Беззаботный безработный / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Беззаботный безработный

Безработный беззаботный…

Раз работа – форма рабства.

Творчеством сей безработный

Хочет истово заняться:

Воплотить себя словесно.

30 лет ходил на службу,

И она была, как бездна,

И – порвал сегодня дужку,

Что соединяла с этой.

Безработный напевает,

Чтобы дни весёлой лентой

Замелькали. Так бывает.

Нищета? Ну что ж, и с нею

Я смогу договориться.

Не свернёт, пожалуй, шею,

Пусть к подобному стремится.

Только творчество откроет

Вход в чудесный сад воздушный.

Душу сад и успокоит,

Коль была допрежь недужной.

***

Разводы на древесных спилах

Витые, будто лабиринт.

Сколь разобрать я буду в силах,

Что тут раскручивать, как бинт?

Бинт медленно снимая с раны,

Боишься, что не зажила.

Древесные узоры разве

Не интересней? Вот смола.

А вот вид города, который

На свете не существовал.

А вот проходит коридором

Монах – седым от жизни стал.

Дают древесные разводы

Мне пищу для фантазий. Так.

На что, скажи, растратил годы?

Растратил на стихи, дурак…

***

Мыл полы… Листок осенний

К тряпке лоскутком прилип.

Начиналось воскресенье,

К стёклам свет легко приник.

Снял сей лоскуток, однако

Чувство осени не снял.

Свет – как отрицанье мрака

Жидким янтарём сиял.

Вспоминай, вспоминай…

(стихотворение в прозе)

От вокзала, напоминающего огромный, пышный торт весь в завитках украшений – перейти маленький скверик, где всегда сидят на скамеечках люди, и, увидав на старом советском доме надпись «Столовая», подумать – а может, стоит зайти? Выпить сто грамм, закусить пирожком с ливером и варёным яйцом?

Но не зайти, нет; миновать огромную, красно-кирпичную глыбу ликёро-водочного завода, свернуть на улицу Московскую – самую длинную в Калуге, и идти, не спеша, вниз, к центру города.

Как представляешь его пульс?

Но – свернуть в сторону Пятницкого кладбища; беловатая ограда которого не велика, и из-за неё видны кресты, а взмыв жёлтой церкви сколь напоминает усилия души подняться над бездной яви?

На Пятницком – теснота крестов, ангелов, оград…

И, бродя по нему праздно, найдёшь такие имена: Акулина Порфирьевна, Матрёна Силовна, ибо кладбище старое, ветхое; и будешь пытаться представлять старую-старую, неспешную, провинциальную жизнь…

Куда потом, выйдя, отправишься?

Вероятно, к Каменному мосту; или закрутишь свой путь в тоненьких переулках, где частные дома кажутся сгустками уюта, а небольшие садики возле них знакомы наизусть…

Под Каменным мостом овраг огромен, будто изъят из Библии, и, если осень, масса деревьев окрасом листвы напоминает штандарты неизвестного войска…

Массивное здание бывшего дворянского собрания, где лестница ажурна, и слегка звучит кружевное её железо под шагами; и парк, если не заходить в собор, предлагает смотровую площадку.

Мимо фонтана, украшенного девушкой с зонтом – а зонт когда-то воровали неоднократно – выходишь к ней, и стоишь, глядишь на правый берег, на медленное теченье сероватой Оки…

Спуститься к реке, выбравшись из парка?

Когда-то долго мог сидеть на берегу, смотреть на плавные сумерки, на медленное наплыванье волокнистого тумана, и душа резонировала с реальностью отзвуками счастья…

Краеведческий музей – в старинном, дворянском доме.

Художественный музей…

Броди переулками, не зная их названий, минуй маленькие скверы, шурша осенней листвой, заходи в уютные кафе, выпивая по чуть-чуть…. Поднимайся и спускайся различными улицами, точно изучая пульсации Калуги, и вспоминай, вспоминай…

***

Помнишь, вместе ходили на службу?

Помнишь, весело пили порой?

Я сегодня тяжёлую дужку

Службы резко порвал. И – покой.

Как тот свет? Как встречал он? Ответишь?

Не ответишь, естественно, нет.

Тело мёртвое хуже, чем ветошь.

Крематория скорбный сюжет.

