Необходимость жизненного пространства

То, что старый овраг делал этот участок маловыгодным для продажи и нового строительства, знали в деревушке все.

Собирая по склонам невысоких холмов обычную влагу: дожди, снег, туманную летнюю росу, по дну оврага с давних пор тёк мелкий ручей. Не сильно, не бурно, но так, что у людей не было никакой практической возможности справиться с оврагом.

Всю остальную землю вокруг существовавших в прежней деревне домов в те первые, богатые и стремительные решениями времена разом выкупил один столичный деловой человек, потом разделил своё удачное приобретение на одинаковые квадратные участки и распродал под дачи.

А вот на поляну за оврагом, на опушке соснового леса, самую большую и неправильную по форме, покупателей не нашлось. Овраг всем мешал.

И просёлочная дорога заканчивалась прямо у оврага, не было дальше никакого удобного проезда для машин; да и сам неудачный участок косо делился травянистой щелью на две неравные части.

Старые деревянные постройки в деревне тогда как-то внезапно, почти за сезон, постарели и умерли. На смену им пришли прочные каменные особняки, одинаково унылые тупыми фасадами и узко-злобными внешними окнами, с каменными оградами, возведёнными из тёмных булыжников. Там постоянно гремела музыка, оттуда доносилась гарь жареного мяса, часто, даже и не в выходные дни, двигались через широкие ворота к ступенькам этих красивых домов чёрные автомобили.

А заросшую мелким клевером просторную поляну никто не покупал.

Однажды апрельским утром к оврагу подъехали грузовики и автомобильный кран.

Рабочие сноровисто накрыли нужную часть оврага толстыми брёвнами, проложили по юной весенней траве временные деревянные щиты, и техника встала на участке.

К темноте все машины были разгружены.

В первые же дни строительства ручей на участке был спрятан в ряд бетонных труб, их засыпали ровной землёй, овраг там исчез, а затем произошло и само волшебство.

Из штабелей многочисленных брусьев и сухих до звона досок за две недели на ровном пространстве возле леса возник дом.

Большой, лёгкий, настоящий. Со сверкающими окнами, с мягкой коричневой черепицей, с удобной верандой.

Местные жители удивлялись непрактичности таинственного хозяина дома.

Тот, кто задумал построить в таком неудобном месте такое легкомысленное по сути, вполне доступное и посторонним взглядам, и преступным замыслам, жилище, казался новым деревенским обитателям человеком явно не их круга.

Так оно и было на самом деле.

После отъезда строителей дом стоял пустым всего лишь сутки. К вечеру в некоторых его окнах появился электрический свет, а на следующее утро какой-то человек стал копать ямы для забора.

Любопытные дети, да и взрослые, кому приходилось по своим летним надобностям проходить в дальнем конце посёлка по узкому мостику через овраг, замечали, как высокий загорелый мужчина целыми днями огораживал свой участок.

Он работал легко, с улыбкой, и казалось, что такая постепенная работа доставляет ему искреннее удовольствие.

В приготовленные неглубокие ямы он вставлял высокие и ровные отрезки металлических труб, тщательно выравнивал их и, ближе к вечеру, заливал их точным количеством приготовленного бетона.

Рабочие оставили ему большую кучу песка, а необходимое количество труб для дневной работы и цемент хозяин дома выносил к забору каждое утро из дома.

Изо дня в день, в любую погоду, если же шёл небольшой дождь, то в непромокаемой куртке, в потрёпанной, видавшей виды спортивной кепке, он методично ставил столбы ограды на границах своего участка.

Первую часть забора, дальнюю, ту самую, что отделяла его пространство от леса, он закончил в мае.

Привычная работа продолжалась, но теперь на укрепление труб тратилась только начальная часть дня, самая солнечная и прозрачная. На уже готовые, на полметра выше человеческого роста, металлические стойки забора по вечерам он так же спокойно, с улыбкой, не напрягаясь, крепил ряды колючей проволоки.

