«И песней себя обозначу...» / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Тема поэта и поэзии в творчестве Г.М. Суздалева

Стихи Геннадия Суздалева воспринимаются как ровное течение спокойной равнинной русской реки, они так же естественны и чисты; в такой реке хочется искупаться в жаркий полдень, она манит прохладой в остывающий от зноя вечер, когда её вода становится тёплой как парное молоко.

В стихотворении «Когда иссяк табачный дым...» его герой (понятно – двойник поэта), мучимый бессонницей, сидит всю ночь над белыми листами бумаги, но нужное слово остаётся ненайденным. И тогда герою неожиданно является... не классический образ шестикрылого Серафима (аллюзия на А.С. Пушкина), а образ матери, которая обращается к сыну с наивным и простодушным вопросом, зачем он так себя изводит (аллюзия на С.А. Есенина), именно потому в этой связи обнаруживается преемственность и дальнейшее развитие темы, её живость и актуальность: «– Зачем ты так себя казнишь? / Неужто в этом видишь благо? / Уже светает. / Ты не спишь. / И всё бела твоя бумага. // Ты помнишь хлеб из лебеды? / Теперь не то, что раньше было. / Неужто пишешь от нужды? / Или тщеславие сгубило?» [6, с. 24]. Сразу вспоминаются есенинские строки из стихотворения «Письмо от матери»: «Мне страх не нравится, / Что ты поэт, / Что ты сдружился / С славою плохою. / Гораздо лучше б / С малых лет / Ходил ты в поле за сохою» [2, с. 258].

Так приоткрывается творческая «кухня» поэта, секреты простоты, лёгкости пера и этой «равнинной» естественности слога. И не Серафим, а родная мать разъясняет суть этого секрета: «Пиши, когда не можешь жить. / Живи, когда писать не можешь» [6, с. 24]. В поэме «Лебеда» также отчасти затрагивается эта тема, ведь лирическому герою является теперь уже образ отца, «измученный двойник», который тоже советует сыну писать «на уровне души», а иначе, дескать, и не стоит. Таким образом, не нужда и тщеславие движут пером поэта, а потребность души высказаться, жажда творческого самовыражения и, если хотите, творческого преобразования мира.

Тема поэта и поэзии иногда врывается даже в любовную лирику, ведь «огонь души высок. / Глаза жрецов / В прицелах дальних...» [6, с. 107]. В другом стихотворении, названном по первому стиху «Берегите, министры, поэтов...», он прямо обращается к чиновникам, равнодушно и казённо относящимся к судьбам русских поэтов – они не замечаемые ими и не имеющие помощи при жизни и прославленные бюрократическим «похвальным словом» после смерти.

Над печальной могилой Кольцова,

Над последним приютом Рубцова

Они скажут похвальное слово

И помогут живым замолчать... [6, с. 108].

Эта тема настолько животрепещуща, что стала предметом размышлений многих поэтов, в этой связи приходят на память строки Евгения Евтушенко из стихотворения «Пошлость и смерть»: «Вот, очки пристроив не спеша / на лице, похожем на мошонку, / произносит: «Как болит душа!» – / Кто-то, глядя важно в бумажонку» [1, с. 203]. Согласимся, что тема действительно жизненно важная и задевающая многих поэтов и писателей (но не всех), однако до сих не решённая в нашей стране, несмотря что 2015-ый год объявлен в России Годом литературы. Между тем до сих пор остаётся непринятым закон о творческих союзах, который может защитить писателей в социальном плане. Более того, ныне профессия писателя не включена в общероссийский классификатор профессий. Даже обобщающей профессии литератора в нём нет, хотя есть масса других – лифтёры, лудильщики, ломщики и т. д. Безусловно, на этом казённо-равнодушном фоне отношения к поэтам и писателям возникает множество проблем, связанных не только с материальной стороной их жизни, но и духовно-нравственной и психологической, в том числе и осознанием смысла творческой деятельности и самооценкой, которая часто бывает заниженной.

