Она это была.

– В бревно превратилась?

– Да в кого только не превращалась. То лошадью промчится по деревне, то свиньёй разгуливает. А как-то тётя говорила, что сидела в избе днём, чай пила с баранками, вдруг глядь во двор, а там коза на поленнице сидит и в окно уставилась, на тётю смотрит. Тётя и говорит ей, ну чего ты, Марья, балуешься, чего тебе всё неймётся? Та посмотрела-посмотрела и ушла долой.

– И что, все знали, что она колдунья?

– А чего бы не знать. Деревня маленькая. Все про всех знали. Да и сама по себе она была не злой, не вредной, только вот иной раз похулиганить любила. Умирала, правда, тяжело. Долго мучилась. Всё просила воды ей подать, да никто не решался из соседей к ней подойти. Могла силу эту бесовскую передать. Оттого и мучилась долго, что никто к ней не подходил.

Я лежал, прижавшись левым ухом к подушке, и боялся шелохнуться. Это сейчас я прекрасно понимаю, что не может человек оборачиваться в животных и в другие предметы, что давнишняя эта история не более чем выдумка. Что когда-то давным-давно жила в нашем краю старушка Марья, возможно, горбатая, скрюченная работой и старостью, замкнутая, немножечко не в себе, и вот ей-то и пугали непослушных малышей родители. Так и прицепился этот облик к ней. Не ужилась бы настоящая колдунья с простым народом. Не ужилась. А, как известно, у страха глаза велики. Мало ли кто ни привидится в темноте молодым девицам. Вот и мне тогда тоже после услышанного померещились на стене непонятные тени, так и норовили подкрасться ко мне, ущипнуть или схватить за ногу. И, не скрывая испуга, я попросился к бабушке на диван.

– А я что говорила, спать один не будешь, – и бабушка, осторожно пододвинув сестрёнку к стене, подвинулась сама. Я прилёг с краю на диван, прижался макушкой к тёплому бабушкиному плечу и тихонько вздохнул. Уже было совсем не страшно.

– Ба-а.

– Ну чего ещё?

– А кто сильнее, волк или собака?

– Опять двадцать пять. Ты уснёшь или нет?!

– Усну-усну, – я прижимаюсь к бабушке так, чтобы было удобней слушать.

Бабушка обнимает меня и говорит, что сильнее волк, потому как он хищник. В комнате тихо играет радио, а я, укутавшись одеялом, слушаю бабушку, её рассказ о том, как волки хозяйничали в их деревне в зимние военные годы. Тогда морозы стояли ужасные. Мужики все на фронт ушли, остались лишь бабы да дети. Вот зверь и повадился к деревням ближе ютиться. Днём ещё как-то побаивались показываться, а только-только стемнеет, волки тут как тут. Расхаживают по Вертьянову как хозяева и никого не боятся. Сколько собак погрызли, и представить страшно. Во двор не боялись забегать, из конуры вытаскивали. Выйдут бабы утром, а от собаки только ошейник рваный на снегу лежит. Лес-то рядом, рукой подать. Вот волки и выходили на прогулку. Затемно к людям, с рассветом обратно в лес...

Столько времени уже прошло, а всё равно вспоминаются мне те беседы при луне. Словно кто-то невидимой ладонью гладит моё сердце. Тепло и грустно становится. Тепло от того, что вспоминается детство. Детство – это всегда тёплая весенняя пора. Грустно же потому, что совсем недавно не стало нашей любимой бабушки Зои. Она умерла 4 ноября 2014 года в праздник Казанской иконы Божией Матери. Как же хорошо, что у человека есть память, и всё самое хорошее, всё самое драгоценное о человеке хранится именно там, в потёмках души его, и живёт вечно. Больно, печально и одиноко от того, что не обнять мне больше никогда её хрупкие, дорогие сердцу плечи, не прижаться щекой к её фартуку, не поговорить, не послушать её забавных интересных историй... Но пока я живу, в сердце моём всегда будут храниться её улыбка, добрый голос и тёплые глаза.

5 января 2015 г.