Десять горизонтальных, оцинкованных, опасных множеством нанизанных отточенных жал, уверенно предупреждающих, но совершенно непонятных посторонним людям стальных нитей постепенно опоясывали землю, на которой стоял его дом.

В июле в приготовленном заранее заборном проёме, напротив входной двери дома, появилась прочная металлическая калитка с тяжёлым внутренним замком.

С приходом первых осенних туманов перед оврагом, даже не пытаясь проехать на участок, остановилась большая, крытая, с длинным кузовом, грузовая машина.

Водитель и двое сопровождающих людей в резиновых сапогах, в толстых перчатках, сноровисто сгрузили возле запертой калитки сотни двухметровых саженцев, по корням и чуть выше укутанных в мокрую мешковину.

За время сумрачного вечера и половину ночи хозяин сам перенёс все охапки тоненьких колючих прутиков на участок и ровно сложил их там, у дальней границы, а с рассветом принялся вкапывать их вплотную к забору, одинаково подвязывая саженцы к рядам колючей проволоки.

В таких заботах и прошёл тот сентябрь хозяина странного дома, так же старательно закончил он и жёлто-красные дни последующего октября.

Скелет забора был уже давно готов и целыми днями человек копал, устраивал в земле корни колючего шиповника, заботливо подрезал саженцы по высоте, а всё ещё тёплыми вечерами он сидел в удобном плетёном кресле, которое выносил после работы из дома, на лужайке, устроившись со стороны заката, и что-то писал, изредка бросая смятые листы бумаги то траву, то на близкий и невысокий пол веранды. Допоздна горел тихий свет в окнах дома, а иногда люди, проходившие мимо на утреннюю рыбалку, видели тень человека и на рассветных шторах.

Маленькие поселковые дети, смешливые мальчишки и девчонки, с любопытством бегая в забавах везде, пытались смотреть на дом через ровную колючую проволоку, а взрослые – сквозь редкий поначалу и малолистный шиповник, но всё, о чём они могли потом говорить между собой, так это то, что из всех привычных рабочих инструментов хозяин использует только лопату и садовые ножницы, а воду из близкого ручья для полива кустов носит в небольшом пластмассовом ведре.

Дом не имел ни одной дымовой трубы, а, значит, внутри его не было предусмотрено ни камина, ни какой другой печи.

Утренним инеем на ровной траве лужайки закончился тот октябрь.

Поселковый почтальон был единственным, кто видел, как хозяин удивительного дома, выйдя, закрывал тогда за собой калитку.

И следов на снегу за забором не было всю зиму.

Так продолжалось несколько лет.

Человек появлялся в дачном посёлке каждую весну загорелый, только с небольшой сумкой на плече. Всё лето он занимался своим забором, тщательно и ровно высаживая вплотную к колючей проволоке множество обязательно колючих саженцев: шиповника разных сортов, тёрна и других, незнакомых даже опытным садоводам здешних мест.

Два раза в год к дому подъезжали машины с саженцами: ранней весной и с наступлением осенних холодов. Каждый раз, справляясь примерно за неделю, хозяин укреплял свой забор ещё одним рядом прочных посадок.

Всё остальное летнее время он неутомимо ровнял ножницами подраставшие кусты, старательно и с дальним прицелом вплетая обрезки жёстких колючих прутьев между мужающих с каждым сезоном основных побегов.

Жестокая стена забора год от года крепла, вероятно, совсем незаметно для какого-нибудь мимолётного, не сравнивающего взгляда, но вполне устраивала хозяина дома, который явно стремился достичь именно такого результата.

Июньскими вечерами, в июле и в августе он так же много что-то писал, используя только отдельные и ровные листы чистой бумаги.

А в октябре непременно уезжал.

До весны. До тепла, до прибытия к калитке его дома очередных машин с саженцами шиповника.

Вопросы, конечно, у соседей возникали. И по причине некоторых скверных характеров, и из зависти к такому лёгкому, необязательному образу жизни, и по причине избытка у многих людей обыкновенного природного любопытства.

Никто ничего не знал.

Расчёты за землю, за воду, канализацию и электричество хозяин дома вёл через банк исправно, даже во время своего отсутствия.

Мэр ближайшего городка, в чью юрисдикцию входила вся местная поселковая недвижимость, имея, очевидно, какой-то свой интерес, поначалу хранил таинственное молчание, а потом, когда окружающие люди свыклись, его совсем перестали спрашивать о человеке за колючим забором.

Документы были в порядке, имя незнакомого соседа никому ничего не говорило.

Самым странным для обывателей было то, что ворот для проезда машин с улицы к дому в заборе не было, даже такого проёма хозяин изначально не предусмотрел. Только калитка открывалась иногда, очень редко, кованая, интересная рисунком, надёжная.

Именно рядом с ней, вплотную, на уличной траве, и оставлял в летние месяцы свежие продукты посыльный из местного магазина.

Через пять лет в заборе проявились первые гледичии.

Высаженные вместе с приморским шиповником в самом начале устройства забора, они вовремя повзрослели, выделились из общего подроста как настоящие невысокие деревца и ужасали редких прохожих своими острыми шипами величиной с небольшой карандаш.

Очевидно, это и было именно тем результатом, какого изначально хотел добиться хозяин дома, – испугать. Заставить бежать прочь. Предотвратить постороннее вторжение.

Оказалось, что одиночество можно было вырастить.

За несколько лет человек своими руками создал для себя особенный уют существования, в котором никто не мог ему помешать жить таким вот странным способом.

Терпеливо, тщательно, заранее придуманными движениями, он выстроил вокруг своей жизни забор.

Зачем? Никто из обычных людей этого не знал, вернее, даже не имел способности и склонности размышлять о такого рода причудах.

В один из июлей около опасного забора остановились местные подростки, возвращавшиеся с реки. Посмеялись, разочарованно не рассмотрев ничего нового сквозь высокую вязкую зелень, и пошли домой, в посёлок. Только одна девушка задержалась возле забора дольше других, задумчиво окинула взглядом сухие, мёртвые от старости прутья шиповника, сняла со страшного шипа гледичии недавно наколотое порывом ветра птичье пёрышко.

Для многих этот дом был странным и скучным.

Действительно, в распоряжении загорелого человека, так похожего на иностранца, не было ничего привлекающего обывателей – ни громкой музыки, ни большого модного автомобиля, ни изобильного сада с удивительными плодами, ни роскошных цветов на клумбах под окнами; только распускался сам по себе каждую весну шиповник на всём протяжении плотной охранной стены, и казалось тогда со стороны, через стальные прутья калитки, будто в воздушных розовых украшениях гигантского торта, на ярко-зелёной его поверхности, стоит маленький шоколадный домик. Только и всего.

В домах по соседству жили серьёзные семьи, незнакомцев в посёлке не любили. Воровской поживы для случайных лихих людей в округе быть не могло, поэтому и этот дом безлюдной зимней порой оставался все годы неприкосновенным.

Стальная проволока в начале строительства забора была основой. Прошло время и её проржавевшие шипы скрылись в метровой толщине иногда зеленеющей, изредка умирающей отдельными побегами растительной стене.

Все эти годы человек, хозяин забора, был педантичен и строг поступками. За своей стеной он ухаживал так, что совсем незаметно для окружающего мира, постепенно достигал нужного ему результата.

Молодые побеги тянулись вверх, настойчивыми переплетениями удерживая в строю седые, отмершие, оставшиеся навсегда двухметровыми, прутья, страшные острыми, как осколки костей, колючками.

Сквозь такую стену не рискнуло бы проникнуть ни одно живое разумное существо. Верх забора был идеально ровным, за состоянием его внутренней поверхности хозяин следил с особым тщанием.

Калитка никогда не скрипела, и никому из редких прохожих так и не удалось увидать её распахнутой, приоткрытой или, хотя бы, незапертой.

Такое состояние жизни продолжалось бы долго, но однажды в августе, ночью, дом за забором загорелся.

Тогда стояли жаркие сухие дни, иногда половину чёрного неба ещё с вечера занимали далёкие сверкающие грозы, но дождей не было давно, поэтому причина пожара могла быть любой.

