История бетонной цветочницы

Низкое мнение о людях, которое очень питается нашей эпохой, не может пошатнуть моего высокого мнения об идее человека, о Божьей идее о человеке.

Н.А. Бердяев

Довольно большая, сделанная лет тридцать назад бетонная цветочница стояла возле городской АТС. Её ладный боковой орнамент был изготовлен когда-то со знанием действительно творческого дела. Вероятно, раньше там росли цветы. Теперь же земля из неё была убрана, и в ней валялся мусор. Народу по этой дороге, где стояла ставшая мусорницей цветочница, ходило много. Пивные бутылки, пачки из-под сигарет раскидывались повсюду. Вот и пришла дворнику Юрию Семёновичу в голову мысль вычистить землю из бывшей цветочницы. Выкидав лопатой довольно объёмистую кучу земли, дворник теперь радовался своей сообразительности. Именно из-за вместительности туда теперь помещалось много пивных бутылок, и его территория в этом месте стала заметно чище. Когда же шёл дождь, то сделанная добротно цветочница, не пропуская воду, накапливала её. Собрав пивные бутылки, дворник уходил, а в оставшуюся там дождевую воду курящие люди бросали окурки, невольно слушая при этом писк затухающей сигареты. В один из дней, когда солнце, обогрев одну часть земли, ушло греть другую, а стало быть темень не замедлила себя долго ждать, к цветочнице подъехала белая «Нива». Оглядевшись по сторонам, водитель, собрав пивные бутылки в мешок, отнёс его в свою машину. Затем достав пять наполненных чернозёмом мешков, поочерёдно  высыпал их в цветочницу.  Бережно взяв в руки из машины что-то, понёс и так же бережно опустил. Проделав это несколько раз, наконец разогнул уставшую спину и глубоко вздохнул. Глаза его повеселели, глядя на цветочницу, на которой теперь лежал лесной дёрн, обильно усыпанный белыми ромашками. Василий Игнатьевич Кулебякин, давно ходивший мимо этой цветочницы и заставший то время, когда на ней росли цветы, теперь действительно тихо радовался. Был он с раннего детства приучен отцом к рыбалке. И теперь у него самого росло уже два внука и внучка. Но вот жена его Елизавета, постоянно, когда он собирался на рыбалку, ругала его, ибо всегда сильно волновалась за родного человека. И вот как-то на рыбалке, сидя у костра, видя вокруг разноцветье и разнотравье полей, вспомнив почему-то цветочницу, он решил засадить её ромашками. Сначала было подумал, что утром, когда встанет проверять сети, всё, что задумал, позабудется. Но не забылось. И поутру, аккуратно поработав лопатой, он уложил дёрн с ромашками  в прицеп, тут же набрав и чернозёма. Утром дворник Юрий Семёнович долго глядел на эти самые ромашки и наконец вслух произнёс: «Вот едрит твою». Ему теперь предстояло что-то придумывать: ведь люди по-прежнему бросали пустые бутылки на его территорию, но в цветочнице теперь, к его немалому удивлению, мусора он не находил.  И встрепенулось что-то у Юрия Семёновича в душе. Присев от усталости на край цветочницы, вспомнил он о многих хороших людях, что довелось встретить на своём обильно политым