Поэт Геннадий Суздалев не желает мириться с таким положением вещей, ведь должны же чему-то учить исторические примеры, а их было немало, учитывая, что почти вся русская литература представляет собой трагический список жертв, ужасающий своей жестокостью мартиролог. (Фрагмент составленного автором мартиролога русских поэтов прилагается в конце издания. Примеч. автора).

Но риторика пока остаётся лишь риторикой, и, к сожалению, всё остается по-прежнему. Мир почти глух к своим гениям и талантам – когда в силу своего недомыслия, а когда и сознательно, не зря у поэта вырвались отчаянные строки: «Сколько лет мы растили дантесов?!» [6, с. 108]. И совсем не случайно он упоминает «пугливую пулю подлеца», убившую «вещего поэта».

Есть у Г.М. Суздалева стихи, посвящённые любимым поэтам или же навеянные их стихами, чьи строки взяты в качестве эпиграфов: Сергею Есенину («Под синим колоколом неба...», «Та иволга любовных грёз...»), Николаю Тряпкину («Тары-бары», «Байки»), Борису Примерову («Я родился в рубашке...»), Анатолию Жигулину («Церковь»), Валентину Сорокину («Поле»), Вячеславу Богданову («Памяти Вячеслава Богданова») и др.

Николай Тряпкин в этом ряду занимает особенное место, ведь он был его старшим другом и в какой-то степени учителем, наставником. Геннадий Суздалев по праву называет его классиком русской поэзии, мы подписываемся под этими словами, преклоняясь перед Николаем Ивановичем Тряпкиным, великим продолжателем традиций великой русской литературы с её устремлённостью к высокому, созидательному и гуманистическому, с её верой в душевную чистоту, силу духа и любовью к «маленькому» человеку. Используя как стилизацию лёгкую, шуточную, частушечную тряпкинскую интонацию, Г.М. Суздалев задаёт далеко не шуточный вопрос: «Гей, вы, люди удалые! / Что без рыбки у пруда? / Почему такие злые? / Без прибытка, без труда» [6, с. 111]. И дальше объясняет причину их вопиющей бедности:

Все «ура!» кричали сами

На одной шестой Земли.

Всё прохлопали ушами

И глазами помогли [Там же].

Тема распада советской страны тяжело переживалась Н.И. Тряпкиным, он оставил много стихов об этом, в которых отразилась душевная боль не за собственно советский строй, а за крушение идеалов, покушении на «русскость», попрание традиционных ценностей, нерачительную щедрость по отношению ко всем народам, кроме самих себя и даже себе в ущерб. Тяжело переживается это и Г.М. Судалевым, ведь мощная держава, казавшаяся нерушимой, рухнула как колосс на глиняных ногах, и поэт видит, как «расцветает трын-трава» на её, всё ещё величественных просторах. Так тряпкинско-суздалевская тема нашла своё конкретно-образное воплощение.

Связь с русскими поэтами проявляется у Геннадия Суздалева иногда очень ярко, более того, эта связь восходит к русскому народному песенному творчеству, фундаментально объединяющего всех русских поэтов. Приведём строки Г.М. Суздалева: «Ах вы, сени мои, / Дровяной сеновал – / Прелесть детской судьбы / На кого я оставил?» [6, с. 122]. С одной стороны, ритмический рисунок суздалевской строфы близок стихии тряпкинской речи, приведём для сравнения его строки: «Ай вы, гусли мои, ай вы, гуси мои, / Гусли-гуси! / То ли радуга-дуга, то ли в пляске луга / У Маруси» [7, с. 85]. С другой стороны, перед нами – типично народный приём –начало стиха с междометий «Ай» или «Ой». Можно привести множество примеров, подтверждающих близость поэтических строк Н.И. Тряпкина и русского фольклора, точно так же, как можно привести примеры близости творческой манеры Г.М. Суздалева стихии народной речи.

