Хлебная «ГАЗель» специально предназначена для перевозки хлеба. Машина быстро окупаемая и хорошо оборудованная. В кабине есть всё, что необходимо для вождения в современных условиях: это и бортовой компьютер, и круиз-контроль, и электрические стеклоподъемники, а также многое другое. Кузов герметичен, что позволяет перевозить хлеб без нарушений температурного режима.

 

 

 

Читая книгу Николая Головкина «Тайновидец будущего»[1]

 

Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти.

Пророчество Филофея – старца  Спасо-Елеазаровской обители.

 

Да, ведают потомки православных,

Земли родной минувшую судьбу. [2]

А.С. Пушкин

 

После прочтения этой исповедальную книгу, мне чудится бой колоколов русских церквей, взывающий  к благочестию, миру и состраданию. Вместе с тем в нём присутствует тревога за наши души, их покой, свет и чистоту.

Говорят, колокольное звучание богодарно и целительно. Вот таким  духовно врачующим  представляется и этот сборник публицистики и прозы Николая Головкина.

И хоть сегодня колокола не разбивают, как во времена М.М. Пришвина, о чём повествует автор, нотки набата идут оттуда, из прошлого «зрелища публичной казни».

«22 ноября. В Лавре снимают колокола, и тот, в 4000 пудов, единственный в мире, тоже

пойдёт в переплавку. Чистое злодейство…» …8 января. Вчера сброшены языки с «Годунова» и «Карнаухого». «Карнаухий» на домкратах. В пятницу он будет брошен на «Царя» с целью разбить его. Говорят, старый звонарь пришёл сюда, приложился к колоколу, простился с ним: «Прощай, мой друг!»... 1930, 30 ноября. Приближается годовщина уничтожения Сергиевских колоколов…»

Тогдашнему государству был ненавистен ангельский голос колокола, возвещающий о «вожделенном небесном Отечестве», о «граде Божием».

В течение 20-30-х годов XX века было уничтожено почти всё, что Православная Русь отливала несколько веков.

В России говорят: икона – молитва в красках, храм – молитва в камне, колокол – молитва в звуке.

Россия – единственная страна в мире, где живёт колокольная музыка.

В звонах колоколов есть то, что невозможно анализировать с точки зрения логики, он воспринимается чувствами, ощущается на уровне подсознания.

Да, конечно, можно разрушить колокольни, лишить работы звонарей, но как справиться с тем животворящим вселенским  колоколом, которым Небо накрывает Землю?! Ведь если его, даже невзначай, зло и неправедно задеть, он тут же зазвучит, заплачет от людской неблагодарности, напомнит о Христовой жертве во имя  благости  жизни.

Мы живём сейчас как раз в такое время.

Об этом  явственно напоминает и рассматриваемая новая книга Николая Головкина.

 

 

***

 

Сегодня издать книгу особого труда не составляет: была бы рукопись и деньги, с остальным «книгопрядильная промышленность» справится. Поток публикуемых томов неудержимо растёт. Он, по существу, неконтролируемый и спонтанный. И нечасто можно встретить в нём знаковое, греющее душу издание.

Видимо, потому, что «бумага» всё стерпит. Это не пустая фраза. Знаем ведь, что она    «терпит и ложь, и гнусь, и опечатки, и грязную совесть, и скверный стиль, и дешёвый пафос». [3]

Страницы многих новоявленных «шедевров» болеют абсолютной смысловой пустотой, и  от того они бесконечно молчаливы, их не слышит читательское ухо, не ощущает человеческое сердце, в них не звучат судьбоносные колокола.

Справедливости ради надо признать, что и читательские вкусы желают быть другими. Ведь ранее их целенаправленно формировали на почве непреходящих православных ценностей. А ныне мы  сплошь и рядом наблюдаем отступничество от них.

Не только общество многосложное, но и каждый из нас не иссечён из цельного камня. Мы видим, что не всё в нравственном мире – это благоразумие и чистота, как и не всё –    безобразность и увечье.

В каждом человеке, в том числе порочном и злом, можно доискаться чувства совестливости,  пробудить или предание, или надежду лучших дней; в обществе, хотя и болезненном, – и подавно. Это и есть задача писателя.

Конечно, многие из нас «без локтей», не умеющие ни толкаться, ни протискиваться в  наглом греховном мире, задыхающиеся порой уже на старте своей беговой дорожки.

Вот и звучит жизнь у большинства, как «музыка на скрипке, спрятанной в футляр», а не как благостный колокольный  перезвон.

Да, сегодня трудна для многих житейская ноша. Нарекания и сетования зачастую не беспочвенны. Но, как говорили древние, самое несносное в жизни – это не носить ничего. Жить «пусторукой», «пустосердной» тенью предметов и поступков, не замечая ничего вокруг.