трудовым потом веку. Где-то  полгода назад подошёл к нему начальник и сказал, что надо пройти медкомиссию. Не проходил он её давно и даже напугался: пройдёт ли. Найдут что-нибудь, и переживай после. Перед рентгенкабинетом, стоя в очереди, обратил Семёнович внимание на бабушку. Привезли её на инвалидном кресле, а у него, глядя на таких вот горемык, у самого начинала сильно ныть спина. Но что-то вот толкнуло, спросил откуда, мол. Оказалось, бабушке этой восемьдесят лет, жила в совхозе Кобляково. Сбил её на мотоцикле пьяный мужик и поехал дальше. Люди донесли до дому, но отказали напрочь ноги. Была одинокой, пришлось продавать корову и просить земляков, чтобы ходили за продуктами. Посетовала бабушка и на то, что их совхоз Кобляково был когда-то миллионером, что в их роду были все долгожители, и если бы не сбили её, то она бы по сей день держала корову. Но не это вышибло слёзы тогда у Семёныча, а то, что бабушка эта просила потом того мотоциклиста, что изувечил её, отвезти её в больницу, тот отказал, сильно матеря эту согбенную старуху. Но она не злилась на него и простила, прямо сказав об этом Юрию Семёновичу. Пройдя рентген и спускаясь с пятого этажа больницы по лестнице, хотя можно было вызвать лифт, плача, он твёрдо знал, что не стерпел бы и набил тому мотоциклисту морду. Вспомнились почему-то ему тогда два не весть откуда взявшиеся слова «русское всепрощение»... Через двадцать метров, возле этой же АТС стояла точно такая же заброшенная  цветочница, и Семёныч, убрав оттуда землю, по всей вероятности тридцатилетней залежалой давности, живо приспособил себе новую мусорку. Через неделю Юрий Семёнович снова произнёс своё «едрит твою», ибо и там появились белые ромашки. Юрий Семёнович, посмотрев в небо, тихо, но вслух говорил: «Господи! Зачастую кажется, когда несёшь на горбу коромысло жизни, что и силы-то больше нет сопротивляться злу. Усталость эта шибко глубокая. В родимой сторонке горя и равнодушия завсегда с избытком. А тут гляди-ко, хошь и пустяшная, а радость, язви её».  Дивилась его душа неизвестному тому человеку, что надумал украсить Божий наш грешный мир. Да и проходившие здесь постоянно люди стали спрашивать, и все были уверены, что это его работа. Он же в ответ честно твердил, что это не он, но находились и такие, что говорили в ответ, мол, дед хитришь. Дальше был расположен другой район, где трудилась дворничиха тётя Таня. На её территории были расположены уже простые железные бачки, и она заметила, что пивных бутылок и даже пустых пачек сигарет на её территории заметно поприбавилось. А вскоре она встретила Семёныча, который в разговоре и обмолвился, что какой-то чудак засадил давно брошенные цветочницы ромашками и что люди на его территории стали меньше гадить. Сидя у себя дома и советуясь с соседкой бабкой Клавой, тётя Таня рассуждала: «Да это же он, Семён этот, специально ромашки у себя развёл, чтобы мне хуже сделать». Баба Клава, уважая свою соседку, подтвердила её догадку и добавила от себя, что все мужики козлы вонючие. Не вытерпев такой несправедливости, тётя Таня ночью, словно тать, сделала ставшие ей вдруг такими ненавистными цветочницы вновь мусорками, специально набросав туда пивных бутылок. Утром Юрий Семёнович, которому было на ту пору шестьдесят восемь лет, увидев разорённые цветочницы, враз опешил, почуяв в груди нарастающую боль. Знал он взбалмошный характер Татьяны, на которую многие обижались из-за её вечной грубости, подумал про себя, и зачем я дурак старый ей рассказал про ромашки. Но больше беспокоило деда, как, увидев эдакое, расстроится тот человек, который устроил такую красоту людям. В течение получаса у деда поднялось высокое давление, он присел на край цветочницы и вызвал себе по сотовому телефону скорую помощь. Месяц пролежал в больнице. А после его дети увезли своего отца в другой город. Начальник АТС долго не мог найти себе дворника: убирать довольно большую территорию за малую зарплату никто не хотел. Принятых им на работу на свой страх и риск двух алкашей он же вскоре сам и выгнал. Но в один из дней пришёл к нему нормальный, вышедший на пенсию мужик по имени Василий. И он с радостью принял его на работу. Узнал новый дворник Василий Игнатьевич Кулебякин от начальника станции и про историю с Юрием Семёновичем. Прошло около года. За это время вокруг городского АТС  были посажены деревца и кустарники сирени, вишни, смородины, черёмухи, и когда приспела пора, на цветочницах вновь появились белые ромашки. Увидев их, тётя Таня долго смотрела на их белые лепестки. Завидев соседку по территории, Василий, поздоровавшись, произнёс: «Вот в прошлом году ещё всё устроил, да вот кто-то нарушил. Пришлось год ждать, чтобы, стало быть, возродить». Тётя Таня, отвернувшись от Василия Игнатьевича, пошла, пряча от него накатившие на глаза слёзы запоздалой совести. О чём в этот момент она думала, никто никогда не узнает. В это же лето в город вернулся Юрий Семёнович, у которого осталась здесь непроданная дача. Быстро и совсем недорого продав её, решил он зайти повидаться к начальнику станции Александру Николаевичу. Тут же и повстречал он нового дворника Василия Игнатьевича. Вечером, сидя в квартире Кулебякиных, три вышедшие на пенсию мужика выпивали домашний самогон. Жена Василия, Елизавета Васильевна сварила в этот вечер замечательный суп из листьев молодой свёклы. Юрий Семёнович в тёплом дружеском разговоре снова твердил своё «едрит твою»...