Величественно трагично стихотворение «Памяти Вячеслава Богданова», о котором следует сказать более подробно. Из открытых источников известно, что Вячеслав Богданов был талантливым тамбовско-уральским автором, подающим большие надежды на то, чтобы со временем встать в лучшие ряды русских поэтов. Одно время он жил и работал в Челябинске, о чём нам поведал поэт и прозаик Алексей Селичкин, долгое время живший на Урале и работавший в Челябинской области, а ныне живущий в Калуге. В те годы он был членом челябинского областного поэтического клуба с завораживающим названием «Светунец», но он не был близко знаком с В. Богдановым, зато с ним был дружен Геннадий Суздалев. Вячеслав Богданов окончил в Москве высшие литературные курсы и здесь, на столичном литературном фоне тоже не остался незамеченным, он уверенно начал двигаться по поэтической дороге. Но случилось так, что он неожиданно погиб, как считают многие его современники, однажды он был кем-то угощён отравленным вином, после чего скончался. Ситуация странная, противоестественная, кажущаяся привнесённой из дикого Средневековья, но тем не менее, поэт ушёл из жизни – на взлёте, нелепо и страшно.

Г.М. Суздалев пишет: «Ты говорил: / – Да будем хороши! / И пил до дна / За доброе начало. / А где-то, / В глубине твоей души, / Трагедия российская / Кричала» [6, с. 113].

Трудно понять и объяснить, что случилось в тот трагический день и почему, а главное, кто поднёс Вячеславу Богданову зловеще-судьбоносный стакан, однако мы можем определённо сказать, что дантесы всё-таки живы. И не просто живы, они по-прежнему выискивают себе новые жертвы.

И мне теперь

Уже не всё равно,

Когда стакан

Подносят к изголовью...

Мне кажется:

Я снова пью вино.

Как собственной

Захлебываюсь

Кровью! [6, с. 114].

Эта трагедия, произошедшая в 1975 году, останется на совести того, кто стал её «автором». Удивительную подробность отметил Алексей Селичкин: «Урал родит хороших поэтов, Алтай – прозаиков», и тогда подумалось: надо бы хорошенько изучить этот уральский поэтический феномен. В самом деле, уральская поэтическая «аномалия» настолько очевидна, что должна стать предметом исследования. Вспомним, что с Уралом связаны такие литературные имена, как Павел Бажов, Дмитрий Мамин-Сибиряк, Василий Каменский, Евгений Замятин, из более близких к нам по времени и наших современников – Михаил Львов, Борис Ручьев, Людмила Татьяничева, Василий Оглоблин, Валентин Сорокин, Вячеслав Богданов, Константин Скворцов, Геннадий Суздалев, Владимир Чурилин, Владимир Носков, Сергей Семянников, Алексей Селичкин и др., каждый из которых достоин отдельного исследования.

Следует сказать, что Урал – место не простое, не случайно в славянской мифологии он рассматривается как некая граница, энергетический рубеж, место силы и мистической связи между мирами – не только между Европой и Азией, но и невидимыми. Именно поэтому здесь появились бажовские образы Хозяйки Медной Горы, Данилы Мастера и др. Особенность, непохожесть и загадочность Уральского края отмечали как исследователи прошлых лет, так и современные авторы, поэты, писатели, художники. «Большое место в творчестве Н.А. Заболоцкого занимает историческое прошлое, и не только России, но и планеты и даже всего мироздания. Его духовный взор словно устремлён в прошлое, на протяжении всей жизни его занимали тайны возникновения миров, культур и цивилизаций. В стихотворении «Урал» он обращает свой взгляд на вопрос происхождения Урала и рисует величественную и грозную картину, когда «платформы двух земных материков средь раскалённых лав затвердевали», когда «В огне и буре плавала Сибирь, / Европа двигала своё большое тело, / И солнце, как огромный нетопырь, / Сквозь жёлтый пар таинственно глядело…» [4, с. 129].

Говоря о рождении Уральских гор, у Николая Заболоцкого рождались грандиозные строки, по сути, космогонические картины: «И вдруг, подобно льдинам в ледоход, / Материки столкнулись. В небосвод / Метнулся камень, образуя скалы...» [3, с. 161]. Дальнейшая картина не менее величественна:

Расплавы звонких руд вонзились в интервалы

И трещины пород; подземные пары,

Как змеи, извиваясь меж камнями,

Пустоты скал наполнили огнями

Чудесных самоцветов… Все дары

Блистательной таблицы элементов

Здесь улеглись для наших инструментов

И затвердели. Так возник Урал… [Там же].