Ещё немецкий философ Фихте жаловался: «всё мешает видеть – даже глаза».[4] И многие из нас проникаются фетишизмом «ощупей и зримостей», в том числе социальных. В нашу эпоху человек превращается в собственность материальных ценностей, а не наоборот. Как  в народе  говорится: «Не утварь у твари, а тварь у твари».

Почему? Бытия глаз «не ймёт изнутри». Ежедневно являясь нам, оно, тем не менее,  «заочно», «заглазно». Всё сущностное спрятано за приспособлением, полуправдой, недомолвкой, ложью человека.

Отсюда и рождение двойных стандартов – «казовой», декларируемой жизни для сторонних и реальной – для себя и своих.

Это хорошо понимал русский философ, критик, публицист Н.Н. Страхов, которому автор предоставил слово в своей книге как человеку, влияющему и формирующему духовную атмосферу России.

«Наше время, – отмечал он, – поражает… оскудением идеала… Страхов в своих статьях борется за то, чтобы вернуть русское сознание к родной почве… “Нам не нужно искать каких-либо новых ещё небывалых на свете начал, – пишет он по этому поводу, – нам следует только проникнуться тем духом, который искони живёт в нашем народе и содержит в себе всю тайну роста, силы и развития нашей земли.”

Философ-почвенник поднимает вопрос о духовной самобытности нашей Отчизны. Он подчёркивает, что в России духовный труд лишён связи с жизнью, с “нашими собственными национальными инстинктами”. Мы гонимся за призрачными мнимыми целями и стремимся подогнать просвещение в нашем народе на европейский лад. Страхов считает необходимым изменить суть просвещения в России, проникнуться тем духом, который искони живёт в нашем народе, который и даёт то самое “направление государственному кораблю, несмотря на ветреность кормчих и капитанов”».

Так понимает суть теоретической доктрины философа Николай Головкин.

И что важно: он соотносит это своё осмысление с вызовами современности. А их, судя по «колокольному звону», более чем достаточно.

Создаётся впечатление, что в каждом своём эссе или очерке, заметке или статье писатель, прежде чем обратиться к читателю, заглядывает в свою душу, осматривается, допрашивает, ощупывает себя на болевую переносимость последствий общественных пороков,  на терпимость по отношению к их носителям.

Н. Головкин «чинит сердца, работает аккуратно, без причинения боли…» [5] Он живёт  собственными обнимающимися с праведностью православными мыслеформами. Это относится, прежде всего, к разделу сыновней памяти и благодарности родословной писателя, неординарной, исконно русской, самобытной, интеллигентной и образованной династии.

Нет, автор не выставляет это напоказ, а с достоинством благочестивого человека свидетельствует, что всё лучшее, что есть в человеке, закладывается в нём с детства, в семье, – и трудолюбие, и вера.

«Молюсь и работаю, работаю и молюсь, – написал он в письме, рассказывая о своей недавней поездке в город Лакинск Владимирской области. – Настоятель храма Казанской иконы Божией Матери отец Виктор благословил приехать – готовить книгу о храме…».

 

 

***

 

После внимательного ознакомления с новой работой Н. Головкина стало очевидным, что  в данном случае не обойтись без междустрочного чтения, которым, кстати, очень любил пользоваться Д. Дидро: так ёмки её строки и глубоки смыслы.  

Книга насквозь пропитана русскостью, духом Веры Христовой и любви, – то ли это касается литературного процесса, то ли истории, православия или сочинительства, русского языка.

Она имеет очевидные достоинства не только в публицистическом, художественном отношении, что отмечено в резюме, но примечательна прежде всего философско-христианским  звучанием.

Не будет преувеличением сказать, что новая книга Н. Головкина  –  более поучительная и более содержательная по сравнению с появляющимися в последнее время литературными новинками, приуроченными к Году литературы. Это своеобразная мини-энциклопедия   русского литературного и духовного слова.

Нам могут сказать, что представляя собой сборник различных по тематике статей, издание  обречено на эклектизм. В какой-то степени, да. Но мы не станем вытаскивать это на удочку критики. Уже хотя бы потому, что головкинский «эклектизм» основан на  обширном и основательном знании русской литературы, истории, на строгом выводе об их непреходящем значении в общем культурологическом процессе.

В тексте работы бросается в глаза «реснота» (старое, сохранённое в забытых церковно-славянских рукописях слово, обозначающее всё многообразие зримого и небесного мира, который, как говорят философы, «не длиннее ресниц», хотя и мнится необозримым).