Мощный столб прямого пламени заметили даже жители дальних домов посёлка. К огню сбежались многие, кричали, махали руками, столпившись, такие забавные в своих поспешных одеждах возле непроницаемого забора.

Кто-то звонил, вызывая пожарных, некоторые практические энтузиасты предлагали организовать насос и начать качать воду из ручья, женщины тихо разговаривали между собой о странном. Один из местных героев, рисковый от постоянной нетрезвости, попробовал было с разбегу преодолеть забор, но сразу же рухнул у его подножия с пронзительным жалобным криком.

Молчаливое большинство столпилось у запертой калитки, люди с недоумением чего-то ждали от полуголого человека на лужайке возле горящего дома, который, выпрямившись, отвернулся от толпы и, скрестив на груди руки, спокойно смотрел на огонь.

Он не кричал, не плакал, не призывал на помощь, не пытался что-то спасти из гудящего пламени.

Через минуты рухнула крыша, спустя мгновения стали поочерёдно валиться внутрь оранжевого жара деревянные опоры лёгких дощатых стен. И всё это светилось, переливалось оттенками стремительного огня, металось в воздухе вертикальными пучками длинных и шумных искр.

Крики сбежавшихся зрителей только поначалу были испуганными, а уже потом, когда люди поняли, что в совершенном безветрии летней ночи для их жилищ нет никакой опасности, что невесомый огненный пепел никак не долетит до других участков, и что странный дом уже погиб без их соболезнований, многие стали смеяться и, не дожидаясь конца представления и занавеса, расходиться.

Через час всё было закончено.

Неприступный забор, созданный многолетним сознательным трудом одного человека, остался стоять невредимым, только лёгкие чёрно-седые хлопья изобильно накрыли все его поверхности.

В свете большой луны на пространстве зелёной лужайки чернело пятно, почти не выделяясь по высоте от ровной травы. Изредка с тихим треском оттуда вылетали крупные искры и слышались вздохи невидимых жарких углей.

А человек так и стоял возле своего внезапно погибшего дома, в одиночестве, в прежней позе, со скрещёнными руки, уверенно улыбаясь ночному небу.

- Эй… Эй!

Оборачиваться он не хотел, но голос был интересным.

Касаясь прутьев запертой калитки и вплотную к ней, стояла девушка.

- Я принесла воды. Вам нужно умыться… Держите.

Человек сильно вздохнул, тряхнул головой, словно только что очнувшись от тяжкого сна.

Улыбнулся девушке всё ещё горячей улыбкой. Взял из её рук кружку, жадно глотнул, плеснул себе в лицо.

- Вкусная!

- А вы испачкались… Вот здесь, на плече, горелым…

Очевидно признавшись себе, что разговор через стальные прутья не может быть вежливым, человек подошёл к калитке, снял с шеи шнурок с блестящим ключом и открыл замок.

- Входи. Если не страшно.

- Нет, не страшно… Интересно.

Нисколько не смущаясь последствиями недавнего пожара, девушка прошла от калитки к пепелищу. Помедлив, рядом с ней встал и хозяин забора.

Девушка обернулась, пристально разглядывая ночного собеседника.

- У вас же совсем ничего не осталось…

В ответ странный человек сначала взглянул на мрачное небо, затем на девушку, задумчиво качнул кружку в руке, одним глотком допил воду.

- Осталось. Многое. Самое необходимое…

И уже потом, на рассвете, там же, сидя на траве возле пепелища, он признался.

- Вот это – пустяк. По-настоящему многое я потерял когда-то очень давно. Сейчас же, кажется, я обрёл.

Безрамное остекление – это идеальное решение вопроса. Система безрамного остекления Lumon даёт возможность обустроить жилище или любое другое помещение без громоздких деревянных или и не очень-то эстетичных пластиковых рам. Безрамное остекление позволит быстро, без грязи и мусора отгородить необходимое пространство и защитить его от внешнего вмешательства. Такой способ остекления можно использовать на балконе в квартире, на даче, а также в офисных помещениях или кафе.