Однажды в Москве… / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя. Но, клянусь честью, что, ни за что бы не захотел переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, как Бог её нам дал.

Александр Пушкин

Однажды в Москве…

– Я хотеть купить эта книга.

Именно в такой словесной последовательности и с такими причудливыми окончаниями прозвучала вполне себе тривиальная, сказанная по-русски фраза, из уст достопочтенного господина. В книжном магазине в самом центре Москвы, на Тверской. Респектабельная внешность покупателя, уверенно-неторопливая жестикуляция и завидно-привычная выправка всего его тела хорошо, или, точнее сказать, дорого воспитанного человека, не оставляли ни единого повода для сомнений в том, что он – иностранец. И приехал в Российскую столицу из одной из Европейских стран. Нордические черты лица мужчины с отличительно прямым тонким носом, светло-голубыми, довольно близко посаженными глазами, буквально с полувзгляда на него «выдавали» его принадлежность к многочисленной общности народов, населяющих земли по обе стороны от реки Рейн, что в Германии. И даже – дальше, на Балтийский север, где живут современные потомки славных викингов.

Не удивительно ли? Всего несколько слов, громко и решительно отчеканенных, как отрезанных острым ножом от свежеиспечённого пудинга, и захотелось увидеть того, кто их сказал. Как-то вмиг повеселела душа, лицо осветилось убедительным предчувствием того, что я не ошиблась в своём предположении.

Действительно, расплатившись за книгу, а это было дорогое издание в твёрдом лаковом переплете о Московском Кремле, мужчина, опять же, громко, заговорил по-немецки, обращаясь к женщине, что стояла позади него возле книжного стенда с книгами о животных. Высокая блондинка, под стать своему спутнику, она тут же подошла к нему. И, с неподдельным интересом рассматривая белоснежно-красочные страницы книги, которую он удобно разложил на своей левой руке, начала одобрительно кивать головой. Наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, женщина цепко следила взглядом за торжественно шелестящими под тонкими пальцами мужчины атласно-лакированными страницами, вслушиваясь в каждое произнесённое слово мужчины. Наконец, широко округлив свои не отягощённые косметикой глаза, утвердительно кивнула, одобряя покупку. О внушительной цене книги (её ценник ещё какое-то время лежал возле кассы) говорить не стоит. Как правило, такие приобретения, достойные и ума, и сердца, делаются раз в жизни. И потом передаются по наследству, оставаясь дорогой семейной реликвией.

Если честно, что-то сладко ёкнуло в моей душе, пока я наблюдала краем глаза за незнакомыми мне людьми. Мне было очень и очень приятно, что, покупая дорогую книгу, они тем самым продемонстрировали свой неподдельный интерес к многовековой истории Москвы и России. Государства Российского, как принято сейчас говорить. И подумалось мне, как много может сделать книга, беспрепятственно пересекая контрольно-пропускные пункты на границах государств, объединяя и сближая народы Земли.

В моей семейной библиотеке есть много книг, написанных и по-немецки, и по-английски. Это – и путеводители по известным музеям, и шедевры писательского искусства, оригиналы известных произведений признанных авторов. Вполне возможно, и не обратила бы я никакого внимания на иностранцев в книжном магазине, заграницей и сама покупаю исторические книги, если бы не фраза, чётко произнесённая мужчиной:

– Я хотеть купить эта книга.

Всего лишь эпизод из жизни в Московском книжном магазине… И букет приятных мыслей, как послесловие… Да, все мы – люди. Да, глядя на нас, можно с малой долей погрешности определить наше происхождение. И, хотя стремительно меняется среда нашего обитания, неизменным, по сути, остается язык нашего общения. Я говорю о русском языке. Я помню, как немного смешно было слышать в первый раз не менее тривиальную, произнесённую по-русски фразу, из уст американки, с которой предстояло работать: Я есть из Америка. Удивительно, но всё понятно, ведь, сказано-то по-русски. Но, повторюсь, смешно для восприятия на слух. И безошибочно понятно – сказано иностранцем.

Мне не составило особого труда понять, почему так происходит, потому что самой очень хотелось выучить иностранный язык, английский, если быть до конца точной. Есть разные методики изучения иностранных языков, во многих из них делается упор на «разговорник». Другими словами, абсолютно пренебрегается грамматика во имя достижения главного: научиться говорить как можно быстрее. Вот именно результат этого, «как можно быстрее», и приходится слышать, общаясь с иностранцами. Вполне понятно, мир распахнул свои двери, возможно посещение стран, которые раньше были тайной за семью замками. Но и мои соплеменники, понимай, те, кто говорят по-русски, «рванули» в мир. Там, за кордонами, они тоже пытаются говорить по-английски, или по-немецки. Но это – к примеру, так как есть ещё много разных языков.