Автор предложил читателю пройти вместе с ним светлыми просеками русской художественной литературы, встретиться с Н.В. Гоголем и М.С. Щепкиным, А.П. Чеховым, Н.Н. Страховым, И.С. Шмелёвым и И.А. Ильиным, В.Г. Яном (Янчевецким), А. Грином (Гриневским), М.М. Пришвиным, А.И. Куприным, К.Г. Паустовским, Н.А. Заболоцким, С.Г. Замлеловой, Л.А. Анненским (Ивановым-Анненским), В.Г. Распутиным и другими известными в русской культуре людьми, которые, как замечает автор,  творили  «не по программам, а по ночным голосам своего художественного видения», зовущим и указывающим им направление творческого пути, плели каждый свою «паутинку»  картины мира.

О чём бы ни шла речь, касающаяся их биографической и творческой жизнедеятельности в «эпоху смешения», «истончения совести», их объединяло осознание своего «духовного состояния – быть русским, любить Россию».

При всей увлечённости творчеством этих авторитетов в сочинительском труде, автор  несомненно выражает свои личные установки и мысли, которые имеют зримую  нравственную и религиозную окраску.

 

 

***

 

Страницы книги предстают перед читателями россыпями вопросительных знаков и иносказательным  авторским  видением ответов, включая советы, как «распрямить их в знаки сочувствия и помощи» людям. Это те набатные нотки русских звонов, о которых шла ранее речь.

Приведём для наглядности несколько из них.

«Духовное наследие, сами судьбы Шмелёва и Ильина – прививка от “бездомовности”. Не пора ли выздоравливать, наводить порядок в Доме?! Из общества потребления возвращаться к истинным ценностям?!»

Или актуальный вопрос о Гоголе, – вместо бесплодного спора русский или украинский он писатель, – поймём  ли мы его самого в Год литературы?

«И пусть кто-то хочет, чтобы русские и украинцы, братья по крови и вере, делили гоголевское наследие между собой, 200-летие великого классика мы отмечали вместе весь год – Год Гоголя по решению ЮНЕСКО».

«Я понимаю, что жизнь нельзя повернуть назад, нужно сохранить память. Но меня всё больше и больше мучают вопросы: как вписать народную поэзию в контекст дня сегодняшнего? Как сберечь этот живительный родник для потомков?

Не дай Бог лишиться самого главного – осознания своей связи с историческими корнями, а они всё подрубаются и подрубаются! Неужели то, что однажды в жизни стало так дорого, погибнет, будет являться лишь в наших снах и потом, когда уйдём в мир иной мы, станет легендами?! Когда же, наконец, будет нарушена самая грустная русская традиция: что имеем – не храним?!..»

 

 

***

 

Несомненно, эта книга – памятник христианского мироощущения писателя, который  живёт в согласии с Богом и наделён тонким чутьём патриота. Россия, любовь к родине, русское чувство сильно и непреходяще. Его преданность Отечеству не рождает заклинаний в тексте, не бьёт себя в грудь, а выражает тревогу за грядущее.

«Глумление над традициями русского языка продолжается и в наши дни. Особенно усердствуют в этом телевидение, некоторые периодические издания. И, растлевая подрастающее поколение, литераторы-сквернословы тащат Россию в пропасть нравственной деградации и духовной опустошённости. Неужели остаётся только молиться Богу, чтобы уберёг Отечество наше от скверны?.. То, вокруг чего ломали копья наши деды и отцы, теперь волнует и их детей, и внуков. Язык, как и вся Россия, ждёт своего возрождения».

Подтверждением тому, что книга – это своеобразный памятник христианского мироощущения Н. Головкина, может служить само название сборника, которое не случайно определил одноимённый очерк об иноке-старце Филофее. Это его слова, сказанные несколько столетий тому, вынесены в эпиграф этих заметок.

Прочитав очерк, мы узнаём о Псковском Спасо-Елеазаровском монастыре – не самой известной монашеской обители, но по значимости для России, для судеб человечества он занимает особое место в мировой истории. [6]

Именно сюда, в пустынный, среди лесов расположенный монастырь, как эстафета преемственности была принесена Цареградская икона Божией Матери – дар Константинопольского Патриарха Ганнадия II.

Здесь столетие спустя старец Филофей сформулировал идею вселенской ответственности России за православие, за человечество: «Два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бытии».

Правда, прп. Иосиф Волоцкий ещё до Филофея напоминал вступившему на престол Василию III и о его преемственной ответственности за судьбу Православия после того, как царство Римское «иже много лета пребыша в православной вере християнстей, тако погибоша».

Но рассуждать здесь о чьём-то первенстве или об «открытии» особого смысла нет: это преемственное самосознание Руси после гибели Второго Рима было тогда естественным и всеобщим, что выразилось и во многих дошедших до нас летописных источниках, например: «Повесть о Флорентийском Соборе» Симеона Суздальца (около 1441 г.), «Повесть о белом клобуке» и «Повесть о взятии Царьграда» (обе – вторая половина XV века), послание ростовского архиепископа Вассиана Великому князю Иоанну III на Угру (1480). Ещё более конкретно эта мысль выражена в Пасхалии митрополита Зосимы 1492 года.

