Очки / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Очки В квартире было грязно, валялись в беспорядке вещи, ящики и дверки были полуоткрыты, даже на люстре висела то ли наволочка, то ли кусок простыни.

Сергей услышал, как Варя позвала его по имени, поморщился и шагнул вперёд, стараясь не наступить на что-то скомканное, тряпично блестящее, когда-то гладкое и цветное, а теперь покрытое серыми пятнами, а ещё на куски похожего на губку материала и обломки ножек от стола.

Он аккуратно прошёл в зал.

Варя стояла посреди комнаты. Пол вокруг неё был заставлен стопками книг. Книги были повсюду. Стены были завешаны полками, с которых на входящего смотрели разноцветные корешки томов. Варя была под стать комнате – расхлюстанная, неряшливая, в своём дурацком, разноцветном, в заплатах, халатике, сама похожая на книжную полку.

– Вы извините, – сказал Сергей.

– Ничего, – ответила Варя и улыбнулась. Зубы у неё были жёлтыми, губы потрескавшимися и покрытыми белым налётом. – Я понимаю. В сети такого точно не найдёшь.

Сергей смотрел, как её пальцы пробегают по корешкам книг, как будто знают их наощупь.

– У меня есть. Точно был.

Сергей терпеливо ждал, стараясь глубоко не вдыхать. В квартире стоял запах давно не стиранных вещей, прокисшей еды и горелой проводки.

– Вы горите, – подумав, сообщил он.

– Что? – переспросила она, наклоняясь к самому низу. Он отвёл глаза от её внезапно оголившегося плеча. Она сказала. – Ах, это. Здесь всегда так пахнет.

Сергей принюхался, покрутил головой и пошёл на запах.

Торчавшую из стены на две ладони розетку он впихнул обратно. Полуразвалившуюся вилку разобрал, приладил провода на место, собрал и воткнул в розетку.

– Ваша книга, – произнесла подошедшая к нему Варя.

– Спасибо, – машинально сказал он, поворачиваясь и принимая серый, покрытый пылью томик. Вблизи Варя оказалась не такой уж и старой. Не старше его. Морщинки вокруг глаз и на лбу, бледная кожа, голые дряблые плечи. Он вдруг подумал – интересно, как она пахнет, когда совсем рядом? Ну, если вблизи, если совсем без ничего, без её идиотского халата, без этих истрёпанных тапочек и без её квартиры? Тем же чем и сейчас пахнет вокруг?

Трусы у неё, наверное, такие же – большие, грязные и все в дырках. Её бы отмыть. И всё бы здесь отмыть. Тогда можно и...

Что именно можно, он додумать не успел, забитая им розетка вдруг звонко щёлкнула, оттуда повалил дым, включенный в неё прибор – это оказался обогреватель – загудел и стал покрываться трещинами, из которых полезли языки пламени.

Потом они с Варей махали покрывалом, таскали воду, топтали огонь ногами, пока Сергей, наконец, не догадался позвонить. Приехавшие пожарные выдворили их из квартиры, потом из подъезда, и потом Варя с Сергеем стояли и вместе с соседями смотрели на вырывающиеся из окна и доходящие до самой крыши языки огня.

Сергей стоял, вертя в руках книгу, и украдкой поглядывал на Варю. Она стояла, приоткрыв рот, выражение лица у неё было такое, как будто она чего-то ждёт или смотрит фильм, в котором сцена катастрофы вот-вот должна смениться хэппи-эндом...

...Сергей постелил ей в зале, на кожаном диване, а сам ушёл на кухню. От ужина она отказалась, да у него кроме банки горчицы и тюбика майонеза больше ничего не было.

Можно было, конечно, уйти в спальню, или во вторую, или даже в третью, но тогда там пришлось бы потом убирать – он представил, как ползает с тряпкой вдоль плинтуса, чихает, и решительно разложил стоявшую в кухне кушетку.