«Иногда думается: если и возможно дать студентам естественных факультетов наглядно-образную картину образования Уральских гор, им следует прочитать это стихотворение Николая Заболоцкого» [4, с. 129].

Эти размышления об Урале возникли в связи с его особым поэтическим «статусом» и большой ролью в становлении русских поэтов. Кстати, необычность уральской границы между Европой и Азией чувствуется и ныне, так Алексей Прокофьевич Селичкин рассказывал, что это ощущается даже при перелёте этой символической границы на самолёте, что выражается в сильной вибрации, ощутимом потряхивании. Возможно, это связано с какими-либо разломами земной коры, материковых плит, тем не менее факт остаётся фактом. Может быть, это стало косвенной причиной той пассионарности, что рождает здесь талантливых поэтов или способствует их становлению. Думается, не случайно с судьбой Урала связано и творчество Геннадия Суздалева.

Кстати, «Уралом (если говорить о горах) эти горы назывались так не всегда и не изначально, в старину они, как известно, назывались просто Каменным Поясом, а греки называли их Рипейскими горами.

Река же Урал имела название Яик, и Екатерина II, чтобы навсегда стереть память о восстании яицких казаков под предводительством Емельяна Пугачёва, повелела переименовать название реки.

Что касается происхождения слова Урал, есть несколько версий его происхождения. Василий Никитич Татищев считал, что слово имеет тюркское происхождение и означает “пояс”; другая версия – слово восходит к мансийскому корню “ур” в значении “гора”; однако, на наш взгляд, истоки слова уходят в необозримую глубину веков и тесно связаны с такими исконно русским словами, как “ура”, бог неба “Уран”, а возможно, и бог солнца Ра. Кстати сказать, в России, в Мурманской области протекает река Ура, впадающая в Баренцево море» [5].

Тема Урала слишком увлекла нас, но без этого объяснения нельзя понять и творчество Геннадия Суздалева.

Мы отметили, что тема поэта и поэзии – одна из магистральных в творчестве Геннадия Суздалева. Она решалась им в том же ровном и спокойном ключе, как и всё его творчество – самодостаточное, основательное, эпичное, словно сошедшее с полотен русских живописцев, глубоко национальное, отражающее многогранно-прекрасную суть русского характера. Когда-то он написал стихотворение «Поверю в большую удачу...», в котором есть строки:

И песней себя обозначу

На будничной карте

Страны... [3, с. 95].

Уверенность поэта в собственном присутствии на поэтической «карте страны» естественна и оправданна, и опять же, здесь нет ни грана позы или полуправды. Поэзия – его родная среда или, как говорили древние натурфилософы, стихия, в которой он чувствует себя свободно и легко, а вне её – одиноко и неприкаянно, где бы он ни оказался.

На земле,

На воде,

В бесконечном ли космосе

Одиноко без песни родной... [3, с. 106].

В этих строках – спокойная уверенность мастера в своём предназначении и, вероятно, отчасти отражение той, пока ещё не объяснимой, загадочной уральской пассионарности.

Литература^

1. Евтушенко Е.А. Утренний народ: Новая книга стихов. – М.: Молодая гвардия, 1978. – 207 с.

2. Есенин С.А. Стихотворения; Поэмы. / Сост. и вступит. статья А. Козловского. – М.: Худож. лит., 1982. – 479 с.

3. Заболоцкий Н.А. Стихотворения / Сост. Н.Н. Заболоцкий; Вступ. статья И.И. Ростовцевой. – М.: Сов. Россия, 1985. – 304 с. – (Поэтическая Россия).

4. Рыжкова-Гришина Л.В. «Огненный витязь». Творчество Николая Заболоцкого: противоречивый путь исканий: Монография. 2-е изд. – Рязань: Скрижали, НОУ ВПО «Рязанский институт бизнеса и управления», 2012. – 180 с. – (Научная школа по русскому языку и развитию речи).