Да только русский, смею полагать, во всём этом живописном многообразии, один.

Очень трудно даётся он иностранцам. Годы упорного труда понадобятся тем, кто решил основательно его познать, чтобы усвоить многочисленные падежи, склонения, изменения окончаний по родам и числам…

А наши дети, чья визуальная принадлежность к братьям-славянам налицо – широкие скулы, носики-курносики – налету схватывают все эти окончания и падежи, с самых пелёнок. Можно предположить, что среда общения способствует быстрому освоению языка. В некоторой степени, это – так. Но можно также с уверенностью предположить, что язык передаётся генетически, как код ДНК. Малыш едва начал говорить, но уже умело приноровился правильно выстраивать свои фразы-пожелания.

– Купи мне эту машину.

Вот так. Что удивительного? Да то, что в английском, к примеру, глагол «купить», как и все другие, остаётся неизменным при построении предложения: я купить, ты купить, мы купить, вы купить. И, соответственно: я ходить, ты ходить, мы ходить, вы ходить. Если заметили, я не упомянула местоимения «он» и «она». Но там всего лишь маленькое изменение в произношении и правописании соответствующих глаголов.

Однако есть в английском одно правило, что есть, скорее, проявление особенности английской культуры. В предложении «Джон ходит в школу каждый день» предпочтительней будет сказать: «Джон ходит в свою школу каждый день». С упором на слово «свою». Не напоминает ли это знакомое английское выражение: мой дом – моя крепость? И, если уж, ездить на машине каждый день… Вы уже догадались: на моей машине, на нашей машине…

Вот, уж, действительно, ученье – свет, неученье – тьма. Но принято также говорить: сколько языков знаешь – столько жизней проживаешь. А не в этом ли предназначение каждого из нас – познавать мир, совершенствуя себя? И в зеркальном отражении: совершенствуй мир, в котором живёшь.

Когда затрагивается тема изучения иностранных языков, я всегда с благоговением вспоминаю историю Джулиана Лоуэнфельда. Выпускник Гарвардского университета, факультета правоведения, он приехал в Ленинград в 1986 году как участник программы по обмену студентами. Провидение или совпадение, но Гарвард стал первым местом, где Джулиан впервые услышал русскую речь... песни Окуджавы… Провидение или случайность, но первая историческая достопримечательность, которую он посетил в Ленинграде, была площадь Искусств, памятник Пушкину. Американцу очень повезло с преподавателями, и его «русский крепчал» день ото дня. Но мучительно переживалось осознание того, что, не зная в полной мере русского языка, он не мог понять очарование и прелесть поэзии Пушкина, памятник которому так и стоял перед его глазами. Дерзкое желание уже успешно практикующего в Америке адвоката изучить русский язык в совершенстве переросло в титанический, ежедневный и многочасовый труд, работу над собой, над своим жаждущим знаний сознанием. По мере постижения таинственной и притягательной магии поэзии Пушкина, Лоуэнфельд задумал самостоятельно переводить шедевры поэта. Для того, как он объяснил своё начинание, чтобы американцы смогли понять и полюбить русского поэта так, как понимает и любит его он.

Для чего!? Да для того, что поэзия Пушкина – это противоядие, способное помочь человечеству преодолеть переживаемый сегодня кризис ценностей и даже, как шутит Джулиан, помочь обуздать надвигающееся глобальное потепление, со всеми мыслимыми и немыслимыми последствиями. Среди писем, которые пишут ему простые американцы после прочтения Пушкина на английском, есть восторженные послания от монаха из Калифорнии, ковбоя из штата Техас. Почему? Потому что Пушкин, как добавляет Джулиан, это не только русский поэт для русских. Точно так же, как Шекспир это не только английский поэт. Оба они – достояния всего человечества.

Чтобы понять иностранцам лучше непревзойдённое раз и навсегда мастерство поэтов, должно очень повезти прочитать их шедевры в хорошем переводе. Великолепны «Сонеты о любви» Шекспира на русском в переводе Самуила Маршака. «Маленькие трагедии Пушкина» были впервые поставлены на английском языке, в переводе Джулиана Лоуэнфельда в Америке, в Центре Искусств Михаила Барышникова в Нью-Йорке. Мастерство Джулиана-переводчика не в сухом и дотошном переводе текстов, слово в слово, а в понимании ритмики поэзии. Да настолько умелом, что любой русский, услышав английский перевод, поймёт, что это перевод с родного, с русского… Страстное желание обыкновенного американца щедро поделиться своей любовью к недоступному некогда прекрасному и сблизить людей на разных концах Земли посредством пленительной магии, что есть каждое слово поэта, осуществилось. Теперь дело за Европой. Но не родился ещё там такой энтузиаст-одиночка, одержимый непоказной страстью познать себя, безоглядно поклоняясь гению Пушкина.