Ночью она приходила к нему два раза, завернувшись в его халат и придерживая одной рукой спадающие очки. Оба раза он безропотно вставал и вёл её в ванную, где сажал на край ванной и терпеливо и обстоятельно объяснял, как пользоваться вот этой зелёной ручкой, почему красную трогать нельзя, и что нажимать, чтобы было не так горячо, не в лицо, и не сразу.

Утром он ушёл на работу, а придя поздно вечером домой, застал её сидящей на унитазе, с красным распаренным лицом, голодную, держащую в руках окончательно сломанные очки.

На следующий день он взял выходной, посадил её в такси и повёз в магазин. Перед витриной он, было, остановился, потом вспомнил забитую розетку, кое-как собранную вилку, мысленно прикинул количество денег и решительно толкнул дверь.

Ночью она пришла к нему уже в новом, шёлковом, халате, в новых очках с тонкой оправой. Он покорно встал и зашагал следом. Она провела его мимо ванной, по коридору и привела в зал. Журнальный стол стоял посреди комнаты, на нём горели две свечи, зеленела смутно знакомая бутылка, и серебрились два фужера на тонких ножках.

Он хотел было отвести её в ванную, посадить на унитаз и всё объяснить. Почему он не может – ну, не то чтобы не может, а не будет, так как она не то, что подходит ему, и вообще он сейчас вот так сразу не готов.

Она увидела выражение его лица, тихо сказала: «пожалуйста», он послушно сел в кресло и принял из её рук фужер. Потом она до глубокой ночи читала ему стихи, он смиренно глядел ей в переносицу, наблюдая как она, морщась, поправляет новые очки, и думал о завтрашней презентации, и об осточертевшей и вечно недовольной морде начальника. Затем он вдруг резко вспомнил, что это за бутылка, и кто её подарил, внутри ядовитым стержнем толкнулось, было, недовольство, он затолкал его обратно, поставил фужер на место, пожелал ей доброй ночи и ушёл спать.

Через три недели Сергей научился спать с открытыми глазами. Вокруг него волнами плавал её голос, как будто отстукивая произносимыми четверостишиями некий ритм. Ритм убаюкивал, он затягивал его в себя, Сергей представлял, что бокал в его руках это не бокал, а посох, на него можно опереться и спокойно уснуть.

Где она работает, и работает ли вообще, Сергей не спрашивал, где будет жить – тоже. Он вообще её ни о чём не спрашивал, молча приносил еду, ставил в холодильник, топал в ванную, также молча, выправлял настройки душевой кабины, мылся и шёл в зал. Там он спал сидя, потом она замолкала, и он уходил к себе в кухню, досыпать уже лёжа.

Поэтому, когда Варя вдруг сказала, что мама освободила наконец сдаваемую комнату, она переезжает к ней и Сергей может больше не беспокоиться, он подумал только, что она так и не успела испортить ему душевую кабину. Он вот спалил ей квартиру, а она даже отомстить как следует не сумела. Какая же это месть – чтение по ночам в халатике на голое тело?

Не умеет она. Мстить.

Он бы на её месте обязательно отомстил. По-настоящему. Соблазнил бы негодяя в первую же ночь, постарался бы от него залететь, женил его, если понадобится угрозами и силой, а потом требовал бы развода и компенсации. За всё сразу. И за квартиру, и за книги, и за испорченную беременностью фигуру. Ну и за испохабленную жизнь. Уж за последнее непременно. Сергей вспомнил бывшую жену. Оставленную ей вторую квартиру и обе машины. Вот у кого бы Варе поучиться.

Утром он посадил её в такси, погрузил туда же купленные им вещи, которые она так ни разу и не надела, дал ей денег на дорогу и, не оборачиваясь, ушёл к себе.

В эту ночь он не спал. Совсем. В голове всплывали неизвестно откуда взявшиеся там стихотворные строки, они превращались в четверостишия и вытягивали за собой целые поэмы. Под утро он вылез на балкон, завернувшись в простыню. Простыня была вся мокрая, на улице было душно. Сергей подумал, что даже телефона Вариного он не знает. Адреса её мамы тоже. Что вот она чёрт знает сколько времени сидела тут с ним, а он даже этого не спросил.