5. Рыжкова-Гришина Л. В. О происхождении русских букв. – СПб: Виктория, плюс, 2015.

6. Суздалев Г.М. Феникс: Стихотворения, поэмы, переводы, песни. – Смоленск: издательство «Смоленская городская типография», 2012. – 128 с.

7. Тряпкин Н.И. Горящий Водолей / Сост., вступ. ст. С.С. Куняева. – М.: Молодая гвардия, 2003. – 493 с. – (Б-ка лирической поэзии «Золотой жираф»).

Мартиролог русской литературы (фрагмент)

Александр Пушкин – убит на организованной врагами дуэли в 1837 г.

Михаил Лермонтов – убит на организованной врагами дуэли в 1841 г.

Александр Грибоедов – жестоко и предательски убит в Тегеране в 1829 г.

Дмитрий Веневитинов – умер в 1827 г. в возрасте 22 лет.

Николай Гумилёв – загадочна его роль в революции и судьбе страны (вероятнее всего, он служил во внешней разведке), был расстрелян в 1921 г.

Александр Блок – поначалу услышавший в грохоте революционных перемен «музыку революции» и призывающий её слушать, потом ясно увидел её адское происхождение, был убран в 1921 г. инсценированной болезнью, которую никто не разгадал до сих пор.

Сергей Есенин – воспевающий «шестую часть земли с названьем кратким Русь», был устранён в 1925 г. инсценированным самоубийством.

Владимир Маяковский – застрелился в 1930 г., сегодня факт самоубийства ставится под сомнение.

Павел Васильев – расстрелян в 1937 г.

Сергей Клычков – расстрелян в 1937 г.

Осип Мандельштам – погиб в 1938 г. в пересыльном лагере.

Михаил Булгаков – умер в 1940 г. тяжело больным человеком, совершенно измотанный травлей, запретами пьес и т. д.

Николай Клюев – после ареста был расстрелян в 1937 г.

Борис Пильняк – расстрелян в 1938 г.

Владимир Нарбут – примкнувший к «ответственной» общественно-политической работе, был отстранён от всех сфер влияния и расстрелян – в 1938 или, по другим сведениям, в 1944 г.

Марина Цветаева – повесилась в 1941 г., загнанная в тупик всеми обстоятельствами жизни, как личной, так и общественной.

Дмитрий Кедрин – убит в 1945 г. при невыясненных обстоятельствах.

Арсений Несмелов – умер в 1956 г. в пересыльной тюрьме.

Михаил Зощенко – умер в 1958 г. собственной смертью, но после того, как на весь мир был обозван «пошляком» и «подонком».

Александр Фадеев – застрелился в 1956 г.

Николай Рубцов – убит в 1971 г.

Вячеслав Богданов – погиб при странных обстоятельствах в 1975 г.

Юлия Друнина – покончила жизнь самоубийством в 1991 г., не выдержав общественно-политических потрясений в стране.

Борис Рыжий – свёл счёты с жизнью в 2001 г. в возрасте 26 лет.

Доколе?

Геннадий Матвеевич Суздалев – поэт, член Союза писателей с 1975 г., род. в 1939 г., окончил факультет журналистики Казанского Государственного университета, Высшие литературные курсы; организатор и руководитель Челябинского поэтического клуба «Светунец» им. Вячеслава Богданова (80-е – 90-е годы), автор многих поэтических книг, в т.ч. «Посох», «Поклон», «Феникс», «Притчи», «Замкнутый круг» и др., лауреат литературных премий; живёт в г. Суздаль.

Бракосочетание – это праздник, который помнится потом всю жизнь. Вовсе необязательно, чтобы он был шумным и многолюдным. Главное – чтобы это был особенный день, запоминающийся на всю жизнь. Агентство по организации свадеб в Италии «Italian Wedding» https://wedding-italian.ru предложит вам необыкновенную, торжественную программу, устроенную в соответствии только с вашими личными пожеланиями и ожиданиями.