И одна маленькая тайна… Джулиан Лоуэнфельд называет себя человеком, рождённым в слиянии двух культур. Его родители были беженцами, которые поженились в Америке. Он, Джулиан, хорошо помнит, как его бабушка пела русские песни и всегда по-русски отвечала на телефонные звонки… А его дед переводил когда-то Толстого на немецкий. Одним словом, правильные гены унаследовал Джулиан от своих славных предков. И правильно ими распорядился.

Наверняка, что-то сакральное есть в биографии каждого человека. И русский язык в душе Джулиана Лоуэнфельда, как нечто с хорошим умыслом закодированное, код-послание, сопутствовавшее его ДНК… И обстоятельства его жизни, сложившиеся так, а не иначе… И страсть души, которой хочется поделиться с другими. А на деле – единственное мерило собственное значимости.

«Нас всех учили понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…»

Русский, Москва – очень ёмкие по значению слова. Это – вихри неукротимого торнадо, что всегда стремятся достичь неба. Это – шквалистый ветер с бушующего моря, что порождает тайфуны и яростно сметает всё на своём пути. Это – ежечасные, ежеминутные потоки чувств, рвущихся к свету из глубины терзаемой вечными сомнениями славянской души. Это – восторг! Радость и благодать, одновременно… Без этих слов – «русский» и «Москва» – без сожаления разрушаются, уничтожаются на корню современными варварами такие понятия, как русский дух, история земли русской, русская душа, русское слово, в конце концов. Да с такими определениями – «русский» и «Москва»!!! – любое дополнительное слово обретает мощную энергетическую поддержку на право существовать в человеческом мире громко и независимо. Как продолжение: русский балет, русский симфонизм, русская поэзия, русское золото. В последнем словосочетании просматривается не только значение золота как металла, но и генофонда всей нации. Московский Кремль, Москва Пушкина… Всё это – гордость народа! И моя – тоже…

К слову, страстное, почти сакральное увлечение Джулиана русским языком наверняка не ограничилось лишь литературой, что на самом деле, есть огромный духовный пласт, материализовавшийся в многочисленных томах книжных изданий. Упорно постигая взволновавшую его однажды Пушкинскую тайну очарования, Джулиан не мог не прикоснуться к страницам Великой Русской Истории и узнать о том, что Россия – это множество народов, больших и малых. И никак иначе. Ведь, широки её бескрайние просторы. А слово «русский» – непобедимое объединяющее начало, с востока на запад, с юга на север. И Великая Москва, на самом пересечении всех мыслимых и немыслимых дорог!

…Духовное оскудение человечества… планета Земля очень болезненно реагирует на это явление, чувствуя своими недрами почти стремительное и повсеместное нравственное падение землян. Давно доказано, что всякая мысль имеет материальное начало. Задумайтесь, сколько зла осуществляется вокруг ежечасно только потому, что невежество процветает…

А ростки знания тянутся к свету. Он торжествует, ведь солнце всходит над Землёй каждый день. И книга об истории Московского Кремля уедет в Германию, а «Пушкин – он, как золото», говорит Джулиан по-русски, почти что без акцента. «Он лечит человечество от депрессии, пессимизма и спасает от чувства безнадёжности».

И всё-таки… что, как ни великая и почётная миссия выпала на долю Джулиана, успешного в своей жизни американца, искренне, со всей душой созидать, а не разрушать. И, вопреки всему – объединять народы. Сегодня. Когда грохот рвущихся то здесь, то там снарядов становится, да нет, уже окончательно стал главным аргументом в человеческом общении…

…Вечное беспокойство о будущности мира… Болезнь человечества, которая передаётся по наследству из века в век… И Москва, одна на всех, гордая, гостеприимная… Любимая…

Но уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости.

А.С.Пушкин

***

Вот такой запомнилась мне Москва в июне 2015 года. Приехала я тогда сюда с целью представить городу мою книгу «Мысли вслух из блокадного Донецка». Лишь только удалось сделать первые шаги по Тверской, как мгновенно закружилась голова… от чувства успокаивающей надёжности вокруг и аромата пьянящей свободы… Которые я порядком подзабыла... Там, откуда я приехала, шла война (она продолжается и сегодня). Ночью перед моим отъездом Донецк был жестоко обстрелян… Подсознание взбунтовалось: значит, опять кто-то погиб… Вчерашним утром я в отчаянии терзала себя сомнениями: ехать в Москву или не ехать… Но сила разума и вид дорожной сумки перед глазами на полу, с трудом упакованной вчерашним вечером, преодолели моё душевное беспокойство. Что там 24 часа пути, если билет на автобус лежал в кармане куртки... Вперёд! Судьба не любит сомневающихся!