И про эти строчки тоже не спросил. Хорошие строчки. Правильные. Он попытался было вникнуть в их смысл, не сумел, вернулся в зал, оделся и вышел на улицу. Прошёл до Вариного подъезда и поднялся на её этаж. Обугленная дверь была опечатана, сами печати были сорваны и из-за двери раздавались звуки шагов.

Сергей вошёл внутрь.

Посреди чёрных обломков стояла Варя. Свет от уличного фонаря падал ей на лицо. В руках она что-то держала, Сергей подошёл ближе и увидел, что это оправа от очков. Толстая, уродливая, она выглядывала из её кулака, похожая в темноте на ящерицу.

– Ты зачем?.. – начал, было, Сергей и запнулся, не зная, что сказать.

– Очки. Вот, – ответила она и показала ему оправу.

– А, – с понимающим видом сказал Сергей. – Действительно очки. Ты зачем тут одна?

Он не помнил, на «ты» они или на «вы», но сейчас было темно, под ногами хрустело, и он подумал что на «ты» сейчас будет в самый раз. Какая уж тут к чёрту вежливость, когда вдвоём и в темноте? Вот если бы втроём. Или если, например, светло. Тогда да.

– Я за очками, – сказал она и смущённо забормотала, – хотела почитать... Вот... А в твоих неудобно... Ты извини, Сергей... Они красивые... Но неудобные.

И от того, как она это сказала, что впервые назвала его на «ты» и по имени, от всего этого окружения, от её беспомощного взгляда и протянутых к нему рук, его вдруг подхватила неведомая волна, закинула на свой гребень, подняла на огромную высоту. Он задрал голову вверх, Варя вдруг тоже оказалась с ним рядом – она была одета в свой старенький залатанный халатик, держала его за руку и негромко декламировала те же строчки, что звучали в его голове.

Сергей моргнул. Голова его была запрокинута, он видел перед собой тёмно-серый потолок с торчавшим из него хвостом проводов. Он чувствовал, что Варя стоит, прижавшись к нему. От неё пахло вымытыми волосами, тёплой пылью и почему-то его, Сергея, кожаным диваном.

– Хочешь, мы и мою спалим? – предложил вдруг он.

Она шевельнулась, как будто пытаясь отстраниться. Он испугался, что она уйдёт, и обнял её.

– Зачем? – сказала она ему куда-то в подмышку.

Щекотно, подумал он и сказал, запинаясь.

– Ну я же... А ты... – потом скрипнул зубами и сказал. – Я же виноват. Что вот так вот...

Он почувствовал, что она мотает головой.

– Не виноват?

Она опять помотала.

– Это неважно?

Она толкнула его носом.

– Важно?

Она кивнула.

– Я всё исправлю.

Она опять кивнула.

– Как?

– Купи мне очки.

– И всё?

Она поёрзала носом.

– Что ещё? Скажи.

– Ты знаешь.

Он подумал. Вдруг понял.

– Вот так вот просто?

– Да.

– А если разлюблю?

Она промолчала.

– А если ты?

Она откинула голову и изо всех сил приложилась лицом об его плечо.

Как будто клюнула.

– А замуж?

Варя кивнула.

Он вспомнил вдруг про придуманную им месть. Опустил голову и спрятал лицо в её волосах. Подумал про стихи по ночам.

– А стихи?

– Не понравилось?

– Пока не знаю.

– Не будем.

– А что будем?

– Что захочешь.

– Значит согласна?

– Согласна.

Они стояли, обнявшись, до тех пор, пока сквозь закопчённые стёкла не пробился первый луч утреннего солнца.

Сергей отстранился и посмотрел ей в лицо. Близоруко прищуренные глаза, сухие, почти белые, губы, нос с горбинкой и едва заметная россыпь веснушек.

Вытащил из её руки оправу и тщательно вытер её футболкой.

Потом надел на неё, наклонился и осторожно, словно боясь спугнуть, поцеловал в губы.