Мгновение вечности / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Мгновение вечности Повесть

Продолжение. Начало в №75

ГЛАВА 6

Неведомое ворожила на камнях огибистая вёрткая Сылва. Солнечные блики танцевали в воде. На песчаном участочке берега, сдавленного глухой стеной леса, сидел на поваленном бревне молодой человек лет тридцати – тридцати двух, худенький, в серых джинсах и такой же серой рубашке какого-то военного покроя. Он беззаботно насвистывал арию тореадора из известной оперы Бизе и чертил сухим прутиком геометрические узоры на песке. Неподалёку, почти у самой воды, стоял, понурившись, второй, в линялой штормовке и с ярко-красным петушком на голове.

Было жарко. Ни ветерка. Ни облачка.

Листья на веточке липы, нависшей над молодым человеком, вдруг скрючились и почернели. Прошло минут пять – и перед ним ожил и заструился воздух, – так бывает, когда зимой открываешь окно. И в этих воздушных струях возник блестящий чёрный шар, чуть больше футбольного мяча.

– Приветствую, – сказал молодой человек, не изменив позы. – Я давно почувствовал, что ты рядом.

– Как идут дела?

– Скоро они будут здесь.

– Как он их упустил?

– Вначале всё шло нормально. Поезд проехал дальше, прямо до ловушки. Один из них пошёл по одной дороге, двое других – по второй. Но двое свернули с неё почти сразу же и мы их потеряли из виду. Первого удалось поводить, но и его мы потом потеряли.

– У них сильное прикрытие?

– Да, прикрывают их очень сильно.

– Как они сами?

– Двое обладают неплохими способностями. У третьего тоже довольно большой потенциал, но совсем не реализованный. Бить не может, но когда будут бить его, продержится долго.

– Видимо, у них совсем не осталось выбора, раз они отправили этих троих.

– Человек пять нам ещё удалось нейтрализовать.

– Где сейчас эти трое?

– Не знаю. Но когда они подойдут поближе к зоне, мы их обнаружим.

– У тебя всё готово?

– Да, я их жду.

Молодой человек помедлил.

– А что делать с этим? В принципе, он выполнил свою задачу. Остановить их перед зоной было всё равно нереально.

– Стереть.

Чёрный шар исчез. Молодой человек посидел ещё с минуту. Затем спокойно посмотрел на петушка, который стоял всё так же и не слышал разговора. Поднял вверх указательный палец – и петушок вспыхнул, взорвался изнутри, словно весь он – от ступней до самой макушки – был залит бензином. И тут же пламя стало затухать. Ещё несколько секунд в воздухе вертелись несколько малюсеньких огоньков… На месте только что стоявшего здесь петушка ничего не осталось. Молодой человек поднялся и задумчиво посмотрел на дальние лесистые холмы на другом берегу реки.

ГЛАВА 7

Птицы пели в чаще. Они шли по ещё мокрой от росы травянистой тропинке. Мощные кроны вековых деревьев нависали над ними. В прорехи лиственного покрывала лилось голубое небо. Полупрозрачные тени скользили между тёмно-зелёных мшистых стволов, пошевеливали папоротники, задевали за пушистые веточки можжевельника…

«Здравствуйте, здравствуйте»…

Старцев оглянулся к Кадушкину.

– Ну как, живой?

– Пятнадцать километров вчера, пять-шесть сегодня… Мы в былые годы и не столько хаживали… Я вот всё думаю, как это они карту подменили…

– Да ведь это, Владимир, в принципе, не сложно. Магические приёмы – и нет твоей карты. Может, тот самый тип в поезде это и провернул.

– А на вид шизик.

– Шизик не шизик, а магическими приёмами он хорошо владеет. Хотя маг он, в целом, не сильный. Так, шестёрка. За ним стоят гораздо более солидные люди.

– Это ты сразу понял?

– Ну, в общем-то, да.

– И Кириллов понял?

– Да, он тоже понял.

– Он тоже, значит, тонким зрением видит?

– Видит.

– Компания у нас…

Некоторое время они не разговаривали. Вдруг Кадушкин налетел сзади на Старцева и больно наступил ему на пятку.

– Ты чё? – останавливаясь и поправляя кроссовку поморщился тот.

Кадушкин не ответил. Положил руку на плечо товарищу и, зажмурившись, развернулся в сторону.

– Ты с ума сошёл что ль?

– Чтоб лучше видеть тонким зрением, надо закрывать глаза, – невозмутимо пояснил Кадушкин. – Сознание отключается – видно лучше.

– Ну и что увидел?

– Да вообще-то видно чего-то… Зелёненькое.

– Доллар что ли?

– Сам ты доллар, – рассердился Кадушкин и открыл глаза. – Пошли.

– Впереди иди, затопчешь меня ещё.

– Мелкий народ пошёл, – проворчал Владимир, сдвигая Старцева с тропинки в куст бузины.

– Мелкий да пузатый, – засмеялся Андрей.

Кадушкин не ответил.

Вскоре впереди посветлело. Лес расступился, и они оказались на полянке, поросшей высокой сочной травой. В центре её, почти рядом с дорожкой, кудрявился молодой дубок.

– А вот и дуб заветный… В принципе, мы пришли.