Наивно-чудоковатый профессор Плейшнер из «Семнадцати мгновений весны», о нём я вспомнила неожиданно для себя, почти что увидела его рядом, пьянея всё больше и больше от взрывной голубизны бесконечного Московского неба над головой, и с восторгом затурканной провинциалки всматриваясь в сказочное великолепие Московских просторов.

…И представляла себе, какой была здесь однажды, в этом чудесном, огромном, современном городе, жизнь Андрея Стенина, Антона Волошина, Анатолия Кляна, Игоря Корнелюка… Отсюда, из своего мирного благополучия они приехали на Донбасс. Чтобы весь МИР узнал о Донбасской трагедии. В том кошмарном лете 2014 года на Донбассе работали только Российские журналисты…

А потом начался импрессионизм по-Донбасски…

Важно понять: им, российским журналистам, предстояло жёстко и бескомпромиссно противостоять хорошо организованной откровенной лжи, распространяемой в Мире о том, что жители Донбасса сами себя обстреливают. А потом, блуждая по дымящимся руинам, подсчитывают потери. Но, чтобы убедить других в том, что обстрелы велись из блокадного кольца, журналистам надо было быть на передовой, в самом пекле войны, развязанной новыми варварами. Надо было исторически жёстко и по-человечески смело и отчаянно говорить всему миру о том, что на самом деле здесь происходило. Мы, дончане, Донбассовцы, знали, что они говорили и показывали правду. На фоне ужасающих жизненных трагедий героического Донбасса, стоически принявшего на себя животную злость и лютую ненависть нового фашизма.

Вот сейчас написала эти слова и задумалась…

XXI век… некогда мирная, трудолюбивая страна… И миллионный город – в кольце блокады…

Важно понять: не приехали бы сюда журналисты, ложь откровенных убийц захлестнула бы Мир. Да что там Мир! Едва ли найдётся сегодня на Донбассе семья, где сохранились бы тёплые родственные отношения с теми, кто остался на стороне «нэзалэжной». Там –аргумент один: не убегаете от войны – значит вам всё нравится. А как можно бросить всё, что создавалось твоими собственными руками, терпением и многими годами. А значительное большинство оставшихся внутри блокады – старики, пожалуй, большинство – даже не ходячие. Но это – подробности из захалустно-провинциального бытия…

…Я – предельно честна, восхищаюсь городом Москва, который уже давно стал символом всего того, что есть понятие «Новое Время». И мне думается, что гордому городу с большой исторической судьбой должно больше знать о тех, кому он дал рождение, и кто совершил подвиг во имя его мирной сегодняшней жизни.

И совсем не просто так выстроились на бумаге слова об известном американце, который помог своим соотечественникам узнать о Русском гении – Александре Пушкине. А, значит, и о Пушкинской Москве.

Как продолжение мысли: пусть услышит Москва и вся Россия слова благодарности от жителей Донбасса к тем, кто погиб здесь во имя правды. Сегодня – время глубоких конфликтов и проблем, суть которых болезненно, но властно адаптируется к общепринятой человеческой морали. Хотелось бы, чтобы не искажались во лжи её основные принципы: говорить и быть услышанным. Да, много посланников побывало уже здесь, на Донбассе. Многие «славно отметились» здесь своей обесцвечено-надоевшей болтовнёй. Но пусть услышат в Первопрестольной и голос из Донбасса. От имени всех тех, кто глубоко скорбит по погибшим...

В ближайшее время состоится второе издание книги «Мысли вслух из блокадного Донецка», написанной на основе телерепортажей Российских журналистов, с фотографиями Андрея Стенина и с одновременным переводом на английский язык. Мне не удалось во время моего первого приезда в Москву передать книги родным погибших. Но ведь когда-то же это должно произойти!? Прекрасно осознаю: мало кого это волнует, и никому это не нужно более, чем родным и близким погибших ребят. Прекрасно осознаю: так устроен мир, что приходится унижаться в поисках взаимного понимания.

Какой ужас! Даже – во имя благого дела.

Не теряю надежды на Москву, как носительницу и хранительницу гуманности и подлинного человеколюбия. Не есть это беспочвенная иллюзия приунывшей мечтательницы из далёкого, без малого два года страдающего города. Наоборот, набирая каждый день высоту своего полёта, я убеждаюсь в неизбежном: была бы правда сказана – люди не услышат, Господь зачтёт.