И твой гроб уезжает в потёмки.

Я же дальше, подруга, живу.

И былого в сознанье потоки,

Будто вот оно – вновь наяву.

***

Хлопья штукатурки с потолка,

Будто листья снежные свисают.

Жизнь – она идёт издалека,

Ветхостью миры её смущают.

Просто куришь…

Лестничной площадке

Безразличен дым. Свисают хлоп-

я живу совсем-совсем не сладко,

И кривых изведал много троп.

В год литературы

У Блока не было наград,

И у Есенина… Откуда

Сегодняшняя форма блуда:

Весь графоманский вертоград

В медальках, в разных орденах,

Потешных премий изобилье…

Не на стихи идут усилья,

А на интриги, связи, прах…

Слышна поэзия сейчас?

Нет, не нужна она как будто:

Не факел, даже не свеча –

Филологическая шутка,

Стёб, сумма сумрачных пустот…

Нужна такая? Да едва ли.

На презентации народ

Упьётся, получив медали.

Всё внешне стало – глубина

Пугает, не нужна, мешает.

Мол, жизнь одна. Всего одна –

Пускай тусовочно сияет!

А смерть нам попросту смешна!..

Жаль, только смерть о том не знает.

Что же вы, коллега…

(стихотворение в прозе)

– Ну, соберись, собака! – говорит крохотной, забавной, дрожащей шавочке, запутавшейся в поводке. – Ну же…

Ножки собачки дрожат, но она старается выпутаться.

Подруга везёт коляску с упоительной дочкой, и, одновременно, держит поводок крупной собаки.

Та, обернувшись, глядит на мелкую, кажется, с укоризной: Мол, что же ты…

Или даже так: Что же вы, коллега…

От акведука, белеющего мощно, сквозящего высокими пролётами, вниз круто идут спуски, ещё зеленеющие травой, несмотря на финальные аккорды сентября.

Воздух косо рвётся порывами ветра, сеющего зёрна влаги, и листва в маленьком парке в низине желтеет, отливает бронзой, а Яуза буреет коричнево, несёт себе уток, закручивая крохотные водовороты…

***

Силачом себя богач считает –

Денежные мускулы свои

Напрягает, ох, как напрягает.

Ты попробуй оного свали.

Слаб он против силы духа, ясно.

Суть какой – простить и уступить,

Полюбить…

Той силой жить опасно,

Коей богачу удобно жить.

***

Я боль, я покой, а рассвет,

Закат, густо траурный цвет,

Мерцание радости – это

Банально, но всё это я.

Куски и клочки бытия

Различные дарят сюжеты.

Иные, как уголь, а те –

Что снег, данный всем в красоте.

Я боль, от иглы иль кинжала,

Рассвет, золотые тона,

И чёрных пластов глубина,

И мало меня, и не мало.

Юрландия

(сатира)

Крюкотвор засудит Синеглаза,

Ибо синий глаз нелеп весьма.

Аргументы будут экстракласса,

Лишь судам Юрландия верна.

– Синеглаз не должен синим глазом

На простор глядеть! Сие – отврат!

Карие у всех! –

Кольцо со стразом

Вспыхнет, заглушая двести ватт.

Чемодан анкет, в любой подпунктов

Крючкотворы множество внесут.

Деятельность поважней продуктов –

На обед опять бумаги жрут.

О параграфе речёт параграф –

Вот он: юридический триумф!

Он представлен пышно и парадно,

Затмевает самый трезвый ум.

Кодексы. Латынь. Не надо жизни.

Надо структурировать и свет.

Литься просто так – ему не жирно?

Нужный мы ему укажем век-

тор, и подчиниться он обязан!

Снова перья бодрые скрипят.

Страшен крючкотворов труд, как язва.

Каждый выбрит, а глаза, как яд.

Мастеру Параграфа насущно

Двести тыщ четырнадцатый ввесть,

Запрещающий и дождь, и тучи.

Светится аж от восторга весь

Мастер – хорошо придумал, броско.

А другие, осудив вулкан,

Собирают вновь статьи, как войско,

Чтобы повести на ураган.

Только ураган реален слишком,

Чтоб бумажной пачкотне внимать –

Каждый из юристов пусть со списком

Ураган познает.

Стоны.

Мат.