– А где же деревья всякие скрученные, сломанные? – поинтересовался, озираясь, Кадушкин.

– Так мы ещё не на зоне.

– А говоришь, пришли.

Старцев снял поклажу.

– Всё, встаём на бивак.

Прямо из-под корней дуба брызгал родник, извивался по полянке змейкой и скрывался в лесу.

– О, водица это хорошо, – обрадовался, заметив его, Кадушкин, тоже сбросил рюкзак и склонился над фонтанчиком. – М-м-м… Прекрасная вода… Изумительная вода…

Старцев ещё раз огляделся. Всё вокруг выглядело каким-то странным, нереальным – мягким, нежным… Почему эти определения пришли ему на ум? Глубокое небо над головой, без единого облачка, кажется, совсем рядом. Лишь подними руку – и всё пропадёт, и останется лишь это свободное дыхание. Да лес впереди, уже редкий, с синим просветом.

«Небо – это шлем, который сокроет вас от ударов».

– Пей, Андрюха.

Старцев опустился перед родником на колени. Вода оказалось и впрямь необыкновенной. От нескольких глотков закружилась голова, а затем Старцев почувствовал прилив сил и энергии.

– Ну пойдём, Володь, на зону с холма посмотрим, а потом вернёмся. Не бери рюкзак. Совсем немного пройти.

Пройти и вправду оказалось совсем немного…

Дорожка исчезла.

Внизу лежало море тумана. У самого подножия холма, сквозь дымку, тускло поблёскивая на солнце, неслышно двигалась спящая вода Сылвы…

– Там что внизу, болота? – спросил тихо Кадушкин.

– Нет болот, – так же тихо ответил Старцев. – Наоборот, берег порядком выше реки…

– Холмы на горизонте чётко видно… Как будто туман только здесь.

– Тут всегда так. Странный этот туман… Говорят, что когда он появляется, на зоне начинает что-то происходить… Пойдём обратно.

Старцеву показалось, что его друг принял это предложение с радостью.

– Володь, ты пока есть начинай готовить, а я в лесу травки какой-нибудь наберу… Тут ещё яблони-дикушки растут… За мной ещё палатка.

– Ладно.

Дуновение ветерка. Трава колыхнулась, сбрасывая росу. Жёлтое облачко пыльцы заклубилось, завертелось золотой спиралью. Андрей продрался сквозь заросли можжевельника и лещины и очутился прямо перед яблоней, усыпанной маленькими зелёными плодами.

«Встречай, встречай»…

Старцев прислушался и ясно различил далёкий треск веток. Треск то пропадал, то возобновлялся снова… Кто-то шёл по лесу и, похоже, шёл прямо к нему. Старцев отступил за дерево и стал ждать. Треск приближался… Ещё ближе… И вот молоденькие лиственницы впереди зашевелились… И к яблоне, опираясь на длинную суковатую палку, вышел – Кириллов. Но что за вид у него… Растрёпанный, осунувшийся. Штормовка наполовину без пуговиц, на плечах, под лямками рюкзака, какие-то грязные тряпки.

– Мужики, а вы меня н…ли, – задыхаясь, прохрипел он, – не ходит там никакой автобус. – Плюхнулся на землю, на рюкзак. Тряпки из-под лямок выехали и превратились в футболку и спортивные брюки. – Второй день брожу. Ночью не спал совсем.

В голосе Кириллова прозвучала такая безнадёга и отчаяние, что Старцеву стало одновременно и смешно и жалко его. Он уже хотел проводить бедолагу в лагерь, но передумал.

– Сергей, зона тут рядом. Но мы туда пока не пошли. Тебе ещё пройти прямо метров сто и выйдешь на опушку. Там мы остановились. Там располагайся. Кадушкин уже есть готовит… Проводить тебя, или дойдёшь?

– Дойду.

Кириллов тяжело поднялся. Футболка с плеча переместилась под мышку, но он, кажется, ничего не заметил. Пошатываясь, медленно двинулся по направлению к опушке. Старцев вдруг понял, что последние несколько часов этот человек идёт уже только на одной воле. Он опять вознамерился было проводить его, помочь донести ему его, судя по всему, неприподъёмный рюкзак, и опять передумал.

Прислушался к своим мыслям.

Пронизанный солнечными лучами лес замер, словно ждал чего-то…

«Иди, иди»…

Андрей шагнул вперёд, ещё шагнул…

Молния вспыхнула – огромный, почти в человеческий рост, дымчатый красный многогранник завертелся перед ним против часовой стрелки. Внутри многогранника возник ещё один, поменьше. Тоже завертелся, только быстрее первого. Во втором образовался третий, закрутившийся с ещё большей скоростью, затем ещё и ещё… Какая-то страшная сила влекла, затягивала Старцева внутрь как в воронку… Он попятился назад, споткнулся…

Огонь и ужас сокрушили его.

Земли не было. Он падал. Падал навстречу чудовищному бело-жёлто-красному грибу с гибельным рёвом раскалывающему пространство…

Хиросима?! Нагасаки?!

Он весь был крик! Он захлёбывался в крике! Он горло разрывал криком, и жизнь выплёскивалась вместе с ним!

Он летел – и внизу – ядерные взрывы раскалывали материки; моря выкипали. И дым, огонь, пар, грязь вздымались вверх. И смешивалось небо с землёй.

И он перестал слышать. И перестал видеть.

И понял, что умер.

И смерть была – холод и мрак.

Красный многогранник вращался…

«Запомни, Андрей, так будет, если ты не разобьёшь его».

Всё пропало. Он вновь стоял в лесу возле яблони. Но рядом с ним, рядом с ним была она, та самая женщина, которая являлась ему тогда, после первой поездки на Н-скую зону.

Пели птицы. Ласково светило солнце. Голубое небо стекало вниз.

Женщина улыбнулась:

– Всё хорошо. Возьми это.

Она протянула ему бело-голубой крестик-распятие. Старцев принял крестик, и он тут же растаял в его ладони.

– Кристаллу проникновения 12 тысяч лет. Он долго охранялся силами зла. Теперь он вновь задействован ими, и он здесь. Когда ты почувствуешь жжение в ладони, вы должны отправляться на поиск Кристалла. Времени у вас три дня. Вам будут мешать. И будут помогать. Когда найдёшь его – перекрести, и он будет уничтожен. Ты здесь – поэтому.

– Кто ты?

– Напутные молитвы приводят к нам.

– А есть ещё ненапутные?

– Есть. Но твои молитвы – напутные. Ты в воинстве Христовом. Тот, кто хочет прийти на Землю через Кристалл – не Христос. До свидания.

– Подожди, как тебя зовут?

– Потом.

Фигура женщины стала таять в воздухе.

– Будь осторожней и слушай своё сердце.

Некоторое время Старцев приходил в себя. Затем посмотрел на небо… И так и не нарвав листиков для чая, направился назад.

ГЛАВА 8

Ночь пришла неожиданно и сделала их лагерь открытым и уязвимым. Темнота, окружавшая костёр, затаилась – ни шороха, ни шёпота… В чёрных воротах неба, обшитых серебристыми рейками перистых облаков, – мутный, словно запотевший от дыхания, прячущийся глазок луны.

– Хорошо… Хорошо… – повторял Кадушкин. Взгляд его был напряжён, пальцы нервно постукивали. – Хорошо. Мне пока нравится. На работе как белка в колесе крутишься, быт заел… Смена обстановки всегда хорошо. Картина, правда, какая-то странная… Поезд мимо рванул, шизики кругом…

– Володь, ну а что такое шизофрения? Это не что иное, как выход сознания в область тонких материй. Только выходить можно по-разному. Если, например, мы выйдем на мороз раздетыми – мы простудимся. Но если наденем пальто и шапку – всё будет нормально. Так вот, я отличаюсь от шизофреника тем, что я выхожу на тонкий план в шапке и пальто, а шизофреник – раздетым.

Кадушкин покосился на Старцева, прищурился и заиграл желваками.

– Да уж…

Бросил в огонь сухую сосновую ветку. Ярко вспыхнувшее пламя едва не лизнуло две ноги, торчащие из одной из палаток.

– Ты Кириллова не подпали… Может, подпалил уже, вон на пятках дырки.

– Сразу эти дырки были, как пришёл… Тоже вот, ещё один – в шапке и пальто. Хорошо хоть я сначала палатку поставил, а потом стал есть готовить… Смотрю – идёт… Промычал что-то. Рюкзак сбросил, сапоги снял, полез в палатку – не долез… Это ж надо так вырубиться. Даже не пошевельнулся за весь день, позу даже не сменил… Теперь вот в его палатке спи…

– Да ладно, мелочи это, Володь.

– Так у тебя всё мелочи.

– Володь, ну так… – начал Старцев.

– Что – «Володь?» – Кадушкин в бешенстве крутанулся к Старцеву. – Что «Володь?» Ты в детском саду – володькаешь?!... Что ты гнёшь из себя тут? Что ты…

– Ты что из себя гнёшь! – почти заорал Старцев и подался вперёд, мышцы живота напружинились. – Сволочь! Ты работу бросил! Ты всё бросил! Ты дома сидишь, медитируешь, а Даша вкалывает за тебя! Одевает, обувает, кормит, любит! А ты её – нет. Потому что ты эгоист. Ты никогда никого не любил. Где твой друг, Родька? Тот самый, с кем ты был первый раз на зоне? Что с ним? Ты не знаешь, что с ним. Ты давно про него забыл. Люди вокруг тебе давно не нужны. Люди – мусор. Ты на тонком плане весь… Ты посвящённый… Ты меня духовности тут учишь, о шизофрении рассказываешь… Да я гроша ломаного за твою духовность не дам! Потому что ты на шее у бабы сидишь, потому что ты учиться бросил, работать бросил, жить – бросил… Потому что так, как ты живёшь – это не жизнь. И что ты кичишься своими талантами и способностями – их нет у тебя. Потому что они людям не служат…

Старцев махнул рукой.

– Да что с тобой говорить… Бесполезно. Горбатого могила исправит.

Замолчал. Кадушкин ошарашено смотрел на него. Старцев криво усмехнулся.

– Володь, по-моему, я всё правильно сказал?

Глубоко вздохнул. И уже спокойно и просто:

– Володь, я ведь уже говорил, что будет очень трудно. Уже трудно. А будет ещё трудней. Мой тебе совет. Не приказ, а именно дружеский совет: иди ложись спать. Я тоже скоро лягу – сам уже еле сижу… Иди. Тебе надо немного успокоиться и отдохнуть. Обоим нам надо…

– Да знаю я… – чуть досадливо, но, в целом, уже спокойно ответил Кадушкин, замялся. – Ладно.

И больше ни слова не говоря, полез в палатку. Старцев остался сидеть, задумчиво подгребая в костёр уголья и щепки…

Внезапно заклубился едкий дым – очевидно, в огонь попало сырое дерево? Пахнул в лицо. Старцев сморщился, резко отвернулся и едва не упал в костёр от неожиданности: рядом с ним стояла худая старуха в какой-то чёрной рясе. Глаза смотрели холодно и жёстко.

– Что испугался? Ты ведь выходишь на тонкий план в шапке и пальто?

Голос у старухи негромкий, глуховатый, но вместе с ним в нём чувствовалась огромная сила.

– Я не испугался, – выпалил Старцев.

– И лжёшь мне ещё… От страха.

– Это… ты?

– Я. Я. Кто ж ещё? Ты ж сам приехал сюда меня искать.

– Я… Не тебя искать сюда приехал…

– Если человек отправляется на войну, стало быть, он ищет меня. Мы с тобой попозже поговорим. Сергей сейчас встанет.

Старцев обернулся и обнаружил, что ноги Кириллова лежат уже в другом положении и согнуты в коленях так, что дырки на пятках уже не видны. И тут же Кириллов высунулся из палатки.

– Привет.

Лицо у него совсем не было заспанным. Андрей покосился на старуху. Затем, к Кириллову:

– Привет… Давно – не спится?

– Да у вас тут был серьёзный разговор, я не стал мешать.

– Разговор? – Старцев опять оглянулся на старуху. – С ней?

Кириллов проследил за его взглядом и недоумённо уставился на собеседника.

– С Кадушкиным то есть, – поправился Старцев. – Он спит.

Сергей, продолжая удивлённо разглядывать его, кивнул.

«Не видит».

– Он устал и спит, – ещё раз повторил Старцев. – Вот… Ну а ты как?

– Ничего. У вас, кажется, чай есть?

– Да, и суп тоже.

– Нет, спасибо, только пить хочу.

– Можешь родниковой воды попить. Вон там прямо у дуба родник бьёт. Необыкновенная вода.

– Что ж, попьём.

Кириллов достал из рюкзака маленькую алюминиевую кружку. Затем потащил откуда-то из темноты сапоги.

– Портянки дома оставил, все носки в сапогах истёр, – улыбнулся он, натягивая их на ноги.

«У него всё-таки очень приятная улыбка».

Кириллов, спотыкаясь о колышки палатки, поволочился к дубу. Старцев окончательно пришёл в себя, и ему стало стыдно за свой недавний испуг. Он с вызовом поворотился к старухе. Но та, холодно вперившись в Кириллова, даже не взглянула на него. Кириллов возвратился.

– А вода-то заряженная.

– Да.

Кириллов кивнул в сторону палатки, где спал Кадушкин, и тихо произнёс:

– Ты думаешь, он выдержит?

– Выдержит.

– Я тут лежал, мне сказали, ты уже знаешь, что делать.

– Да.

– Кристалл ещё на зоне?

– На зоне. Только спрятан. Придётся искать. Я знаю как.

– Что ж, будем искать.

– Ты добрался как?

– Хреново. Дорога-то оказалась – туфта. И автобус из Тюрьинска по ней не ходит. И попуток никаких… А люди, что с нами с поезда сошли, оказались подставные. Рассыпались, как тараканы, кто куда, и исчезли.

Кириллов вздохнул.

– Поездили они на мне. Деза пёрла во всю. Где я только не ходил. Вечером в болото какое-то залез… Всю ночь выбирался. Потом уже шёл так: вижу белый коридор. Читаю молитву. Не пропадёт – иду. Пропадает – сразу же сворачиваю в сторону. Так вот только и вышел… А вы как дошли? Дорога-то у вас тоже была ложная.

– Я это понял. Мы сразу же свернули и двигались таким же манером, как и ты под конец. Так что у нас всё обошлось.

– Серьёзные тут будут ребята.

– Это точно.

– Вот я и спрашиваю: Кадушкин выдержит?

– Должен… Крепкий мужик.

– Крепкий-то крепкий…

Кириллов не закончил.

– На зону пойдём утром?

– Пока не знаю… Посмотрим. Вообще, самый оптимальный вариант, бывать там набегами, а потом возвращаться сюда. Правда, вычислят наверняка… Тогда всё равно.

– Ну, вычислят, прятаться не будем, – весь распрямляясь, громко и веско сказал Кириллов.

– Да и не дадут.

Они помолчали. Костёр начал гаснуть.

– Я спать, Андрей, пойду. Не восстановился ещё полностью.

– Давай. Я тоже сейчас ложусь.

Старцев опять остался один.

– Он меня тоже ищет, – сказала старуха. – Но как многие слабохарактерные и неуверенные в себя люди, он настолько упрям и самоуверен, что принимает меня за половую тряпку, о которую он вытрет свои сапоги, перед тем как войти в Рай.

– А я?

– Ты относишься ко мне уважительно. Только иногда с кем-то путаешь. Называешь меня вдруг юной, красивой… Я не встречалась с этой особой. В этом мире давно уже царствую только я.

– Мир можно изменить.

– Ты его изменить не сможешь. У тебя есть, конечно, кое-какие знания, но нет понимания этих знаний. Я буду ждать тебя в старом замке.

– Подожди. А может, ты назовёшь мне имя той – юной и красивой?

– Нет. Раз ты не узнал её имени до сих пор, то, значит, и не узнаешь. Когда-то ты ушёл от меня… Теперь тебе не уйти.

Старцева передёрнуло, словно какое-то наваждение слетело с него. Он сидел один, перед потухшим костром. В темноте то вспыхивали, то угасали чёрно-красные угли.

«Не было ничего? Старухи не было… Может, Кириллов не просыпался?»

Но ноги их нового знакомого не торчали из палатки. Более того, палатка была застёгнута.

– «Когда я кончу наконец играть в cache-cache со смертью хмурой, пусть сделает меня Творец персидскою миниатюрой»… – пробормотал Старцев.

Залил остатками чая костёр. Уголья зашипели, укутались сизым паром. Через минуту, стараясь не толкнуть Кадушкина, он залезал в спальный мешок. Залез. И тут только почувствовал, что очень устал. Закрыл глаза.

– Андрей.

«Что? Кадушкин не спит?»

– Андрей, не обижайся на меня. Я не подведу. Всё будет нормально.

– Да ладно…

Старцев задремал. Ему снилась Даша, лес, поезд… Кадушкину тоже что-то снилось… Они не слышали, как со стороны зоны, негромко насвистывая какой-то известный оперный мотивчик, к их лагерю неспешной походкой приблизился человек. Остановился. Замер.

И вдруг ручей возле дуба вспыхнул серебристо, зыбкий мечущийся свет заполнил поляну, и всё вокруг стало менять свои очертания. Деревья закачались, сдвинулись. Дубок посередине оплыл, как свеча, и вскоре исчез совсем.

По сузившейся фосфорической дорожке прошла девушка с огромным рюкзаком за спиной: «Извините, пожалуйста, вы не поможете мне перейти через реку?»

За ней мелкими шажками просеменил какой-то странный субъект – лысый, с длинной окладистой бородой.

Саму поляну вздыбило, перекосило, она начала опускаться куда-то вниз.

И вскоре палатки трёх путешественников очутились уже на берегу Сылвы, на опушке, сдавленной чёрной стеной леса.

– Добро пожаловать на Н-скую зону, – тихо проговорил человек и скрылся в темноте.

ГЛАВА 9

Это был период, когда на границах Светлого космоса создавались новые миры просветления. Антарида – осколок одной из цивилизаций Антикосмоса, оказалась в Солнечной системе случайно. И случайно попала в поле воздействия Земли. Боги других планет Солнечной системы сказали: «Уничтожить». Боги галактики сказали: «Уничтожить». Но боги Земли ответили: «Нет». Антарида казалась очень слабой и неопасной. И возникла идея. По предложению одного из ведущих иерархов Земли – Люциофора, Антарида была подключена к эгрегору Атлантиды, с целью последующего её перерождения и просветления. План был интересный, но имел одно слабое место. Не только эгрегор Атлантиды и, непосредственно, сами атланты могли влиять на Антариду, но и сами антаридцы, особенно их маги, в свою очередь, способны были уже на обратное воздействие. Именно в этом заключалась главная опасность!

Моросил дождь. Липкий, тёмный. Безоконные стены неуклюжих, грубых домов нависали над кривыми и узкими ночными улочками. Пахло сыростью и какой-то гнилью. Аэсцету казалось, что они идут по каменному жёлобу, по гигантской сточной канаве, доверху заполненной нечистотами.

«Великая жрица говорит прекрасные слова: «Антарида – цивилизация светлая»! Но почему она ни разу не побывала в этом проклятом городе! Ни разу не поговорила с этими странными людьми, прячущимися за этими глухими стенами, и от которых никогда не знаешь, что ждать?!»

Аэсцету не хватало воздуха. Он ненавидел Антариду. Он всегда очень уставал здесь. Но сейчас к привычной уже усталости примешивалось острое чувство неуверенности в себе, в том, что он делает. И это ещё больше раздражало его. И он вновь вынужден был подключать волю. И натренированной медитациями железной хваткой душил неуверенность, раздражение и усталость. И дышал глубоко и ровно. И спокойно шёл по зловонной грязной улице, сквозь слизистые щупальца дождя, лишь отмечая про себя, что плащ перестаёт сдерживать влагу, а стало быть, через какие-то полчаса он будет мокрый до нитки.

Дорога повела под гору. Впереди завиднелось тусклое жёлтое зарево фонарей. Спутник Аэсцета смущённо кашлянул и произнёс, робея:

– Площадь охраняют. Она оцеплена двойным кольцом солдат.

И действительно, в неясном маслянистом свете замаячили тёмные силуэты воинов в характерных остроконечных шлемах.

– Нас не заметят, – даже несколько беспечно ответил Аэсцет.

Они прошли так близко от стражников, что чуть не задели за их блестящие мокрые плащи. Те не шевельнулись. Так же беспрепятственно они миновали и второй круг оцепления. Дальше начиналась темнота, а дорога, судя по всему, обрывалась круто вниз.

– Дальше стоит многослойная магическая защита. Нас могут заметить.

Но Аэсцет и сам почувствовал это. Огляделся и увидел справа высокую лестницу.

– Площадь-то ведь окружена навесными террасами?

– Да. На них всегда стоят влиятельные и известные люди. Оттуда хорошо видно.

– Пойдём.

Они начали подниматься по скользким каменным ступенькам. Выше. Выше. Выше. Аэсцет заволновался и, стараясь показаться как можно более спокойным, нарочно глядел под ноги и даже чуть отвернулся в сторону, стараясь всем своим видом показать своему спутнику, что всё находящееся на площади его почти не интересует. Но в конце всё-таки не выдержал и бросил взгляд вниз. И тут же чуть не упал. Последняя ступенька оказалась выщербленной. Рука скользнула по размокшим деревянным перилам, но он удержался.

Зловещий кроваво-красный зрачок наблюдал за ними из темноты. Фактически место, называемое площадью, представляло собой гигантскую каменную воронку. Стены – сплошные ступеньки. На самом дне – высокий шестиугольный помост. С них обычно зачитывались указы и сообщения магов. Теперь там горел большой красный многогранник, величиной с человека. Но он был далеко… Аэсцет был несколько обескуражен. Кристалл проникновения, который маги так тщательно совсем недавно ещё прятали, а теперь выставили напоказ, конечно, нёс какую-то угрозу, но вовсе не излучал той огромной страшной силы, какую он готовился увидеть.

«Неужели именно из-за этого я столько боролся с магами? Может, это не тот Кристалл? Может, Аиас права: Кристалл не представляет опасности в масштабах всей Земли?»

Аэсцет покосился на своего спутника. Тот сбросил с головы капюшон и во все глаза смотрел на Кристалл. Он очень молод, почти юноша… И на лице его тоже разочарование.

– Давай не будем больше его разглядывать, – строго сказал Аэсцет, пряча досаду за надзидательностью тона. – Внешнее часто оказывается обманчивым.

Юноша сразу посерьёзнел и отвернулся от Кристалла.

«Они мне верят, – подумал Аэсцет и тут же почувствовал облегчение. – Что ж, пусть я прослыву глупцом, паникёром – я это переживу. Зато люди останутся целы. Если Кристалл – игрушка, все люди останутся целы».

– Так сколько у нас людей, Онерс?

– Триста тридцать восемь.

– Хорошо… Ты всем роздал крестики, которые я привёз из Атлантиды?

– Да.

Аэсцет достал из кармана плаща тоненький пергаментный листочек. На нём было написано: «Соир неис сэло».

– Этот магический ключ к утру должны знать все. Завтра утром рассредоточьтесь по всей площади, причём, желательно, таким образом, чтоб видеть друг друга по цепочке. Выходите из дома пораньше. Располагайтесь на первых ступеньках, на террасах, на крышах домов, только не спускайтесь глубоко вниз. Я буду стоять здесь. Это тоже должен знать каждый. Ты, Онерс, вставай где-нибудь рядом с этой лестницей, чтоб я тебя видел. Все завтра будут в длинных праздничных накидках, а, значит, руки под ней можно спрятать. Каждому необходимо правую руку прижать к сердцу, а левую опустить и зажать в ней крестик. Когда начнётся действо, все вы должны читать про себя те магические слова, которые я тебе дал, и направить мысленное усилие в Кристалл. Энергия Божественных иерархий будет поступать через меня к вам. Так Кристалл будет уничтожен. Вот и всё.

– Значит, боги объединились, и они нам помогут?

– Без всяких сомнений, – твёрдо сказал Аэсцет. И добавил: – И атланты помогут.

– Да? – юноша восторженно взглянул на него.

Аэсцету стало стыдно под его взглядом, но он всё так же твёрдо и уверенно ответил:

– Да.

В этот момент внизу возле лестницы послышались голоса.

– Раз поступил сигнал, значит, тут кто-то есть! – кричал один, очевидно десятник или сотник.

– Мы никого не пропускали.

– Проверить, проверить!

По лестнице, звонко цокая подкованными сапогами, стали быстро подниматься люди. Аэсцет и Онерс приникли к стене. Мимо них пробежали четыре воина с обнажёнными мечами. За ними, едва не наступив Аэсцету на ногу, проковылял коротенький толстый командир отряда.

Аэсцет шепнул Онерсу:

– Хорошо, что магическими приёмами и тонким зрением в Антариде владеют только маги. Уходим.

Они заспешили вниз. Аэсцет кинул последний взгляд на Кристалл… И тут Кристалл ярко и страшно вспыхнул изнутри. Это было настолько неожиданно, что Аэсцет остановился.

– Что-то случилось? – обернулся Онерс.

Кристалл вновь светился по-прежнему.

– Нет, – проговорил Аэсцет. – Ничего. Идём.

Вскоре площадь и стражи её остались позади.

– Онерс, ты хорошо ориентируешься в ночном городе. Проводи меня к Ною. Покороче.

Они свернули в какой-то проулок. Прохлюпали через грязный пустырь. Пролезли через дыру в заборе и вскоре уже стояли перед приземистым двухэтажным домиком, окружённым чахлыми низкорослыми деревцами.

– Он живёт здесь.

– Спасибо, Онерс.

– Мне можно идти?

Опять его чистый обожествляющий взгляд. Аэсцет притянул юношу к себе и обнял его.

«Так же меня обнимал император в нашу последнюю встречу», – промелькнуло у него в голове.

– Иди. Ничего не забудь. Завтра наша победа.

На Аэсцета опять нахлынул приступ неуверенности. Онерс поклонился и чуть ли не бегом скрылся в темноте переулка. Аэсцет некоторое время смотрел ему вслед. Затем повернулся к дому и постучал в неприметную железную дверь в стене.

ГЛАВА 10

Туман. Скользкий и липучий. Горьковатой слизью заползающий в горло и в лёгкие… Воздуха!

Клубками, медузами шевелился воздух.

В невысокой струящейся траве тянулись, рассыпаясь, обвиваясь вокруг ног, пряди длинных белых волос... Это русалки расчёсывают свои косы зелёными гребешками зелёной осоки… Бойтесь их неслышимого зова, бойтесь их неощутимых прикосновений.

У Старцева кружилась голова. Он схватился за гладкий ствол молоденькой берёзки, росшей прямо возле их палаток.

Воздуха!

– Что это? – повторил Кадушкин.

– Мы на Н-ской зоне, – стряхивая подступающую дурноту, хрипло ответил Старцев.

– Как?

– Не знаю.

Кириллов, прищурившись, оглядывался по сторонам.

– А они оказались серьёзней, чем я думал.

Старцеву полегчало. Он отпустил берёзку.

– Ладно, мужики, давайте-ка лучше костёр разведём, чайку горячего выпьем.

– Да, я сейчас дров принесу, – встрепенулся Кадушкин.

Лес проглотил его.

Старцев внимательно посмотрел на Кириллова:

– Ну что, Сергей, вот и вычислили нас. И даже на зону переместили.

Фраза повисла в воздухе. Кириллов продолжал прислушиваться к своим мыслям.

– Где Кадушкин?

Андрей медленно повёл головой в сторону, где исчез их товарищ.

– Володя.

Ни звука. Ни движения.

– Володя!

– Не надо было отпускать его одного, назидательно сказал Кириллов.

Старцев метнулся в лес.

Ох! – Мокрое, колючее ткнулось ему в лицо.

Это ель… Ёлка, ёлка…

Он качнулся в сторону и почти на ощупь нырнул под острые рогульки веток.

Чёрные стволы плавали в серебристых потоках… Медузы и морские звёзды висели гроздьями…

– Володя!

Голос Старцева прозвучал еле слышно. Он поперхнулся. Что за ерунда: в нос как будто попала вода. Кашляя, вытирая выступившие слёзы, двинулся обратно к лагерю…

…Лагеря не было. Чёрный, залитый серебристым туманом лес продолжался дальше. Каракатицы, осьминоги, шевеля щупальцами, плыли к нему навстречу. Андрей почувствовал жёсткий взгляд на затылке. Крутанулся.

На большом мшистом пне, подстелив под себя целлофановый пакетик, сидел молодой человек лет 30-32-х, в серых джинсах, серой рубашке какого-то военного покроя, и пристально смотрел на Старцева. Вдруг приветливо улыбнулся.

– Мы давно не виделись… Андрей. Уверяю тебя, я не водяной и не русалка. Зови меня просто – Коля. Я директор этого курорта. Нам надо с тобой поговорить.

Старцев покачал головой и быстро пошёл прочь.

– Подожди…

Прочь! Прочь!

Старцева внезапно охватил страх.

«Отче наш, иже еси на небесех»…

В голову что-то врывалось. Путало, выхватывало слова молитв. Деревья, стряхивая с себя студень из осьминогов и медуз, разбежались в стороны, окружили его плотным кольцом, согнулись и принялись тыкать ему в лицо своими острыми крючковатыми макушками. Старцев отмахивался от них ладонями, с изумлением отмечая, что они как-то побольшели… Что они увеличиваются на глазах: вдвое, втрое, вдесятеро! Что они стали больше его! И не ладони это уже, а какие-то затянутые бурыми перепонками чудовищные лягушачьи лапы…

«Что-то воздух какой-то кривой.

Так вот выйдешь в одном направленье,

А уходишь в другом направленье»…

Пело:

«Да и не возвратишься домой».

Старцев отключил мысленный поток. Перенёс центр сознания в область солнечного сплетения и сразу пришёл в себя.

Туман исчез. Выглянуло солнце, и лес сразу посветлел и подсох – ни медуз, ни горгон…

– Андрей, но нам всё равно надо поговорить, – вновь услышал он голос за спиной.

Почти побежал. Перемахнул через поваленное трухлявое дерево и неожиданно увяз по колено в грязной болотной жиже.

«Разве на зоне есть болота?»

Вновь резко посумрачнело. Грохнуло. Хлынул ливень. Вымочил его до нитки и так же неожиданно прекратился. Снова засветило солнце. Запарило.

Старцев рванул по лесу наугад и вылетел на совершенно сухую тропинку. Тропинка круто вильнула вправо.

Перед ним, на пне, в солнечном колодце, опять сидел Коля.

– Андрей, ты видишь – светит солнце, и уже не страшно. Нам надо поговорить. Не бегай от меня. И не крести мысленно. Ты в чуждом пространстве и с эти обстоятельством тебе надо считаться.

– Не о чем…

Старцев не договорил.

– Ты всё равно не уйдёшь от меня. Тебе не выбраться, пока мы не поговорим!

– Выбраться, – пробормотал про себя Старцев и, поскользнувшись, едва не упал на маленькой грязной лужице.

Ту-ту-ту-ту… Зарябили, замелькали – квадраты, треугольники, какие-то летающие чёрные гантели… Андрей попятился, опять поскользнулся на луже. Горячая плотная стена воздуха толкала его назад. Ему захотелось завизжать от бессилия. Но страшная необъятная сила уже океаном поднималась из глубин его подсознания. Он рассмеялся.

– Слушай, слушай, Коля!

Ноги скользили. В закрутившемся хороводе вокруг он не различал уже ни цветов, ни предметов… Он цеплялся, рвал ладони о какие-то острые крючья. Но мощная необоримая сила, заполнившая его до краёв, уже подымала его над самим собой.

– Слушай же меня, слушай!..

Жизнь наша – плен. Майя. Мир – иллюзия. Мы идём одной тоненькой тропинкой, которую определяет нам бытие, и оберегаемые шорами нашего сознания считаем, что это единственный наш путь. Но в жизни каждого есть момент, когда он понимает, что мир, на самом деле, гораздо богаче и разнообразней, нежели тот, который у него перед глазами. И тогда мы начинаем срывать шоры. И кто не испугался и пошёл до конца, вдруг попадает в море. Он видит вдруг тысячи, миллионы других тропинок – ответвляющихся, идущих параллельно с его… Он видит другие мироздания, другую Землю, других людей… Настоящее, прошедшее и будущее сливаются для него в одно целое, и он может пронизывать пространство и время, видеть скованного антихриста и плакать у распятия Христа… Много, много светлых и чистых умов пропадают в этом море, ибо не понимают они, что море – та же иллюзия. Только раньше мы жили в иллюзии в шорах, а теперь живём в иллюзии без них. И чтобы вырваться из этого нового плена, надо двигаться дальше, а не созерцать.

Надо слить силовые потоки воли в единую точку, невидимую для глаза. И устремясь точкой вверх, где сгорает в огне огонь, выйти и подняться над цветистыми миражами, не имеющими в себе ничего и не носящими в себе ничего. И то новое, что даст тебе Бог, и есть твой истинный путь.

И да будет так.

И когда появится зрение, слух и осязание. Когда краски вольются в разум и любовь согреет душу, ты будешь уже другим. Победившим плен. Тем, кем ты и должен был стать в жизни.

Старцев стоял возле палаток. Тумана не было. Солнце клонилось к горизонту, и чёрные лезвия теней ломтиками резали опушку. У костра расположился Кадушкин – наворачивал деревянной ложкой похлёбку из котелка. Кириллов углублённо изучал содержимое своей заветной коричневой тетради.

– Володь, ты где был так долго?

Кадушкин ошарашено уставился на товарища.

– То есть?

– Ну это… Дров принёс?

– Так утром ещё… Вместе ж ходили.

– Ну да…

Старцев оглядел себя.

«И вроде под дождь попадал, и в болоте увязал»…

И тут он даже вздрогнул от неожиданности.

Прямо в проходе их брезентового жилища, скрестив ноги, смиренно сидел лысый, блаженненького вида мужичонка с белой окладистой бородой. Впрочем, волосы на голове у него тоже росли – на затылке, и были длинными, почти до плеч. Он кротко смотрел на Андрея чистыми невинными глазами и молчал.

– Ты кто?..

Старцев обернулся к Кириллову.

– Соверенный блюститель Н-ского треугольника. Только что пришёл, – ответил тот, не поднимая глаз от тетради.

Блаженненький мужичок словно ждал этих слов. Вскочил, прикрыв глаза, кивнул и поманил Старцева рукой.

– Чего?

Мужичок всё так же молчком положил ему на затылок руку и потянул к себе.

– Ну что, что? – спросил Старцев, отстраняя его.

– Слушай мои мысли, – веско проговорил блаженненький, и вновь притянув к себе Старцева, звонко прилепил его лоб к своему. Так, прислонившись лбами, они стояли с полминуты. Затем мужичок отпустил его и вопросительно кивнул, словно спрашивая: «Ну как?»

Андрей растерянно оглянулся на еле сдерживающихся от смеха товарищей. А мужичок как-то подмигнул ему в оба глаза и тихим голоском напевно произнёс:

– Я Юрий Гмырин – соверенный блюститель Н-ской зоны и всего региона. Я охранял вашу палатку.

Помолчал. Прижал руку к груди и добавил доверительно:

– Тяжело.

Отошёл в сторонку и, скрестив ноги, опять сел, теперь уже на травку лицом к Сылве.

– Уже совсем темно, – сказал Старцев.