Всё это появилось до упомянутых текстов старца Филофея, но его заслуга состоит в наиболее аргументированном обосновании этой преемственности.

Со временем слава Спасо-Елеазаровской обители стала умаляться, и из сознания русского народа начало исчезать чувство ответственности за судьбу человечества. Россия уже не мыслилась как Третий Рим, и сама эта теория была осмеяна и извращена светскими историками.

Мир, невежественный и бездуховный, отверг филофееву идею, похоронил её, умалил значение Спасо-Елеазаровской обители и её старцев, но эта духовная лампада, как свидетельствует  Н. Головкин, продолжает гореть.

 

 

***

 

Книга повествует об именах, которые  поддерживают этот огонь, хотя  их нельзя сравнивать одно с другим ни по степени дарования, ни по сочувствию и одушевлению откликов  общества  на голос каждого.

Отблески славы, которые отсвечиваются на каждом из них, несомненно имеют свою отличительную игру и яркость.

Но их объединяет то, что вне имён, исчисленных Н. Головкиным, нет таких, которые бы не олицетворяли Россию, православие, наконец, эпоху. О ком бы автор ни рассказывал, что бы ни цитировал, – всегда он подчёркивал главное: верность России.

«По мнению Валентина Распутина, – читаем в книге, – язык русский и национальная культура не могут существовать раздельно от русской земли. Нужно обязательно находиться на своей Родине, разделяя её тяготы, жить её чаяниями, прорастать вместе с памятью пращуров на Отчизне… Заботиться о земле, возделывать её, разговаривать с ней, касаться её руками. Тогда, как он выразился, земля “начинает работать”, передавать свою энергию народу, который населяет её, помогает своему народу, делает его добрее и целостнее!»

Поразительно, но этот труд писателя, говоря о настоящем, открывает перед нами возможное новое будущее; и, как ни парадоксально, там оно навсегда замыкает прошедшее, такое нам милое и родное. Без этой преемственности автор не мыслит прогресса.

В этом проявляется и головкинское провидческое зрение, причём демонстрируемое не для себя, а для читательской аудитории.

И вспомним, если по Канту, из глаза познающего вынимается весь мир до звёздочки и пылинки, и он становится незрячим, то у творца-писателя, благодаря Божьему провидению, наоборот, открывается «третий глаз», несущий судьбоносное знание.

 

 

***

 

Все эссе и очерки написаны профессионально, языком, взятым в зажимы логики и выразительности;  слова идут, примыкая вплотную слово к слову, речь «бесщельна», смыслы сомкнуты, отсюда лаконизм и органика как результат сцеженного тщательным отбором  всего несущественного, особенно двусмысленностей, неясностей.

Тематическое пространство от этого вовсе не умаляется и не плющится, не толпится, мешая друг другу, а делается просторнее и значимее.

Н. Головкин, как и «правдивый Даль», «лезет на нож за правду, за Отечество, за русское слово, язык», как и критик Л. Аннинский, выступает в книге и в качестве журналиста, и  редактора, и литературоведа, как угодно, «лишь бы находиться в царстве русских текстов» тех писателей, о которых повествуют его произведения.

 

 

***

 

Как ни оценивай эту книгу, с какой точки зрения ни смотри на неё, а всё приходишь к тому заключению, что издание знаковое.

Оно, если хотите, – событие литературное и православное, философское и литературоведческое.  С чем можно поздравить и автора, и нас, читателей. 

Пожелаем ей доброй судьбы.

И тот колокольный звон, который слышится на её страницах, – тревожный и радостный, предупреждающий и зовущий, – пусть рождает в наших душах только благость и главную (по Брюсову)  добродетель – «готовность взойти на костёр» служения Отечеству.[7]

 

 

Литература:

 

1. Головкин Н.А. Тайновидец будущего. Публицистика и проза. ИД «Великороссъ». ИКП «Путь». М.: 2015. 469 с.

2. Пушкин А.С. Борис Годунов. «Лениздат». Л.: 2013. 160 с.

3. Кржижановский С.Д. Сказки для вундеркиндов: повести, рассказы. М.: Советский писатель, 1991. С.178-192.

4. Фихте И.Г. Сочинения в 2-х томах. Изд. Мифрил. СПб.: 1993. 1485 с.

5. Кржижановский С.Д. Там же.

6. Псковский Елиазаровский монастырь. https://www.patriarchia.ru/db/text/1251119.html

7. Брюсов В.Я. Поэту. Стихотворения, лирические поэмы. М.: Московский рабочий. 1979

 

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование